Предназначение фортуны

               
               

    Вспоминать дату рассказанной ниже истории не имеет смысла – только лишняя головная боль для автора, одно скажу: случилась она во времена развитого социализма - примерно в начале восьмидесятых годов двадцатого столетия.
  В  те далёкие  годы, жили совершенно такие же люди, совсем не похожие на динозавров. И, что не менее интересно, у них  возникали желания, подобные желаниям сегодняшних мальчиков и девочек: в нерабочее время отдохнуть и повеселиться. Как и сегодня, эти желания немного отличались друг от друга: одни уходили в горы, другие – спали до упора ресниц в опухшие щёки, часто с особой противоположного пола, третьи – стремились в увеселительные заведения.
 Тогда, для приёма всех желающих, хороших ресторанов явно не хватало и посему швейцар, стоящий у входа, приравнивался, по своему значению, к неутверждённому диктатору. Хорошему швейцару, правильно распознающему посетителей по их движению возле двери - как птицу по полёту, администрация ресторана, в качестве Почётной Грамоты, даже выделяла собственный столик в уголке зала. Счастливцы с радостью благодарили швейцара неплохой мздой, современным языком – бабками, которыми тот честно делился со своим руководством. Но ЛИЧНЫЙ столик являлся показателем интеллекта швейцара – неким четырёхногим подобием нынешнего IQ.
  Кстати, Вы не замечали, что между этими словами: «мзда» и «бабки» есть некая аналогия? Вот она – преемственность поколений!
  А как сверкала форма этого швейцара! Ливрея, расшитая золотом, фуражка, своей формой и блеском вызывали слезоточивую зависть у простодушных папуасов, изредка попадающих в нашу страну на переподготовку. Если же к этому добавить огромную власть над, блестящими лаком, дверями райского уголка…Короче говоря, желающих, в отличие от мОгущих, занять этот пост было предостаточно.      
  Однако вернёмся к печке, от которой танцуют бараны.
   Нашего бывшего шефа перевели в министерство, а на его должность не находилось достойной замены. Но тут начальник одного цеха, имевший наличие отсутствия (шутка!) воспитания, провинился перед руководством, и его перевели на  вакантное место - для поднятия дисциплины, добровольно соблюдаемой немцами, китайцами, японцами и другими народами, но от которой шарахается наш менталитет.
  Нет, мы не стали лучше работать - новый руководитель ни хрена не понимал в чертежах, схемах и эргономике. Он соображал только в перекатывании круглого и переноске плоского, одновременно требуя, с пеной у рта, приходить на работу и с обеденного перерыва без опозданий, совершенно не учитывая нежную психологию инженеров.
   И мы попали под его влияние – в курилках стали чаще слышаться выражения с ненормативной лексикой и, что настораживало, наши утончённые дамы тоже позволяли себе нечто… 
   Более того, на рядом расположенной стройке появилась матерящаяся крановщица – милая и хрупкая девушка. Один сотрудник, ухаживавший за этой Дульсинеей (по паспорту – Евдокией), выяснил, в одно из свиданий, что её команды – без мата - плохо понимают достойные представители рабочего класса.
  Наш коллектив продолжал сопротивляться натиску самой сильной части великого и могучего русского языка – интеллектуалы намёками и иносказательно осаживали нового начальника и тот, пусть с некоторым торможением, но наступал на горло собственной песне. Если в его кабинете проходило совещание с прерванной песней, да в открытое окно врывался очередной спич той самой крановщицы – совещание внезапно заканчивалось, а шеф припадал к этому окну с мечтательной детской улыбкой, подобно любителю песен соловья.
  В сущности своей он являлся неплохим мужиком – но не своём месте.
    У меня же с ним появилось некоторое взаимопонимание. Вероятно, из-за одного моего выплеска (есть же всплеск!) эмоций  в адрес его заместителя по цеху.
  Мой шеф тогда явно мучился от безделья, но как преобразилось его лицо при первых моих выражениях! Я не стеснялся в оборотах, а он, слегка остолбенев от, ему неведомых до сей поры, моих способностей, крякал от удовольствия и даже кое-что пытался  записывать в рабочем дневнике…
    Вскоре, в субботний осенний вечер, мы с подругой подъехали в новый ресторан в ближайшем к городу курортном местечке. Представьте себе толпу у входа, отдельные представители которой, с заискивающими взглядами, пытались разжалобить неизвестного мне швейцара панибратским обращением по отчеству. Мы уже решили уйти восвояси, но швейцар – в полусумраке козырька фуражки трудно было разглядеть его лицо – положил мне руку на плечо и шепнул:
 - Проходи быстрее!
   Тогда у меня появилось некоторое предчувствие былого знакомства с этим господином – захотелось поговорить с ним по душам, но ресторанная суета, пузырьки шампанского и близость пышного тела моей спутницы вышли на первый план…
  В понедельник секретарша вызвала меня к шефу.
 - Странно, - я терзался сомнениями. – В начале недели – и на ковёр?
  Однако начальник запер за мной дверь на ключ, затем достал из сейфа бутылку коньяку, кулёк карамелек, молча, наполнил стопки, и мы тихонько чокнулись. Затем, опять-таки, молча, он достал, из того же сейфа, фуражку швейцара, кончиками пальцев погладил её околыш и надел. Пару минут полюбовался своим отражением в зеркале, строя различные физиономии.
  - Знаешь – я в детстве очень хотел стать генералом. Не получилось. Но вот скоро – выходить на пенсию, а тут вакансия  с испытательным сроком подвернулась. Ну, чего среди вас мне штаны протирать? Так что ты скоро – при случае, как в том мультике – заходи! А то не с кем живым словом перекинуться!