Ступени в параллельный мир

                Ступени в параллельный мир
 
    Течёт, струится время….Обтекает нашу жизнь с прозрачной очевидностью и вспенившейся невидалью, несёт муть предательства и хрустально – чистые благодеяния, плывут по его поверхности, бессмысленно кружась, искренние поступки и наполненные грехом помыслы.  Человеки, ничтоже сумняшеся, превозносят свои достижения, хвалят себя за призрачные высоты духа, не задумываясь о чужих жизнях, проходящих там, в глубине движущихся слоёв уходящего.
     …У животного, растения – вместе и порознь, должен быть  разум, непонятый и непонятный. Что - в его тайнах? И отражаются ли эти тайны в тайнах человеческого интеллекта?
  И живут животные и растения  в своих мирах, параллельных нашему, и  соприкасаются с ним во время общения. Они тоже наблюдают за нами и обсуждают наши поступки – мы  так сильно отличаемся друг от друга. Но что они думают о нас – люди могут только предположить…
   
    Тогда – много лет назад – мои дочь и сын часто погружались в своё детство, не имеющее чёткой границы между сном и явью – подобной берегу красивого озера с прозрачной водой, затерянного среди дремучего и недоступного посторонним  взглядам вечнозелёного леса. И воспоминания о тех чистых и ласковых волнах, и лесе, населённом добрыми и совсем некровожадными зверушками, из жизни и придуманными, похожими на героев хороших мультиков, остаются до исчезновения способности к воображению…Но каждый человек вспоминает о своих ранних годах, в минуты горестного или радостного одиночества, в шумном обществе, в покое или движении, услышав мелодию или отдалённый звук, или увидев картину – не связанную, на первый взгляд – с воспоминаниями. И вдруг приоткрывается дверь в то, забытое и утерянное с годами, детство, потерявшее ясные очертания от наслоившимися на память ушедших дней. Этот индивидуальный Космос невозможно изобразить  или описать – слишком много чувств – своеобразных звёзд, планет и астероидов - создают его. И мы не можем пройти через эту дверь – наш удел: только наблюдать, подобно постороннему, издалека за нашим прошлым, не видя деталей, лиц, но подсознательно мы чувствуем, что именно здесь, в уже недоступном пространстве – настоящая жизнь – без имитации, без лжи…
  И счастье приходит, если, радостно общаясь со своими детьми, мы со светлой грустью одновременно оживим  и своё детство, осознавая, что в их настоящем - наше прошлое – но, только в воспоминаниях. И, в это благословенное время – во имя улыбок дорогих сердцу наших детёнышей – мы, чуть прикасаясь к этому прошлому, добавляем новые сверкающие грани мирам наших потомков. 
   Пусть не сегодня, пусть через годы, или после нашего ухода, но дети по достоинству оценят эти усилия. Жаль, что величину своей привязанности, возможно, ощутить только после окончательного разрыва с предметом поклонения.
 
   К дочери приближалось сентябрьское одиннадцатилетие, у сына – в середине декабря – намечался шестой день рождения.
   В то время у меня был один друг – наше отрочество прошло на глазах друг друга. Он не был однозначен и предсказуем, но, если к этому добавить его несомненные достоинства,  одним из которых являлось стремление давать советы тем, кто в этих советах нуждался, пусть даже их и не просил, то, несомненно, общение с ним доставляло маленькие радости.  Я относился к этой его черте совершенно спокойно, осознавая, что выдача ценных рекомендаций не требует от моего советчика вполне определённых и больших усилий, а от меня - обязательного исполнения. Но, ведь, бывают советы, несущие  ценную информацию, принятие которой может привести к интересным последствиям.
   Нескольким его рекомендациям – по здравому размышлению - я последовал, и об одной,  воплотившейся в виде толстенького и сплошь чёрного щенка породистого эрдельтерьера, до сей поры нисколько не жалею – искренне любя животных.

   Первый раз в нашей семье кошка появилась в моём двенадцатилетнем возрасте.
   Тогда мы с мамочкой приехали в далёкий город Центральной России – на десять дней в гости к её родному брату.
   В плацкартном вагоне – шумном, веселом, переполненном запахами различного происхождения, время проистекало – из ладоней вечности (простите цветастый оборот!) – по разному: замедлялось при наблюдении мелькавших за окном картин, ускорялось при чтении интересной книги и пульсировало во время изменившихся поездкой сновидений  в мерно качающейся постели на верхней полке. Странно, но как раз в те годы я подсознательно начал чувствовать непонятную печаль, вероятно, ещё не умея объяснить,  себе, иллюзорность жизни в часы перемещения в пространстве – мудрости взрослого человека в осознании тщетности его жизненных  усилий ещё не появилось. Вероятно, эту печаль приносили короткие встречи с городами и посёлками, «дрожащие огни печальных деревень», взгляды провожающих поезд незнакомых мне людей, но, более всего, запоминались неминуемые и скорые разлуки со всем виденным.
   На другой день, на предназначенном нам перроне мы увидели дядю с женой, суетливо машущих нам руками. Последовали поцелуи и объятия с приличествующими вопросами, потом короткая поездка на трамвае по мощёной, неровной брусчаткой, улице, застроенной перекосившимися деревянными жилищами – редкие двухэтажные из них имели кирпичное основание; и, наконец, мы очутились в, стоявшем на берегу разухабистой широченной улице, слегка наклонившимся, деревянном доме, неподвижном среди застывших волн июньской зелени.
  В этом доме меня поражало всё – множество старинных вещей, расположенных на стенах комнат, полках шкафов и этажерок, почтенного возраста столовые приборы с серебряными держателями салфеток и хрустальными подставками под вилки, ложки и ножи, иностранный золочёный барометр с множеством стрелок, два канделябра в виде ангелочков, стоявших на столе дяди, сверкающая полировка письменного набора: чернильницы, пресс-папье  из неизвестного мне камня, обилие штор и парусиновых накидок на кресла и диваны.
  Как это разительно отличалось от нашего скромного, почти спартанского быта в родном южном городе!
   Взрослые почувствовали отсутствие у меня интереса к своим разговорам, и я с радостью согласился выйти во двор с садом, в углу которого, как мне доверительно сказала жена дяди, тётя Мила – статная и красивая лицом женщина, с огромной косой, венцом уложенной вокруг головы, растёт ранняя малина. 
   Вот в этом уголке, среди вкусных ягод и угрожающе покачивающихся лезвий листьев крапивы, я и увидел очаровательного котёнка, настороженно рассматривающего меня из – под густого куста.
   С великолепной шерстью (сибирская порода!), полосатой на спине и хвосте, белой, начиная от подбородка и заканчивающейся на животе возле задних лап, огромными глазами и ярко-красным язычком, появляющимся в нужные минуты, эта бесхозная кошечка (как потом обнаружилось), несомненно, стала бы королевой на любом современном кошачьем конкурсе красоты. Но характер.…Только потом мне стали понятны причины образования жёсткой и беспощадной её реакции на посторонние посягательства. Оказывается, местные малолетние оболтусы проводили опыты с этим животным: обрезали усы, привязывали пустую консервную банку к  хвосту и тому подобное. Но за неделю я с ней наладил некоторые отношения при помощи блюдечка свежего молока. Она даже позволяла мне брать себя на руки – если мы не гуляли родной компанией по чудесному парку, располагавшемуся недалеко от дома.
   Но всё проходит, в том числе и пребывание в гостях, и настала пора упаковать большой чемодан – для возвращения.
   Как я уговаривал мамочку забрать с собой Красавицу (такое имя получила кошка)! И, после получения согласия, мы взяли средних размеров картонную коробку, продырявили в её стенках отверстия для вентиляции, положили на дно старый платок, предоставленный тётей, и поехали на вокзал. Проводница вагона, услышав тихий голосок нашей питомицы,  успокоилась только после получения некоторой суммы денег.
   Уже дома я с интересом следил за кошкой. Незнакомая обстановка заставляла её быть вблизи меня, отходя от посторонних людей на безопасное расстояние, а вот подобным себе кавалерам она, вероятно, по своему несовершеннолетию, давала такой отпор, что те напрочь забывали о целях своего визита.
   Вскоре она освоилась, стала явно дружелюбнее относиться к мамочке и мне, и естественно, я расслабился, забыв о бдительности. В один из последних августовских дней я выпустил её во двор, а сам направился в рядом расположенную родную школу за учебниками.
  Отсутствовал минут  двадцать – но, по возвращению, не нашёл Красавицы. Сколько я её не искал – её нигде не было. Только через месяц мне стало известно, что два взрослых парня, об одном из которых будет рассказано ниже, поймали её и продали за бутылку водки…   
      
   …Ко времени моего окончания учёбы в школе - у нас временами присутствовали уже две кошки: она – обычной расцветки, немолодая, но очень игривая, которую мы называли «Старушка», и он - по имени Мишка, шерстью смахивающий на плюшевого. Если Старушка имела строптивый нрав, то Мишка являлся совершенным флегматиком, позволяющим делать с собой что угодно. Я мог класть его на спину, на бок или живот, садить на попу – на маленькую подушку, а задние лапы заплетать одна за другую – он не возражал - только в глазах его появлялось недоумение от человеческой – в данном случае, моей - глупости. Следовательно, кроме флегмы, у него имелась философическая струнка. Нечто от Диогена. И, что удивляло, он, подобно достославному греку, считал хлеб первейшим лакомством, особенно, если тот  - свежий.
   Старушка появилась в нашем доме довольно оригинально – в полуоткрытой двери прихожей сначала появилась её мордаха, а в глазах - интерес к новой для неё жилплощади. Она не торопилась войти вот так сразу, а оценивала общую ситуацию. Когда я к ней приблизился – она вытянулась вверх вдоль открытой створки, будто готовилась точить когти, но одновременно присматривалась ко мне – как к возможному будущему компаньону в новой жизни. Вы, дорогой читатель, не замечали, как отличаются взгляды кошек и собак при знакомстве с человеческим существом? Если собаку интересует человек только как хозяин - вожак или друг, то кошка, живущая сама по себе, изучает прежде всего место пребывания. Для неё человек – некая деталь интерьера. 
    Коты – более индифферентны, но самки, да ещё и с гипертрофированным чувством собственного достоинства, как моя непрошеная гостья, чётко устанавливают максимум, на что может рассчитывать примитивное двуногое – возможность угостить благородную даму и, при хорошем настроении хозяйки грациозного тела, немного погладить – держат человека на расстоянии. Неизвестное благородное происхождение? Её внешний облик – красота, чистоплотность, и частые визиты её многочисленных поклонников, ссорящихся между собой во время мартовских массовых гуляний – тому свидетельства.
   Какие, поистине шекспировские, страсти бушуют в их мире! Симпатия и нежность, холодное внимание и доверчивость, любовь и ненависть сплетаются в искрящийся клубок – человек является лишь наблюдателем…

 Много лет спустя я зашёл к старому школьному товарищу.
  Вместо детей, которых у них с женой не получилось, они завели сиамскую кошку. Очень интересна не только внешним видом: она даже может плавать, но характер – взрывоопасный!
 Началось у этой кошки сезонное обострение половых потребностей: течка, по-простому.
  Трётся  она своими заострившимися местами о коврик, рвёт когтями дерматиновую обивку входной двери и истошно голосит на всю квартиру в любое время дня и ночи, да время от времени, бросается на хозяев. Доведённая до предела супруга поставила мужу ультиматум:
 - Или ты сам её трахаешь, или приводишь сиамского кота  - для прекращения этого кошмара!
  Первое предложение хозяину почему-то не понравилась, и он ринулся на поиски нужного кавалера. Нашёлся такой, но вот его хозяин отнекивался, ссылаясь на вывих у того задней лапы.
 - Да мне, т.е., моей кошке не задняя лапа нужна, а, по логике, другой его орган!
   Договорились. И появился кавалер, несколько похожий на Жоффре де Пейрака из печально известного сериала об Анжелике. Не только своей хромотой, но и, оказалось позже, темпераментом. Сначала, рассказывал хозяин, этот кошачий Жоффре присматривался, кругами приближаясь к прекрасной незнакомке. Та его, конечно, тоже изучала, со своей стороны. Вот они оба замурлыкали, она стала тереться о морду кавалера, вроде от избытка нежности, одновременно раздражая обоняние будущего возлюбленного своими перегретыми феромонами. Кот, несколько растерявшись от обилия незнакомых деталей нового пространства, постепенно пришёл в нужную форму: схватил новую Анжелику за загривок, и. …Где – до того - он повредил свою заднюю лапу – история умалчивает, но, вероятно, для отвлечения внимания от своего дефекта, он сначала вырвал из загривка подруги большой клок шерсти, совсем не торопящейся с ним расстаться. Так некоторые мужчины, уже получив согласие женщин на интимную близость, начинают демонстрировать совсем не относящуюся к намеченному делу мускулатуру – из-за комплекса неполноценности?
   …И успокоилась прекрасная дама.
   Возможно, у Голонов тоже имелась подобная спутница жизни…      
 
  Следует признать, как это ни прискорбно для человека разумного – кошка часто первая  приручает хозяина, относясь к нему, как к  несмышлёнышу, попавшему в непознаваемый для него мир. О чём думает кошка со своим остановившимся, вертикально ориентированным зрачком, в нашем присутствии? Древние мудрецы предполагали общение кошки с потусторонними силами и очищение ею пространства вокруг себя от «чёрной энергии» - без вреда для своего организма. Тогда - существуют кошки, общающиеся со злом, и кошки, общающиеся с добром.
    Вот эта кроха, трущаяся возле меня, скорее, имела, скорее, бОльший знак минуса. И, для равновесия, бОльший знак плюса не замедлил появиться в виде плюшевого кота, которого я стал называть Мишка. Между ними не существовало антагонизма или простой неприязни. Он не ухаживал за прекрасной соплеменницей, а старался иметь связи на стороне – привычка старого холостяка. Каждый ел из своей тарелки, хотя, при случае, и браконьерничал в чужой – в отсутствие хозяина – их пути в нашем пространстве не пересекались. И реагировали они, по – разному, на попытки человека поиграть с ними: кошка могла – без видимых малейших мук глубоко спрятанной совести – пустить в ход когти, а потом спокойно наблюдать за моими дальнейшими действиями в части дезинфекции царапин. Миша же никогда не позволял себе агрессии – о его нежелании продолжать моё баловство я узнавал по тихому мяуканью. Нечто, вроде, по – человечески интеллигентского, сочетания: «Ну, полноте, батенька…»       
   Заботы, появившиеся с приходом этих кошек в наш дом, часто отвлекали нас от мелких и больших неприятностей. 
    Приближались выпускные экзамены, потом следовало готовиться к поступлению в институт, а в случае успеха - и обмен квартиры в город, где я бы учился, поскольку в  сентябре намечалось моё только семнадцатилетие. Посему родилось предложение отдать наших зверей одной знакомой, одинокой старушке, жившей в частном доме на окраине города и уже имевшей полдюжины кошек и нескольких собак. Та не возражала и в один день матушка посадила наших питомцев в старую хозяйственную сумку, которую застегнула на «молнию», затем села на трамвай и …
  Первое время нам пришлось несколько неуютно – не хватало именно этих существ. Однако новые события постепенно сгладили наши переживания о былом и принесли другие радости. Тем более, что у меня в нашем дворе имелся ещё один четвероногий друг – коммунальный (если так можно выразиться) кот Вася – молодой, с совершенно чёрной блестящей шерстью. Если вспомнить предположение о знаках – то Вася, несмотря на свой цвет, являлся сверкающим плюсом, радовавшим своим дружелюбием всех психически здоровых людей. Не знаю, почему он – более всех - привечал именно меня. Если я звал его или посвистывал - что Вася расценивал как зов тоже – даже поздно вечером, когда совершенно чёрного кота физически невозможно увидеть – он появлялся через минуту и тёрся о мою ногу, заглядывая в глаза и «включая моторчик». Если я в светлое время залезал на дерево – то Вася, также стремился ко мне, и там, среди блестящей зелени, из его жёлтых глаз лучилась искренняя симпатия. Слезали с дерева мы уже вместе.
  Он вообще всех любил, несмотря на свой окрас. Но в один день  котёнок исчез. Почти неделю я пытался узнать его судьбу – и только тогда один мальчишка нехотя рассказал очень неприятную историю.
   В нашем доме жил – тогда 30 – летний – парень, и странно, что его звали тоже Вася – тот самый парень, укравший со своим другом мою Красавицу. Во время войны его не брали в армию по причине малолетства и вся его семья: мать – дворничиха тётя Лена, у которой было ещё двое детей от разных отцов, оставались при немцах. Уже после войны он лишился двух пальцев на правой руке от взорвавшегося патрона противотанкового ружья. Я хорошо помню его, немного шальной, взгляд, надолго ни на ком не останавливающийся, его лёгкие матерки и счёт по-немецки во время дворовых игр в домино. Никого в те далёкие годы не интересовала  чужая прошлая, да и настоящая жизнь – власть приучила, что это занятие лишь «компетентных органов». Я не осуждал его за многое - но не мог простить за тычок кистью с краской в нос нашему котёнку Васе,  выказывавшему и этому человеку свою искреннюю симпатию.
  Причём человек Вася – очень смеялся, видя метания котёнка Васи, стремящегося избавиться от мерзко пахнущей жидкости…
    …Он, наш наивный дружок, вернулся, через месяца полтора, превратившись в худого кота с грязной шерстью, и остановился возле дальних сараев. Не знаю, что подняло меня со скамейки, и я медленно подошёл к нему. Мордаха явилась чистой, но он насторожённо смотрел за каждым моим движением, немного напрягшись для быстрого бегства. И всё- таки именно он находился передо мной  – пусть удалившийся из нашего общего мира – так утверждала интуиция.
 - Васенька, - комок застрял меня в горле. – Ты ли это?
    И что – то случилось в душе крохотного существа – изменился взгляд.… Ушли недоверие, насторожённость - появилась капелька спокойствия, так нужного всем, живущим в радость. Он поднялся, немного приблизился и опять посмотрел мне в глаза – он, вероятно, очень боялся опять ошибиться.
   Я присел на корточки и протянул к нему руку. И в этот момент я хорошо понял, что помимо вот того самого спокойствия, ему очень не хватает простой, так привычной в его кошачьем детстве, ласки. Он ещё не верил в возвращение нашей дружбы в этом, изменившимся, но, таки, родном дворе. Так продолжалось минут пять, в которые начало появляться доверие ко мне, почти забытому другу. Он чуть касался своей шерстью кожи  предплечья моей руки, и останавливался, и смотрел мне в глаза. И, когда он, всё-таки   прижался – я поднял его, и он внимательно оглядывал каждого, приближающегося к нам, человека и несколько раз его тело сжималось для прыжка прочь. Я же в эти мгновения старался прикрыть его голову ладонью и плотнее обнять его исхудавшее тело. Так мы добрались до нашей коммунальной прихожей и вскоре он – из принесённого мною Старушкиного блюдечка - розовым языком лакал молоко, а потом я вычёсывал ему шерсть от всякой ерунды. Вася немного «выключал моторчик», когда ерунда плохо вычёсывалась, но не злился при этом, а только шире открывал свои грустные жёлтые глаза. Сколько ласковых слов я говорил ему в те минуты, и он бесстрашно потягивался, раздвигая подальше свои лапы, чувствуя неслыханную  в страшном одиночестве интонацию. Пока я не уехал – он всё – таки боялся больших людей,  и прятался в сарае, попадая туда через вырезанное в двери небольшое отверстие, и устраивался там, на старом мешке, для него положенном на поленнице.
  Почти в эти же самые времена вернулся и Мишка – наш  плюшевый серый кот. Тоже похудевший, тоже неухоженный, но тоже соскучившийся по дому…Он стоял у двери в подъезд и долго ждал моего появления. Он не бросился мне навстречу – натура флегматика - он просто стоял и ждал. И принял блюдечко с молоком и кусок свежего хлеба, встречающегося только в детстве, как вероятное и очевидное, впрочем, как и приведение и его шерсти в порядок.   
  Но как Мишка, не видевший ориентиров  в закрытой сумке – нашёл дорогу обратно?
  До самого моего отъезда оба кота мирно делились едой друг с другом, не выказывая никакой враждебности…
  Однако нам следовало уезжать…
  Соседи, для которых наши любимцы не представляли никакого интереса, не могли рассказать об их  дальнейшей судьбе… Вероятно – следовало взять с собой хотя бы Василия – но на железной дороге категорически возражали. Костя – мой младший товарищ в нашем дворе, обещал присматривать за ним, но потом  серьёзно заболел, и «прервалась связь времён…».               

   Конечно, перед приобретением щенка состоялся семейный совет, на котором обсуждались вопросы ухода за ним, плюсы приобретения столь крупной собаки и породы. О минусах  никто не думал. Но дети пришли в совершенный восторг, обещая мне всю возможную заботу о новичке.
   Выбирал я его у заводчиков согласно собачьему этикету – самого крупного и самостоятельного, а принёс домой в большом дорожном портфеле, с которым ездил в частые командировки. Имя он получил несколько странное – Юнджил. Но это имя выбрал я – там же - у родоначальницы моего питомца, из остальных имён для щенков этого помёта, согласно алфавиту кинолога, тоже начинавшихся на букву «Ю».
  Полное же имя звучало так: Реттунгер  Фаял*с  Юнджил.
 В портфеле он немного скулил, попав в непривычную обстановку (тогда я приоткрывал портфель и гладил дрожащее от страха малое существо, а вот дома – совсем растерялся от всеобщего восторга и чужих смеющихся лиц. Поскольку его знакомство со мной, пусть и кратковременное, уже состоялось – то он охотно шёл ко мне на руки и смотрел на домашних своими блестящими глазами.
 - Папа, - наперебой рассказывали мне дети, – он описался в твоём портфеле!
 - Интересно, что бы вы сотворили, попав в незнакомое вам, тёмное и замкнутое пространство, которое ещё и раскачивается, – успокаивал их я.
   Шли дни и месяцы – щенок совершенно освоился, растолстел – и сын, и дочь явно и тайно делились с ним своими завтраками, а, тем более, обедами и ужинами - да так, что на очередном приёме в собачьем клубе эксперт пошутил:
 - Вы его не на колбасу откармливаете?
  В свободное время первых месяцев Юнжик (так мы стали его называть) делал, что ему вздумается – грыз своими острыми молочными зубами низко лежащие (не путать с низко летящими) книги, обувь, в том числе, новую модельную, и справлял свои естественные биологические нужды в укромных уголках, категорически отказываясь использовать для этих, малопривлекательных своими ароматами, действий, рекомендованную ему ёмкость.
  И посему  наступило время воспитания и обязательных прогулок.
   Его большая сообразительность ускорила правильность выполнения команд – в отличие от многих человекообразных. Более того, поскольку стимулом для выполнения являлись кусочки всяких вкусностей, он иногда преувеличивал свои способности – например – ложился, когда слышал команду: «сидеть!».   
      Юнжик интересовался абсолютно всем – основаниями деревьев – в обязательном порядке, травой, начинающей желтеть в лучах угасающего осеннего солнца, полётами птиц, кошками, насторожённо следящими за юным охотником, и, конечно, родственным собачьим племенем. 
     В понимании некоторых сторон его поведения мне помогла  книга одного американского биолога об исследовании жизни полярных волков. Эти огромные хищники – некоторые особи ростом в холке достигают одного метра, как и другие представители собачьих, также поднимают одну заднюю лапу при метке мочой растений и камней. Но волки и другие дикари делают метку не так хаотично, как наши любимцы – а только с ВНУТРЕННЕЙ стороны своего ареала обитания. Описывают, так сказать, границы, за которые чужак не имеет права зайти. Сосед этого эгоиста описывает те же самые возвышения со своей стороны. И никакой контрольно – следовой полосы или придирок мордатых таможенников. При нарушении же  столь дорогой границы – схватка не на жизнь.
  Храбрый (потому, как безоружный) биолог решил поиграть в нечто подобное «русской рулетке». Поставив палатку недалеко от тропинки, по которой одинокий и огромный волк возвращался с охоты в своё лежбище на вершине небольшого холма, биолог испил несколько чайников чаю - его маркер не имел столь точного и экономного дозирования (хотя утверждают, что человек – «царь природы»), как маркер у волка, пометил со своей стороны камушки и кустики, в том числе и большой кусок тропинки, а затем, спрятавшись в своей палатке, стал дожидаться  возвращения зубатого соседа.
   «Слёзы душат и капают!» - искренно подумал бы один мой товарищ, очутившись бы на месте этого, покрытого испариной, учёного, когда  волчина, возле зАпаховой границы участка,  нахального захватчика  своими жёлтыми глазами несколько секунд смотрел на непрошеного гостя. Но, опять-таки, вероятно, этот северный Акела  хорошо поохотился, или просто отличался определённой степенью великодушия. Он простил незнакомого двуногого, сделал своим органом метки с наружной стороны отобранного куска его территории и с той поры неукоснительно соблюдал изменённый маршрут.
   Кстати, интересна причина виляния хвоста собакой – когда она настроена дружелюбно – она этим движением сдвигает воздух из своего подхвостового пространства кому – то, расположенному напротив её. И обычно собаки нюхают это пространство друг у друга не по причине острой сексуальной озабоченности – на задних поверхностях бёдер задних лап у них расположены зАпаховые железы – нечто вроде удостоверения личности, продукт которых они отлично запоминают. Видят они – неважно, поэтому всегда останавливаются для рассмотрения, но слышат голос нормальной громкости на расстоянии до 300 метров. Об обонянии читатель наверняка много знает – терять время не буду.
   Примеры собачьей преданности тоже широко известны – собака из итальянского Бари, в течение многих лет, до самой смерти, приходила на автобусную остановку, где навсегда разлучилась со своим хозяином, погибшем на Восточном фронте, собака из небольшого японского городка…
  Кстати, собаки в общении с человеком – стараясь, очевидно, подражать его дискретной речи – научились лаять. Одичавшие собаки – воют.
   Но почему я выбрал эрдельтерьера?
   У него есть несомненные достоинства:
 Умная, сообразительная собака, легко идущая на контакт с хозяином. Обладает чувством юмора – если хозяину вдруг захочется поиграть с ним. Хороший и бесстрашный охранник.
    Любая выделенная порода собак – прихоть человека для выполнения ею вполне определённой задачи, то есть ограничено свободное развитие животного (пример буржуазной демократии). Следовательно – страдает генетика. Почему немецкая овчарка по своему интеллекту – на первом месте (возможно, автор и неправ)? Немцы – знаменитые педанты во всём – отпускают в леса, где существуют волки, самок овчарок во время их течки. Часть самок погибает, но часть самок возвращается, принося с собой потомков волков и привнося в генетику признаки дикого - сильного и мощного - зверя.   
  Эрдель, вероятно, не такой интеллектуал, как немецкая овчарка, но его преимущество – весёлый и общительный характер.
  От эрделя не пахнет псиной, он не сбрасывает шерсть, где придётся – его шерсть надо вычёсывать – тримминговать. И подстригать – согласно принятому экстерьеру. И часто мыть его морду после еды, особенно, бороду, чтобы потом не наслаждаться видом и запахом застрявшей там пищи.         
   Немного отвлеклись с Вами? Может, кому и пригодится – для общей эрудиции.
   Опять-таки известно, что собака в семье выбирает себе вожака – независимо от бывшей до неё семейной иерархии. Остальные члены семьи – так она считает - равные ей.
  Вот и Юнжик, наш всеобщий любимец – вожаком выбрал меня. Почему – не знаю. (Когда – то в семье Льва Берберова жил лев  Кинг, снимавшийся в «Необыкновенных приключениях итальянцев в России. Так этот Кинг больше всего боялся маленькой комнатной собаки - пекинеса, громко и сердито на всех  лаявшей).
  Я не лаял на Юнжика (шучу), но уделял ему времени более других и часто – в его глазах появлялась, почти человеческое, желание что – то сказать, а иногда в его громоподобном лае звучали – возможно, это просто казалось, какие – нежные и жалостливые нотки. При этом он перебирал на месте своими мохнатыми лапами. Что же хотел сообщить мне Юнжик в свои минуты откровения?
Нет, он не так уж стремился в эти минуты гулять или есть (простите, что опять отвлекусь – накормить Юнжика досыта являлось проблемой. Знакомая, у которой была собака той же породы, однажды решила провести опыт по определению объёма воспринимаемой пищи. Сварила трёхлитровую кастрюлю неплохого супа из мозговой косточки – многие мужья, или, тем более, холостяки, позавидовали бы тогда её собаке. Съел тот несколько тарелок – невмоготу стоять. Он прилёг и так – лёжа – хлебал последнюю тарелку. Потом уже на животе лежать не получалось – так он, лёжа на боку, опрокинул лапой тарелку и слизывал с пола. И заснул, прижав лапой необгрызанную косточку. Пусть не пугается несведущий читатель столь мощного аппетита – в природе, полной непредвиденных случайностей, не каждый день приносит такое обилие еды).
   Животные, особенно молодые, похожи на детей своим поведением, искренностью, неустойчивостью к различным соблазнам.
  Если кто-то из семьи ел на кухне – то сразу появлялся Юнжик, вроде бы, невзначай, тоже собираясь перекусить. Для формальности проверив свою миску, он садился возле стола (даже если в его миске что – то и лежало) и самым серьёзным образом контролировал вялотекущий – с его точки зрения – процесс. Каждый кусок – до исчезновения - сопровождал взглядом. Ну как можно не побаловать любимца? И время от времени ему бросали всякие вкусные кусочки. Кусочки не долетали до пола – на пути их баллистической траектории открывалась огромная пасть, со звуком смыкались челюсти, затем - еле заметный глоток и ожидание следующей порции. Если же человек вставал из- за стола – Юнджил со вздохом забытой сироты направлялся к своей посудине.
  В один из дней супруга вознамерилась испечь пирог. Я плохо знаю некоторые кухонные тонкости, но в том случае она скатала шар, диаметром около 20 сантиметров, из теста, с сахаром, маргарином  и ещё чем-то. Только собралась положить этот колобок в холодильник – по технологии он должен там отлежаться - как пришла её знакомая.
  Читатель знает, что (при всей мужской любви и с уважением к женщинам) многие представительницы прекрасного пола испытывают искреннюю радость в общении с подругами – от возможности не выслушать, а самим выговориться. Вот они и пошли в комнату, оставив нашего возмужавшего пса наедине с тем самым колобком.
  В отличие от известной сказки – не  уверен, что колобок говорил какие-то слова собаке, но он от Юнжика никуда не ушёл, в чём убедилась супруга, после ухода гостьи. Аккурат против местоположения нашего охранника из тела колобка исчез кусок, отчего тот стал похож на молодой месяц.
  А Юнжик, мучаемый совестью, залёг в угол, но спиной к дивану – чтобы не получить по заднице. И, уже при моём появлении, всё время отводил виноватые глаза.      
 Ну, как можно на него сердиться? Тем более, что мы часто оставляли детей с бабушкой,
 но бабушка иногда болела и не слышала попыток открывания входной двери. Я видел одну такую попытку по шевелению ручки – и наш доблестный Юнджил, сразу очутившийся возле двери, так залаял, что на лестнице раздался тихий топот. Когда я уходил на работу – он, поставив передние лапы на подоконник, наклоняя голову то влево, то вправо, смотрел на меня грустными глазами, а, затем, когда я скрывался из виду, ложился на мою постель, по словам домашних. Причём ложился – как полагается: голову на подушку. Если дети или жена старались его согнать – он начинал рычать и показывал огромные зубы. Я особенно не возражал против такого хулиганства, которого я, к тому же, не видел  – его регулярные купания и расчёсывания, мытьё лап после прогулок обеспечивали вполне достаточную гигиену. Но стоило ему услышать звуки моих шагов – метров за сто, как он начинал носиться от входной двери к окнам и обратно, лаем извещая домочадцев, что, вот – вот, и придёт папа. Причём его восторги от долгожданной встречи никогда не переходили в панибратство со слюнявой нежностью – лизнуть кого – то, в том числе и меня. Максимум – имитация с раскрытой пастью и движения огромного языка возле лица.
   И, если я присаживался, он подходил и клал свою огромную  голову мне на колени, энергично помахивая хвостиком. Его, конечно, в эти минуты переполняла не только любовь ко мне, но, бывало, и естественные потребности. Последнее я определял по его броску в направлении двери и тоске, еле различимой, в глазах, блестевших сквозь густую шерсть. Если же я произносил магическое для него слово: «Гулять!» - непосредственному выражению восторга не имелось предела. 
   Гулять он очень любил в любое время дня и ночи и никогда не торопился домой, даже если и приходило время еды – как большой и энергичной собаке спокойно сидеть в ограниченном пространстве нашей квартиры, если рядом – чудесный парк?
  У знакомого, живущего за этим небольшим парком, имелся блютерьер. Пониже моего Юнжика, но очень воинственный. Не пропускал ни одного соперника и даже один раз сцепился с бультерьером. В этой схватке один держал другого за верхнюю челюсть, а противник – за нижнюю, мотая головами, пока им не разжали челюсти крепкими палками. Хозяин с улыбкой рассказывал, что после такого «поцелуя» у обоих псов вываливались зубы. Ему нравилось и смаковать  в деталях случаи удушения кошек, этим же, кобелем.
  - Ну, он же охотник! - убеждал он меня.
   Однако я не понимаю и охотников – убивающих живое существо не по необходимости, а ради развлечения.
   Партийный секретарь нашего конструкторского бюро, которого одна сотрудница, делая дурацкое выражение лица, часто доводила до бешенства вопросом – почему, мол, у нас – ЛАГЕРЬ социализма, а у буржуев – капиталистический МИР? – тоже являл собою охотника. Как-то, после своей очередной осенней вылазки, он рассказывал в курилке, что подранил зайца – заряд дроби перебил тому позвоночник.
  - Подхожу я к нему, а заяц, и ползти не может. Смотрит на меня и плачет вот такими (здесь он показал на последнюю фалангу своего указательного пальца) слезами. Пришлось добить  вручную, - спокойно рассказывал он.
  Я спросил у него:
 - И ты продолжал охотиться?
 - Конечно!
 - Твоя семья голодает?
 - Не понимаешь ты охоты!
 - А если бы тебя гоняли, по осеннему полю, зайцы с ружьями – тогда охота стала бы и тебе понятной?
   Промолчал наш парторг, только посмотрел на меня нехорошим взглядом.    
 
Чего Юнджил не любил – так это мыться в ванне. Вероятно, в забытый нами день его щенячьего детства мы его слишком интенсивно купали, и у него остался страх перед этим устройством. Кстати – в небольшую речку, протекающую неподалеку, да и в тёплое время, он заходил совершенно спокойно и стоял там по грудь, ловя пастью солнечные блики на воде, кружащиеся, вокруг него, листья и травинки…
  Но ванную комнату он любил только за то, что там, стоя на полу, не сгибаясь, можно было попить воду прямо из – под «гуся». Если же чувствовал подготовку к водным процедурам – забивался спиной в угол и рычал при всякой попытке поднять его и отнести в ванную комнату. Посему этой возможности и чести удостаивался только я. И, уже стоя в ванне, головой от двери, он всё время поворачивал эту свою лохматую голову и тоскливо посматривал на выход, одновременно продумывая способы случайной эвакуации при моей оплошности. Особенно ревниво он относился к подмывке и, когда я касался его детородных органов мочалкой, рычанием предлагал соблюдать максимальную осторожность. Если же закрывался кран  - одновременно с моим вздохом облегчения, он на секунду походил на породистого жеребца, преодолевающего ненавистное и глупо придуманное препятствие в виде стенки ванны.
  Далее мне оставалось – завернуть моего любимого пёсика в старое банное полотенце – чтобы он высох, а затем – что ему более всего нравилось – расчесать его густую вьющуюся шерсть, приобретшую почти чёрный цвет на холке, спине и макушке, а в остальных местах:  от тёмно –  до светлокофейного. Потом оставалось немного подстричь, и наш красавец приобретал английскую элегантность.
   Вскоре наступало время сна для детей. Согласно заведённому обычаю, я массировал спинку своему шестилетнему сыну – тогда у него наблюдались некоторые дефекты с позвоночником – затем сынок просил рассказать ему сказку. Его самой любимой сказкой на ночь являлась сказка о трёх поросятах – Наф – Нафе, Нуф – Нуфе и Ниф – Нифе, к которым приставал нехороший злой волк. После окончательной победы хрюшек я занимался всякими домашними делами и вскоре тоже готовился ко сну. Наша собака ложилась на коврик возле моего дивана.
  Утром у меня часто случалось небольшое развлечение – наблюдать за Юнжиком прищуренными глазами. Он поднимался при малейшем моём движении, всматривался в моё лицо, а, если я не подавал признаков пробуждения, он тяжело вздыхал и опять падал на коврик – до следующего шороха с моей стороны. Пусть читатель не посчитает это издевательством – я всегда правильно оценивал степень его напряжения, как и стремление Юнжика на прогулку. И самым грустным в его жизни периодом являлось возвращение домой – конечно, если забыть о еде, а самым радостным – выход из дома, конечно, если не вспоминать о еде.
      
  На выставки мы его не приводили – в росте он был чуть выше максимума. Но у него имелось ещё одно отклонение.
  Расскажу о небольшой хитрости, совершаемой при взрослении эрдельтерьера.
Чтобы его внешний вид не приводил в недоумение знатоков породы – следует уши щенка, пока их хрящи ещё не затвердели, приклеивать к шерсти морды на расстоянии 3-4 сантиметров от внешних уголков глаз. Сие действие – безболезненное, но потом уши смахивают на платочки в руках сердобольных дам, досрочно (по их устоявшемуся мнению) расстающихся с лихими гусарами типа поручика Ржевского.
  Кстати, вспомнил анекдот из серии о поручике.
  Раз на балу, во время тура вальса, поручик договорился с одинокой графиней о ночном визите к ней.
- Но, поручик, - говорит ему дама,- вы в прихожей, пожалуйста, снимите сапоги со шпорами - горничная спит очень чутко.
 - О, мадам, всё будет, как вы хотите!
      И вот, после полуночи, графиня слышит в коридоре цокот. Заходит поручик и дама, несколько недовольная, упрекает гусара:
  - Поручик, ну я же вас просила!
  - А я, посмотрите – босиком!
  - Что же тогда цокало?
  - Ногти!   
    К чему этот анекдот? Юнджил тоже цокал своими когтями по паркету…
      Простите. Вернёмся к собачьим ушам.
  Несмотря на постоянную приклейку согласно инструкции, Юнжик всё время своей мощной лапу отрывал ухо от одного глаза. Вот так и получилось, что это ухо у него с тех пор торчало, подобно уху зимней шапки при развязавшихся шнурках. Но вид от этого стал потрясающим – будто пёсик всё время в растерянности.
  Вот эта непридуманная обаятельность влияла на восприятие его другими людьми, да, вероятно, и другими представителями животного мира, и, вероятно, на его интерес ко всему окружающему. Однажды, в холодный осенний день – чуть смеркалось - мы вышли на обязательную прогулку. В подобную погоду действие запахов усиливается от повышенной влажности, а мятущийся ветер разбрасывает куски плотного воздуха в различные стороны. Юнжик заволновался: то рвался то к кусту, росшему недалеко от нашего подъезда, то замирал, приподняв голову, то смотрел на меня вопросительным взглядом.
 За углом дома, на газоне, сидела, неизвестная ни мне, ни моей собаке, кошка и размышляла о смысле своей жизни – так казалось со стороны. Мы приближались к ней из-под ветра, со стороны хвоста  этого извечного собачьего соперника в борьбе за человеческую любовь. Я, хотя и был убеждён в его совершенном миролюбии, держал пса на коротком поводке. На всякий случай.
   Юнжик добрался до её интимного места, несколько секунд изучал кошачий аромат, но, поняв, что это совсем не то, что ему обычно привлекает, несколько раз  вильнул кошке хвостом и устремился далее. Предполагаю, что кошка впала в ступор, увидев – в недопустимой близости – сзади - огромную собаку. Уже не пытаясь убежать – она выгнула спину, прижала уши и зашипела. Бесполезно –  Юнджил уже забыл о ней.       
   И в этот же ранний вечер произошло ещё одно нерядовое приключение.
   В нашем парке растут несколько деревьев грецкого ореха. Осенью,  уже спелые, плоды начинают сами падать, особенно, от порывов того самого ветра. Тогда под деревьями начинают появляться различные любители: люди, белки, вороны.
    Юнжик тоже любил ядрышки.
 …Впереди, по ходу нашего движения, ворона бросила орех на асфальт пешеходной дорожки - именно так умная птица разрушает твёрдую скорлупу. Но мне захотелось проверить реакцию вороны и мы с псом побежали к упавшему ореху. Ворона сверху посмотрела на наше безобразное поведение и устремилась на поиски другой добычи. Мы немного отошли и дождались следующего броска. В этот раз наша кормилица не улетела, а устроила, как говорят в Одессе, гандель на весь парк - во весь голос,  возмущаясь нашей наглостью - и мы  ретировались,  угрызаемы совестью. Впрочем, мучился только я – Юнжик ел.
  С воронами осторожно следует обращаться в середине лета, когда многие воронята, пытаясь стать на крыло, вываливаются из гнёзд, а потом прячутся в траве под деревьями. Взлететь у них не получается, родители не в силах поднять их обратно. И сторожат папа с мамой своё неразумное чадо до кромешной темноты. Ночью же, к сожалению, наступает время охоты сильных и безжалостных одичавших котов и тогда следующим утром в тех местах остаются только кучки перьев. Но если вы  днём захотите поднять воронёнка, чтобы, скажем, посадить его в развилку дерева с родительским гнездом, то сначала попробуйте объяснить это его папе и маме – при их категорическом несогласии с вашими предложениями – немедленно удалитесь на безопасное расстояние. Иначе можете повергнуться атаке - удар клювом смахивает на выстрел из травматического пистолета. Один мой сотрудник совершал утреннюю пробежку в этом парке и, слегка одурев от укачивания своего головного мозга, не заметил прячущегося возле дорожки птенца. С ускорением ретировался только после сильного щелчка в затылок. А что однажды вороны делали с кошкой, плотоядно заинтересовавшейся их детёнышем! Куда там лётчикам – ассам из пилотажных звеньев! Птицы атаковали четвероного хищника вместе и по раздельности, слева и справа, сверху и сбоку. Ошалевшая охотница, совершенно забыв о своей первоначальной цели, не добежав до густого куста, опрокинулась на спину и четырьмя лапами отмахивалась от рассвирепевших ворон. И спасло её от дальнейшей экзекуции только появление нескольких собак, хотя одна собака и заинтересовалась именно кошкой.
 
  На обратном пути мы оба повеселели и начали играться. Для начала я освободил родного пёсика от поводка, объявляя:
 - Вот сейчас поймаю Юнжика!
  Тот останавливался и смотрел на меня из- за плеча. Я хватал его за хвост – несильно, но Юнжик деланно порыкивал, чуть подскакивая, отбегал на несколько метров и замирал, ожидая повторения. Так мы развлекались до возвращения, а, уже дома, расшалившись, он втягивал голову в плечи, поджимал хвост и кружился на месте, сверкая глазами.
 
Должен сказать, что Юнджил никогда не возмущался низкорослыми собаками. Если та проявляла агрессию, то, он, рассмотрев её с высоты своего роста – пару раз лаял. Нечто вроде «я же к тебе не пристаю!». Если  появлялась большая девочка собачьего сословия – он начинал ухаживать за ней с учтивостью молодого и весёлого джентльмена (так мне казалось), отнюдь не с нахрапистостью неотёсанного мужлана, но всячески подчёркивая свою неудержимую симпатию прыжками на месте и нежным повизгиванием. Хвост двигался с такой скоростью, что, если бы на нём имелись крылья – то Юнжик летал бы вокруг избранницы подобно принцу мотыльков, суетящемуся  вокруг Дюймовочки. С большими кобельками он вёл себя по-другому: изначально миролюбиво, но несколько насторожённо. Эту насторожённость он приобрёл после небольшой драки с ризеншнауцером соседей из следующего подъезда.
     Многие жильцы возмущались ими: те, жившие на четвёртом этаже, и собирающиеся гулять, сначала выпускали сильного и злобного пса – без поводка или намордника. И пёс нёсся вниз по лестнице, потом по двору, пугая людей и прочую живность. А хозяева появлялись не ранее, чем через пять минут. В один из дней ризеншнауцер вцепился в горло моей собаке, завалив её на землю. Мои призывы к хозяевам этого монстра ни к чему не привели – те ещё не появились. Ошейника у ризеншнауцера не имелось, хватать его за холку я, честно говоря, не рискнул.    
    Пришлось мне поступить по другому – подойти сзади к нападающему и ударить его ногой, плашмя, по интимному собачьему месту. Только после второго удара подействовало – пёс отпустил моего Юнджила и, не сумев логически связать своё нападение с появлением некоторой боли под хвостом, стал обследовать свои причиндалы (вы можете укорять меня за жестокость – но я защищал своего друга).
  В этот момент Юнджил, только что получивший боевое крещение, в свою очередь схватил противника за горло и тоже завалил на землю, несколько минут подержал и отпустил. В соответствии с демократическим лозунгом: «Свобода, равенство и братство!». С той поры ризеншнауцер, так и не понявший причин произошедшего поворота событий, не нападал на моего пса.

   Собака живёт, в среднем, примерно 11 – 12 лет. То есть, год собачьей жизни приравнивается к 7 – 8  годам жизни человека. Другими словами, двухлетнее животное представляется девушкой или парнем – в зависимости от половых особенностей.
  Вот и наш Юнджил за два года превратился в статного крепкого пса. Тогда же у него появился один знакомый – тоже самец и тоже эрдель, которого хозяева звали Ликси. Вообще – то его, по документам - называли Феликс.
  Чем мне нравился Ликси? Превосходно физически развит (что мы несколько упустили с Юнжиком): в период своего оформления он бегал десятки километров за велосипедом, таскал старую автомобильную покрышку на горку, откуда хозяева её опять скатывали вниз. Великолепно дрессирован – без команды ничего не делал. Но если поступала команда…
  Вот один раз мы все вместе встретились.    
   Хозяйка – женщина лет шестидесяти – хоть и держала Ликси на поводке, как и я своего пёсикам, но успокаивала меня, говоря, что её эрдель без команды не бросится в атаку. А Юнджил издалека тянул свою любопытную мордаху к собачьему родственнику, приветливо помахивая хвостом. Ликси спокойно, поглядывая на хозяйку и нас, стоял, как уважающий себя взрослый мужчина в общении с подростком. По сути, так оно и было. В эти минуты к нам стала приближаться девушка с доберман – пинчером – сильной и быстрой собакой. Только вблизи оценив обстановку, она взяла добермана на поводок. И вовремя – потому что Ликси весь напрягся, в его глазах появилась тревога и за хозяйку, и за моего собачьего подростка. Но и Юнджил подпал под настроение нового друга, приняв боевую стойку к приближающемуся чужаку. Не думаю, что возможное развитие событий принесло бы тому пользу. Но самое интересное явление в этом эпизоде – зарождение  солидарности.
 
Незадолго до этого в детском саду, расположенном в пяти минутах ходьбы от моего дома, произошла трагедия – чего греха таить, многие собачьи беды проистекают от глупости их владельцев.
  Охранял этот сад крепкий мужик лет пятидесяти, в прошлом – таёжный охотник. Он приходил после шести вечера, двумя руками ведя за поводок огромную овчарку, по кличке Амур, привезённую с Дальнего Востока. Так вот, проверив детский сад – нет ли посторонних, он отпускал Амура в свободную прогулку по территории. И бегал Амур, и нюхал деревья Амур, но, при его виде, ни у кого из прохожих, думаю, не появлялось желание зайти, без разрешения сторожа, за ограду. Кроме, одного, хорошо одетого, городского Маугли, проходящего мимо – тоже с овчаркой и тоже кобелем. Правда, поменьше, чем Амур. Охранник мне рассказывал, что несколько раз предупреждал незнакомца о нежелательности визита пришлого пса. А хозяин, посмеиваясь, решил – пускай подерутся собаки, для тренировки боевого духа. И началось… Но что значит городская изнеженная собака в сравнении с полудиким псом, имеющим примесь волчьей крови? Разнимать животных в подобных случаях бесполезно и опасно – их можно на несколько минут успокоить только холодной водой. Пока охранник бегал за ведром – схватка подходила к концу - пришелец не смог подняться с земли: был сильно разорван бок, и плохо держалась голова. Пришлось шутнику на руках уносить свою собаку.
   
   Один раз  у меня случилось приключение из разряда «и смех, и грех».
    У всех, даже у студентов, несмотря на индивидуальные особенности, раз в году наступает славный новогодний праздник, с шампанским и пожеланиями нового счастья. И эти пожелания приобретают особый оттенок, если рядом красивая, добрая и влюблённая  девушка. Я был готов ради неё уехать хоть на край земли – но мы поехали на край нашего города, в тёплый и уютный бревенчатый дом, куда нас пригласила её подруга.
  Мороз, случившийся  в те дни, не являлся слишком сильным для тех краёв – градусов за 20. Снег сверкал при свете фонарей, даже далёкие звёзды мерцали по – праздничному. Светились и глаза моей подруги, предвещая веселье и маленькие неожиданности. 
   Как хорошо стряхивать с обуви снег в тёплой прихожей, как хорошо снять, остывшую от крепкого мороза, верхнюю одежду в этой же прихожей, как хорошо, потирая замёрзшие руки, сесть за праздничный стол со всеми  проводами «до», «в» и «после» встреч со старыми и новыми Дедами Морозами и Снегурочками!
 Но праздничное времяпровождение, периодически, берёт своё и мне пришлось – чтобы отдать это «своё» (простите)  в виде малой нужды, поинтересоваться местоположением сортира типа «весёлый ветерок».
  Выскочил я налегке: в одном костюме. Уже внутри местного центра Вселенной (так казалось в те минуты) я уяснил, что вплотную к этому сооружению примыкает конура огромного сторожевого пса. Окончание моей процедуры непонятным образом совпало с его пробуждением и устрашающим рыком. И когда я попытался открыть дверь, то увидел нечто вроде собаки Баскервилей – «обло, стозевно и лаяй». При малейшей моей попытке направиться обратно в тёплый, но такой далёкий от меня, праздничный мир, угрожающе звенела цепь, над штакетником появлялась чудовищных размеров приоткрытая пасть. Я пытался звать хозяйку – но толстые стены и музыка  внутри не пропускали  моих призывов.
  Я стал замерзать. Согреться с помощью физкультурных упражнений не представлялось возможным по причине явной неприспособленности для этого помещения, в котором я временно находился.  В голову почему – то навязчиво лезла песня из фильма «Дети капитана Гранта». Вы, конечно, её помните, особенно, строчку: «А, ну ка, песню нам пропой, весёлый ветер…». М – да, очень весёлый! Тихое пение замерзающими губами не приносило желаемого согревания.
  Поняв, что пройдёт ещё немного времени, и я буду напоминать одинокого француза при отступлении в 1812 году, или солдата армии Суворова при переходе через Альпы, решил прорываться в дом самостоятельно – без поддержки аборигенов. Для этого следовало вспомнить свой путь, наличие на нём преград и сторону открытия входной двери. Псина, за стенкой, не пыталась познакомиться со мной поближе, а, растягивая удовольствие, лишь изредка порыкивала.
…Я толкнул дверь этой несчастной будки и пронёсся злосчастные пятнадцать метров, подобно августовскому метеору, рванул дверь на себя правильной найденной ручкой и ворвался внутрь. До сих пор у меня ощущение, что, почти одновременно с моим спуртом, звякнула порванная цепь – но я уже находился в безопасном пространстве. Неподдельное веселье моей компании от моего рассказа могло объясниться  градусами спиртного и моим - только 10 минутным – отсутствием. А хозяйка  в итоге - мудро заметила:
 - Ассистенты в твоём возрасте уже не нужны, хотя я не отказалась бы…- и она лукаво посмотрела на мою подругу.       
 
  Наступившей зимой, когда я отправлялся на прогулки с детьми, наш пёс помогал тащить санки. Но эта помощь не всегда получалась удачной – слишком много запахов действовало на обоняние большого влажного носа, и Юнжик с дорожки рвался к деревьям и кустам, росшим по краям, отчего движение санок происходило подобно молнии – зигзагами. 
       Объяснять неправильность движения явилось бесполезным занятием – Юнджил со своим оттопыренным ухом недоумённо смотрел на нас из – за явного несовпадения интересов.
     А следующим летом произошла неприятность – по моей халатности.
  Должен сказать, что у собак подобного внешнего вида есть один серьёзный недостаток: вьющая шерсть на лапах захватывает остяки, в изобилии встречающиеся на наших просторах. Если, по возвращении домой, вы не проверите наличие остяков в шерсти, особенно, между пальцами лапы, то эти сухие колоски, толкаемые вперёд своими усиками, входят в тело собаки и там, внутри, двигаются, не меняя направления. Вот я и увидел, что моя любимая собака начала приподнимать лапу, вылизывая её. Определив, что произошло выше описанное, мы направились к ветеринару.
  Мой любимец уже сильно хромал, и часть пути мне пришлось тащить его на руках. Пятнадцать килограммов живого и горячего веса!
   Врач, разобравшись с ситуацией, вынес вердикт:
  - Колосок – довольно глубоко, пинцетом достать – сложно, делать разрез – потом возможны спайки. Недели через полторы остяк выйдет – тогда и приходите. А пока – перевязки, мазь на место входа колоска и щадящие прогулки.
  В будущем так и получилось - вскоре Юнджил вошёл в обычный режим.   
   Не все читатели, по разным причинам, интересуются мироощущением собаки или кошки, хотя широко известно, что собаки и кошки болеют многими болезнями, которыми болеет и человек. У них случаются и вирусные заболевания, инсульты, инфаркты и т.д. и т.п.
 И они же, обладая набором тех же чувств и эмоций, не всегда встречаемых у человека – любви, простого дружелюбия, взаимовыручки, преданности – напрочь лишены лицемерия и подлости. Вероятно, приручение животных шло по встречным путям.
 
  Вот, кстати, пример душевности и преданности со стороны (не догадаетесь!) … обычной серой вороны.
   …Мамочка ещё несколько лет оставалась в далёком российском городе, где я учился в институте - до отъезда по направлению на первое место работы.
  Жила она в новом районе и часто прогуливалась с приятельницами из своего дома - в недалёких  колхозных садах, в благоприятную для этого погоду.
  Однажды, в середине лета, они увидели нескольких мальчишек, гонявших птенца серой вороны. У этого малыша было подвёрнуто крыло, волочившееся по земле, когда он пытался, неумело подпрыгивая, взлететь. У  психологов есть понятие детской жестокости – не вполне осознанный, любознательный, что ли, интерес к чужой боли - как и у этих детей.
  Пришлось этого птенца забрать – уговорами и обещаниями.
  Дома матушка, вооружившись учебником биологии, поставила косточки крыла на естественное место, укрепив их бандажом из бинта.
  Вначале приёмыш вёл себя довольно агрессивно – сторонился и клевался, но, по прошествии  нескольких дней, дело пошло к поправке и бандаж был снят. Заблестели перья, ушла насторожённость, он позволял себя гладить и даже пытался взлетать. Через два месяца появилось полное доверие – ворона жила в незакрытой клетке на подоконнике, откуда она вылетала и садилась - то на шкаф, то на створку комнатной двери, осматривая всё вокруг. Однажды птица села матушке на плечо, боком подошла к голове и заглянула в лицо. Та зажмурилась, не пытаясь отмахнуться. И вдруг птица, очень осторожно, начала своим огромным клювом чистить волосы ближайшей к ней брови хозяйки – от корня до конца волосинки – выказывая свою симпатию. Закончив с одной бровью, перелетела на другое плечо и там повторила. Потом спрыгнула на колени и села, поджав лапы. А когда мама начала гладить её перья – птица втянула шею, глаза затуманились и она задремала.
 Постепенно это вошло в привычку и перестало казаться чем – то особенным. Вот только однажды к маме пришла соседка – Зинаида Петровна. Каркуша (так мама назвала ворону – после известного мультика) взлетела на шкаф и стала внимательно рассматривать гостью.
  Животные, после довольно длительного общения с человеком чётко связывают смысл, если так можно выразиться, ключевых слов с последующими действиями, но, в первую очередь, им важна интонация  речи. Уловив, что разговор женщин вполне добродушный, Каркуша слетела со шкафа и начала свою обычную работу с мамиными бровями. Зинаида Петровна потеряла дар речи от изумления…
    Приближалась весна. В тех краях она не похожа на лавинообразную весну на юге, когда в один из тёплых дней замечаешь сразу множество блестящих листочков и быстро выросшую траву. Там, в России, подобное приходит значительно медленнее, растягивая восторги от вида просыпающейся природы. И зелень более насыщена бродящими в ней соками, быстро не высыхая от горячего южного ветра. Весна в Центральной России не буйствует. Но та добрая весна – охватывает человека полностью, не только естественными красками – и своими восторгами.
   Ворона – довольно крупная птица, ей было тесно находиться в обычной квартире и мама начала гулять с ней в вышеупомянутом колхозном саду, в том числе и с Зинаидой Петровной. Она брала закруглённый деревянный брусок, усаживала на него Каркушу и так выходила на прогулку, привлекая внимание окружающих. В саду она немного подбрасывала брусок, ворона отправлялась в полёт, что-то искала у стволов деревьев в кругах вскопанной земли, а минут через тридцать – по зову - возвращалась на своё место.         …Так прошёл конец марта и апрель, но приближалось время парования у птиц, и у Каркуши должна была начаться взрослая жизнь.
  Как ни хотелось неминуемого расставании – но это следовало сделать. И, после отлёта вороны во время очередной прогулки, она с Зинаидой Петровной быстро ушли. Матушка направилась  к брату в гости и вернулась домой уже в сумерках. На следующий день она уехала к сестре в Крым и отсутствовала дома около месяца.
  Соседи ей потом рассказывали, что Каркуша прилетала несколько раз в течение первой недели, садилась на поручни балконов рядом расположенных квартир, на подоконники и стучала клювом в оконное стекло. Но… через месяц, вероятно, ворона освоилась в новой обстановке. Если читатель начнёт осуждать такое расставание, вспоминая, в том числе известное выражение А. Сент – Экзюпери, то приведу следующие доводы:
  Птица являлась совершенно здоровой – умела летать и искать пищу, как все остальные её сородичи; он не доверяла незнакомым людям – у неё осталась природная насторожённость; она обладала врожденным интеллектом, которым вороны отличаются от многих других видов птиц; она вошла в возраст воспроизведения потомства.
  Да, она  в некоей степени приручилась, но, мне кажется, если в окружающей нас природе появится больше таких образцов - мы, ведь в подобных случаях, как бы строим ступеньки в параллельный мир животных – люди станут гуманнее и великодушнее, уменьшится ожесточённость для развлечения…   
   Осенью этого же года я побывал на Байкале. Впечатления  – тема отдельного разговора. Из  Иркутска я – в качестве небольшого сувенира - привёз маме кедровых орехов: россыпью и в шишках. Орехи по вкусу – на любителя, мамочка к ним осталась равнодушной,  и они пролежали у неё до следующей весны. А весной я, находясь в командировке в Москве, выкроил три дня, чтобы наведать самого дорогого для меня человечка.
 Один день я гулял по давно забытым местам, вспоминая студенческие годы, свою подружку, с которой слушали соловьёв, изнемогающих от восторгов прекрасного мая,  трели которых, переполненные эмоциями, прорывались из влажной немоты густых крон деревьев, а в паузах - «шум глухой в лесу ночном…». 
  …На второй день, утром, мамочка предложила наведаться в городской парк – в центре города – покормить белочек вот теми самыми кедровыми орешками.
   Весна время от времени обрушивала вниз, на блаженствующих горожан, валы холодного мартовского ветра, недавно проснувшегося в прошлогодних вороньих гнёздах, и заставляющего, время от времени, запахивать воротник куртки, но, под деревьями, в окружении кустов, солнышко пригревало, обещая скорое тепло.
  Мы сели на одну из многих скамеек, подложив сначала тёплый плед. Наверху можно было увидеть несколько любопытных мордочек хвостатых зверушек. Я вытащил из кармана горсть орешков, но мамочка попросила не торопиться.
  - Они же тебя не знают – но пригласить их можно, немного цокая языком.
   И вот, самая любопытная белка начала опускаться головой вниз, немного выворачивая задние лапы – чтобы держаться за выступы коры. Вот она уже – возле моего плеча, рассматривая мой профиль. Голод – не тётка, даже для голодного зверя – ведь на руке у меня – что – то не совсем знакомое ему, но, вероятно, очень соблазнительное.
  Наконец, она – на моём предплечье, подбирается к руке, вот её передние лапы – у меня на ладони, блестящий носик обнюхивает лакомство. Наконец, она всеми – прохладными - лапами усаживается на ладони, потом начинает набивать довольно вместительную пасть орешками – мне видна её левая щека, в объёме увеличивающаяся с каждой секундой. Через минуту она спрыгивает мне на колено, затем – на землю с ещё малой травой, и вприпрыжку несётся к одному из кустов. Там она, оглядываясь по сторонам, роет ямку, вываливает туда орехи, засыпает их, и, так же, вприпрыжку, возвращается ко мне. Повторяется эта церемония до окончания моих запасов, после чего белка, на прощанье, посмотрев на меня своим глазёнками, резво поднимается вверх, под защиту кроны.
  Чуть позже, отойдя от этого места, мы увидели кота, желающего полакомиться одним из этих грызунов. Если белка великолепно приспособлена к лазанью по деревьям – то у доблестного представителя кошачьих не имеется таких способностей. Однако голод или азарт погнали его вслед за предполагаемой жертвой. Ему мешала и, совершенно другая, весовая категория: там, где белка легко перелетала с одной тонкой ветки на другую -  он искал более толстую и расположенную в другом месте. Окончание охоты для кота наступило после прыжка белки на соседнее дерево – кот, поняв, что для него сие – невозможно, остановился и полностью ощутил трагизм своего положения – ему предстояло долго опускаться вниз своим мощным задом. Для начала он заорал на всю округу, но, ни у кого не возникло желание лезть за ним – во избежание  повторения ситуации – уже для человека. Отрывисто мяукая, всё время оглядывая дерево, он таки начал свой обратный путь… 
         
   Я уже как – то говорил, что настоящий, неподдельный гуманизм – как это странно не звучит – появляется и проявляется именно в отношениях с животными, когда эти животные – беззащитны перед хозяином в силу своей доверчивости. Более того, смею предположить, что и человеческая мораль, в самом высоком смысле этого слова, родилась только после приручения животных и частично переросла в мораль отношений человека к человеку тогда, когда человек ощутил и понял, что без сострадания к слабому его согражданину невозможно получить простор для развития собственной души (попутно хочу заметить, что, в моём разумении, сострадание необязательно связано с чужой болью. Вероятно, первоначальный смысл слова «сострадание» – сопереживание, стремление ощутить духовный и физический мир другого человека. Когда – то было сказано: «Человек рождается, страдает и умирает».
   Кстати, сегодня видел очень интересный эпизод.
  Проходил я мимо одних ворот, за которыми - незаконченная и заброшенная стройка. Где – то за этими воротами нашла себе приют бездомная беспородная собака, жизнь которой, вероятно, похожа на эту стройку – обе никому из людей не нужны. Но эта собака родила пять щенков. К ним часто  в гости приходит папа – тоже беспородный, рослый кобель. Щенки немного подросли и, ещё неуклюжие, толстенькие, всей шумной компанией появляются из-под ворот, звонко, без злости – только для порядка, облаивая прохожих. Некоторые люди, из жалости, угощают их, чем придётся, выкладывая это угощение на обрывках  газет или полиэтиленовых пакетах. И только один человек, бродяга по внешнему виду, на месте выхода всей собачьей семьи – на старом подносе - разложил отдельно косточки, отдельно кусочки хлеба, поставил миску с чистой водой….И сидел он на камне, недалеко от проголодавшихся щенков, старый и небритый, курил брошенный кем – то окурок и, предполагаю, размышлял о превратностях судьбы…
   Да, в нашей жизни много всяческих переживаний: досадных, огорчительных или радостных. Эти переживания – неизбежны и необходимы. Иначе как человек может, в частности, определить величину своей радости?).
   Вспомните библейские заповеди: «Не убий, не укради, не возжелай жену ближнего своего, относись к ближнему, как к самому себе…». Эти заповеди родились от осознания беззащитности другого человека, а затем попали в религию, предназначенную для возвышения человеческого начала над животным естеством. Жаль - большинство людей к заповедям равнодушны и вспоминают о них только в критические для себя минуты...
   Позвольте рассказать ещё одну историю об одной огромной собаке - «чёрном терьере».
  Эту породу на Западе называли собакой Берия. По одной из версий, Сталин, узнав о многообразии в собачьем мире, приказал Лаврентию Павловичу создать нечто истинно советское существо. Берия, управляя карательными учреждениями, в том числе и огромной сетью лагерей, сооружённых в малопригодных для жизни человека местах – Сибири, на Крайнем Севере, выполнил задачу, поставленную отцом народов – получилась крупная собака, с густой вьющейся длинной шерстью, сильная, жёсткая и бесстрашная.
  Но ещё говорят, что собаку выбирают, повинуясь сознанию и подсознанию. Вероятно, в человеке изначально заложено стремление к антиподу – не случайно женщины, мечтая о верном и любящем принце, беззаветно влюбляются в подлецов, а принцы, в свою очередь  – в девиц слишком лёгкого поведения. Дети из добропорядочных семей стремятся познакомиться с преступным миром…Примеров этому – нет числа. Стремление познать границы своего любопытства?
 Вот и один из моих товарищей – добрейший и приятный в общении человек, завёл именно чёрного терьера.
  Пёсик изначально имел сильный характер, но через пару лет характер сложился с физической мощью. В холке Бой достигал почти метра. Если он  становился на задние лапы – высота его головы была на уровне двух метров. Не церемонясь с окружающими, Бой немного наклонял морду, расталкивая  праздно болтающую публику. Та вначале возмущённо оглядывалась, но, увидев мощную собаку и её, сверкающие сквозь густую шерсть серьёзные глаза, поспешно уступала дорогу.
  Однажды я зашёл к Евгению. Он жил в своём доме с небольшим участком – среди нагромождения частных усадеб, встречающихся в старых районах южных городов.   
  До этого визита я не видел пса, и впечатление на меня он произвёл сильное. Представьте себе злого зверя, раскачивающего хлипкую, на вид, загородку в стремлении добраться до незнакомца, и показывающего огромные клыки. Уже внутри своего жилища Женя рассказал о недавних гостях. Те оставались у него дома, пока хозяин бегал за спиртным в близлежащий магазин. Но входную дверь Женя, по привычке, притворил неплотно – и Бой, до этого спокойно гулявший по участку, появился совсем неожиданно для счастливой и радостной семейной пары.
  - Возвращаюсь я и вижу такую картину, - улыбался Женька, - муж стоит смирно и смотрит вверх, как на параде у Мавзолея, его жена – положив руки на колени, внимательно изучает пол. Между ними стоит очень обаятельный Боинька и по очереди рассматривает неизвестных. Стало немного смешно, но гости не согласились со мной и, через несколько минут, судорожно выпив по рюмке коньяку для снятия стресса, ушли.
   У меня, к счастью, не случилось ничего подобного – выпивку я принёс, Бой оставался за неодолимой для него преградой. Во время дружеской беседы (я инстинктивно контролировал на дверь, изредка проверял дислокацию грозного сторожа) друг рассказал об одной прогулке  ранней летней ночью.
  Чем хорошо одиночество?
   Возможностью побыть в своей любимой компании, где никто не перебивает, не отвлекает от серьёзных - и не очень - мыслей, где не надо ни за кем ухаживать или уговаривать – что, согласитесь, временами пренеприятнейшее занятие! Луна и звёзды, полупрозрачное небо – вполне дружелюбны, и молча, слушают всякую ерунду, если таковая и придёт в голову. Лицо обдувает тёплый ветерок, расслабляется уставшее за день тело. Если же  в заднем кармане брюк ладно устроилась фляжка с любимым горячительным напитком и можно в любой момент сделать небольшой глоток без излишней насторожённости к аппетиту и морали незнакомых прохожих, да потом на скамейке выкурить хорошую сигарету?!
  …Боинька, отстёгнутый от ненавистного ему поводка, прочёсывал близлежащие к хозяину кусты.
  Впереди появились два парня, сзади (Женя оглянулся) – ещё двое. Вероятно,  гопстопники решили поближе познакомиться с одиноко гуляющим молодым человеком. В темноте окружающего эту мизансцену пространства чёрное тело Боя еле угадывалось - верный друг не отдалялся от своего кормильца, а когда искатели приключений остановили хозяина – он замер. Ну, как на охоте.
   Один из встречных, наверное, самый бойкий, предложил Евгению отдать червонец.
  - Даже если бы у меня и имелся червонец, – усмехнулся тот, - я бы его тебе не дал!
  -Ну, тогда я сам возьму, - с этими словами гопстопник решительно протянул руку к куртке Евгения.
  Из кустов, без предупреждения, без малейшего намёка, буквально вылетела туша Боя.
  Его глотка издала такой рык, а зубы так клацнули на руке грабителя, что оставшиеся три компаньона рванули прочь, наверное, с неизвестной им самим доселе скоростью. Оставшийся, валяясь на дорожке, с плачем уговаривал Женю забрать собаку, рвущую руку, обещая взамен любую сумму денег.
   - Иди- ка лучше в больницу, и не увлекайся вредными для здоровья привычками!
               
   Я часто думаю – принесла ли наша общая жизнь с Юнжиком пользу моим детям?
  И отвечаю сам себе – несомненно! У них усилилась чувствительность, пусть и не в одинаковой мере, к окружающим их людям, вышеупомянутое сострадание - в тонкостях, обычно затеняемых равнодушием измученных жизнью старших поколений.   

  Вот один рассказ моего сотрудника, жившего в частном доме.
   Как правило, такому дому необходим сторож в виде собаки – забудьте моё приключение в  новогоднем «Весёлом ветерке».
  Прежняя собака, охранявшая его дом, умерла от старости (если филологи захотят меня поправить, что надо говорить – сдохла – то я не соглашусь с презрительным смыслом этого слова. Да, всё живущее обречено на смерть, но не на «сдыхание». Умирают люди, животные, растения… Даже звёзды – и те умирают. Если человек хоть раз попытается понять чувства живого существа, пусть и не говорящего по-человечески, то до конца своей сознательной жизни он не перестанет уважать это существо. Но сразу стоит задать себе вопрос – используем ли мы, по назначению, весь потенциал своей души?).
   Итак, этому сотруднику понадобилась новая собака. И, сосед по улице, живший через несколько домов, узнав об этом, предложил нашему герою свою. Ему, видите ли, захотелось более породистую.
  Сказано – сделано.
    Взял мой сотрудник оставшуюся от умершей собаки цепь, пришёл к доброхоту и, спокойно приблизившись к новому для него животному, поменял застёжку. Пёс никак не мог понять, что происходит – лишь переводил взгляд, полный неверия, с хозяина на гостя. И, во время пути к новому дому, он часто останавливался и оборачивался на дорогого ему человека.
  Несколько дней пёс не притрагивался к еде, а лежал, молча, изредка поднимая голову и еле слышно повизгивая.
  Прошло ещё немного времени, и старый хозяин наведался к новому – по другим делам.
Вот тогда всё стало на свои места – кобель стал бросаться на бывшего друга с такой неистовой  злобой, что тот опешил до заикания.
    
   Психика собаки подвержена и ревности. У одного знакомого имелся пудель – умное и сообразительное животное. Подошла его старость и этому человеку предложили очень красивого щенка редкого – платинового окраса. Взревновал пудель, начал быстро стареть и …

 Раз и одна собака обиделась на меня.
В том далёком городе, где прошли студенческие годы, живут мои хорошие и искренние друзья. Редко я у них бываю, как и они у меня – тем приятнее и ярче встречи с ними, но и тоскливее расставания.
  Лет пятнадцать назад они подобрали возле своего дома голодного и грязного пекинеса, вероятно, выброшенного  прежними хозяевами по болезни – Тихон (так они стали его называть) немного подволакивал задние лапы. Постепенно новоселец приобрёл лоск настоящего собачьего льва (перевод названия породы, если не ошибаюсь) – важно гулял по квартире, потряхивая кисточкой хвоста, повышал голос на хозяйку, если хозяин брал его на руки, шерсть у него начала блестеть, а глаза – перестали слезиться.
   Вскоре мы с ним подружились и он, в качестве знака симпатии, даже позволял почесать ему животик.
  Когда он видел дома совсем незнакомых людей – то прятался под креслом, изучая оттуда новичка. Если одобрял выбор – выходил наружу.   
  Но один раз, по невнимательности или с непривычки, я слегка наступил ему на лапу. Тиша взвизгнул и спрятался в своё убежище. Как я перед ним извинялся, что ему я только не говорил, подсовывая ближе к его носу различные собачьи лакомства! И Тиша принял моё раскаяние - через полчаса он вылез наружу, но до конца моего пребывания  в его квартире – если я не садился, старался держаться подальше.
    В наших предположениях о духовной организации различных животных слишком много неизвестного, однако, какая приходит радость при узнавании истины, совсем не похожей на выводы трёх слепцов, ощупывающих различные части теле слона!
 Для Вашей улыбки - анекдот о путешественнике  в  раскалённой солнцем пустыне. Мучился он не только жаждой, голодом и жарой. Ему очень хотелось узнать время дня – возможно, солнце сильно припекло голову. И вдруг (в пустыне редко случается «вдруг») видит старика, расположившегося под стоящим верблюдом – в теньке. Спрашивает путешественник: « Который час?». Старик шлёпает ладонью по гениталиям верблюда, висящим перед его лицом, и отвечает на вопрос. Поблагодарил странник и пошёл дальше. Несмотря на окружающие его организм мучения, заинтересовался новинкой – куда до неё хвалёным швейцарцам! Вернулся и опять спрашивает о времени. И опять аксакал шлёпает ладонью.
  «Слушай, дорогой, - мучается иноземец, - как у тебя оригинальные часы!».
  «Э! Иди сюда!»
    Берёт старик двумя руками те самые гениталии, отодвигает их в сторону:
  «Видишь, там, далеко – башня с часами?».            
   
   В то время один человек желал мне неприятностей и строил козни. В духе знахарок – ставил свечи за упокой моей грешной, но ещё живой, души, подкладывал «заговорённую» соль и тому подобное.   Но это – вторичная информация. А первичная информация о сверхъестественном, происшедшем с моей родной тётушкой, такова:
   В годы её проживания в Запорожье – она встретила на улице пожилую цыганку, лет 60-ти. Договорились они о гадании – рассказала цыганка всё, что интересовало тётю (сбылось на 99%), и они разошлись.
  Минуло лет пять и, уже в Симферополе, она встречает другую цыганку, примерно такого же калибра, как запорожская. И опять тётушка уговорила незнакомку погадать, конечно, не бесплатно.
   Раскинула та свои карты, а потом стала их собирать:
«Не буду я тебе гадать – не имею права, потому как гадали тебе, не очень давно, по «Книге планет»!». И ушла.
   Никто не смог дать ответ на вопрос: Как через пять лет, на большом расстоянии, одна цыганка узнала о гадании другой?
   
    Выше я рассказывал, как наш дорогой и горячо любимый Юнджил ложился на мою постель - после моего ухода.
   Иногда мне кажется, что он интуитивно – или сознательно? – забирал на себя негатив, направляемым на меня злокозненным человеком, ставившему свечи за упокой моей грешной, но ещё живой души, подставлявшему заговорённую соль и т.п.(ещё раз повторю – я не суеверен, но отрицать неизвестное не могу). Не знаю, обладала ли силой эта ворожба – в человеческом понимании. Однако вспомните неприятности при постановке «Макбета» В.Шекспира, при экранизации «Мастера и Маргариты» М.Булгакова…

   Может быть, поэтому, а, может, по другой причине, но Юнжик стал болеть. В то жаркое лето ему исполнилось бы одиннадцать лет. Он похудел и на прогулках тяжело дышал. Врач, проводивший обследование, сообщил мне о его слабом сердце и аритмии.
  …В соседнем подъезде появился приблудный кобель. Жильцы его подкармливали и тот (собачья психология) ощутил себя нужным этой части человечества. Посему и стали появляться в его поведении чёрточки собственника подъезда и, даже, при благоприятном раскладе, части дома.      
  Юнжик совсем не претендовал на его место и часто – когда мы торопились в парк – игнорировал пришельца. Но в тот злосчастный жаркий день он чувствовал себя хуже обычного и не торопился по известному маршруту. Чужая собака, с лаем, стала приближаться к нам, и Юнжик бросился к ней навстречу. Но, через несколько шагов, он закачался, и я едва успел подхватить его, падающего на правый бок.
  Как он тяжело дышал! Отогнав пришельца, я бросился в дом за корвалолом, что потом заливал ему в пасть. Лекарство проливалось на землю.
  Глаз стали покрываться пеленой, вдохи становились реже …
 Так же, на коленях, я старался услышать биение его сердца, но – наступила тишина.
  В эти минуты дома никого не было. Я принёс его и положил на коврик возле моего дивана, и он лежал, будто бы во сне, и, казалось, что, как и в прошлом, он вот – вот начнёт перебирать лапами,  торопясь в нужные ему края. Сейчас, увы, он уже никуда не спешил.
  Потом пришли мои домашние и мы все плакали, и обнимали, и гладили его, и звали его, и просили у него прощения.
   Похоронили мы его под кустом чубушника, укрыв тем самым полотенцем, под которым он блаженствовал после купания; и, проходя мимо его последнего пристанища, мы останавливаемся и вспоминаем Юнжика и принесённую им радость.
       
 Если где – то есть мир для человеческих душ, то, недалеко от него, должен быть и мир для душ близким нам бессловесных существ. И ждут они неминуемой встречи с нами, глядя на дорогу, ныне известную только им…