Цикл Рождение мира, Глава 83

      По вечерней улице бодрым размеренным шагом, потягивая из алюминиевой банки дешевое пиво, с блаженной улыбкой идиота на лице осуществлял неспешное перемещение один из основателей гильдии Доброго Утра, Афанасий Михайлович Асидов. Поскольку работа гильдии по проектированию и конструированию востребованных форм реальности уже давно была поставлена на поток, Афанасию Михайловичу не оставалось ничего, кроме как, превозмогая себя и попутно ломая всякие представления о человеческих возможностях, пожинать всевозможные плоды и привилегии, положенные всякому колдуну его статуса. Хотя, по сути, колдунов, способных нести столь тяжкое бремя было не так уж много, человек десять, может двенадцать.
      Главная проблема Асидова заключалась в том, что любая реальность, с которой он сталкивался, немедленно признавала его за "своего", а по-скольку фактически реальности пересекаются между собой очень не часто, осчастливленная такой встречей реальность немедленно начинала играть с колдуном в игры. Суть игр заключалась в следующем: реальность немедленно начинала кидать Афанасия в разного рода пространственно-временные моменты внутри себя, задачей же самого Афанасия было только одно - отыграть свою роль.
      Например, однажды ему пришлось иметь дело с очень строптивой реальностью, в которую Асидов попал по долгу службы ещё в начале своей карьеры. По скольку в ту пору Афанасий Михайлович был сравнительно молод и неопытен, об играх с реальностью он еще ничего не знал. Каково же было его удивление, когда вместо уютного походного шатра, в котором колдун мгновение назад пребывал в состоянии сытой умиротворенности, Асидов лицезрел вкруг себя ночное небо, глухие джунгли, яркий костер на большой поляне и задорный хоровод размалеванных негров с копьями наперевес. Себя же колдун обнаружил привязанным к грубо отесанному деревянному столбу на высоте трех метров. Видимо, до появления Асидова, аборигены исполняли нечто вроде ритуального танца, готовясь к охоте или же к трапезе, но с момента появления нового действующего лица над джунглями повисла тягучая немая пауза, а негры, все, как один, замерли в тех позах, в которых танцевали, так что со стороны всё происходящее больше напоминало детскую игру "Море Волнуется Раз". Больше всех был поражен шаман, которого выдавала самая страшная маска и большие кости, которыми была усеяна его пышная, в отличие от всех прочих, шевелюра. В глазах его Асидов отчетливо прочел неподдельный восторг, какой отразился бы в глазах, человека, несведущего в магии, который, подобно Моисею, раздвинул бы воды океана. Шаман в свою очередь, прочел в глазах Асидова отлично отпечатанное, неведомое ему доселе слово "****ец". Затем абориген медленно повернулся к сотоварищам и на фальцете провопил не долгую, но емкую вступительную речь, после чего хоровод принялся двигаться с новой силой и непередаваемым воодушевлением. По счастью, Афанасий умел понимать неизвестные ему языки, с опорой, правда, на то, что всё сказанное он трактовал лишь в рамках известного ему языка. Поэтому услышав из уст шамана о том, что "сегодня великий день" и "нам выпала великая честь съесть бога", Асидов понял, что в целом свое положение он оценил правильно, и, без лишних раздумий, попытался ретироваться. В воздухе запахло жареным, когда Афанасий понял, что магия не действует. Осознав, что все его потуги уцелеть стандартным путем тщетны, колдун заговорил с шаманом на его языке. С детства обладая даром выдавать желаемое за действительное, Асидов наплел шаману длинную тираду, содержание которой он так и не пересказал ни одному из своих друзей, ссылаясь на то, что игры с реальностями - очень интимный процесс, ключевые моменты которого нуждаются в умалчивании. Так или иначе, свидетельством благополучного разрешения этого конфликта являлся сам Афанасий Михайлович, живой и довольный.
      Вот и сейчас, попав в иную реальность, Асидов наслаждался новым знакомством. Хотя подобные ситуации, когда реальность не дает четких условий игры, случались с ним довольно редко, Афанасий находил в них особую приятность, которую даже он сам не брался пояснить, что нисколько его не тяготило. Внезапно в угловом подвальном помещении дома, к которому колдун приблизился, полыхнула яркая вспышка света. "Экшн!", - завопил Афанасий и, отбросив пиво, как ужаленный, рванул к двери, ведущей в подвал. Любое событие, попадавшее в поле его зрения, он считал непременно заслуживающим внимания, так как знал, что события - есть ни что иное, как язык любой реальности. Асидов не успел еще добежать до двери, когда из нее на скорости, заслуживающей уважения любого спринтера, вылетел большой желтый банан. Банан размахивал тонкими руками в толстых белых перчатках и отчаянно матерился. Столкнувшись с колдуном, фрукт схватил его руками за плечи, тряхнул и завопил истерическим голоском - "НЕТ! ОН БЫЛ ТАК МОЛОД!", - затем отшвырнул одуревшего Афанасия в сторону и побежал вниз по улице, продолжая вопить и рвать на себе гипотетические волосы. До глубины души озадаченный Асидов пулей влетел в подвал. Картина вырисовывалась примерно такая, как если бы по определенному участку вселенной прошелся Вестник Уробороса, задорно размахивая  Клинком Армагеддона. Все, что не было сожжено, - обуглилось, что не было разорвано - съежилось, что не было размазано - расплющилось. Посреди сего беспорядка валялся, видимо, виновник всего произошедшего, в виде еще слегка дымившейся горстки пепла. На счастье бедолаги, с тех пор как Асидов обрел небывалое могущество, он сделался исключительным филантропом, причиняя добро всем и каждому. Вот и сейчас колдун не мог упустить случая подправить мелкую неудачу случайного незнакомца. Подойдя ближе к потенциальному спасенному, Афанасий вынул из просторного рукава белого паука, положил его на горстку пепла и сосредоточенно щелкнул пальцами над восьмилапым товарищем. Выдохнув, удовлетворенно посмотрел на паука, развернулся и пошел прочь из подвала. На мгновение обернувшись на лестнице, Асидов увидел краем глаза, как сидящий на полу в центре комнаты человек привстал на локти, начиная приходить в себя.
      Выйдя на улицу и втянув полную грудь свежего ночного воздуха, Афанасий Михайлович Асидов продолжил движение по намеченному им маршруту вдоль причудливых домов, освещаемых мягким перламутровым светом фонарей, делая каждый свой шаг шагом в неизвестность.