Последний поклон

       Название я подсмотрел. Я просто взял его у Виктора Астафьева – довольно известного писателя советских времен («Ода русскому огороду», «Царь рыба», «Прокляты и убиты»). «Последний поклон» называется третий том его собрания сочинений. Последний поклон отдает он бабушке Катерине Петровне, вырастившей его. Последний поклон, который он не успел отдать ей при жизни, который он не отдал ей и на похоронах, куда не смог приехать.
       Я тоже не был на похоронах своей бабушки. Но не поэтому я хочу назвать так свою книгу, а по объему это будет книга. Впервые я шагну дальше миниатюр, дальше своих коротеньких зарисовок. Сейчас такое время, когда можно подвести черту под прошлым. Под всем прошлым. Сейчас у меня очень много дел. Так много у меня не было никогда, и в свое время я расскажу почему, но начну эту книгу я именно сейчас. Потому что это тоже дело, но скорее даже не поэтому, а есть такая черта в характере – идти наперекор. Делать не «потому что», а «несмотря на». Мне хочется написать и написать много. Уже три или четыре месяца я сплю по пять-шесть часов в день, иногда по четыре часа, но уже давно я не был так… счастлив? Скорее спокоен. Умиротворен. Уже очень давно проблемы не давались мне так просто. Они не решаются быстрее, чем раньше, но они не давят. Не угнетают нисколько.
       И пусть времени нет. Пусть сама жизнь сейчас ставит мне очень сжатые сроки и на вопрос самому себе: «к какому сроку мне нужно сделать эту большую трудную работу?» я сам себе отвечаю: «к вчерашнему дню». Я отдам свой последний поклон сейчас. Не только бабушке, я отдам последний поклон всем. На чьих похоронах я был и на чьих не был, и тем, кто, слава Богу, сегодня жив. Я отдам свой последний поклон всему Калининграду, огромной Москве и маленькому селу, я отдам его бесконечным дорогам России, Белоруссии и Литвы. Не для того чтобы проститься, а чтобы еще ближе слиться со всеми и всем, объединиться в Любви. Объединиться в Любви даже с теми, кого я никогда не любил, и кто никогда не любил меня. Кого я никогда не знал. Именно сейчас, отойдя в сторону от всех знакомых и друзей, от всех мест, что любил и ненавидел, я острее всего чувствую Любовь.
       Мне хочется поклониться всем еще раз и многим – последний. Тем, кого нет, но которые были. А если говорить совсем честно, мне хочется написать эту книгу еще по одной причине. Когда я был уже достаточно взрослый, чтобы все понимать, но в тоже время еще не дорос до того возраста, когда вокруг ничего и никто не интересен, кроме Первой Любви, бабушка много рассказывала мне о своей жизни. Нам этого уже не понять, и никакой музей не расскажет сотой доли того, как люди жили на самом деле. В тридцатые, сороковые, после Великой Войны. Я понимал, потому что слушал бабушку в глухой деревне, в доме без удобств. Я понимал, и хотел записать, но все не находил времени. Прошло пятнадцать лет, и я почти все забыл, остались какие-то отрывки, какое-то общее ощущение, которое тоже уже почти все забылось. И мне не хочется также забыть уже свою жизнь.
       Я не пишу для себя, и неправильны будут слова, что я пишу для потомков, они будут напыщенными и красивыми, эти слова, но они будут пустыми. Мне хочется написать, чтобы еще раз поклониться, и я пишу для тех… Для кого это нужно или будет нужно потом. Хотя бы потому, что я собираюсь написать о близких мне людях. Которые были отзывчивыми, добрыми… Впрочем, были они и себе на уме, и обманывали, и грешили. Я вспоминаю сейчас маму, бабушку, отчима, деда – какую Любовь вижу я в их делах и словах, какое иногда самопожертвование и благородство поступков. Но и какой эгоизм иногда! Рядом, в ту же минуту. Спроси меня сейчас: «хорошим ли человеком был твой дед? Твоя мама?» Только честно отвечать, беспристрастно. Я честно скажу: «хорошим!» И добавлю через минуту, что всякое было, но были они живые.
       Боже, какие они были живые! «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3:15-16). Я не могу сказать, были они горячи или холодны, но они не были теплы. Они были горячее меня. Они были холоднее меня. И однозначно они были горячее всех героев сегодняшних мелодрам, триллеров, боевиков и прочих реалити-шоу, которые мы смотрим, читаем, обсуждаем. Внутри которых абсолютная Пустота.
       И моя жизнь. Пусть она уже наполовину тепла. Пусть я больше изнежен и не способен к настоящему тяжелому труду. Пусть я, наверное, не умею так любить, и, наверное, и так ненавидеть. Но я вижу, что и я еще – живой. Пусть я не записал тогда рассказов своей бабушки про голодное детство на Алтае, про рытье противотанковых окопов в глубоком тылу, про мужа, убитого на войне, и про второго мужа – моего деда, пришедшего с войны с орденами. Я напишу о них, какими увидел их я, и каким они оставили меня, и куда я пошел без них, что я стал делать. После бабушки, после моего деда, дошедшего до Берлина, мне практически нечего рассказать о себе. Пусть! Пусть, потому что и моя молодость не совсем пуста. И всего моего поколения.
       Низкий поклон бабушке и деду, маме и отчиму, сестре и тете Тане, моей жене и дочке, Диме, Леше, Олесе, Маше, Свете, батюшкам Георгию и Константину, Кириллу, Антону, всем бабкам из деревни, где прошло детство, и всем соседям, всем, с кем вместе работал и с кем учился. Не вспомнить сейчас.
       Всем.

       следующая глава книги здесь
       http://www.proza.ru/2012/10/06/1095