Рассказ Старик-чеченец

 После 4-й пары лекций я вышел из здания ЧИГУ в числе многочисленных студентов, словно выжатый лимон. Яркое весеннее солнце, не дождавшись от меня комплимента, укрылось за густой листвой деревьев, обнимающей плотно все великолепное старинное здание с шестью могучими колоннами у главного входа. Перед зданием университета в небольшом скверике на своем месте сидел Лев Николаевич весь в граните. Великий писатель и старинный друг мирного чеченца Садо Мисербиева (Садо, кстати, умудрился спасти другу-писателю и жизнь, и карточную честь, и Ясную Поляну), тоже не дождался от меня особого внимания. Не до великих и их мирных друзей мне было в эту минуту. Голова гудела от монотонных или истеричных голосов профессоров. Небольшая непонятного цвета дворняжка учтиво уступила мне дорогу, поняв, что я во сто крат голоднее ее. Судя по скромным «медякам», попрятавшимся по многочисленным карманам моих джинсов «US TOP», я мог себе позволить лишь скромный обед в студенческой столовой в общежитии №1 на «Минутке». Обычно до «Минутки» я добирался пешком, экономя, таким образом, 3 копейки на трамвае. Но в этот день я в себе не находил ни сил на пеший рейд, ни желания. И я поплелся, завернув возле великого писателя налево, к трамвайной остановке. Надо было скорее добраться до пары коржиков и непременного, граненого стакана разведенной сметаны в студенческой «столовке» в общежитии, вслед за тем и до железной скрипучей студенческой кровати в своей комнате на четвертом этаже. От асфальтированной дорожки средь парка несло послеобеденным жаром, прибавляя вдобавок к моей усталости еще и серую тоску. Я шел весь сгорбленный, как какой-нибудь старик преклонных лет, и волочил ноги в модных туфлях со скощенным каблуком по горячему асфальту. Надо сказать неосведомленному читателю дремучей современности, что туфли со скошенным каблуком и джинсы даже захудалые «US TOP», не говоря уж о супер «Wrangler», стоили целого состояния, рублей, этак, 400. Но студент ЧИГУ мог недоедать месяцами, отказывать себе во многих удовольствиях, но с помощью не менее наивных и упертых родителей обязан был одеться «как все». Хоть и кричали профессора: «Да, что это такое! Превратили ЧИГУ в Дом моды!» Хоть и запрещено было советским менталитетом ношение всяких там капиталистических форм одежды. Кажется, в своем отстаивании прав человека и права носить джинсы, студенты делали ставку на то, что джинсы на том самом Диком Западе - рабочая одежда и стоят они в той же загнивающей Америке лишь «копейки», то бишь, центы. Хотя по тем ностальгическим и скромным временам, по официальному советскому курсу один доллар стоил всего-то 70 советских копеек.
  В скором времени я прошел через полупустой скверик, к трамвайной остановке, благо густые, огромные старинные деревья придавали немного сил своей глухой прохладой тени. Я подошел к углу жалкого киоска, что на трамвайной остановке, и, упершись об косяк, встал весь, изогнувшись от усталости. Но так было немного легче стоять. На одинокой лавочке, плотно прижавшись друг к дружке, сидели старушки-одуванчики. А я, кажется, стоял из последних сил, ожидая трамвая, и его как назло не было очень долго. Я уже подошел к толстому стволу дерева и, упершись об него плечом, искал хоть какой-то поддержки от него. Все, словно сговорились, глядели в ту сторону, откуда должен был появиться по рельсам спасительный трамвай. Уже и уйма народу на остановке набралось. И стар, и млад все были измучены и жарой, и тяжелой городской жизнью. Некоторые молодые люди студенты присели на корточки чуть в сторонке, таким образом, давая ногам немного отдыха. А трамвая все не было. У меня уже и глаза устали выглядывать трамвай, когда я почти рядом с собой вдруг увидел старика, появившегося, словно из-под земли. Белоснежная длинная борода ровными струнками ниспадала с его лица. Горделиво сидела прямая чеченская папаха на его не менее гордой голове. Старик был, скорее всего, примерно моего роста, но мне он показался вдвое выше. Он стоял словно сказочный молодец, вытянувшись стрункой, словно легендарный Турпал из чеченского фольклора. Старик держал в руках палку, но ее словно не существовало, казалось, не палка придана старику, в помощь, а старик держит ее, чтоб та не упала. Видно было, что  старик приехал из какого-то горного района и, чтобы закончить все свои дела в городе, встал с зарей и весь световой день был на ногах. На нем была выходная зеленого цвета черкеска, на наборном серебряном ремне в посеребренных ножнах висел самый настоящий кинжал. Он стоял словно глыба, ровно и гордо. В одной руке он играючи держал палку, но другая гордо лежала на рукояти кинжала. Одна нога была выставлена вперед по-молодецки. От старика веяло молодостью и неукротимой силой духа. Я не в силах был отвести от старика зачарованного взгляда. Казалось, что через мое молодое, но по-старчески усталое тело пропустили ток высокого напряжения. Я чувствовал, как я краснею. Мне вдруг стало невыносимо стыдно перед этим сильным, не смотря на его преклонный возраст, человеком. Великая сила духа настоящего горца исходила от этого старца. Вот такие горцы-глыбы бесстрашно встречали здесь на этой священной земле бесчисленных гуннов, сарматов, скифов и всяких «чингисханов» и «тамерланов». Грудью останавливали без счета и царские штыки. Ни разу в своей древней истории этому могучему горцу не пришлось столкнуться в войнах с врагом на равных. Но он, этот могучий горец всегда выходил победителем. Сколько бы долго враг ни посылал свои в сотни раз превосходящие орды на вот этого великана-нарта с могучим духом, они отступали, уходили в свои степи, в свои пески, снега. А Он, вот Он! Стоит здесь на своей родной земле, несгибаемой воли и силы духа горец!
  А я! Кто я? Почему я, здоровый молодой парень, так обнищал духом. Почему я позорю эту святую землю горцев-нартов, моих предков? Посидел на лекциях до 2-3 часов дня и раскис! Я был готов провалиться сквозь землю от стыда перед этим стариком-горцем. Я уже давно стоял стрункой, я горел его силой, огнем. Да, именно огнем! Этот сильный и мудрый старик не сказал мне ни единого слова, не обругал меня за то, что я потерял лицо горца, что позорю весь свой горский род, показывая окружающим свою слабость, слабость духа. Этот старик даже не ухмыльнулся, видя перед собой меня – меня такого жалкого. Он даже не взглянул в мою сторону. Нет! Этот горец был мудрее. Он мне дал огонь своей души, словно славный нарт-Прометей из чеченского эпоса, принесший людям огонь. И я отныне обязан был хранить в своей душе этот священный огонь сильных духом и достойно пронести по жизни, и однажды в конце жизни передать как священный наказ своим потомкам. Как вот только что сделал этот старик-чеченец. Теперь мы с этим могучим горцем были едины. Отныне и я такой же сильный, как и он! И я носитель священного огня славных предков! Теперь и я стоял гордо ничуть не хуже, чем этот старец, хотя на мне вместо черкески американские джинсы «US TOP», а вместо кинжала у меня в руках учебник по философии и общая тетрадь с записями лекций. Я с достоинством взглянул вокруг себя на своих сверстников, студентов и изумился. Никто из них уже не сидел устало на корточках, никто не держался усталой рукой за ствол дерева. Они все стояли, гордо и высоко подняв головы, словно добрые молодцы из сказки! Я понял! Я понял, что священный огонь сильных духом предков зажегся и в их достойных сердцах. Этот огонь зажег в их душах старик-чеченец, могучий духом нарт -Прометей.
  Вдали показался красно-желтый трамвай, он, словно большая железная утка, переваливаясь с боку на бок, быстро приближался и весело звенел. Но я не стал дожидаться его. Еще раз, благодарно взглянув на старика, я направился решительной походкой в сторону своего общежития, в сторону площади «Минутка».
                2004г.