Рукопись с желтым подтеком на последней странице

Рукопись с желтым подтеком на последней странице

ИЗ ЦИКЛА  «КИСЛОТНЫЕ РАССКАЗЫ».
Опус, выползший из темного закутка, отравленного алкоголем мозга.
Для любителей поэтики абсурда.

Художник Светлана Максимовская  http://www.proza.ru/avtor/svodsvedmaks


Ну, вот и началась моя книга, доктор Страхов. Если честно, я не знаю, как ее писать. Что бы придумать?
Ага. Как насчет вот такого поворота: «Кафка для самых маленьких».
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, баран Гриша обнаружил, что он у себя в стойле превратился в круглую баранку. Не в смысле баранку как самку барана, а в смысле хлебную, сухую и с дырой внутри.

По мне, переделка экзистенциализма в детскую сказку – самое то для терапии. Ужас бытия уменьшается, суживается до ребячьей страшилки, которую-то они, думаю, даже не поймут в силу своей малолетней не испорченности.

Дальше эту баранку будут не замечать, сын фермера Яша найдет ее в сене и принесет домой, где она и будет лежать на лачном комоде красного дерева. Превращенный баран Гриша примется созерцать жизнь фермера и все такое.

Так же как и я созерцал белый потолок с веточкой трещины в дальнем левом углу. Хотя, если честно, мне нравится ваша больница. Нравится–варится ваша больница. Очень наваристая. Нет-нет, я не пытаюсь к вам подлизаться.

Ладно, зайду к рукописи с другой стороны и в другое время.

Я поразмыслил еще раз над вашим советом, и по-прежнему считаю, что писать свой вариант «Преступления с наказанием» я не буду. Я не чувствую никаких угрызений совести. Они были гопниками, отвратными и тупыми. Тем более бы они все равно умерли лет через десять-пятнадцать, зимой в пьяном сугробе или летом от объевшегося наркотой сердца. Зато сколько я мобильников спас, жаль не умею издевательски смеяться. Сделал и забыл.
И эти самые «отягчающие обстоятельства» тоже глупы. По мне, алкоголь гораздо хуже Ибражы хотя бы тем, что его продают школьникам, невзирая на паспорт.

Мне вообще иногда кажется, что вы хотите от меня добровольной заявки на пересмотр моего дела в сторону увеличения срока, переселения меня в камеру и заключения сделки с посмертным бюро на экспресс в ад.

Меж тем баранка-баран, оставленная на комоде, отрастила панцирную клешню, такую же бордовую, как и припорошенное хлебными снежинками дерево под ней. Вот она, подобно толстой шестерке, цепляясь коготком и подтягиваясь, сползает с комода и семенит под кровать. Ночью, она заползает на шкаф – к клешне прибавились две цепкие лапки в светло-оранжевой щетине.
Она провела уже четыре дня на ферме и успела насмотреться на обитателей. После того, как вместо шерсти она стала давать крошки, интерес к ней значительно уменьшился.
Естественно, что маленький Яша не заметил того, что баранка пропала. Не подумал он о ней и тогда, когда коричнево-ржавый молоток свалился на его рыжую голову прямо со шкафа.
Дело в том, что после того, как фермереныш начал собирать дань с соседских мальчишек, а у их отцов подворовывать яблоки (почти всегда с ниточкой белого, в тонком пуху червячка) баранка Гриша поняла, что из него вырастет самый настоящий преступник, хоть и неорганизованный.
Поэтому убедившись, что паскудник все еще дышит, баранья банка стала расковыривать электропроводку, проходившую прямо по краю шкафовой тени на бумажных обоях.

Скучно. Я опять «подумал перед сном» как вы и просили, уважаемый доктор Страхов. Мысли все те же. Докончу эту рассказку и примусь за новую, про метро и раковых бомжей.

А вот и концовочка :

Фермер задумчиво вращал на пальце баранку, вместе с ней крутились все ее лапки и клешня, бывшая уже размером с тяжелый гаечный ключ. Его сын Яша чернел потрескавшейся тушкой на полу. Фермер конечно слышал о том, что некоторые сопровождают мастурбацию удушением или истязанием электричеством самого себя. Но чтобы при этом ударяться головой об молоток (так и забыв снять штаны) – это надо быть тем еще сукиным сыном. Кстати, хорошо получилось – его мамаша (ныне закопанная под розовым кустом) и вправду была сукой. Фермер тихо посмеялся и пошел дальше полоть огород. Чинить проводку и соскребать Яшу он будет вечером.

А сейчас, доктор Страхов, я попиваю сладкую Ибражы и продолжаю сочинять для вас истории, долженствующие помочь моему душевному здоровью. Откуда я ее добыл – не скажу, мы своих не сдаем. Знаете, многие вещи становятся яснее, а люди – ближе. Вспоминаю свой последний визит в ваш кабинет. От вас как раз уходил человек в темно-синей форме, а из-под обложки атласа на вашем столе показывал краешек жирненький конверт. Вам что, деньги дают за то, что бы вы подталкивали пациентов клеветать на себя и чувствовать совесть? Ай, черт, капнул. Ну ничего, ничего, его что? Хотя стоп. Погодите, дите погоды. Так и есть! Вы пытаетесь доказать мою вменяемость все это время, исподволь, намеком, писанием этих бумажек, склеиванием конвертов! Сейчас я вам покажу «Графотерапию».

Я сластена, я осьминог, писал какой-то поэт, который потом убил себя. Я же убью вас. Я люблю Ибражы. Пожалуй, надо найти оружие, прийти к вам в кабинет и произнести небольшую речь.