Крысоед

Детективная газета, 19.9.1997 г.
Крысоед

Чтобы симулировать невменяемость и избежать смертного приговора, он откусил свой язык. Но эксперты пришли к однозначному выводу — вменяем.


Кошмарное «причастие»
1993 год. Одна из камер штрафного изолятора исправительно-трудовой колонии города Ивдель Свердловской области.
В темном углу, подальше от зарешеченного окна и лампочки под потолком, совершалось убийство.
Отловленную под нарами крысу двое заключенных, зацепив за морду и лапки, растянули в струну на шнурах-растяжках. Третий, которому на вид было не больше восемнадцати, подошел к жертве и скрестил руки за спиной. Чтобы должник не мог использовать их, сокамерники заправили запястья за пояс брюк.
Лицо крысиного палача на мгновение перекосилось от отвращения, но он сделал усилие над собой и решительно наклонился над визжащей тварью. Оскалился по-звериному и вонзил зубы в подрагивающую крысиную плоть. Крыса заверещала, убийца отпрянул с набитым шерстью и і^ожей ртом. Су¬дорожно проглотил и снова набросился на жертву.
После 'трапезы1 его долго рвало. Вначале кусками окрашенного кровью крысиного мяса, потом желчью.
Когда представление окончилось, один из зеков отвернулся к стене и, словно для себя самого, констатировал: 'Не играй в карты — долгов не будет...'
Игорь Орлов, превозмогая слабость, рухнул на нары рядом. Когда отдышался, приподнял голову и грохнул кулаком по доскам:
Все равно сбегу!.. На свой день рождения сбегу! Иначе и меня, как подельника, прикончат.
—Ну что ж — удачи, — только и вымолвил сосед.
Удача и впрямь сопутствовала Орлову. Фантастика, но Орлов сбежал именно в свой день рождения. А спустя полтора месяца  шагал по земле Беларуси, будучи глубоко уверенным, что, если уж 'пошла масть', то это надолго.
«Масть пошла»
Из свидетельских показаний Л. А. Акучиной, жительницы города Ивацевичи:
...В три часа ночи в дверь моей квартиры позвонил парень, который представился Игорем из Свердловска, и попросил приютить его. Игоря раньше я не видела. Но с его матерью познакомилась, когда была в гостях в Свердловске. Она рассказывала, что Игорь осужден за то, что, защищая свою девушку, по неосторожности убил человека...'
На самом деле Игорь Орлов со товарищи ограбили и убили водителя автомобиля, который согласился подвезти пьяную компанию.
Кстати, за свою жизнь в колонии Орлов опасался не зря. Его подельника по убийству действительно нашли мертвым в колонии. До Орлова дошли слухи с воли, что родственники убитого ими водителя, недовольные приговором суда, поклялись отомстить.
Оказавшись на воле, Орлов зря времени не терял. В считанные дни у него в руках оказываются паспорт и аттестат о среднем образовании, причем с весьма приличными оценками в нем, разумеется, совершенно на другую фамилию, медицинская справка и разные штампы в паспорте со всякими там прописками- выписками.
Обзавевшись документами вкупе с гарантийным письмом родителей (разумеется, тоже фиктивным), Орлов покинул Ивацевичи и прибыл в Минск. И хотя он никогда не читал дедушку Ленина, твердо решил для себя: учиться, учиться и еще раз учиться. Конечно, бизнесу. Потому и направил свои стопы в негосударственный институт управления и предпринимательства.
В мгновение ока респектабельный студент получил и место в общежитии по Калининградскому переулку.
Бескровный замысел
С Юрием Вирштейном они познакомились в пивбаре. Здесь и встречались чаще всего. Безработный повеса из Колодищ, хоть и был старше своего нового дружка, едва не заглядывал в рот Орлову, когда тот начинал философствовать о жизни вообще и особенно о жизни с хорошими деньгами.
—Понимаешь, — вещал Орлов, потягивая пиво, — я ведь потомок известного рода — слышал про князей Орловых? Во мне генами заложена потребность в денегах. Больших деньгах, чтобы ни в чем не нуждаться.
Юрий внимал и восхищался. И даже попытался затеять диалог:
Да-а-а, живут люди! Вот мой приятель Валик Корниенко рассказывал про корешей-валютчиков с Комаровки. Представляешь, на карманные расходы держат при себе по несколько штук баксов. Я уж не говорю про иномарки...
Игорь насторожился, хотя старался этого не показывать.
—Да треплется он, — лениво продолжал цедить пиво Орлов. —Кто при больших бабках будет разгуливать по городу?
А спустя несколько дней огорошил Вирштейна планом.
—Надо, чтобы Корниенко показал валютчика с тачкой. Мы выслеживаем его, затем останавливаем и просим подвезти, а там...
Жди, так он и остановится! — засмеялся как с дурачка Вирштейн.
А куда он денется — ты будешь в милицейской форме. Возьмешь у своих знакомых. В этом весь и фокус.
После уточнения деталей операции Юрий, не откладывая направился, к своему приятелю Ворсу, бывшему милиционеру, выпрашивать форму. Версию они придумали простую и почти смешную —дескать, младший брат пошел служить в милицию, а форму пока не выдали. Ворс без колебаний вы¬тащил пронафталиненное обмундирование.
Кровавое воплощение
Из протокола допроса потерпевшего Д.Дроба:
'Я занимаюсь... занимался скупкой и перепродажей валюты.
1 июня, как обычно, работал в районе площади Якуба Коласа. После закрытия рынка, примерно в 18 часов, знакомый попросил подвезти домой. Только отъехали, как увидели милиционера, который жезлом приказал остановиться. Милиционер представился, спросил документы. Потом вежливо попросил подбросить его и коллегу за кольцевую. 'Коллегу' в гражданском представил как лейтенанта милиции..
Мой приятель пересел на заднее сиденье, с ним рядом сел 'лейтенант', а 'сержант' — рядом со мной, чтобы показывать дорогу.
Мой приятель вышел у своего дома на Партизанском проспекте.
Выскочили за город, проехали деревню и на пустынном месте меня попросили остановиться. 'Сержант' пояснил:
Здесь нужно забрать вещи.
Меня это насторожило, я опустил руку на защелку ремня безопасности, но 'веревка уже обвила мое горло. 'Сержант' перестал притворяться и тоже накинулся на меня.
Все же удалось вывалиться из машины, но выпрыгнувший следом 'лейтенант' ударил меня в грудь, живот, шею чем-то вроде стамески. Я упал и от боли не мог пошевелиться. Лежал и слушал.
'Сержант' предлагал оставить меня и бежать, но 'лейтенант' был не-преклонен:
А если выживет... Подождем, пока сдохнет. Иначе заложит с потрохами.
Они обыскали машину, забрали все ценное и ушли.
...С собой после работы у меня было 33 миллиона белорусских зайчиков, 5600 долларов США, 700 марок ФРГ, полтора миллиона российских рублей. Взяли также автомагнитолу, семь аудиокассет, портмоне, зонт, калькулятор..."
...Солнце уже близилось к закату, когда с востока по полю к деревне Стиклево Минского района от леса ползла рывками, вихляя иномарочным задом, легковушка с открытой дверцей.
Она подобралась к асфальту и выбросилась на него, словно дельфин-самоубийца. Мотор умер, захлебнувшись выхлопом. Из открытой дверцы вывалился весь в крови водитель. Налетевший самосвал замер в нескольких сантиметрах от окровавленного тела.
«Симуляция мутизма»
В тот же вечер наводчик Корниенко получил свою долю — три миллиона 'зайчиками' — и остался доволен. Еще бы — не привлекался, не участвовал, не бил — и вдруг больше сотни баксов.
Но назавтра его настроение изменилось. Придя на Комаров-авеню — так называют стометровку перед входом на центральный рынок столицы, — он услышал, как в рядах валютчиков ползет и повторяется слушок:
Дима Дроб... четырнадцать ножевых ран... только зеленых было десять тысяч... в реанимации... чудом живой...
Корниенко сразу же поехал к Вирштейну и вывалил деньги на стол: 'Я ничего не говорил'.
Вирштейн не возражал. Он был уверен, что следов не оставлено никаких — не зря же старался он, протирая перед бегством машину. Шли дни, и уверенность росла. Вирштейн прикупил ' Мерседес', делал дорогие подарки возлюбленной. Никто и не интересовался —откуда деньги, теперь так принято.
У Орлова и вовсе до поры до времени все складывалось, что называется, тип- топ. Он, как и мечтал, справил княжескую свадьбу, начал устраивать семейную жизнь. Только длилась она недолго.
После того, как Орлов понял, какой приговор ему грозит, чтобы выжить, он сознательно обрек свое тело на физические страдания, а мозг —на демонстрацию сумасшествия. Откусил себе язык, отказался от еды. Не желал самостоятельно передвигаться, все делал под себя.
Он сопротивлялся и выл по-звериному, когда кто-то пытался стянуть с него одеяло, заговорить, обмыть, насильно втолкнуть в рот пищу или питье.
И лишь после заключения медицинской комиссии он, кажется, понял тщетность своих усилий. ВМЕНЯЕМ.
И ни вой, ни крик, ни вопли не помогли. Ему никак не верилось, что придется умереть — расстрел. Что он никогда не сможет увидеть своего ребенка. И сказать ему: ' Здравствуй, сын!'
Уже не скажет.
После случившегося мать вернула свою девичью фамилию. И никогда не расскажет сыну об отце со звучной, но краденной фамилией Орлов.
Валерий Тарасов.