Рассказ Восьмиклассница

     Оно, конечно, начальству виднее. А оно там наверху решило производить обмен грозненских студентов на алтайских.
   Надеюсь, что я вас заинтриговал. На самом деле это был отточенный не одним годом процесс отработки советскими студентами-комсомольцами летней трудовой практики. Вы догадались, обмен студентами происходил на короткий летний период, ну, там пара месяцев от силы. Но почему эшелон алтайских студентов, затрачивая немалые средства, ехал на Северный Кавказ, а веселые песни под непременную гитару грозненских стройотрядовцев неслись в вагонах, двигающих на Барнаул?
   Лишь с высоты своих нынешних годов, читая в прессе о демографическом кризисе в постсоветской современной действительности, я начинаю понимать, что таковой обмен был целенаправленным и обдуманным. Среди сотен и сотен барнаульских студенческих отрядов можно было заметить лишь несколько парней. А стройотряд из Грозного имел в своем наличии лишь несколько поварих, женского пола. И в те далекие годы чеченцы славились своим врожденным мастерством в строительстве. Несмотря на свою молодость, грозненские стройотрядовцы лихо справлялись на стройках Алтая. И еще одно обстоятельство нас удивило тогда. Мужского населения в деревнях Алтая было в разы меньше чем бойких и очень симпатичных девушек. В поселке Тальменка, где наш отряд дислоцировался, и вовсе на одного парня приходилось 17 девчонок! Правильно, вы догадались, что такого внимания к своей скромной персоне со стороны прекрасного пола наш стройотрядовец не испытывал ни прежде, ни, мне так думается, после.
   Тальменка, был поселок по сибирским меркам довольно крупный, эдак, в тысяч десять жителей. Удивлению тальменчан не было предела, когда мы им доказывали, что в Чечено-Ингушетии, к примеру, в пос. Шали проживает более 30 тысяч жителей. Привычных на Кавказе фруктовых деревьев в Тальменке не было. Росла там черемуха и местная гордость – яблоки «ранетки», размером чуть больше вишенки. К местному населению мы относились очень доброжелательно, надеюсь, что эта доброжелательность была взаимной.
   Однажды вечером, в теплый свежий вечер, после насыщенного рабочего дня, наши ребята решили прогуляться по поселку. Ребята направились к магазинам, а я присел на лавочке перед нашим общежитием. Недалеко, на противоположной стороне широкой улицы с пешеходными подобиями тротуаров, застеленных досками по обе стороны дороги, играл мальчишка лет 7-8. Вначале я не обратил внимания, как мальчишка зашел за кусты черемухи, когда мы с ребятами вышли на улицу. Но, когда парни, в непременных стройотрядовских курточках цвета «хаки», разукрашенных пестрыми эмблемами ССО (Студенческий стройотряд), и модных, дефицитных по тем временам, американских джинсах, удалились, то мальчишку взяло любопытство. Он сначала выглянул из своего укрытия, затем и вовсе вышел. Видно было, что его раздирает любопытство. Мне всегда нравилось общаться с малышами, и мое внимание тоже привлек мальчишка.
   - Ты, наверно, в «войнушки» играешь с пацанами... или в прятки? Где твои друзья? - добродушно поинтересовался я.
То, что я заговорил с ним на равных и доброжелательно, подкупило, по всей видимости, мальчишку. Позже я узнал и еще одну причину, по которой он мне доверился.
   - Не-а. Тут не с кем играть. Пацаны знакомые уехали на каникулы, - совсем по-дружески заговорил мальчишка.
   - Хочешь, мы с тобой поиграем? - предложил я.
   - Не-а, - что-то сдерживало его.
   - Тебя как звать? - спросил я.
   - Васькой... а ты кто? Американец, да? - вдруг неожиданно спросил мальчишка.
   - Почему же американец? Я такой же советский, как и ты, - объяснил я.
   - А чего ж ты с теми дядьками, что ушли, разговаривал по-американски... и брюки на тебе американские, - поставил меня в тупик мальчишка.
Я улыбнулся наивности мальчугана и постарался объяснить ему. Но мы с ним общались через всю улицу, а это никак не располагало дружескому общению. И я попытался несколько разрядить обстановку:
   - Я с тобой, Васька, говорю на каком языке?
   - Ну, на русском.
   - Значит... я свой?
   - А может ты шпион... выучил русский?
   - Нет. Просто я не русский, а чеченец.
   - А че-че-ны это американцы?
   - Нет. Чеченцы это такой же народ, как и русские, украинцы. И мы с русскими живем в одной стране, в Советском Союзе, СССР. Просто у нас язык немного отличается от русского, и ты нас не совсем понимаешь. Но мы все умеем говорить по-русски, - пытался я внушить доверие пацану.
   - А если американцы нападут на нас, тогда ты на чьей стороне будешь? - совсем серьезно спросил Васька.
   - Васька, у тебя папа есть?
   - Ага, есть. Он на работе.
   - Так вот, если эти американские империалисты нападут на нашу с тобой советскую страну, мы с твоим папой так наподдадим этим собакам, что они пожалеют, что задумали наброситься на нас! - твердо заявил я.
   - А чеченов много? - впервые за все время улыбнулся Васька.
   - Много, Васька. Нас с тобой очень много! И ты, малыш, не бойся каких-то там американцев. Пока мы вместе, нас никто не сможет победить! - заверил я мальчишку.
   - А тебя как звать? - спросил он.
   - Ваид.
   - Ва-ва... Ва-ид... Ваид. Трудное имя. Но ты хороший, - сделал свой вывод Васька.
   - Васька, твои друзья уехали в гости к родственникам на каникулы?
   - Да.
   - Хочешь, я буду твоим другом, пока они не вернутся?
   - Ладно, - улыбнулся еще светлее мальчишка.
Он твердым шагом перешел улицу и подошел ко мне совсем близко, без тени страха в голубых глазах и протянул мне свою маленькую ручонку с согнутым мизинцем. Я понял, что наступил торжественный момент и, протянув руку, сцепил свой мизинец с его пальчиком. Мальчишка произнес клятву верности дружбе:
   - Клянусь, клянусь, клянусь
     Я другом верным быть!
     Клянусь, клянусь, клянусь
    Об этом не забыть!
Я в свою очередь повторил клятву верности дружбе и подтвердил факт соглашения.
   - Васька, а у тебя братья, сестры есть? - спросил я у друга.
   - Да есть. Сестра, старшая, зануда, - скривил рожу Васька.
   - А во что ты любишь играть? - спросил я.
   - В футбол. Поиграем? - резво перебежав улицу, мальчишка вернулся с большим резиновым мячом, который он оставил, оказывается в своем укрытии за кустом черемухи.
Мы с Васькой долго гоняли мяч по пустынной улице. Затем к нам присоединилось несколько наших стройотрядовцев, и игра получилась на славу. Васька у нас был знаменитым вратарем. Солнце уже клонилось к закату, когда я решил немного проводить домой своего нового друга. Васька, как оказалось, жил недалеко от нашего общежития, за поворотом в конце квартала. Я уже хотел было, попрощавшись с мальчишкой, вернуться к себе в общежитие. Но в это время из ближайшего дома вышла довольно миловидная рослая и стройная девушка. Завидев нас с Васькой, она издали начала возмущаться и набросилась на моего друга:
  - Ты почему, бесенок, поздно возвращаешься домой! Сколько раз можно тебе говорить!
  - Ну, началось,- недовольно произвольно спрятался за мной Васька.
Девушка, казалось, только теперь заметила меня. Она как-то вдруг растеряла свой воинственный пыл и неловко поздоровалась:
  - Здрастье!
  - Здравствуйте, милая девушка, это по моей вине Васька задержался. Мы с ним играли в футбол и не заметили, как начало смеркаться, - защитил я своего друга.
  - А вы со стройотряда? - не обращая внимания на мои оправдания, поинтересовалась девушка.
  - Да, мы приехали на днях.
  - А у вас в общежитии будут танцы?
  - Нет. Где там можно проводить танцы? Нас будут водить на танцплощадку, в парк.
  - В парк далеко. Меня мама туда не пустит. В прошлом году приезжали студенты и во дворе вашего общежития проводили танцы. В окно выставляли колонку от магнитолы и включали музыку, - с нотками какой-то непонятной мне тоски произнесла девушка.
Она была очень стройной, и пышные темные волосы затмевали ее худощавость. Живые мягкие серовато-голубые глаза поблескивали, источая юную свежесть.
   - Я поговорю с ребятами. На танцплощадке дискотека лишь в выходные дни. Спасибо за идею, милая девушка, - поблагодарил я девушку.
Перед тем как тронуться обратно, я подал руку своему новому другу:
   - До свиданья, друг.
Васька аккуратно переложил мяч в левую руку и совсем по-мужски протянул правую:
   - Пока. Я завтра приду. Поиграем?
Наш поход на танцплощадку получился не совсем удачным. Нас всем отрядом построили как солдат в две шеренги и таким образом повели на танцплощадку через весь поселок. Над нами посмеивались местные. Такого зрелища тут еще не видели. Студенты, что побывали тут до нас, ходили в свободной форме одежды, не то, что потехи ради командирского тщеславия нашего выскочки рыжего, остроносого, с вечно бегающими желтыми глазами командира отряда. Сходив на танцплощадку вот таким детсадовским строем, мы отказались от дальнейшего такого позорного шествия. На следующий вечер мы выставили колонку магнитолы «Маяк» в окно и местная молодежь в основном девчонки не заставили себя долго ждать. С этим контингентом нашему «рыжегривому» командиру отряда невозможно было справиться. Они приходили и требовали музыки и танцев, и каждый вечер в окно, выходящее в широкий двор общежития, выставлялись мощные по тем временам колонки, и лилась-гремела музыка.
   На второй или третий вечер я в очередной раз играл с другом Васькой в футбол, когда вдруг из-за угла поворота улицы появилась сестра Васьки. Солнце еще было высоко и до танцев далеко, хотя музыка теперь у нас играла круглые сутки.
   - Аленка, я не пойду домой! Еще рано! - запротестовал Васька.
Но Аленка (оказалось, так зовут сестру моего друга) и не собиралась уводить моего запаниковавшего друга. Она была, как мне показалось, при полном параде. Тоненькая узорная блузка, коротенькая черного цвета юбочка и умело зачесанные волосы придавали Алене блеск!
   - Васька, поди сюда, чего-то скажу, - совсем миролюбиво позвала она брата.
Тот пару раз, шмыгнув носом, поплелся к ней, виновато взглянув в мою сторону. Я, скинув плечи, сделал знак другу; мол, что поделаешь, брат.
   Алена что-то быстро шепнула братику на ухо, и тот вдруг оживился. Затем он быстро подошел ко мне и совсем по-взрослому кинул мне:
   - Она тебя купила!
   - Как купила? Не спросив меня, купила? Зачем? Как? - не понял я их уговора.
   - Она мне отдала свою большую фарфоровую кошку-копилку, чтобы я уступил ей тебя, - объяснил мне друг, за сколько меня продали или купили.
   - А много ли в копилке-то? - спросил я саркастически, но, кажется, мой юный друг меня не понял, он вовсе и не силился меня понимать.
   - Второй год пошел, как начала копить. Кошка тяжеленая, я ее с трудом поднимаю, На «велик» должно хватить, - наконец, объяснил мне Васька, что «велик» ему чуть дороже друга.
   - А если я не захочу продаваться? - сделал я последнюю попытку обрести волю.
   - Ты что, Вади, хочешь, чтобы у меня не было «велика»? - растерялся мальчишка, приводя неоспоримый довод.
   - Конечно, хочу... конечно, - успокоил я Ваську. Но не ценою собственной жизни, - добавил я про себя в шутку, когда тот весело, подпрыгивая, ушел.
«И чего я тут возмущаюсь? Малыш оказался практичнее меня. Он мне предложил интересную симпатичную подругу вместо детских игр!» - обрадовавшись, подумал я тут же.
   - Вади! - крикнул мне издали малыш, вывернув не в первый раз наизнанку мое имя. - Аленка зовет тебя!- и вслед за этим тут же исчез за углом.
Аленка, скрывшаяся за тем же углом квартала перед Васькой, вновь показалась, давая понять, что теперь имеет бесспорные права на меня. Я подошел к девушке.
   - Можно я буду обращаться на «ты»? Ты не против? А меня Аленкой зовут. А тебя Вади? - засыпала меня вопросами девушка, пытаясь скрыть свое смущение.
   - Вообще-то правильно будет Ваид, это Васька склоняет мое имя, как ему заблагорассудится. И ты теперь имеешь полное право на это.
  - Это почему я имею право? Я же... Я же...- не находила она что сказать.
  - Ты же меня купила у моего друга Васьки и, кажется, очень дорого. Не стою я целой кошки, - не удержался я, чтоб не пошутить.
   - Ну, погоди, бесенок! Выдал, таки, меня. А ведь обещал никому чужому не говорить, - возмутилась Алена на братика.
   - Успокойся, Алена, это я так, шутки ради. Тем более Васька слова своего не нарушал. Он же обещал не говорить никому чужому. А мы с ним не чужие, мы «клятвенные друзья».
   - Что значит, клятвенные?
   - То есть, мы поклялись друг другу в дружбе, - объяснил я девушке.
   - Ваид, ты не против прогуляться, пока у вас там не соберется молодежь на танцы? - предложила Алена.
   - Пожалуй, это хорошее предложение. А знаешь, ты мне лучше покажи-ка, где у вас тут река Тальменка, кажется? - попросил я Алену.
Я слышал, что на окраине поселка протекает большая река. И теперь решил воспользоваться случаем, чтоб девушка показала короткий путь к той реке. Мы некоторое время шли молча. В такие вот минуты влюбленные молчат. Им и не надо ничего говорить, у них души общаются. Но мы-то не влюбленные. Хотя было очень приятно идти теплым летним вечерком неторопливым шагом в никуда, рядом с довольно миловидной девушкой. Возможно, на подсознательном уровне мне все же льстило и то, что девушка сама пригласила меня прогуляться с ней. Следовательно, и ей со мной было приятно. Такое у меня было впервые в жизни. А то, что девушка пригласила парня прогуляться по поселку, в этом ничего зазорного в этих милых краях не было. «Как бы то ни было, женщина имеет право выбора, так же как и мужчина», - философствовал я мысленно.
  Река Тальменка оказалась совсем рядом. Она была не очень большой, метров двадцать-тридцать в ширину. Я дотронулся рукой до воды, она была немного прохладной для южного человека, но от воды исходила такая приятная свежесть. На песочном берегу реки сидело несколько пар и групп девушек в купальниках. Грех было не искупаться в такой воде.
   - Аленка, ты как на счет поплавать немного, - весело предложил я, очарованный водой.
   - У меня нет с собой купальника, - привела уважительную причину девушка.
   - Тогда подожди меня самую малость. Я окунусь, - уговаривал я девушку, словно она была против этого.
   - Ваид, не торопись. Мы же никуда не спешим. Мы же просто прогуливаемся. Плескайся сколько угодно. Я подожду, - раззадориваясь от моего хорошего настроения проговорила Аленка.
 Я  по-солдатски быстро разделся и с лету сиганул в волну. Вода оказалась прохладнее, чем я ожидал, но понемногу я начал привыкать к этой приятной прохладе. Волна оказалась немного быстрее, чем казалось с берега, и мне приходилось порядочно грести, преодолевая сопротивление волны. Незаметно для себя я оказался близ противоположного берега, поросшего густым кустарником и деревьями. Я вышел на берег, стало прохладнее, хотя было терпимо. Я помахал Аленке рукой, бросив взгляд на противоположный берег реки, но она куда-то исчезла. Тут только я обратил внимание на пловца, что, рассекая волну, умело плыл к моему берегу. Это была Аленка. Она выросла на этой реке и была в своей стихии. Выйдя на берег, девушка прикрыла руками грудь, закрытую легким бюстгальтером. Да, форма одежды желала быть лучше, но сама девушка оказалась отчаянной. Редкая девушка рискнет переплыть такую быструю реку. Мы с Аленкой присели на берегу, спустив ноги в изумрудно прозрачную волну. Солнце еще припекало и скоро мы с ней совсем обсохли, и теперь прохлада вовсе не чувствовалась. Мы согрелись.
   - Ваид, а там где ты живешь, есть река? - спросила вдруг Аленка.
   - Есть, конечно, наши реки горные неглубокие, но стремительные. Есть река больше вашей Тальменки, называется Терек.
   - Я слышала Терек.
   - А девушки купаются, умеют плавать?
   - Ну, Аленка, тебе все надо знать и сразу.
   - Расскажи, мне интересно узнать о твоем крае.
   - Боюсь, что одного вечера будет мало.
   - Но у нас есть время. Мы каждый вечер будем приплывать сюда, и ты мне будешь рассказывать, - умоляюще взглянула девушка и обдала мягкой голубизной из-под длинных ресничек.
  - Ну, если тебе интересно, то начнем с того, что у нас не принято, чтобы девушки вот так как мы с тобой уединялись с парнями. Тем более девушки перед юношей не появляются в таком нимфическом наряде как у тебя.
   - Почему? Разве это плохо купаться... вот так вот сидеть и радоваться жизни? - она сидела совсем рядом и чуть коснулась моего плеча. Возможно, она на такие мелочи не обращала внимания. Для нее было в порядке вещей обняться с парнем, положить руку на его плечо. Только я был не привычен такого рода вольному поведению с девушкой. Меня словно током било каждый раз, когда ее мягкое плечо касалось моего. Она этого не замечала... или замечала?
На другом берегу уже не оставалось людей, лишь одна пара, по всей видимости, навеселе, виднелась еще на песке. И мне показалось, что девушка пододвинулась ко мне еще ближе. Нет. Надо было идти. Но какая-то неведомая мне доселе сила удерживала меня. Я смотрел в ее совсем еще детское лицо. Очень красивые пухленькие, полные свежести и чистоты, губы.
   - Аленка, а сколько тебе лет? - вдруг спросил я ее.
Ее словно передернуло от такого неожиданного вопроса.
   - У женщин не принято спрашивать о возрасте,- попыталась уйти от ответа Аленка.
   - Ну, ты, женщина преклонных лет. Это старухи скрывают «свои года, свое богатство», ты то тут при чем?
   - Ваид, ну, Ваид! Не спрашивай...
Меня почему-то насторожило такое острое нежелание говорить.
   - Если      хочешь, чтобы мы оставались приятелями, мне необходимо знать, - настаивал я.
   - В том то и дело, что ты не захочешь оставаться со мной, если я скажу, - слезинка скатилась по ее гладенькой белоснежной щеке. А я уже не могу без тебя. И днем, и ночью думаю... - теперь и вовсе разревелась моя красавица.
   - Ну-ну, успокойся! Так не бывает. Все уладится. Захочу я оставаться с тобой, Захочу. Ты у меня прелесть, ты самая красивая. Чего ты, дурочка, ревешь. Я, вот он, здесь я, - я обнял ее, погладил по волосам словно ребенка.
От такого отношения к себе, она разревелась еще больше, уткнувшись мокрой от слез симпатичной мордочкой мне в щеку. Чуть тронутые слезами влажные губы девушки манили как какое-то волшебство. Я целовал их словно пил божественный нектар. До сих пор не могу понять, как я тогда решился на такое.
   В этот вечер на наших «стихийных» танцах во дворе нашего общежития я принадлежал только Аленке. Я танцевал только с ней одной. Девушка вся светилась, хоть и затеняли этот блеск чуть заметные нотки печали и недосказанности.
   На следующий вечер, Васька ревнивым взглядом проводил нас с Аленкой в проулок, ведущий к реке. Только, думается мне, что недолго печалился мой маленький друг. Он держался за руль новенького велосипеда «Орленок», что гордо стоял рядом с ним.
   Сегодня Аленка была во всеоружии и, сразу же сбросив с себя легонькое платьице, предстала передо мной и купающейся братией в симпатичном голубеньком купальнике, под стать ее прелестных глаз. В плавании Аленка ничуть не уступала мне, и мы обессиленные приплыли на противоположный берег. Прозрачная волна, журча и пенясь, плескалась меж наших ступней, спущенных в воду.
   - Ваид, вашим девушкам можно целоваться со своими парнями? - спросила девушка, запыхавшись, красиво и часто дыша.
   - Нет, Аленка, такого они себе позволить не могут.
   - Почему! Почему не могут? Как можно запрещать такое! - она шутливо стукнула меня в плечо и, весело набросившись на меня, «доказала», что поцелуй это красиво.
   - Не знаю, Аленка, почему. Традиции, образ жизни, культура и прочее у каждого народа все это свое, отличное от других. Иначе в мире люди не назывались бы народами. У нас принято, чтобы девушка сделала сначала свой выбор. Вышла замуж, создала семью, - пытался я объяснить девушке в двух словах то, что народ создавал веками.
   - Как же она создаст семью, когда ей бедной и целоваться то нельзя? - не поняла меня девушка и дала понять, что я плохой рассказчик.
   - Со своим мужем девушка может целоваться хоть круглые сутки. Наверное, нужно родиться и вырасти в чеченской семье, чтобы понять эту культуру. Даже наши чеченские русские не всегда понимают и воспринимают этот образ жизни, - тщетно пытался я убедить девушку.
   - Так, выходит, что мне надо сначала выйти за тебя замуж, и после этого только я имею право целоваться с тобой? Так это ж так долго. Так долго! - отстранилась от меня девушка, готовая снова залиться слезами.
Мне стало жаль девушку. В ее юной душе происходила какая-то непонятная мне борьба. Она искала во мне помощи, но находила лишь разочарование. В ней боролась женщина, ища выхода из создавшейся, известной ей одной, трудной ситуацией. Возможно, она в эту минуту боролась не только за свое будущее, а может и за мое... за наше счастье. Она не знала, как должно выглядеть это самое счастье. Если бы счастье только ей одной, она может так не переживала бы. Она знала свой внутренний мир, свои потребности, свой образ жизни. Но она впервые в самом начале своей неопытной еще жизни столкнулась с понятием «другая культура». Не чужая, но другая, незнакомая ей. И в этом она винила себя, свою неопытность, свою молодость. Она не думала, что ее родное государство обязано было потрудиться, чтоб ей сейчас не приходилось мучительно искать выход. Государство, великое государство, ничтожно мало делало, чтобы представители сотен ее народов сызмальства познавали культуры братских народов. Чтобы они знали языки друг друга, а не только великий и межнациональный. Чтобы телевидение и радио было таким же интернациональным, как и национальный состав страны. А «Великая и Могучая» вместо этого убивала культуры всех народов и больших, и малых - советизировало.
    Но юная и святая душа Аленки об этом не ведала. Она боролась, как могла, как умела, за себя, за нас.
    Я не понимал этой борьбы, причин этой борьбы. Оказалось, что это я собственной рукой воздвигал препятствия перед девушкой. Сам того не ведая, столкнул ее с невиданной ею доселе силой - неизвестной ей культурой. И ей в эту минуту казалось, что она никогда не сможет стать такой, как те незнакомые ей девушки, которые не могут себе позволить поцеловать своего парня до замужества. Но была и другая причина. Эту причину девушка считала до сих пор важней, но оказалось...
   - Ваид, ты можешь бросить меня, не встречаться со мной, посчитать соплячкой, но мне исполнилось только 14 лет, я перешла лишь в 8 класс, - словно поняв, что она проиграла борьбу за счастье, растерянно призналась мне Аленка. У нее уже не было ни слез, ни хныканья. Казалось, что она вдруг выросла, стала взрослой в эту минуту, в какие-то доли секунды.
   - Как в восьмой? - не смог я скрыть своего удивления и взглянул на нее словно увидел в первый раз.
«Точно, вот это чувство меня все время преследовало», - подумал я про себя. Но я не мог обидеться на нее. Она была уже мне своей. Ребенком еще, но такой родной. Я вдруг понял ее борьбу, возможно, не понимал всей глубины ее переживаний. Но отныне я был на ее стороне в этой ее борьбе. Я был с ней. Она еще не знала об этом, но должна была узнать и получить заслуженную ей награду от Жизни. Награду, заслуженную Женщиной, несмотря на свой такой юный возраст.
   - Не может..., - не стал я договаривать этой ненужной и глупой фразы, я нежно обнял девушку за плечи и привлек к себе. Ты моя девочка, ты мой цветочек аленький, - ласкал я девушку словами, и журчание волны, искря на солнце, подхватывало мои слова.
  - Так ты не дуешься на меня за то, что я еще соплячка? - уткнувшись в меня светящимся от счастья лицом, прошептала Аленка.
  - Нет, Аленький, отныне ты не соплячка... Отныне ты невеста! Моя невеста! Ты у меня уже взрослая...
Не успел я закончить фразу, как девушка радостно взвизгнула: Так я теперь по твоему обычаю имею право целовать тебя? – вопросительно-выжидательно взглянула она на меня и ее глаза источали такое тепло, что может источать лишь любящая женщина.
  - Конечно, можешь. Ведь ты теперь моя невеста! Да и…
  - Что да и?
  - Да и дорого я тебе обошелся. Ты же за меня братику отдала целую кошку!
  - Не кошку, а целый велосипед! - накинулась на меня девушка и облобызала словно котенок. А ты меня дождешься? Мне еще два года учиться в школе, - вдруг спросила она, взглянув мне прямо в глаза.
  - Мужчины, если они мужчины, своих невест не бросают. Это то же самое, что дать слово чести, - успокоил я девушку.
   - Ваид, а тебе сколько лет? - вдруг спросила Аленка.
   - Мне... мне восемнадцать... будет. Я перешел на второй курс ЧИГУ... университета, это в Грозном, - в свою очередь смутился я своему возрасту.
Девушка мило улыбнулась и прильнула к моему плечу. Я заметил, как она что-то считает, загибая пальцы, как первоклассница.
   - Ты что там считаешь? - обнял я девушку за плечи.
   - Ты перейдешь на 4-й курс, когда я стану первокурсницей твоего ЧИГУ, - самоуверенно заявила она и добавила. Ты не думай, я отличница. Иду на «Золотую медаль». Я смогу! Я сильная!
                2004г. г. Грозный