Любимый зверь. Эпизодическая повесть. Часть I

Глава 1. Про Весту.

Эпизод 1. Начало.

       Пришла она как-то к нам поздним осенним вечером, чужая всем и никого знакомых. Несколько дней скиталась по двору, прося милостыню, питалась, что Бог подаст, у всех вызывая сострадание и заботу за свой кроткий нрав, и красоту необыкновенную. Хвост у неё крючком (полтора оборота), уши торчком, такие подвижные, что кажется на все 360 градусов поворачиваются, шерсть густая абсолютно чёрного окраса. Месяцев 7-8 от роду. Ни к кому не подходила и с рук ничего не ела.
       Вот тогда я её и увидел, познакомился, и полюбили мы друг друга  навсегда до гробовой доски. И что интересно: супруга моя, Таня, приняла сиротку безоговорочно и тоже души в ней не чает.
       Окрестили мы её Вестой, так как корни её скандинавские с холодной  земли  норвежской, в западной стороне которая. Научное название эльгхунд, норвежская лосёвая лайка. Купаться она не любит, летом ей жарко, а зима для неё самое подходящее время года. Гоняет всё, что бегает и летает, слышит все, что под землёй  и под снегом шевелится. Голубей давит, кошек люто ненавидит. Белок и бурундуков пригородных парков и лесов загоняет на дерево,  потом долго и с азартом облаивает.
       Глаза карие, умница необыкновенная и любит меня преданно и бесконечно.  А какая она ласковая – просто не описать, прильнёт к тебе и смотрит в глаза преданно и нежно. Чёрные, густые с переливом её волосы я расчёсываю сам долго и тщательно при обоюдном удовольствии. Начиная со спины и гривы,  и кончая совершенно замечательным хвостом. А  она валяется на спине, сопя и чихая от удовольствия, задние лапы в стороны, передними прикрывая глаза и нос. Стесняется якобы девушка.
       Ночью она меня иногда будит, потому что щекочет своими усами щёку или руку, принюхиваясь живой я или уже нет. Утром она меня будит, барабаня передними лапами по одеялу,  и устраивает танец живота в мою честь, сообщая, что мне пора вставать и идти с ней гулять по утренней росе или в зимнюю темь зорьку встречать. Что и приходится делать поначалу с большой неохотой, зевая и скрипя костями, а потом ничего, вспомнив молодость, делаю даже лёгкую пробежку вместе с ней часок для аппетита. Вот так я теперь начинаю свой рабочий день.
       А какая она послушная и воспитанная, если я за столом сижу, она рядом, на меня смотрит и со стола ни кусочка не возьмёт без моего на то разрешения. Говорить с ней можно о чём угодно, слушает, не перебивая, разинув рот. Особенно мои монологи за обеденным столом, зная, что в конце их что-нибудь да отвалится вкусненького,  ведь Хозяин всегда ест что-то особенное, а не опостылевшую кашу с мясом. А я её в это время её корю за то, что  она, съев свою тарелку каши с мясом , глаз положила на моих два бутерброда, весь мой скромный завтрак.
      Вот так и живём  в мире и согласии. В доме освоилась быстро: есть  Вожак – Хозяин, есть Большая Мама, которая кормит, значит, их надо любить и охранять. Остальные в стае ( дочь -  за 30 и внук – 16 лет)  младшие щенки, которых надо строить, строжить, учить жить, обгавкать при входе в дом и долго ворчать, если они ходят по квартире. Остальные чужие, которым в дом входить запрещается.
     Живёт с нами уже два года, охотиться ходим вместе, только вместо ружья у меня фотоаппарат с приличной оптикой и поэтому портретами белок и бурундуков у нас все стены обвешаны, в интернете выставляемся и всем желающим дарим совершенно безвозмездно
      Согрешила за это время только раз по недосмотру  Хозяина, любовь была скоротечной и ухажёр её смылся в туманную даль в сторону вокзала незамедлительно. Щенков удачно разобрали о чём Веста и мы особенно и не переживали.  Папина беспородная кровь на экстерьер и окрас щенков сильно повлияла, но охотничий и сторожевой инстинкт  был ярко выраженный от мамы. По слухам все хозяева были довольны.
     Гулять мы с ней ходим три раза в день по одним  и тем же уже заученным и многократно прохоженным улицам и переулкам. Веста бежит рядом, тщательно обследуя все пахучие места, оставляя «записки» для своих друзей-приятелей. Улицы переходим вместе, она на поводке, так мне спокойнее и собачка не боится, потому что под машиной Веста уже была и знает, что там ничего хорошего нет, только кошки, которые коварно прячутся, а потом отсиживаются на деревьях. По своей собачьей конституции она не говорит, но словарный запас у неё большой, а  на мои монологи смотрит в глаза понимающе и только рот в ответ разевает. Иногда даже думаю: может в ней кто-нибудь живёт, «всё понимает, а сказать не может».
      Вот только один в ней недостаток, один, но главный по охотничьим меркам. Она боится выстрелов!  Панически боится всяких резких звуков, фейверков, взрывов, петард. В Новый год из туалета не выходит. То, что у меня тихая фотоохота, ей повезло, а мне повезло, что у меня такая хорошая умная собака.
      В предыдущей жизни она наверно была человеком, а я собакой.


Эпизод 2. Прогулка.


День был холодный, пасмурный, хоть и конец мая. Облака в несколько слоёв серо-стального цвета утюжили город. Да ещё Веста «заневестилась», хоть и не хочется, а гулять идти надо. Будем гулять на поводке. Как в любой связке, всегда есть ведущий и ведомый, мне торопится было некуда, поэтому сейчас ведущей будет Веста.  После выполнения всех обязательных дел на заброшенном газончике вдоль строительного забора, который огородил здоровенную территорию лет пять назад непонятно для чего, Веста потащила меня по всем своим злачным приметно-пахучим местам. А я за ней на длинном поводке.
Как-то сразу мы с Вестой, две Высокие Договаривающиеся Стороны, заключили Договор, в котором обе стороны обязуются: Я - разрешаю собачке на любой помойке  всё тщательно обнюхивать, Она -  свято пообещала мне ничего с пола и тем более там, на помойках, в рот не брать и на вкус не пробовать. Потом мы сели за стол и это дело утвердили: я запил пивом, а Веста закусила рыбой. Всё, договор состоялся, закрепился по русскому обычаю и свято выполнялся Обоими Договаривающимися Сторонами. Поэтому я спокойно таскался по этим местам, стараясь не подходить близко, потому что для нас это помойка или куча мусора, а для охотничьей собаки это такая бесконечная гамма запахов, что нам с нашим обонянием  и не снилось! Если посчитать сколько нормальный человек видит все  оттенки  всех цветов, то у собаки, тем более охотничьей, эта гамма будет намного больше! И эти анализаторы должны каждый день тренироваться, как мышцы у спортсмена.
А в этот раз я, держа собачку на поводке, стоя посреди большого мусорного двора, где ещё недавно снесли старый деревянный дом, а кладовки частично остались, смотрел, как у Весты двигался нос. Мы здесь когда-то гоняли кошку. Было довольно ветрено, а среди домов ветром крутило со всех сторон. Нос у неё был поднят кверху навстречу ветру и ноздри быстро-быстро всасывали воздух, а головой с открытым ртом она медленно водила слева направо туда и обратно. Классическая стойка с натянутым поводком, на втором конце которого болтался «не при  деле» хозяин. Чёрная пипка носа ходила ходуном, анализаторы работали на полную мощность, головной компьютер это всё принимал, обрабатывал, сравнивал, отбрасывал что-то несущественное и запоминал, укладывая в долговременную память стоящее, запоминая дополнительно, азимут, угол места и собственную привязку.  В это время уши стояли торчком и немедленно поворачивались в сторону любого резкого звука, потом поворачивалась голова и пипка носа. Несколько секунд шёл контрольный анализ подозрительного направления, потом сканирование пространства продолжалось в том же темпе.
   Так мы стояли и нюхали минут пять, потом собачка как-то враз заскучала, наверное всё интересное кончилось, огляделась по сторонам и пометила точку стояния. Всё, сеанс связи закончился, можно бежать дальше.
Надо было проверить все места, где Веста хоть раз встретила кошку, обнюхать и осмотреть дерево, куда она её загнала, проверить  местожительство и чем их там подкармливают. Её биологический навигатор (бортовой GPS) никогда не ошибался. Подводя к дереву, она долго вглядывалась в крону, проверяя, не сидит ли там вчера или позавчера загнанная кошка. Кошек не наблюдалось. Потом, чуть вразвалку, опустив нос к земле, она потащила меня наконец-то в сторону дома. Труся по пешеходной дорожке, как все собаки, по ходу движения маленечко наискосок, Веста на людей внимание не обращала и нагло пёрла по самому центру дорожки. Немногочисленные прохожие уступали нам, один дядя перекрестился, а тётка бульдожьей наружности долго кричала нам в след про намордник.  Тщательно считывая по пути SMS-ки, знакомых и незнакомых друганов и подружек, собачка  оставляла сверху свои ответы (господи, как у ней на всех хватает).
                Обычно мы гуляем не в связке, каждый самостоятельно. Я иду по сто раз прохоженным  дворам и тротуарам, думая о своём, а Веста бежит параллельным курсом, отставая или убегая вперёд . Изредка останавливается и поглядывает не потерялся ли хозяин. Я  часто ловлю  её вопрошающий и беспокойный взгляд на себе и эта незримая со стороны связь, понятная только нам двоим, как-то греет душу. « Ну, ты чего, хозяин, давай не отставай!» Я тоже рефлекторно контролирую её местоположение. Если мы расстались случайно, ненадолго, то её «Гав! Ты где?» - я ни с кем не спутаю. Обычно я подзываю её свистом и оттенков его столько же много, как и ситуаций, в которых мы могли оказаться. 
                Так мы обычно и гуляем -  двое в одной связке.
        В эту весну я что-то не припомню, чтобы так много было клещей. В лесу и лесопарковой зоне – ладно, но ведь эти гады и по газонам в городе уже шарятся, сидят на травке и ждут, кто пробежит мимо. А мы с Вестой как раз мимо и бежали, мне вот не досталось, а ей аж три штуки на нос прицепились. Конечно, дома я всё это обнаружил и сильно расстроился, два на скуле и один на ухе. Все там, где шерсть помельче. Зная, что их драть нельзя, я решил расправиться с ними по-другому. У меня оставалось в заначке грамм 100 водки в холодильнике, и я решил обработать их водкой. Может они напьются, начнут свои клещёвые песни орать  и отцепятся, как в той басне про ворону. Удивительно, но со второй протирки всё так и получилось! Начавшиеся надуваться клещи, сначала сдулись, а потом отвалились по одному. Я их пьяненьких подобрал и по классике предал огню, то есть просто сжёг на спичке. Ура! Наша взяла! Приходите, гости дорогие, водки на всех ещё хватит! Гости пока отнеслись к приглашению сдержанно. 
    Я бы этих «дорогих» гостей ( если что случится, ну, ОЧЕНЬ дорогих, тьфу-тьфу-тьфу ) лично на сковородке в Преисподней сжёг, и чертей нанимать не надо. Хоть это тоже  Божья тварь. 
     И мы с Вестой Божья тварь, и мир, в котором мы живём, тоже Божье творенье, так давайте же не кусать друг друга!


Эпизод 3. Утром в сосновом бору.

Трава загорелась сразу, огонь полыхнул вверх и, раздуваемый ветром, пошёл по склону. Стало страшно, просто элементарно страшно от того, что сейчас произойдёт. Впереди стоял сосновый лес во всей красоте утреннего освещения начала мая, когда снег уже сошёл полностью, а трава ещё не выросла, лишь кое-где кустики прошлогодней травы слегка позеленели. Остальная, придавленная зимой снегом, после недельной жары шуршала под ногами и ждала только искры, чтобы заполыхать во весь рост. Вчера прошёл над лесом шквалистый ветер, который навалил сухих веток с сосен сплошным ковром. Ветер и сейчас шумел вверху, качал кроны сосен и раздувал огонь. Он резво бежал вверх по небольшой промоине, соединявшей полянку через бугор с обширным участком соснового леса.
Всё! Писец,- подумал я, -  приплыли…
Если огонь вырвется за неё …,-  дальше мне было страшно даже подумать.
Утром, какого-то  престольного праздника или просто воскресенья, когда народ, забивая электрички, расползся по своим садам-огородам, чтобы с вожделением и в охотку копать, садить, строить и радоваться, мы с Вестой решили погулять в лесу. Этот небольшой участок пригородной зоны леса  был весь вдоль и поперёк поделен просеками, летом здесь семьями катались на велосипедах, а зимой на лыжах. С востока - городская магистраль, по которой ходили троллейбусы, с запада - вдоль реки дачные участки «дорогого, ну, очень дорогого товарищества» садоводов. Домики там стояли «не  слабые» один другого богаче, а лес к ним подходил вплотную.
Наше гуляние по лесу зимой  и летом обычно заканчивалось стояночкой в любом удобном месте, а дальше по программе: костерок, котелок, чаёк с соблюдением всех мер пожарной безопасности. Бутерброд мне и сухой корм погрызть Весте. Зимой не сложно: закидал костёр снегом и всё, а летом – только на оборудованных стоянках. Фляжка воды, старый армейский котелок, битый жизнью и походами,  стальной тросик с крючками, вместо тагана, да чай на один раз в нормодозе пластмассового стаканчика от фотоплёнки – во и всё моё нехитрое снаряжение. Конечно фотоаппарат и седушка, «пидзадник», как его называли хохлы, топавшие вместе с нами дня три по маршруту где-то в горах. Ох, как давно это было!
 Сейчас думать было некогда. Сработали рефлексы. Я крутился, как уж на сковородке. Выше по склону затаптывал большие и маленькие всполохи огня, сваливая на них просохший грунт, попытался сбивать огонь седушкой, но только обуглил капрон, которым была обтянута пенка. Ботинки начали греться, шнурки оплавились, стало жарко и страшно. Прыгая по огню, я вдруг увидел, что Веста чуть в стороне за бугром сорвала дёрн и всеми лапами выбрасывала из-под дёрна песок! Все, что могло выгореть внизу, выгорело, а сбить и засыпать песком бегущую по склону кромку огня, было делом нескольких минут. Самое главное – притоптанный огонь обычно сразу раздувался ветром, а присыпанный ещё сверху влажным песком, уже не раздуется никогда.
Всё, пронесло! Мы справились! Ветер ещё продолжал раздувать дым, кое-где курилось, но огня уже не было совсем. Я плюхнулся на валежину,  что лежала через эту злополучную промоину, и перевёл дух. Веста старательно нагребала гору песка, а я достал фляжку с водой. Ни фига себе, попили чайку! 
А всё началось очень просто, как по классике. Пройдя участок леса наискосок, хрустя сушняком и травой, я понял, что при таком ветре костёр можно разводить только на оборудованной стоянке. Её ещё надо было найти, а лучше бы этого вообще не делать.  Выйдя на просеку, чтобы не собирать клещей, мы с Вестой шли по дороге. Она бежала впереди, высунув язык и хвост кольцом на спине. Тут я увидел, что на валежине через канавку или промоину, лежат старые газеты. То ли осенью, то ли зимой здесь кто-то «культурно» отдыхал. Бутылок и объедков не было, но старых и уже высохших газет валялось предостаточно. Вокруг было сравнительно чисто, а эта куча старых газет на стволе упавшей сосны и в самой канавке «резала глаз». Тут я и решил собрать эти сухие газеты в кучу и по одной сжечь. Видимо, когда ангел отвернулся по своим делам (ведь им тоже надо),  чёрт подскочил  сзади и дунул мне в ухо.
Я, как зомби, достал спички, собрал газеты и начал их жечь.
При таком ветре и при такой суши – всё случилось мгновенно.
Борьба с огнём заняла буквально три-четыре минуты. «Огнеборец», сидя на стволе сосны, нервно  глотал воду, а помощница охлаждала брюхо на куче песка. Я встал, налил в крышку котелка Весте попить, а остальной водой залил дымящиеся, даже из-под песка, участки травы. Руки саднили, бороду я, кажется, подпалил, седушку надо обшивать заново, ботинки вроде целы, а шнурки обуглились.
Как говорится, могло быть хуже.
Веста, уши торчком, высунув язык, лежала животом на песке. Наклонив голову, вопрошающе и укоризненно глядела на меня. Её карие глаза, как бы  говорили мне :
- Ну, ты, хозяин, и дал маху! Если б не я, прыгал бы сейчас огонь по верхушкам деревьев. Облажался, как пацан, ей богу!
Я подошёл к ней, сел рядом и прижал её голову к себе. Не знаю, есть ли есть Бог на небе, но в решающий момент Веста спасла меня от очень больших неприятностей.
 Посидели ещё немного. Я прямо на чуть холодной земле, Веста на песке, голова её лежала у меня на ногах, я трепал её за холку и гладил голову  между ушами. Она простила мне всё и щурилась от удовольствия.
- Да, ладно, хозяин, больше так не делай. Пойдём домой, а то ветер сейчас дождь натянет.
На том и порешили. Вот и погуляли мы в воскресный день по парку, набрались впечатлениями…


Глава 2. Дачный сезон.

Эпизод 1. Котишка.

За оградой лаяла и прыгала вокруг высокой берёзы Веста. На берёзе сидел и недовольно смотрел на неё сверху симпатичный серенький котишка. Вид у него был слегка растерянный,  но спокойный, дескать, что пристала – живу я здесь! Чтобы успокоить Весту и не нарушать  ритуал, я сходил за фотиком и «шлёпнул» пару раз котишку.  Веста  присела, зевнула и цапнула пролетающего мимо комара, потом посмотрела на меня:
  - Ну, что будем делать, хозяин? Я своё отработала.
  - Молодец, хорошая собака,- привычно похвалил я её.  Дел на новом местожительстве было навалом  и я не обратил внимание на этот случай: случайный котишка, пробегал случайно по тропинке мимо нашего домика, где уже жила собака. Рядовое событие. Я загнал Весту во двор, чтобы котишка мог спокойно спуститься с берёзы и продолжить своё путешествие. Собака закрутила хвост кольцом на спину и недовольно потрусила домой.  Домик и огород  пять  соток она ещё вчера приняла под охрану. Пахло не вкусно, только в дальнем конце ограды давно ёжики пробегали, да в земле норки сусликов попадались.  В огороде – конь не валялся, трава по пояс, а  в домике уже года три ни кто не жил, хотя всё было прибрано и вся бытовая техника работала.
Дом нам сдали в аренду и под охрану на год, пока хозяева в столице жизнь свою налаживали, да корни пускали.
               Только на следующий день я обратил внимание на объявления, которыми были часто обклеены столбы  и строения, где было помещена фотография того самого котишки с просьбой  найти  его и сообщить по телефону за приличное вознаграждение.  Ведь сто раз мимо проходил! Я на всякий случай вышел за забор и  подошёл к той самой берёзе, конечно там уже никого не было. Убежало наше хвостатое вознаграждение. Веста сидела у калитки, склонив голову на бок, и глядела на меня. Потом зевнула и отвернулась:
  - Глаза есть, а не видит. Нос есть,  а не чует. Чему тебя только в школе учили? Я – то сразу учуяла чем этот кот пахнет: «приличным вознаграждением»! Шляпа ты, хозяин!  Я бы уж его не отпустила просто так! Сидела бы под деревом, пока ты , хозяин, с телефоном разбирался, да хозяйку вызывал. О-о-эх, - зевнула она ещё раз. 
                Вот так остался  нам на память только фотопортрет этого дорогого котишки, да слабое ощущение  того, что могло бы быть, да не случилось. Значит не судьба…
               В тот день я нашёл косу, наточил и скосил всю траву вместе с цветочной клумбой и отдельными тоненькими кустиками  малины, смородины и каких-то посадок трёхлетней давности. Мошка жрала немилосердно, пот лил градом, косу я держал в руках  первый раз в жизни, а Веста валялась в теньке на веранде и ловили паутов, пролетающих мимо. Каждому своё!


Эпизод 2.  Дрозды.

                Жимолость на кустах висела гроздьями и уже начала осыпаться. Вокруг росла густая трава, все сорта сорняков и высоченная крапива. Мы с Таней уже два дня ковырялись в заброшенном огороде, чтобы   хоть что-нибудь успеть  посадить в эти первые такие яркие и солнечные летние дни. Когда вскопали и наспех засадили в остатках теплицы салат, да огурцы с кабачками, а я скосил всю траву и частично клумбу, пришло  время благообразить  оставшуюся территорию.  Веста, приняв дом и территорию под охрану, в эти жаркие дни валялась, прижмурив глаза, под столом на кухне на прохладном полу.
 Было очень жарко и возиться с сорняками, очищая от них клумбу и куст жимолости рядом с ней, было не приятно. Тем более, что мошка лезла в глаза и кусалась нещадно, даже в такую жару. К вечеру стало  видна цветочная клумба, густо заросшая ландышами, многочисленные кусты люпинов с  пирамидками цветов разной расцветки, полёгшие нарциссы и три куста Золотого корня. Грядку пионов я скосил почти всю, только сиротливо торчали стебли разной высоты, да пара  уцелевших случайно ещё даже не распустившихся цветков.
Жимолость мы почти всю обобрали, а траву под кустами выпололи. Земля под ними была густо усеяна фиолетовыми спелыми ягодами.
  Часов  в шесть мы пошли в домик попить чаю, а Веста через некоторое время  пошла в огород проверить, чем же мы там целый день занимались.  Соседи слева и справа нас не донимали, познакомились быстро, но каждый ковырялся в своём огорода, ни на кого не обращая внимания. Только у соседа слева, Николая, жил большой рыжий кот, а у соседа справа, Михаила, жил ещё молодой, но уже вполне самостоятельный совершенно чёрный котишка. Конечно заросший огород, с норками полёвок и стайкой дроздов, которые клевали жимолость, был для них законной территорией охоты.
Веста стояла на крыльце в боевой стойке  и внимательно следила за ситуацией. Уши торчком, хвост крючком, туго свёрнут и от возбуждения слегка шевелился. Я вышел посмотреть.
А ситуация была такая. Вдоль клумбы от соседа справа полз к кусту жимолости чёрный кот. Слева вдоль грядки с пионами к этому же кусту полз рыжий кот.  А ветки куста шевелились, там хозяйничала стайка дроздов. Два больших серых дрозда нагло ходили под кустом и клевали паданку, ту ягоду, что уже осыпалась с веток .  Ситуация назрела, надо было поставить всех на место. Котам объяснить, что территория уже взята под охрану, а дроздам показать, что они не правы и чужую ягоду клевать теперь нельзя.
              Веста сжалась и с каким-то одновременно воем, визгом и лаем кинулась к чёрному коту, естественно через клумбу с цветами. Тот пулей поскакал к рыжему и оба дунули  через грядку с пионами в сторону дальнего забора, где стеной стояли сорняки вперемежку с кустами смородины, калины и крыжовника. Дрозды разом взлетели, а Веста пронеслась под кустом жимолости по грядке с пионами, добивая лапами то, что я вчера не скосил, а коты сейчас не доломали.
Коты дружно выскочили за забор на дорогу и кинулись в разные стороны, каждый к своему дому, а  Веста носилась вдоль забора и популярно объясняла , что им здесь больше делать нечего.


Эпизод 3.  Спасаловка.

            Родничок был внизу, в самом низу  крутого и высокого склона реки. Здесь на верху была смотровая площадка откуда открывался чудесный  вид на реку.  Пойма с протокой, излучина с пляжем на том берегу, где купались  дети, и панорама садовых домиков на низком левом берегу реки. Пейзаж колебался в дымке, потому что было очень жарко. Абсолютно голубое чистое небо над головой и слабый ветерок по кронам берёз.
Надо было лезть вниз. Ступеньки в глинистом берегу были давно когда-то прокопаны, но зализаны дождями, завалены листьями и заросли травой. Первые штук десять были среди корней, спускались вниз круто, как в электричке, далее маленько выполаживались, но всё равно спускались по склону круто среди кустов  акации и шиповника. Везде по склону  густо росли берёзы и тополя,  всё это в сплошных зарослях крапивы и прочих сорняков, поэтому спуститься в другом месте по такому, местами обрывистому склону, было довольно трудно. На самом верху на площадке перед спуском лежала большая куча хвороста и под ней кто-то жил, наверно хомяк. Веста ещё вчера, когда мы ходили за водой, вычислила его и потом долго гоняла по склону до самой помойки в соседнем овраге. Я видел , как трава и кусты шевелились за ним, кода он удирал в панике, сломя голову.
Теперь конечно от этой кучи хвороста оторвать собаку было весьма сложно. Охотничьи гены играли в крови, азарт ударил в голову, до хозяина ли, который вместо того, чтобы, как вчера, потрясти хворост с другой стороны и выгнать эту образину наружу, машет лопатой, медленно спускаясь вниз по ступенькам.
- То же мне, «охотник», как есть - деревня! – наверно думала Веста , патрулируя вдоль обрыва , изредка, может для острастки , гавкая у меня над головой. Спускаться вниз ко мне она категорически отказалась и ни какие уговоры не помогали.
Я чистил ступеньку за ступенькой, спускаясь вниз, убирал листву, выравнивал и расширял опорную площадку. Всего лестница с переменной крутизной и поворотами змеилась по склону метров семьдесят, и оканчивалось на пологой площадке почти у самого родничка. Если поднять голову вверх, то на фоне голубого неба уже довольно высоко виднелся край обрыва через кусты и траву.
- Что-то она гавкать перестала, наверно валяется в тенёчке и кусает комаров,- машинально соображал я, методично одну за другой,  подчищая и выравнивая   ступеньки.
– Может,  мышкует на верху, - подумал опять я, ведь Веста меня никогда не бросала и всегда ждала меня, когда я её оставлял по необходимости.
Тут, как по заказу, вверху залаяла Веста. Она лаяла часто, призывно и я, подняв голову, увидел, что она бегала по самому краю обрыва и лая, свешивалась далеко вниз. Потом исчезла и появилась вновь.
- Интересно, - подумал я, - чего это она разгавкалась?
Я воткнул лопату и стал ждать, глядя вверх. Наверху,  над обрывом появилось две головы, моей жены, Тани и соседа, Миши.
- Эй, ты живой там?  А то мы тут за Вестой прибежали тебя спасать, – крикнул Михаил.
Реконструировать событие не представляло трудности.
Веста побегала по верху обрыва и поняв, что я надолго занят и помогать ей не буду, решила вернуться в дом.  Конечно первый вопрос к ней, когда она появилась одна дома, был: «Где хозяин?», ведь одна она домой никогда не возвращалась.
Естественно Веста поняла вопрос, развернулась назад, пробежав несколько шагов, остановилась и залаяла. Всё понятно: что-то случилось с хозяином и Веста прибежала за помощью. Такого не было ещё ни разу, поэтому Таня встревожилась, обратилась за помощью к соседу и уже вдвоём направились за собакой, которая весело бежала впереди, разинув рот,  поджидая их на поворотах. Вот так организовались и начались мои спасработы.
 Всё закончилось хорошо: никого спасать не надо, я прокопал и  обновил тропинку к родничку, а Веста прошла тест на сообразительность.


Эпизод 4. Охота.

           Попили чаю. Веста, сметав свою утреннюю пайку, сидела рядом высунув язык. Конечно, из того, что я разложил себе, хлеб с маслом с парой кусочков колбасы на каждом, пришлось частично отдать Весте. Иначе, глядя в её карие со слезинкой глаза, кусок хлеба поперёк горла встанет, а колбаса тем более.
- С «голодного острова»  сорвалась собачка  и аэропланом прямо сюда! Неделю маковой росинки во рту не было! -  телепортировала она мне,  поэтому рука сама собрала кусочки колбасы и скидала прямо в эту ненасытную утробу, которая начинается, вечно разинутой пастью, по случаю постоянной жары, с высунутым языком. Нет, конечно, и у нас бывают праздники, когда эта собачка занята своими делами и, патрулируя территорию,  уходит по своим контрольным точкам.
           А  теперь с утра наступающего дня надо было сходить за водой на родничок и приступать к делам большим и разным, коих на даче всегда предостаточно. На том и порешили, я взял бадью и вышел за калитку, а Веста, закрутив хвост баранкой, бежала по тропе впереди меня, изредка рыская по сторонам. Пришли к куче хвороста, из-под которого Веста дня три назад выгнала какого-то зверя. Когда я подошёл, из-под кучи торчала только задняя половина собаки с возбуждённо дёргающимся хвостом и напряжёнными лапами. Дальше  диалог происходил между мной и этой половиной собаки.
- Ты где там, хозяин, поднимай хворост то! Ах, как пахнет, как пахнет!
- Да, ладно тебе, там всё равно ни кого нет! Ты же позавчера кого-то гоняла от сюда по склону.
- Никого нет, но кто-то был совсем недавно! Да что ты понимаешь в запахах! На твоём носу только очки носить.
- Не груби, вот брошу хворост и выбирайся сама, как хочешь, а мне за водой надо!
Я всё-таки подождал, пока она нанюхается и вылезет из-под кучи.
- Токсикоманка хренова, - пробурчал я, когда она полезла с другой стороны опять под ту же кучу,-  делай, что хочешь,  а я за водой пошёл!
           Взял бадью и стал спускаться вниз по прокопанным в склоне ступенькам. Веста напрямую по самому крутяку ломила вниз по кустам и траве. Сюда, видимо, не одни мы ходили: трава вокруг тропинки, от начала спуска до родника была прокошена, стало сразу как-то уютнее. Только у самой воды и тазика, который я вкопал, стеной по склону стояла крапива и ещё какая-то трава метра два высотой. Веста конечно подскочила первой и стала лакать прямо из тазика. Я подождал, пока она напьётся, потом поставил пятилитровую бадью на плоский кусок шифера, который я притащил от дачи, и стал черпать пластиковым стаканчиком из тазика и  выливать в тару. Вода была чистейшая и холоднючая, процесс обычно занимал две-три минуты. По металлическому жёлобу над тазиком всегда вместе с водой катились мелкие камешки и песчинки, а в тазике вода отстаивалась и была абсолютно чистой.
          Вдруг выше по течению трава зашевелилась и от туда выкатилась Веста, прошлёпала по ручью, покрутилась рядом по зелёному  мху, который рос вдоль ручья, вернулась назад и стала лакать прямо из ручья, но выше по течению! Естественно вся вода взбаламутилась и набирать её уже было нельзя! От такой беспардонной наглости у меня пропал дар речи.
- А, чтоб тебе, выдра полосатая!  - шуганул я её, - нашла от куда воду пить! Брысь от сюда!
Веста прыгнула в кусты, как и не было никого, только теперь минут пять ждать точно придётся, пока вся муть осядет и вода опять очистится. Между делом я рукой почистил тазик от мелких камешков и песчинок, устилавших уже прилично его дно. Рука враз замёрзла.
Когда вода очистилась, я долил бутылку, попил сам и стал подниматься по тропе с крутыми ступеньками вверх. Веста уже траверсировала склон гораздо выше и первой выскочила из оврага. Когда я вылез наверх, она уже шарилась в кустах вдоль забора крайней дачи. Я уже проходил мимо, кода она вдруг азартно и безостановочно залаяла, тыркаясь носом  в траву на одном месте, забегая то с одного бока, то с другого. Это был, скорее всего,   ёжик, которых здесь было довольно много. Они мирно жили рядом с людьми, поскольку охотничьих собак здесь не было. Видимо ёжик по привычке свернулся клубком и терпеливо ждал, пока эта дурная собака не прогавкается и не отстанет. Я с трудом отозвал Весту,  долго хвалил её и успокаивал, а она смотрела на меня и думала:
- Ну, хозяин, прямо и не знаю чем тебе угодить, если тебе даже ёжика не надо!


Эпизод 5. Про ёжиков.

Забор вдоль дороги был старый, деревянные столбы прогнили у основания, штакетины местами были поломаны, всё это качалось и держалось еле-еле на честном слове. У забора была устроена свалка брёвен и досок, которые уже основательно сгнили. Сверху были навалены листы старого железа, которым когда-то , видимо , была покрыта крыша. Конечно этот пейзаж фасад дома никак не украшал. Мне всё это пришлось растаскивать, сортировать, гнильё и мусор всякий сжигать. Провозился уже пол- дня, когда обратил внимание, что Веста крутится всё рядом и вдоль забора. Я шуганул её, чтоб не крутилась под ногами, она недовольно отскочила и побежала опять вдоль забора, внимательно изучая траву и землю под штакетинами.
У меня горело какое-то тряпьё, было сыро и дым стелился прямо над землёй, то вдоль дороги, то прямо к соседу на огород. Веста, закончив своё патрулирование, лежала рядом и нервно зевала, то ли мошка заедала, то ли дым. Уши торчком, сама вся какая-то напряжённая.
Я закончил свои дела, прибрался у калитки и вдоль забора, сжёг листву – сразу стало как-то чище, хоть гостей приглашай. Остались лежать друг на друге две, приваленные к забору, колоды метра по три длиной, они тоже полусгнили, но поднять их и распилить у меня не было никакого желания. Так они и остались догнивать на своём месте. Я собрался уходить, а Веста всё крутилась возле этих колод, внимательно принюхиваясь и пофыркивая. Что-то её беспокоило, но видимо она сама ещё не поняла что это такое
Так подошёл вечер за всякими бытовыми и мелкими делами, солнце катилось соседу за огород и освещало напоследок наше крылечко. Веста валялась рядом на тёплых досках, а я сидел на лавочке рядом и жмурился, подставив лицо этому ласковому солнышку. Вот сейчас оно чиркнет вдоль ската крыши, потом пройдёт сквозь крону облепихи и сядет, как бы отдыхая, на штакетины нашего забора. Ещё через три-четыре минуты оно скрылось за какими-то строениями на горизонте. Всё, вечер заканчивался мирно и тихо, даже мошка не донимала, заботы дня ушли куда-то и на душе было спокойно. Предстоял длинный тихий вечер и ночь, одна программа у телека, куча любимых кассет и шикарная библиотека, рассованная по коробкам. Веста ночевала на веранде на холодке и в открытую дверь следила за порядком в огороде. Выходя ночью «посчитать звёздочки», я видел, как она сидела на крыльце носом по верху, ловя что-то интересное, или вообще отсутствовала, шарясь по кустам вдоль забора.
Часа  в два ночи меня разбудил громкий лай Весты. В тишине и темноте он казался прямо оглушительным. Схватив фонарик, я выскочил на крыльцо, лай раздавался справа у кустов малины вдоль забора. Чёрную собаку в темноте абсолютно не видно, только глаза, когда Веста поднимала голову ко мне на секунду, отражая свет, светились каким-то не реально жёлто-зелёным светом, тут же пропадали и сверкали опять. Зрелище было жутковато, прямо собака Баскервилей!
Конечно это опять был ёжик, бежал себе вдоль заборчика по своим делам, никого не трогал, может кормился, а может домой торопился, а тут навалилась сверху зверюга ужасная и пройти не даёт. Морду бы ей начистить, да всё недосуг.
- Ничего, я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл, лисица и волк меня не смогли взять, а уж этому лохматому дьяволу нипочём меня не съесть!
Так и получилось, тыкалась, тыкалась Веста, а всё без толку. Я подскочил и с трудом оттащил собаку, в свете фонарика, ёжик, свернувшийся в клубок, мне показался очень большим. Лай прекратился и опять настала тишина у нас на участке. Загнал собаку в дом и закрыл все двери.
Утром поспать не получилось, Веста барабанила меня лапами, тыкалась носом и крутилась около двери. Всё ясно: охотничий азарт ещё не прошёл и она хотела проверить, куда же делся ночной ёжик. Я вылез из-под тёплого одеялка и пошёл открывать все двери, напутствуя зверя разными нехорошими словами.
- В городе по утрам, я сквозь сон гуляю с тобой, думал, хоть здесь этой обязаловки не будет, террористка ты, хвостатая. Брысь, и чтоб до завтрака тебя не было!
Она пулей проскочила мимо, только хвостом помахала. Пошла на утренний контрольный обход вверенной  ей под охрану территории. Надо вставать и готовить завтрак себе и этой выдре, которая по ночам и по утрам спать нормальному человеку не даёт.
Всё, как обычно:  себе чай с бутербродами, ей кашу, сегодня перловую, с мясным фаршем.
               Лай, лай истошный, непрерывный с азартом и какой-то злобой.
- Господи, кого же ты опять там гоняешь, горе ты моё! 
               Я вышел поспешно на это светопреставление. Веста крутилась за забором у гнилых колод и кидалась на них в атаку то с одной, то с другой стороны. Конечно она обнаружила там гнездо ёжика, в котором сидел хозяин, крайне недовольный этим поворотом дела. Часть гнезда собака уже разорила лапами и виднелся бок ёжика, об который Веста уже видимо наколола лапу, судя по её ярости и злобе.
- Ага, получила по морде, чёрта лысого ты его от туда достанешь!
Собаку оттащить было невозможно: кусок нервов и сплошная мышца плюс яростная злоба, с которой она кидалась под колоду.  Надо было сходить в дом и взять фотоаппарат, хоть заснять этот момент настоящей охоты. Из книг я знал, что ёжика, когда он свернётся, достать очень трудно, поэтому я спокойно пошёл за фотиком, отсутствовал буквально две минуты, а, когда я пришёл, уже всё кончилось. Я понял это сразу. Веста таскала ёжика уже с оторванным боком за что попало и, раскрутив, швыряла его об колоду. Она уже не лаяла, видимо ей тоже досталось, просто, рыча, кидалась и кидалась на него, нарываясь и отскакивая, пока опять не зацепила за что-то мягкое.
  Я рявкнул на неё командным голосом и двумя руками уцепился за гриву, с трудом оттащил собаку   от бедного ёжика, а, когда она попыталась обежать с другой стороны, пнул её босой ногой в бок, чувствительно, но не сильно. Всё встало на свои места: ёжик лежал свернувшись как-то боком, Веста сидела и поскуливала ещё в азарте, а я стоял и с тяжёлым сердцем смотрел на погибшего ёжика.
- Чего же ты так, приятель, «мимо бабушки прошёл, мимо дедушки прошёл», а вот Веста тебя достала. Видимо судьба твоя такая… Извини.
-А ты, выдра черномордная, что, зубами клацая, мордой своей трясёшь? Зачем ёжика задавила!?
Веста перестала лязгать зубами и отвернулась, как будто это не она три минуты назад чуть забор не снесла в охотничьем азарте.
-Да, ладно, хозяин, он первый колоться начал, осерчала я. Их тут в округе – тьма, я тебе этих ёжиков настригу десяток, вот и целуйся с ними…
             Наверно ещё вчера, когда я палил костёр, она учуяла гнездо, да ёжика на месте не было, гулял где-то по своим делам, а она его запомнила, караулила всю ночь и утром достала. Как она так быстро с ним расправилась, я понятия не имею. Ёжик лежал с вырванным боком и без всяких признаков жизни. Утро началось не для всех удачно.
             Заперев Весту дома, я завернул ёжика в кусок холстины, взял лопату и пошёл с ним на склон реки мимо тропинки на родничок, туда, где рыли глину для всяких надобностей. Там, ещё ниже по склону на открытом месте я  и похоронил этого бедного ёжика, так некстати устроившего своё гнездо в зоне охраны и внимания охотничьей собаки Весты.


Эпизод 6. Нафаня.

                В стороне от тропы залаяла Веста. Лаяла с азартом, но не злобно, скорее призывно. Лаяла где-то в стороне на склоне, за густыми кустами акации и ещё какого-то неприятного кустарника. Там на склоне росли старые берёзы и между ними крутилась Веста. Делать нечего – сам учил голос подавать, надо держать марку и поощрять собачку за труды. Полез, продираясь и пряча лицо.
 Здравствуйте! Опять ёжик, который закопался в старую листву и прошлогоднюю траву, спал себе и никого не трогал. Веста, помянуя свои старые грехи, перестала лаять и только поскуливала от возбуждения.
- Гляди, хозяин, что я тебе нашла, как обещала. Делай теперь, что хочешь!
               Я снял с головы кепку и закатил туда ёжика вместе с листвой и травой, которая на нём прилипла. Получился приличный колобок, который как раз поместился в кепочку. Меня просили привезти ёжика знакомые к себе на участок. У них появились мыши, жили под домом, а кормились на участке, поэтому нужен был взрослый самостоятельный ёжик, чтобы разогнать этих хулиганов. Просили давно, я пообещал, и вот подвернулся случай.
               Я нёс ёжика , а Веста гарцевала рядом то с одного, то с другого бока, всё пытаясь носом ткнуться в кепку. Счастье и преданность светились в её глазах. Ёжика поместил в пластиковую корзину, с какими в супермаркетах продукты набирают. Туда же поставил блюдечко с водичкой, получилось очень уютненько: куча листвы, ёжик в одном углу, блюдечко в другом. Затащил всё это на второй этаж в спальню, чтобы собака не достала, и оставил в углу под окном. Веста крутилась на первом этаже под лестницей и скулила, просясь на верх. Лестница была крутая и узкая, с редкими ступеньками, по которым собака бестолково стучала лапами, дальше третьей она подняться не могла, то голова мешала, между ступеньками попадая, то лапы срывались.
            На семейном совете решили: назвать Нафаней, пусть живёт сутки, если не подтвердят желание иметь ёжика, отпустить с Богом в лес, то есть, отнести и положить на то же место, где поймали. Веста, имея совещательный голос, не возражала.
              День прошёл за общими заботами и только под вечер я, налив в блюдечко молока и отщипнув от Вестиной порции кусочек мяска, поднялся наверх, чтобы покормить Нафаню. Корзинка лежала на боку, мусор на полу, а гостя нигде не было. Как и в большинстве на дачах, где спальня на втором этаже, под крышей вдоль комнаты имелось много пустого места, где складировался много лет и хранился всякий нужный, а чаще не нужный бытовой хлам вперемежку с досками, вениками и  дровами. Найти в этих «закромах» ёжика - было не реально. Пришлось звать Весту, которая крутилась тут же под лестницей и даже подвывала от нетерпения помочь этим глупым и беспомощным хозяевам. Уговаривать долго собачку не пришлось, как уж там она сообразила в какой последовательности надо ставить по ступенькам лапы и чтобы голова не застревала между ступеньками, я не знаю, наверно стимулировал инстинкт  помочь хозяину, но с громким сопением, подскуливанием и подвыванием собачка раз за разом одолела все ступеньки этой крутой лестницы. На радость себе и хозяину. После взаимных лобызаний и обниманий, Веста принялась за дело. Сунула нос в корзину, потом покрутилась рядом и уверенно побежала в другой угол, где друг на друге стояли два старых ещё ламповых приёмника. Гавкнув для приличия, она села и повернула голову ко мне.
- Получай своего ёжика, хозяин. Всего-то делов.
            Я отодвинул приёмники от стенки и в одном из них обнаружил Нафаню. Задней стенки там не было и ёжик забрался между лампами, благо места там было предостаточно. Решил не трогать его, поставил блюдечко с молоком рядом и пододвинул всё на место, как было. Веста прыгала рядом и тыкалась носом то за приёмники, то в блюдце, высказывая этим радость и гордость, как здорово и хорошо она помогла хозяину.
- Ладно, ладно, молодец, хорошая собака! Только, собака, а как ты теперь вниз спускаться будешь? Головой вниз – скатишься с треском по лестнице, а задом вниз – не додумаешься. Придётся ведь тебя, глупую собаку, на руках спускать.
           Так пришлось и сделать. Веста наотрез не понимала, что от неё хотят и лезла головой вниз, глаза большие «по чайнику», лапы трясутся от напряжения, а на мои уговоры – ни какого внимания. Большого труда стоило её поймать и стащить вниз, повернув задом к себе, а передними лапами к ступенькам. Исцарапанный её когтями в испуге, я, ударившись головой о люк,  с трудом спустился на четыре ступеньки, а три последних она, брыкаясь, вырвалась и спрыгнула сама. Виляя хвостом, она побежала хвалиться хозяйке, которая читала книжку, а я считал царапины на руках и животе и тёр голову в месте приложения.
Ночь прошла спокойно. Нафаня выпил молоко, съел мясо и опять куда-то спрятался, благо места там, в спальне, среди коробок с книгами и чемоданов хватало, а дверь в «закрома» мы ему перекрыли обрезком доски. Надо было отпускать нашего узника на свободу, видимо заказчики передумали. Я поднялся на верх в спальню и, не долго думая, опять позвал к себе Весту. Собака уже вполне уверенно поднялась по крутым ступенькам лестницы и быстро отыскала ёжика на коробке с книгами под кроватью. Нафаня спал и я его хорошо разглядел. Он лежал на боку, длинная мордочка, нос с чёрной пипкой  на конце, круглое  маленькое ушко и коричневые лапки с когтями, поджатые к брюшку. Веста гавкнула, Нафаня, как-то по человечески, вздрогнул. Пришлось поднимать кровать и вытаскивать его в корзинку, а Весту опять с трудом и уговорами спускать вниз. Обратная эвакуация клиента к месту жительства прошла нормально, но Веста каждый раз, как мы ходили за водой на родничок, шарилась в том месте проверить, не появился ли там знакомый ёжик по кличке Нафаня.


Эпизод 7. Один день.

Было раннее утро. Солнце на восходе стояло ещё низко и било своими лучами меж стволами берёз почти параллельно склону. Стелился пар над травой и она вся светилась в каплях утренней росы. Небо над головой было абсолютно чистым и ярко-голубым. Голубизна эта была идеально однотонной от горизонта до зенита, поэтому небосвод казался бездонным. Облаков не было совсем, и глаз ни во что не упирался, чистое голубое небо распахнулось над головой. Если долго смотреть вверх, начинает казаться, что ты сам летишь навстречу этой голубизне всё вверх и вверх. Я даже машинально ухватился за трубу, опору козырька над крыльцом. В городе такого неба не увидишь, если в зените голубое, оно всегда светлеет к горизонту утром или сереет от смога вечером.
 Начинался новый день, длинный тёплый день конца июля, середины лета. Веста, не понимая этой радости жизни, зевала и потягивалась, вытянув передние лапы и оттопырив зад, рядом на крылечке. Потом села и огляделась по горизонту, внимательно навострив уши  принюхиваясь к влажному от росы воздуху.
- Чего делать будем, хозяин,- посмотрела она на меня,- в лес пойдём?
- Работать будем, хватит, вчера нагулялась, еле ноги притащила. Всю ночь храпела и лапами дёргала, отдохнула уже?
Собака поняла, что ничего хорошего в этот день не будет, поэтому можно до завтрака придавить ещё маленько. Уши прижала, хвост как-то вяло развернулся, собачка грустно пошла к своему любимому креслу, залезла в него и свернулась калачиком. Только глазами изредка контролировала входную дверь.
Дел оставалось действительно ещё много, главное надо было разобраться с баней, которую не топили уже наверно лет пять. Ржавые и неработающие краны я поменял, воду в бак залил, теперь надо понять почему в топке совершенно нет тяги и весь дым идёт в предбанник. Надо лезть на чердак и на крышу чистить дымоход. Веста мне конечно здесь не помощница, разве что привязать за задние лапы и ей трубу почистить. Она всё равно вся чёрная, на окрас это не повлияет. Только черенок от лопаты приспособить надо. Размышляя на эту тему и представляя разные варианты этого процесса, я пошёл готовить завтрак этой черномазой выдре, которая опять похрапывала  в кресле. Конечно, когда я вскрывал банку с мясной перловой кашей и накладывал в её в миску, Веста даже ухом не повела, но когда я себе стал резать сыр на кусок хлеба с маслом, она мигом соскочила и уставилась на меня вечно голодными глазами.
- Ага, сейчас прямо, разбежалась! Это тебе не по трудовым доходам, сыр по утрам, ешь свою кашу с мясным запахом. Какой от тебя прок? Всю ночь спишь, ночной обход территории делать перестала, гавкаешь  не по делу на всех, кто мимо проходит, целыми днями валяешься в тенёчке, да травку на клумбе щиплешь. Грибы не ищешь, мышей не ловишь, полезных ёжиков разогнала, а на дроздов, которые всю ягоду с кустов склевали, вообще внимание не обращаешь. Сдадим на опыты, как говорил кот Матроскин.
Веста отвернула голову от стола и посмотрела на свою миску с кашей.
- Фи, хозяин, ты сам-то её хоть раз пробовал? Там перловка с соей намешана, чуть мясом пахнет, а мясо-то и рядом не лежало. Добавить бы надо, я ведь плотоядное животное, а сыр – что ж, он так вкусно пахнет, аж зубы стучат. Сам, небось, тоже пиво квасу предпочитаешь!
Вот так мы с Вестой и разговариваем по утрам, каждый о своём.
После завтрака, я взял короткую лестницу и пошёл к бане, чтобы залезть на чердак и разобраться там, что где лежит и не загорится ли это, если начать хорошо топить. Баня стояла за территорией участка, метров сорок ниже в начале лога. Люк на потолке в предбаннике был довольно узким, я приставил лестницу, залез на чердак и долго возился там, сортируя доски, дрова и веники, потом отодвигал всё это подальше от трубы и обкладывал её частично кирпичами. Вдруг сзади в проёме раздался скулёж и появилась голова Весты. Потом с радостным повизгиванием вылезла на чердак и вся собака. У меня не было слов от удивления. Лестница стояла почти вертикально.  Перекладины узкие, не такие, как ступеньки на лестнице в доме с первого этажа на второй. Больше двух метров высоты и восемь перекладин. Эта собака, соскучившись, пошла меня искать, услышала, что я на чердаке, залезла по узким перекладинам лестницы, чтобы радостно ткутся в меня носом, а потом побежать  обнюхивать все углы этого интересного помещения. Как она отважилась на это и сообразила, что для этого надо делать мне просто удивительно и не понятно. Она просто соскучилась и забеспокоилась, а, найдя, полезла, переступая лапами, как по плоским ступенькам.
Что не сделает собака во имя любви и преданности к своему хозяину!
После обеда, в самую жару, я решил сделать мостик через протоку, чтобы ходить на речку купаться и загорать. Старый мостик давно сгнил или был снесён водой во время половодья. Остались две нижних длинных слеги, метров пять длиной и две коротких перекладины, наверно опоры для рук. Под водой виднелись сгнившие окончательно два бревна с остатками перекладин, как лестница. Если всё это собрать в кучу, закрепить и набить перекладины, то получится вполне рабочая горизонтальная лестница через не широкую протоку в четыре-пять метров. Собирая и сбивая всё это, надо было возиться по колено и выше в тёплой воде, когда ноги тонут в вязкой глинистой тине. Самая работа в жаркий день. В протоке где-то рядом крякала утка, а на стоячей воде сверху плавала зелёная ряска.
Пока я рубил, валил, шкурил и пилил по полметра на перекладины тонкие тополя и ивняк, Веста лазила по густым кустам и двухметровой траве, основательно заросшей пойме реки, роя носом илистую почву и треща сухими кустами. Не мешает – и, слава Богу! Только, когда утка, перестав крякать, обеспокоенная шумом, пролетела вдоль протоки прямо над водой, Веста вяло тявкнула ей в след.
- Видал, хозяин, что за птица такая? Не, как голубь в городе, и не, как курица, в деревне.
- Глупая ты городская собака, когда она ещё в кустах рядом сидела и крякала, я тебя пытался надоумить пролезть в ту сторону хоть шугануть её, а ты, чучундра, только головой вертела по деревьям что-то выискивая. Мне, что ли, надо было на четвереньках лезть с тобой вместе по этому мордобою утку доставать?
- Мне специализация не позволяет, хозяин, всякую болотную дичь гонять. Я всё-таки эльгхунд, чёрная норвежская лосёвая лайка. Где здесь лоси? Нет лосей, вот то-то, а на эту болотную мелочь я и размениваться не буду.
Собака гордо закрутила хвост кольцом на спину и полезла опять в чащобу.
 Вот и поговорили. Я взялся таскать готовые перекладины к воде. Ещё часа два потом  бродил по воде и мастерил эту водяную лестницу. Когда всё было готово,  вылез на берег и позвал Весту, надо было кому-то первому пройти и опробовать на прочность изделие. Лестница лежала вся на воде, белея ошкуренными перекладинами, только две средних перекладины оказались чуть-чуть под водой. Собака подскочила к воде, долго принюхивалась и вдруг легко побежала, переступая с перекладины на перекладину. Только до середины, потом остановилась: две ступеньки были в воде. Категорически не любит наступать в воду, даже мелкие лужи на асфальте после дождя старается перепрыгнуть. Здесь тоже надо было либо перепрыгнуть эти две ступеньки, либо повернуть назад. Я с интересом наблюдал, молча, а Веста колебалась: прыгнуть вперёд или вернуться назад. Видимо впереди ничего интересного не было, а я стоял сзади, поэтому решила развернуться назад, тут же оступилась и плюхнулась в воду между ступеньками. Вылезла опять на лестницу и в два прыжка выскочила на берег. Даже не отряхиваясь, сиганула по тропе домой. Обиделась собачка.
Я перешёл на другой берег, собрал инструмент и вернулся назад.  Вполне работоспособное изделие. Проверку на прочность лестница прошла успешно.
 День клонился  вечеру, из всех огородно-садовых дел мне больше всего нравиться поливочные работы. Это в жаркие летние дни необходимо делать регулярно и после дневной жары ближе к вечеру. Размотав шланги и подключив воду, я с удовольствием стал поливать всё подряд слева направо: две клумбы, всякие кустарники, теплицу вместе с грядками, просто грядки со всякими проростками, ягодные деревья, соседского кота, который гулял вдоль забора на своей стороне и Весту, дремавшую под солнышком на крылечке. Кот возмущённо удалился на свою территорию, а, Веста подскочив сразу на четыре лапы, спряталась на веранде. Там она села и стала облизываться, опустив уши, в крайнем огорчении поглядывая на меня.
- Что за шутки, хозяин, я вся промокла!
После ужина мы, помирившись, посидели с Вестой на крылечке, провожая зорьку. Магнитофон крутил любимые песни прошлого века, а я слушал эти старые, тысячу раз слушанные песни, и гладил собаку между ушей, по спинке, трепал густую гривку. Веста жмурилась, привалившись ко мне, и тыкалась носом в ладонь, когда я переставал её почёсывать. Иногда она лизала мне локоть или покусывала меня за короткий рукав рубашки. Солнце всё раньше и раньше валилось за забор, дни становились короче, редкие облачка по горизонту ещё розовели на всё таком же бездонно-голубом небе, было тепло и уютно. В окнах соседского домика ещё горело заходящее солнце, вот и оно погасло, надо было собираться  и идти в дом, посмотреть, что там мельтешит по телевизору, почитать отобранный детективчик и ложиться спать.
Ночью мне почему-то здесь спиться плохо, не знаю – то ли от тишины, то ли от чужих ещё запахов постели и помещения. Выйдя на улицу,  я часто сидел и смотрел на звёздное небо. Большая Медведица, Волопас, Лебедь, сменяя друг друга, проходили по открытому участку неба над огородом, появлялись из-за крон берёз над крышей в зените и перемещались в ночь за деревья соседского участка. Здесь определяющие звёзды созвездия  были настолько яркими, что контуры созвездия узнавались сразу безошибочно, как в учебнике по астрономии в школе. Остальные мелкие звёздочки, тоже входящие в это созвездие, просто были не видны. Вот такая удивительная фильтрация атмосферы. Веста этой красоты не понимала, на звёзды не любовалась, а просто сидела рядом с любимым хозяином и наверно была счастлива.
Я так надеюсь.

Эпизод 8. Закрытие сезона.

За окном бушевала осень. Во всех оттенках жёлто-зелёного, коричневого, красно-оранжевого цвета, буйствовало, цвело и пахло тёплое, солнечное бабье лето. Тополя пожелтели и осыпались как-то враз, зацвели, а потом посыпались листья рябины, жёлто-оранжево-малиновые. Гроздья ягод цветом от ярко красного до светло-оранжевого густо висели на деревья и уже частично начинали падать,  перемешиваясь с листвой. Ночью похолодало, а днём по-прежнему было тепло  и тихо, тени от берёз чётко ложились на дорогу за крайними домиками, уже густо засыпанную опавшей листвой. Изредка по верхушкам деревьев гулял ветерок и тогда сверху сыпались и сыпались листья. Осенний листопад, повезло тому, кто хоть раз это видел, смотрел, как они падают, кружась, и думал:
- Ну, вот и пришла осень.
Наверно лучше подбивать итоги прошедшего сезона, да и всего года в такие осенние дни. Они самой природой предназначены для тихого размышления о прошедшем, что случилось такого примечательного, что удалось сделать или пока ещё ни как, для самосозерцания, у кого это получается: кто ты и что дальше. Если голова пустая, это тоже ничего, просто наступил момент редкого единения ума и тела, когда ни о чём не хочется думать и ничего не хочется делать. Расслабься и получи удовольствие.
Эти несколько тёплых дней бабьего лета, как узкое лезвие ножа, рассекают, ставят зарубку, тёсик, вешку, точку отсчёта в круговороте времени. Новый год с его проблемами и заботами, а потом весёлым застольем для этого не годится. Надо обязательно, хоть раз в году побыть одному, побродить по улицам или просто посидеть молча, глядя в окно, вступая в очередной виток спирали Времени.

Хорошо брести по дороге, никуда не торопясь, чуть волоча ногами, чтобы слушать птиц и слышать, как шелестит под ногами сухая листва. Грибной сезон закончился, трава полегла, только крапива в низинах стояла торчком с пожухлыми листвами и по привычке слабо жалилась, если её раздвигать руками.
Веста этой красоты не понимала, буйство красок не различала, просто бежала по пустой дороге впереди чуть наискосок, перебирая лапами, хвост баранкой на спине, уши торчком, принимая такую же гамму запахов и звуков носом и ушами, как мы глазами.  На развилках дорог оглядывалась и поджидала меня.
Так мы и брели по дороге и по перелескам, сами не зная куда.
Перед спуском в очередную низину, я решил отдохнуть и свалился спиной на тёплую кучу листьев под околком берёз на склоне. Над головой было ярко-голубое, почти синее небо и верхушки берёз сходились, как в перспективе, куда-то в одну точку. Слабо шевеля почти голыми ветками.
Я потихоньку лениво перебирал сухую листву руками и смотрел на небо, отдыхая душой и телом. Из меня тихо выходил напряг забот  и какая-то городская суета последних дней. То ли  через листву в землю, то ли сквозь ветки берёз в небо.  Веста шелестела листвой где-то рядом, петляя по склону в поисках чего-то интересного.
- Эй, собака, тебе хорошо? – позвал я её. Она перестала на время шелестеть, глядя на меня и обдумывая ответ.
- А мне всегда хорошо, когда хозяин рядом, - наверно сказала бы она и побежала дальше  по кругу, не отвлекаясь на эти глупые и пустые какие-то философские рассуждения.
Я вспомнил прошедший дачный сезон, потерянного котишку, который ещё пару раз проходил через наш участок на соседний, наверно объявлений о своей пропаже не читал и домой не торопился. Ёжика Нафаню, который у нас прожил два дня. Больше мы ни его, ни вообще других ёжиков не встречали, видимо Веста капитально пометила, застолбила свою подохранную территорию и все мелкие стали обходить её далеко стороной, даже соседские коты, свободно гуляя по дороге и своему участку,  на наш больше не заходили. Свои ремонтно-восстановительные и огородно-посадочные, поливальные заботы. Вспомнил диких уток, которые всё лето крякали на протоке. Я даже пытался одну сфотографировать в промежутках веток кустарников, когда она тихо плыла по воде у самого берега, только мой старенький фотик или своё собственное волнение не позволили мне это сделать. Три кадра оказались все не резкими.
А потом эту утку заметила Веста…
Я ни разу не помню, чтобы эта морда залезла в воду по своей инициативе. А тут плюхнулась с берега в воду по самые уши, выскочила назад, подняла такой гвалт, что напуганная утка быстро выплыла на свободную воду и с громким «кряком», хлопая по воде крыльями, красиво улетела вдоль протоки. Вот  так не удачно и закончилась моя фотоохота.
Нет, приёмы гона лосей, которые сидели в этой собаке на генном уровне, для охоты на водоплавающую дичь, явно не годились.
 А вот результаты нашей «тихой» охоты уже появились на столе и с большим аппетитом поедались вместе с картошкой варёно-жарено-печёной. Белок грибной вполне заменил белок мясной на эту осень. И даже не хотелось мяса, а вот  пропустить стопочку под маринованный грибочек после баньки, вполне стимулировало.
Надоело валяться, слушая лес, и, закрыв глаза, как в детстве,  глядеть сквозь веки на небо, когда плавают перед глазами всякие тёмные пятна и сливаются на секунду в замысловатые узоры, чтобы, исчезнув, появиться вновь и вновь. Надо было возвращаться на подотчётную взятую нами в аренду  территорию,  которая уже в мыслях стала своей, где прожито целое лето и столько сделано-переделано.
Остальное зимой…


Эпизод 9. Полынья.

Лёд подломился под Вестой сразу. Только что она была на льду у самой протоки и вот уже её – нет, только голова высунулась над чёрной под полуденным солнцем водой. Она никогда не лезла к воде, за три года я ни разу не видел, чтобы она сама зашла в воду хотя бы по брюхо и я не знаю вообще умеет ли она плавать. Голова с поджатыми ушами над водой держалась уже носом к берегу, лапами, видимо , она месила воду и её медленно тащило течением вдоль протоки по кромке льда. Я где-то читал, что собака никогда не подойдёт к воде по тонкому льду, она слышит, как лёд начинает под ней оседать и трещать. А тут – на тебе! Какого чёрта она вообще с берега по льду за 30 метров побежала  к протоке попить водички или вообще понюхаться, соображать уже было некогда.
- Твою мать! – выругался я, сам виноват – не досмотрел. Я уже скидывал пуховку, сдёрнул с шеи и бросил на неё фотоаппарат  и побежал к протоке, срезая чуть ниже по течению. Голова ничего не соображала, работали одни рефлексы: я конечно провалюсь, но провалиться надо чуть ниже, чтобы успеть встретить эту глупую собаку и как-то выбросить её на лёд к берегу. Главное провалиться надо у самой протоки, чтобы не ломать лёд до сплошной воды. Я не слышал треска льда под ногами, просто последние метра три, как-то, оттолкнувшись  вибрамами, я проскочил и прокатился на животе по инерции к самой протоке. Лёд обломился и я сполз в  чёрную, всю в блесках от солнца воду. Даже голова не намокла. Кромка была тонкая и на изломе светилась, я просто ломал её локтями и телом, чтобы задержаться, ведь течением ощутимо тащило под лёд и вдоль протоки.
До Весты было не больше метра, она, конечно, плыла, глаза были какие-то стеклянные, лапы старательно плюхали по воде. Вот носом она ткнулась мне в лицо, а лапами стала залазить по мне из воды. Меня тащило спиной по кромке льда, Веста лезла  из воды и топила меня, загоняя под лёд, я был мокрый, но холода как-то  ещё не чувствовал. Надо было зацепить собаку за шкуру и выкинуть, вытолкать её на лёд. Я развернулся, а Веста уцепилась  за свитер когтями и, упираясь задними лапами в брючный ремень, упорно лезла по спине вверх из воды, топя меня. Как ледокол, я раз за разом пытался вылезти и ломал под собой лёд. Течение, конечно, волокло меня  вдоль полыньи, но лёд становился всё толще. Дна я не доставал. Резко крутанувшись, я попытался сбросить Весту с себя и схватить руками её за шкуру.   Удалось схватить за заднюю ногу и бок. Упираясь спиной, шеей и затылком об кромку, я вышвырнул собаку боком и через себя на лёд, а сам с головой ушёл под воду. Конечно, броска двадцатикилограммовой собаки из воды не получилось, но мне удалось вытолкнуть её на полметра от кромки льда. Лёд её выдержал, а я вынырнул метра на два ниже.
Вот тут я понял, что уже весь мокрый и стало холодно. Ноги в ботинках намокли, но, туго затянутые у щиколоток шнурками, воды в себя не набрали. Плыть было легко. Метров через двадцать была излучина реки и там должно быть помельче, может, достану дно. Повернув голову, я увидел, как Веста, соскочив и даже не отряхнувшись, рванула к берегу, мухой влетела на него и стала валяться в снегу.
Вся спасаловка продолжалось не более двух минут.
Я как-то сразу успокоился и плыл, периодически стараясь достать дно ногами. Вспомнил, что у нас в Красноярске, где Енисей после ГЭС не замерзает почти 300 километров, а вода летом такая же холодная, как зимой, много рыбаков гибнет, выпав из лодки. Мой знакомый проводил эксперимент, вывалившись из моторки, как был в плаще и в сапогах, а потом делился впечатлениями. Конечно его подстраховывали с другой лодки. Впечатлений было много, но вывод я запомнил крепко: жизни тебе осталось после начала эксперимента восемь – десять минут, потом начинает сводить мышцы и утягивать течением вниз, если не смог стащить сапоги.
Прошло минуты две-три, как я был в воде, не больше. Время я научился чувствовать хорошо, проверяя себя на светофорах с секундными отметками и по табло  электронных часов, гуляя с Вестой по улицам. Поэтому я позволил себе не суетиться, а плыть ещё с минуту, пока не забьёт озноб. С пятой или шестой попытки я достал ногой дно, а потом и встал уже двумя ногами. Остальное дело не заняло и минуты. Я ломал лёд локтями и грудью, отталкиваясь от дна, выпрыгивал на него, пока он не стал меня держать. Весь мокрый я всё-таки вылез на лёд и сразу перекатился подальше от края полыньи, потом на четвереньках и дальше бегом по льду к берегу.
Вот тут-то меня и достал озноб, с чего больше – «с психу» или с холода,  не знаю. Пробежав по льду и выскочив на берег, я, как Веста, упал и стал кататься по снегу, перекачивая воду с одежды в снег. Потом кое как стащил ещё не совсем замёрзший свитер, в котором было наверно килограмма три воды и побежал к тому месту, где  сбросил пуховку. Скинул мокрую майку и одел пуховку на голое тело.
По-прежнему светило полуденное солнце и чернела вода в протоке, только ломанный лёд кое где ещё крутился в промоинах, да следы к протоке по заснеженному льду – туда и обратно. Было не морозно, всего-то  градусов пять ниже нуля. Веста снежно-ледовым комом, скуля, жалась к ногам и тряслась, тряслась видимо уже от пережитого страха.
- Домой, Веста! – скомандовал я  и сам побежал за ней по кустам, по тропе, мимо родничка к забитой снегом лестнице  крутого и высокого обрыва, по ступенькам которой ещё надо было залезть на верх, а потом к тёплой избе, где раскочегарив уже немеющими руками почти потухшую печку,чтобы греться, греться, греться и сушиться.
Вот так фотосессия, блин!
А всего-то полчаса назад я спустился на заду с обрыва вдоль лестницы, сгребая снег, чтобы пофотографировать родничок, снег, протоку,  где мы с Вестой ладили мостик, и конечно речку, уже почти вставшую, только на середине, где самое сильное течение, была ещё вода. Веста скакала впереди, снегу ещё было не много, в кустах и на протоке больше, а на льду реки по щиколотку. По берегу и по кустам почти по колено. Солнце светило над головой и освещение было идеальным, что самое главное при работе на природе. Снег искрился и переливался,  в  снежинках отражалось солнце и даже в кадре его хотелось потрогать, а в натуре этот не слежавшийся пух, как покрывало, лежал везде и совершенно не мешал брести по нему, растекаясь под ногами.
Прошли по заснеженной тропе, где чуть-чуть проглядывались чьи-то старые следы, может и наши с Вестой, перешли протоку по заснеженному льду над вросшим в лёд мостиком и далее среди густых, даже зимой, зарослей по едва заметной тропе вышли на берег реки. С берега на лёд был не крутой спуск и дальше заснеженное поле льда. Идеально ровное и никаких следов. Слева хорошо был виден железнодорожный мост через реку, а справа река уходила широкой излучиной поворота к высокому и обрывистому правому берегу. Здесь была пойма густо заросшая кустарником, а сейчас по колено в снегу.
Прислонившись к какой-то заснеженной и развесистой иве, я фотографировал поворот реки, запустив в кадр солнце. Самый интересный ракурс с солнцем в кадре. Поведя фотоаппаратом к середине реки влево, я увидел как Веста деловито, хвост крючком на спине, уши торчком, бежит к чистой воде. Рефлекторно нажав на кнопку фотика, я рявкнул на глупую собаку:
- Веста, стоять! Ко мне, Веста! – и сполз прямо на снег.
Мгновенно у меня в голове объёмно,  во всех деталях возникла картинка, что сейчас будет, могло бы быть.  Даже не головой, а каким-то нутром, всеми печёнками я это почувствовал.  Захолодело где-то в груди и меж лопаток.
- Твою мать! – выругался я. Эта выдра черномордая за два метра до воды спокойно развернулась и также деловито потрусила назад к берегу по своим следам
- Ну, чего ты психуешь, хозяин, нельзя, так нельзя. Я особо и не хотела…, - выскочила на берег, прошмыгнула мимо меня, не обращая внимания, и пошла шариться по кустам.
Я пересел на колоду, сбив варежкой снег и подложив их под себя. Потом долго сидел и смотрел на промоину с черной в блесках солнца водой, на противоположный берег в тени, потому что солнце светило в лоб, на заснеженный лёд, где чётко пропечаталась почти до воды единственная дорожка следов Весты туда и обратно.



Глава 3. Любовь.

Эпизод 1. Встреча.

  Течка у собачки началась  в начале января, в новогодние каникулы.  Долгожданная и с задержкой почти на месяц. На все провокационные инсинуации  жены мы с Вестой честно смотрели в глаза и клялись, что ничего такого у нас не было. На регулярные приставания «мальчиков» Веста не реагировала, садилась на зад, хоть и виляла хвостом, но все действия пресекала в корне. Конечно, своим кавалерам она внимание уделяла, но никаких поводов к дальнейшему развитию событий не давала.
             Два года назад Веста согрешила со случайным гастролёром по моему недосмотру прямо у меня на глазах и к моему глубокому сожалению. Мои радужные мечты о каком-то залётном западном принце-красавце редкой породы с богатой родословной  были развеяны однозначно жёстко и скоропостижно. Привокзальная площадь поставляла женихов всех мастей и размеров. Я расстроился сильно, но покорился судьбе  и, сидя на ближайшей лавочке, всё ещё негодуя, ругал себя и эту доморощенную путану, дожидался окончания процесса. Кавалер был какой-то блёклой масти с поджатым хвостом, лохматый и с болтающимися ушами, крепыш с широкой грудью и лапами. Убыл незамедлительно на поджатых лапах, оглядываясь и виляя хвостом. Веста зализалась и подошла ко мне,  виновато опустив голову и не глядя в глаза.
             Говорить нам сбыло не о чем. Что случилось, то случилось.
            Я пристегнул собаку уже к ненужному поводку и пошли мы с Вестой догуливать свой маршрут,  я с тяжёлой душой, а она с поджатыми ушами. Даже хвост и то, как-то виновато развернулся и прикрыл все её прелести.
            Щенятки родились по графику 22 апреля, как раз к дню рождения Ильича во Всероссийский субботник. Шоколадка  и Черныш остались, остальных Бог прибрал. Забот с ними было много. За два с половиной месяца, что они прожили дома,  щенята подросли, стали задирать друг друга, устраивая гвалт и драки с рычанием и лаем,  тянули и роняли на себя всё, до чего могли дотянуться, пытались разобрать мебель и грызли всё, что не попадя. Наших кошек  лезли обнюхать, но получив слегка по морде, перерастали приставать.  Естественно, прудили и гадили где попало, а Веста за ними всё подбирала пока были маленькие, а потом и нам с тряпкой пришлось ходить.
            Пришёл срок и Черныш уехал в соседний город в частный дом с большим подворьем, вырос в большого пса в папу, уши - лопухами, хвост помелом болтается. Масть чёрная, шерсть лохматая блестит и слегка вьётся. Жил в будке, где сторожевые мамины гены развились в полную меру.
           Шоколадка попала в стандартную квартиру панельного дома к одинокой пенсионерке, которая в ней души не чаяла, баловала её всяко, даже спали вместе на одной кровати. Собачка грызла всё, при полном попустительстве хозяйки. Экстерьер был – копия мамин: не высокая, тонконогая, остроносая, уши торчком, хвост крючком. Только окрас короткой шерсти тёмно-коричневый.  Дружила со всеми собаками и лаяла на гостей и соседей.
            Прошло два года и мои надежды найти Весте жениха в соответствии с её породой и мастью снова возродились. Да видно напрасно.   В интернете подходящих  объявлений я не нашёл,  клуб охотничьих собак по соседству работал как-то не регулярно, я два раза приходил и все двери были закрыты. Да и работает  ли он вообще я ни от кого не добился вразумительного ответа. За городом в небольшом посёлке действовал питомник по выведению охотничьих собак, в основном  западно - сибирских лаек, но там чёрных лаек вообще не было, а мешать масть и окрас как-то не хотелось.
           Так и гуляем мы с собакой в одной связке вот уже целую неделю. Я с гибкой и длинной лозой в руке, а Веста с надеждой в глазах.
          Вокзал рядом остался, но кавалеров резко поубавилось за эти два года. Видимо коммунальные службы города не зря свой хлеб ели. Пробегал как-то знакомый ещё с прошлого года кобелёк, всё так же с обрывком поводка на ошейнике, но почему-то Весту он уже не заинтриговал. Обнюхались, потом посветился где-то издали с надеждой в глазах, да и убежал по своим делам. Видимо пропитание искать, «волка ноги кормят».
        Гулять мы стали теперь в маленьком дворике с остатками детской площадки и торчащими вверх мощными обрубками тополей. Ветки увезли, а стволы распилили на чурки, которые тут же и бросили, и теперь они валялись прикрытые снегом.  С противоположной дому стороне дворика густо росли всякие кусты вдоль полуразрушенного забора и дальше был пустырь, уже лет пять, тоже ограждённый высоким бетонным забором.  Вот в этом, с метр, промежутке между заборами летом ночевали БОМЖы, а зимой, на стасканных со всех помоек ими матрасах, разгребая снег, бомжевали бездомные собаки.
           Утром вышли, как обычно, часов в семь, я забыл прицепить Весту на поводок, но хворостину взял на всякий случай. Только успел открыть дверь из подъезда, как Веста пулей  с крыльца и прямо в те кусты. По тому, как она, подбежав, игриво подпрыгнула и побежала вдоль забора, виляя задом, я понял, что прошлый «залёт» может повториться прямо сейчас.
- Веста, стоять! Ко мне, шельма, - закричал я и бросился к забору. Собака остановилась и с явной неохотой пошла ко мне.
-  Чего ты, хозяин, да всё в порядке. Я тут маленько поиграю, смотри какой красавец, - говорила Веста всей своей позой, просительно помахивая хвостом.
- Знаю я эти игры по прошлому разу на этом же самом месте, - сказал я и защёлкнул карабинчик на поводке. Веста тут же развернулась и потащила меня в дальний угол двора. Там испуганно жался какой-то совсем неопрятный кобель с клоками шерсти на боках, видимо уже битый, старый, да ещё и хромой на переднюю лапу.
 - Вот это так кавалер, заморский принц, чтоб мне провалиться!
          А Веста тянула к нему изо всех сил. «Кавалер» отскочил подальше  и, сделав полукруг , остановился. Веста тут же присела и пометила сугроб, а потом потянула опять к нему.  Я оттащил её в сторону, а этот раздергай, облезло-лохматый, подошёл опасливо к  записке, долго принюхивался и поднял лапу, пометив  сверху. Потом опять отскочил в сторону. Веста потащила меня « читать» его приветик, потом с глубоким удовлетворением опять присела сверху. По тому, как она долго журчала на это место, стало  понятно, что письмо было очень содержательным. Я контролировал ситуацию и с интересом наблюдал за развитием событий.
          Веста, вся натянутая в струнку, подалась носом к этому чучелу. Он тоже робко подошёл к ней нос к носу. Потом, присев чуть, молодцевато поскрёб всеми лапами снег, развернул грудь и опять полез к Весте нюхаться. Ах, ты старпер облезлый, откуда, что взялось, даже хромота пропала!
        Моя девушка, в полной красоте своей невинности, отпущенной ей природой, вся подалась вперёд, распушившийся хвост туго закручен на спине, уши торчком, тянулась носом прямо к этому  беспородному «двортерьеру» . Тот осторожно начал Весту обнюхивать от одного уха до другого, а она только голову медленно поворачивала. Такой красивой стойки  у своей собаки я давно не видел. Потом Веста села, а он начал обнюхивать её спереди – шею, грудь, плечи, а эта путана только хвостом в томлении слабо виляла.
- Эй, подруга, очнись! – я подёргал её за поводок.
-  …., как мне хорошо, хозяин!
- Я тебе дам, хорошо! «Захорошеешь» у меня – убью! Глаза-то разинь, смотри кто перед тобой, козёл облезлый, старый и хромой!– я опять подёргал её за поводок.
- Что ты в любви понимаешь, хозяин! Сам-то, какой?
- Погруби мне ещё! – я хлестнул ухажёра лозиной между ушей, - Хватит, свидание окончено!
Кобель испуганно отскочил, а мы с Вестой пошли по тропинке между сугробами домой. Придя домой, она демонстративно отказалась есть кашу с фаршем и кусочками рубца, даже не подошла к миске. Потом села в угол и долго зализывала своё хозяйство.
          Мы друг на друга не глядели.


Эпизод 2. Свидание.

Пошло дня три. Веста что- то в этот раз очень тяжело переносила своё одиночество, безнадёжно ходила от входной двери к балконной, скребла её лапой, умоляюще глядя на меня, а потом опять плелась к входной. Если я собирался по своим делам на улицу, она волчком крутилась у ног, хвостом, колотя по стенкам коридора, и вставала во весь рост у входной двери, просительно заглядывая в глаза. Там над выключателем вся стенка уже была исцарапана её когтями. Поняв, что её не берут, печально уходила по коридору с поджатыми ушами и хвостом, но в конце обязательно останавливалась и, повернув голову назад, смотрела с на меня.
- Ну, что ты мне душу рвёшь, выдра полосатая, приду, потом погуляем!
- Подожду, - и ложилась прямо в узком коридоре, положив голову на лапы. Обязательно так, чтобы видеть входную дверь. Ела она практически один раз в день, не хотя, выбрав, что пожиже и повкуснее.
Днём пошли гулять. Сколько было радостного визга и скуляжу! Она крутилась у ног, виляла не только хвостом, а всем корпусом, прыгала на меня с лапами, раз десять протопала от входной двери ко мне и обратно.
Выйдя на улицу, она сразу потащила меня во дворик к месту прошлого свидания, чуть не уронив с крыльца. Я, упираясь, едва успевал ноги переставлять. Друга сердечного там, к великому сожалению, не было. Видимо, закусить убежал.  Веста суетливо начала таскать меня по всем дорожкам двора и вдоль забора, носом оставляя след в свежевыпавшем инее. Просканировав территорию, потащила меня за угол вдоль дома. В следующие двадцать минут я на поводке, как пограничник с собакой,  обежал с этой шельмой окружающие дворы, делая большую петлю восьмёркой, чтобы опять вернуться в двор свиданий.
Этого облезлого «принца» я увидел издали, а Весту к нему чётко выводило разбитое сердце и запах. Всё, сошлись, встали, любовнички ненаглядные, в метре друг от друга и наглядеться не могут. Красавец!  Кудлатый, нечесаная  шерсть вся в колтунах, хромой на переднюю лапу, да ещё с одним ухом. Правое ухо лежало свёрнутое на голове, то ли отмороженное, то ли прокушенное. Веста вся подалась вперёд, а он к ней стал медленно подходить. Его хвост горизонтально месил воздух, а у Весты хвост вдруг встал трубой, как у кошки, только на конце его остался резкий перегиб  в форме буквы «Г». Она, то укладывала хвост тугим кольцом на спину, то распрямляла его в этот самый знак. Причём все её прелести под хвостом ощутимо пульсировали, сжимались и разжимались. Вот, как девушку разобрало!
Кавалер уже тревожил девушкину причёску, обнюхав гриву за ушами и на груди. Потом как-то сразу кинулся носом под живот, эти поползновения я прекратил самым решительным образом, хлестнув по спине прутом. Отскочил метра на два, а Веста, притомившись, села. Вдруг этот лохматый любовничек  лёг грудью на снег, раскинув передние лапы и оттопырив зад, глядя прямо мне в глаза, стал подвывать с каким-то пронзительным носовым свистом. Глаза у него были настолько выразительные и просящие, что у меня, аж,   душа шевельнулась.
Надо же! Кавалер просит руки сердца у строгого папика.  Лапы и сердца. Пришёл свататься, только без сватов. Я прямо душой растаял, какая Любовь у моей девушки! Невеста встала и, натянув поводок, затанцевала,  перебирая лапами, ожидая благословления.
Вот тут, как раз из-за машины и  выскочили сваты.
- Задержались в пробке, извиняйте, хозяева!
Два кобеля. Один, помесь Палкана с таксой, коротконогий и кудлатый, которого мы сразу отшили, он и убежал, виляя штанами. Второй - давешний кавалер с обрывком поводка на ошейнике.
Вот тут и начался хоровод! Всё делалось молча, деловито и с очень серьёзными намерениями. Я отбивал наскоки ногами и прутом. Веста крутилась на поводке, стараясь всё-таки встать носом к очередному ухажёру.
- Надо рвать когти, хозяин, мне такая групповуха не нужна!
Поддев кого-то в бок ногой, мы вырвались из кольца.
- Домой, Веста, домой! – всё опять под контролем, нахальные извращенцы отстали и стали лизать прямо со снегом невестины признания.
-Ну, невестушка, придем домой, я тебе устрою, любовь! Надо же, козёл хромоногий, как меня обманул, а я, дурак, и растаял! Любовь-морковь! Едрёна корень!
Я гнал Весту домой по тропинке, стукая её хворостиной то по одному боку, то по другому. Та трусила домой, останавливаясь и оглядываясь на своего избранника, который разбил её сердце и чуть не надругался над её чувствами.
- Да, хозяин, все вы мужики одинаковы: я ему самое святое, чувства и любовь, а он пришёл  «с другом пополам».  Вот так, оскверните девушку и слиняете.
- Ты параллели-то не очень, это у вас групповуха узаконена, а у нас срок дают!
Домой придя, она вяло поела кашу, совсем без аппетита съела кусок мяса, срезанный с кости, и поплелась к балконной двери, там было похолоднее и всё слышно, что делается на улице.
- Ты бы поела что ли, а то сил не будет отбиваться от хахалей!
- А зачем, хозяин, я так отдамся!
Веста томно потянулась всем телом и оглянулась на меня.
Вот и пойми эту загадочную женскую душу!


Эпизод 3. Будни.

Три недели  в городе стоял мороз за 30, именно стоял,  плюс-минус три градуса, при полном безветрии. Иногда между домами тянул слабый Хиус  с  Оби, сразу дубела кожа и замерзали слёзы на ресницах, пробирало , как говорится, «до соплей». Конечно, где-нибудь в Оймяконе – это не мороз, а оттепель, но мы жили в Новосибирске, а не в Якутии и нам хватало, хотя, года два назад доходило до сорока.
На город лёг смог, в котором мы жили и дышали.
По тротуарам и вдоль проездов стояли машины вряд, те, которые ещё ездили и те, которые безнадёжно замёрзли. Гуляя по маршруту, Веста их все обнюхивала и заглядывала под  днище. Почему-то особенно внимательно она изучала покрышки колёс и даже лезла носом под бампер, что уж она там вынюхивала – не знаю. Машины иногда включались самостоятельно и начинали с натугой тарахтеть. Тогда Веста, отскочив, громко чихала, схватив морозного воздуха пополам с выхлопом.
Срок любви закончился  и кавалеры, дежурившие на крыльце, её больше не донимали. Один спал на подстилке между заборами, два других исчезли бесследно. Веста регулярно отмечалась на местах былых свиданий, беспокоя коротконогого «Палкана», который вставал и торопливо отбегал в сторону. Она даже не тянулась к нему обнюхаться, а он и не понимал, зачем его разбудили.
Прошла любовь, завяли помидоры.
 Гуляли мы с Вестой три раза в день, пока мне терпежу в такой мороз хватало, благо с работой меня не беспокоили. А эта выдра, всю прогулку лазила между машинами, бегала по затоптанным газонам, где местами оставались целиной серые сугробы снега, считывая «послания», оставляя свои, и даже лапы не поджимала. Только иногда она, как ужаленная, проскакивала мимо меня в полный галоп до следующего дома, а там опять носом в снег бежала по тропинке, иногда резко возвращалась назад и долго пыхтела, засунув нос в снег.
Шуба на ней выросла враз и жировая прослойка видимо тоже имелась, в такой мороз мы с ней уже месяц никуда в лес не вылазили.  Раскормилась собачка.
Подружки её, дворовые собаки всех мастей, с  хозяевами на поводке, всё не попадались, сидели дома, резко сократив время прогулок, а всякая мелочь в комбинезонах или просто замотанные цветными тряпками, Весту интересовали мало. Было скучно и холодно.
Только утром  рано, ещё по темноте, как-то раз, Веста загнала на дерево прохожего кота и долго его с азартом облаивала. Прыгала вокруг дерева на задних лапах и царапала кору передними, потом в  сильном волнении бегала вокруг, вдыхая кошачий аромат, и опять лезла на дерево, захлёбываясь в лае. В семь утра истошный лай под окнами почему-то не приветствуется,  хоть окна и закрыты плотно, но самых чутких видимо это уже достало. А как оттащить охотничью собаку, изголодавшуюся по охоте, от  честно добытого зверя? Я прицепил поводок, пытался её успокоить, уговорить и отвлечь всякими вкусностями из кармана, старался оттащить в сторону, чтобы  нас не облили водой сверху, только собака это всё не понимала и лезла опять к дереву.
- Эх, хозяин… , - Веста села и  разочарованно зевнула.
- Да люди вокруг ещё спят, а ты тут устроила мастер-класс, - засуетился я, - ну, извини!
- Соскучилась я, хозяин.
Она снова потрусила вдоль торца дома по отмостке, почищенной дворниками. Справа, метра четыре, задники гаражей в кустах, слева, вплотную, длинная стена дома с редко зажжёнными окнами. Мы шли по отмостке, точнее я шёл, а Веста лазила по кустам вдоль гаражей. Летом здесь собираются и ночуют БОМЖи , а сейчас сугробы снега, где живут мыши, которые питаются выброшенным прямо из форточек объедками.
Вот  такие наши  «охотничьи угодья» в эту холодную зиму громадного мегаполиса,  где живут люди и собаки.
Метала она теперь всё подряд, только миска гремела по лавочке. Вычищала её до блеска – мыть не надо. Потом получив свои витаминки и на десерт щепотку нарезанных кальмарчиков, завяленных к пиву, успокаивалась, но стоило только на кухне стукнуть ножом, бежала проверять не состоялась ли без неё «раздача слонов», чего-нибудь вкусненького , не предусмотренного раскладкой.
Вечерами после ужина  и  прогулки, уже ближе к десяти, я садился греться чаем или ещё чем, что покрепче, по тихой грусти без свидетелей. Веста валилась под стол, а я грел свои босые ноги у ней под животом. Было тепло и уютно. День прошёл - и ладно, может ночью, что присниться.
Спать мы ложимся  поздно, я в кровать, собака рядом на коврик или в старое кресло. Высунув голову, эта выдра очень любит, чтобы её гладили по голове от ушей к носу против шерсти и по носу чуть-чуть, чтоб шерсть топорщилась. Мне тоже это нравится, и я глажу её, как она просит, от ушей к носу и по нему до самой «пипки». Ночью она спит чутко, садится в кресло и вертит ушами, слушая, что на улице и в коридоре. Иногда меня будит, щекочет усами, принюхиваясь, проверяя, наверно, живой ли я ещё. А тут, как-то раз, взяла лапой и повернула мою голову к себе, прямо лапой с когтями за что попало!
Это что за панибратство! Возмущению моему не было предела, я стукнул кулаком в темноте в это ещё более тёмное месиво над собой и высказал тихо, что думаю по этому поводу.
- Забеспокоилась я, тихо так, мало ли чего…
- Чего, чего… Я тебе дам чего! Не дождёшься.
Она засопела и свернулась в кресле. Вот надо же, беспокоится…
Любит наверно.


Глава 4. Разные истории.

Эпизод 1. Тайвань. Terra incognita.

На Обском море в трёх километрах от берега находится остров Тайвань, так его ещё при затоплении в 60-х годах прозвали в народе, так он наверно  и лёг  на все топокарты. Здесь в пойме реки Обь частично находилось село Бердское, потом город Бердск. Ему уже почти 400 лет (Новосибирску чуть более 125 ).  Остров – это остатки большого холма над всем селом и там раньше стояла церковь. С тех пор церковь разрушили, сохранился только частично фундамент над водой, да колокол в городском музее.
Остров – удобное место отдыха жителей Бердска и Академгородка Новосибирска. Сорок минут ходьбы по льду и ты уже в совершенно ином измерении. Простор со всех четырёх сторон света. Здесь встречают рассветы и провожают закат, загорают и купаются летом и бродят по остаткам церкви и дворовых построек зимой. Гоняют на снегоходах и яхтах, отдыхая от тесноты и суеты города. Ширина водохранилища здесь более 10 километров.
А до Тайваня всего сорок минут по льду. Три с половиной километра.
Мы с Вестой приняли участие в таком походе. День был очень хороший, главное без ветра, в утренней дымке Тайвань слабо просвечивал на горизонте. Команда была большая, кто пешком, а кто на лыжах, взрослые и дети. Веста чесала впереди, хвост коралькой, уши торчком, настроение отличное. Засиделась дома девушка. Я плёлся с кулём на плечах сзади. Что-то с утра разойтись не мог. Снимать было нечего: лёдяной простор под снежным настом, солнце сквозь дымку, от одного берега ушли, ко второму ещё не пришли.
На льду сидели рыбаки, ловилось - не ловилось чего, не знаю, но лёд под нами был толщиной 80 см. По такому льду хорошо на танке ездить, а вот бурить, наверно, не хило! Всё по пословице: «Без труда – не вытащить рыбку из пруда!» Просидеть целый день на льду, просверлить в метровом льду дюжину дырок, чтобы поймать двух ершей кошке на ужин, я это никогда не пойму, наверно не дано. Потом распить чекушку с мороза, посидеть, поговорить в электричке – это понятно, святое дело.
Мы прошли мимо, не беспокоя рыбарей. Они нас, по-моему, и не заметили.
Остров зримо приближался из тумана, прошли больше половины пути, когда стали вырисовываться берёзы и обрывистый берег. При подходе стало видно, что часть берёз упало, подмытые штормами, а за островом изо льда торчали всякие бетонные образования.

Я вроде разошёлся, но всё равно Веста меня обогнала метров на двести, проскочила ледовые трещины и по валежинам выскочила на берег. Конечно, никакого зверья, кроме ворон на берёзах здесь не было, да ещё брошенные стоянки. Пока собирали сучья и сочиняли костёр, вешали тросик и ведро для чая, Веста носом в снег обегала все округи и «с глубоким удовлетворением» крутилась возле мешка с продуктами. Эта выдра время перекуса никогда не пропустит! Решили быстренько закусить и пойти послушать лекцию о старине недавней, как здесь было до того, как сделалось Обское море. Сметав  всё, что я ей приготовил, девушка принялась строить глазки всем, зная, что от хозяина ей больше ничего не перепадёт. Пришлось «толстым» голосом ей намекнуть, чтоб не изображала из себя голодающую с Поволжья, а сидела рядом и из чужих рук ничего не хватала, потому, что на чужом куске  сейчас может быть только колбаса, да сало в палец толщиной.  Все эти «деликатесы» собачке противопоказаны.
Ну, вот и закусили. Пошли смотреть «Сибирские Помпеи». В общем-то ничего особенного: торчали надо льдом, или изо льда, какие-то бетонные блоки, в большинстве своём вполне современные  железобетонная плиты и короба с торчащей арматурой. Только в одном месте я заметил явно старую кладку, наверно это и был фундамент старой церкви. Всё это было красиво залито ледяными потоками, штормило здесь осенью наверно по-настоящему.
В культурной части похода, кроме хлеба и зрелищ, значилась спортивная программа.
Футбол четыре на четыре в связке. Игроки привязаны друг к другу за ноги, а вратарь – к штанге. Я встал на ворота, а Веста мне помогала, хватая всех за ноги и за мяч, создавая суету и путаницу среди нападавших. Четыре гола мы всё-таки пропустили.
После смены команд, мы с Вестой пошли смотреть сопредельную территорию, поход в Terra incognito. За нашим островом через протоку всю в красивых камышах был ещё остров. Метра полтора над уровнем воды, весь в зарослях кустарника и песочных пляжиках. Далеко в дымке на западе была видна полоска противоположного берега. Зимой здесь не уютно, а летом здесь хорошо загорать и провожать закаты.
Для полного комплекта впечатлений мы с Вестой покатали детей на санках. Веста, впряжённая в санки, старательно тащила санки с очередным пассажиром, а я бежал рядом, командовал, хвалил и помогал ей, впрягаясь в поводок. Я был доволен, дети счастливы. Веста грызла шарики сухого корма из премиального фонда и виляла хвостом.
Вечером мы прошли обратный путь по морю довольно быстро, рыбаков на льду не было, они сидели на лавочке остановочной платформы и допивали дневную «нормодозу». Пришли почти за час до прихода электрички, поэтому долго лазили по колено в снегу, распутывая беличьи следы между сосен и валежин.
Вот так прошёл день похода на далёкий и загадочный сибирский остров Тайвань, неизвестная нам территория Обского водохранилища.


Эпизод 2. Как мы с Вестой в клуб ходили.

День был очень ясный и солнечный. Наконец-то потеплело, выдуло весь смог и прочистилось небо. Над головой было не серое покрывало, сквозь которое и солнце – то с трудом проглядывало, а сине-голубое безоблачное небо, над всем городом сразу.
А решили мы в этот солнечный день, да ещё и в пятницу сходить с Вестой в клуб охотников и рыбаков. При нём была секция охотничьих собак, вот там-то мы и захотели отметиться, себя показать и других посмотреть. Благо это было почти на соседней улице. Шли, конечно, волновались, но вида не подавали: хвост – крючком в полтора оборота, уши торчком, дома причесались, вычесали гриву, а на улице я её ещё и снегом обтёр. Эти процедуры собачке очень нравятся всегда, а тут в такой торжественный день всё делали тщательно, готовились подать себя и не посрамить хозяина. Веста слегка тянула поводок и пританцовывала, перебирая лапами.
Пришли.
 Давно знакомый отдельно стоящий дом оригинальной архитектуры, внизу большой магазин для охотников и рыбаков, в котором я сто раз уже бывал. Покупал всякую мелочь: нож складень, хорошего изготовления, фонарик с мощным светодиодом, не Petzel, конечно , сделано в Китае, но тоже ничего, берцы с высокой шнуровкой, газовые баллоны к примусу, карту окрестностей Новосибирска, снятую со спутника и подробно подписанную. Километровка, я сверял с топокартой! И главное, как любой служивый мужик, каждый раз, долго слонялся вдоль прилавков с оружием. Там было всё: от простеньких одностволок, до полуавтоматических карабинов «Сайгак», от биноклей до травматических пистолетов всех марок, а у витрины с ножами всех видов и назначений, я вообще могу стоять час. Как-то раз там даже продавались ножи с автомата Калашников, те самые, которыми резали проволоку и лихо кидали в цель всякие бойцы в фильмах про войну. Стоили в очень разумных пределах, то ли списанные, то ли хорошая подделка.
Господи, как жить-то стало хорошо!
Пришёл в магазин и оделся с ног до головы и снаряж тебе любой: от рюкзака до палатки и от карабина до JPS. Как в том фильме, где Шварцнегер экипировался, когда дочь свою спасал.
Трёхэтажный особняк на перекрёстке магистралей, выглядел очень козырно и конечно по самую макушку бал набит всякими магазинчиками и конторами, там даже баня была в подвале. Клуб охотников был на втором этаже.  Мы с Вестой нагло зашли с парадного подъезда, мимо какой-то тётки, которая процедила нам в след: «Куда с собакой – то?» Видимо она дальше своей лавочки не бывала и на второй этаж в клуб не заходила.
Маленько волновались.
Второй этаж по просторной лестнице, два поворота, три двери и, наконец, короткий полутёмный коридор. Три или четыре двери по бокам и столовая за одной из них.  На стенах висят в рамках фотоотчёты об охотничьих соревнованиях, где счастливые победители хвалятся своими грамотами и кубками, ушатые питомцы рядом. В основном сеттеры всех мастей.
Я загрустил, а Веста, поджав уши, сидела смирно у лавочки в коридоре.
Разглядывая объявления в рамках, нашёл календарь мероприятий по выводке собак и расценки на потраву лаек. Медведь – 450, барсук -350, соболь в рукаве -250. Цены вполне разумные, мне бы очень хотелось посмотреть, как Веста на барсука или соболя реагировать будет.
Было время обеда, из-за солидной двери с табличкой вышла полная дама:
- Вы к кому?
- Да, вот с лайкой, хотели бы отметиться, посмотреть, что и как, - промямлил я.
- Какая же это лайка, - презрительно окинула нас взглядом дама, - подождите .
- Какая уж есть!- вступился я за свою собачку.
Минут через 15 она вышла из столовой:
- Проходите!
Вошли в большую, светлую комнату, полупустую. У окна за столом сидел мужик и с интересом нас разглядывал. Я затащил Весту на поводке, она упиралась, я сел – она осталась стоять носом к двери, хвост поджат, уши прижаты. Шавка подзаборная, какой позор!
Выяснилось, что потрава у них не часто, а когда наберётся народ, ехать надо несколько часов на машине в охотхозяйство соседнего района. Прочие собачьи мероприятия, соревнования и ринги с мая и далее летом и осенью, интересуют их в основном сеттеры с родословной, а западноевропейских лаек, про которых я намекнул, всего четыре штуки в районе. И вообще нам прозрачно «посоветовали» не соваться «со свиным рылом в калачный ряд», а идти к себе  и гонять белок в пригородном парке, хотя на первые майские мероприятия снисходительно пригласили.
Я ощутимо почувствовал, что и  у меня, как у Весты, сложились уши и поджался хвост.
С расстройства забурились в какой-то запасной, видимо пожарный выход, потом из подвала вылезли назад, и вышли по знакомой лестнице к парадному подъезду и крыльцу.
Фанфар не было, скорее похоронный марш. По нашим честолюбивым надеждам и ожиданиям.
Перешли магистраль под светофором. Веста тут же закрутила хвост колесом и затанцевала своей  фирменной походочкой, натянув поводок. Ей всё было трын-трава и ушки на макушке. На меня будто ушат с помоями вылили. Надо же: явились – не запылились! У меня так и стоит картинка перед глазами, как эти двое покатываются  после нашего ухода. Пришёл старый хрыч с шавкой и туда же: охотник с лайкой, ой, держите меня пятеро! Обхахочешся!
Как остаток дня прошёл не помню, но вечером решил твёрдо: надо стресс снимать, сердце поберечь. У меня было. Достал солёных грибов и нарезал колбасы с Бородинским. Весте решил докормить заначку кальмарчиков, пошинкованных на полоски и завяленных где-то в Китае. Эти  «морепродукты» конечно моря и в глаза не видели, выросли в бетонном баке в солевом растворе и выпотрошили их тут же где-то рядышком. Потом завялили на скорую руку и к нам в Сибирь, дескать -  тут всё сожрут! Вот Веста и жрала их с большим удовольствием, но понемногу и в качестве подкормки за хорошее поведение.
Выпили 50 грамм, закусили, я грибочком – Веста кальмарчиком. Сидит рядом, ушки торчком, смотрит карими зенками на меня снизу с любовью и ожиданием. Зачем же собачку нервировать, да и чего ждать – хлопнули ещё 50. Занюхал корочкой, а Веста щепотку кальмаров проглотила и облизнулась.
- Ну, ты чего, хозяин, загулял, что ли? Не глянулись мы им. Да пошли они все под хвост собачий! Не горюй, держи хвост пистолетом! Мы с тобой одной крови.
Мир конечно не рухнул, да я и так знал, что мимо Вестиной бабки какой-то овчар пробегал, но ведь порода-то в ней всё равно осталась. Охотничий азарт, с которым она белок гоняла и зайца по оврагу – в бабку, а сторожевые гены в деда. Ни кто к моей сумке подойти не мог в радиусе длины поводка. Рычала и пыталась за ногу всех  уцепить, пока длины поводка хватало.
- Давай по третьей, Веста, - За Любовь!   За тебя и меня, за нас, беспородных!
Ещё 50 с прицепом: достал бутылку пива из холодильника. Эх, гулять – так гулять!
- Вот ты сидишь здесь со мной, закусываешь, а не знаешь, что женский алкоголизм не вылечивается? Я то что, -  у меня вся жизнь прошла, а тебе по нашим  меркам только 28 лет на неделе стукнуло. Мужик от тебя сбежал, а дети тебя бросили, профессиональных перспектив – никаких, вот тебе и все предпосылки начать пить горькую. А потом «белочка» прискачет и писец!
Веста как-то заволновалась, услышав знакомые слова,  сидела, переминаясь с ноги на ногу, и, разинув рот, внимательно смотрела мне в глаза.
- Так это хорошо, хозяин, когда белки скачут, а про песца мне ещё бабка рассказывала…
- Глупая ты собака, дырявые твои мозги! Это не та белка, которая по соснам да по листвяку скачет, - я отпил пивасику и принялся ей объяснять, как это плохо , когда такая «белочка» приходит и как хорошо становится тому, кто её схватит. Совсем запутался, а Веста смотрела на меня преданно, привстав и положив обе лапы на моё колено, разинула рот и часто-часто дышала. Я держал её за уши и нос к носу пытался что-то втолковать. Этой глупой беспородной  собаке с куриными мозгами. А она только хвостом виляла.

- А что это вы тут за гулянку устроили!? Гляжу, чего они тут притихли на кухне, да ещё и дверь прикрыли!
Мы с Вестой, как в клубе, прижали уши и поджали хвосты…



Эпизод 3. Шутка в глухомани.

          С утра было солнечно. Воскресный погожий денёк. Всё, собираемся, это наш день! Давно хотели с Вестой в парковую зону пригородного леса сходить. Хотелось бы зайти подальше, в глушь, хотя в пригородном парке «глушь» понятие очень условное, но есть места, где совсем редко бывают люди. Только летом в грибной сезон, когда все парки прочёсывают грибники. А сейчас весна, снегу ещё по колено, хотя кое-где уже протаяло.
            Собрались и пошли. Как говорят : «Нам что собираться – только подпоясаться!» Вот и мы с Вестой легки на подъём: котелок, пара бутербродов, сухой чай в нормодозе футлярчика из под витаминок, фляжка с водой, да тросик с крючками. Весте горсть сухого корма на перекус, да ещё всегда с собой наше оружие: старенький фотик с подсаженными с прошлого похода аккумуляторами, (добить надо, может на десяток кадров хватит ещё), а потом зарядить до упора.
Через часок идём в лесу  по просеке. Воскресенье, а народу никого: межсезонье, на лыжах уже не прокатишься, а пешком ещё не пройдёшь. Мы бывалые, мы пройдём! Решил дойти почти до трассы, там слышно, как машины шумят, хороший ориентир. Парк небольшой, но блудануть по ровной поверхности, где всего два характерных оврага, можно запросто. Из меня ориентировщик – никакой, пока парк осваивал зимой и летом, года два, наблудился вдоволь!
Разница между «заблудился» и «наблудился» очень существенная.
Заблудился – это всё, полный атас! Никаких ориентиров и никакого представления, куда надо идти. Сидишь и плачешь. Бог миловал, а то в тех местах, где я жил, люди просто пропадали. Навсегда.
Наблудился – это думаешь, что идёшь в одну сторону, а выходишь в противоположную, сориентировался и попёр туда, куда тебе надо. Бывает, что таких поправок делать приходится три-четыре раза. Когда выходишь к нужному месту, ноги отвинчиваются и закат уже вот-вот.   Красноярская тайга – не сахар, мест ровных почти нет, все распадки одинаковые, а без тропы ломиться – очень утомительно! Как-то раз пол дня протопал, а вышел откуда начал свой поход. Топаешь по тропе и вдруг замечаешь, что не туда идёшь. Вот, чёрт, сворот проскочил! Сейчас я его срежу. Жалко время терять и назад возвращаться.
Стоп!!! Вот это самое неверное решение! Думаешь время сократить, а получится наоборот. И промотает тебя тот самый чёрт, которого ты позвал, пол дня в лучшем случае. Пока стоишь на тропе, нельзя с неё уходить, лучше вернуться назад и найти тот самый сворот, который пропустил.
Это мы девушек наших так учили, когда они сворот на избу,  «ля-ля, тополя» между собой, проходили. Зная, что тропа-обманка, уводит в распадок и пропадает, мы садились на склоне и ждали. Мужики закуривали, я так, под солнышком на травке валялся, лес слушал, сидели и ждали, когда до них дойдёт, что они блуданули. Это приходило уже глубоко в распадке, где тропа кончалась. Девушки начинали голосить, а мы отвечали сверху, но не сразу - «проверка на вшивость», а что они теперь будут делать и куда теперь пойдут? Когда девушки вылезли по тропе назад  из распадка, и увидели наши смешные и довольные морды, то очень рассердились. Зато усвоили, что тайга не парк, даже по тропе, рот разинув или в беседе, гулять нельзя.
Наверно, чувство ориентирования  бывает  врождённое, я встречал таких людей, лазая полдня без тропы по тайге, бывало, он чётко знал, куда надо идти. У меня никогда так не получалось. Когда шишкарил, уходя от стана собирать шишки довольно далеко, всегда считал распадки, делал привязку к солнцу или ещё как, в голове крутились ориентиры, как в компьютере. Конечно ошибался , но не намного. Выходя в знакомый (или так тебе кажется) распадок, а там стана нет,  надо решить: по ручью выше или ниже его ты вышел. Как-то раз я поленился спуститься вниз к ручью и, будучи абсолютно уверен в направлении, побежал по тропе вправо по верху распадка. Минут 20 бежал, пока не понял, что-то не туда. Я был абсолютно уверен, что иду правильно, но решил соорентироваться по ручью. Ручей, зараза, тёк оказывается НЕ В ТУ СТОРОНУ! Вот тут-то у меня в голове всё и повернулось, перепутал лево и право. Надо было бежать вниз по ручью, а я ломанулся вверх. Вот и получилось 20 минут обратно и ещё столько же до избы.
Всё это, конечно, «азы для чайников». Охотники и таёжники, с детства пропадающие по таёжным заимкам, эту премудрость получают с молоком матери. Им вся эта «бухгалтерия» на фиг не нужна. Они и так знают, куда идти.
Мы с Вестой шли по просеке, зная куда надо, чтобы встать на стоянку там, где хотим.
Стоянка – дело не хитрое, чтобы сухостой сосновый не толще руки, «карандаши», как я их называю, валёжина под зад, да два дерева рядом, в метре друг от друга, чтобы тросик привязать над кострищем.
Пока я занимался хозяйственными делами, Веста осваивала прилегающую территорию, обнюхивала и метила колоды, лазила по снегу, засовывая голову в него по самые уши. Свежих следов на сыром ноздреватом снегу не было, место было какое-то без всякой живности в низу  и на верху. Даже дятел не стучал, поэтому Веста быстро свернула свои поиски и уселась у костра, посидела, переминаясь с лапы на лапу поудобнее и уставилась на меня выжидающе.
- Ну что, хозяин, собачку кормить будем?
- Собачку ноги кормят! – проворчал я, - видишь, что вода в котелке даже ещё не закипела?
- А я чай пить и не собиралась, доставай, чего там у тебя для меня есть. На свежем воздухе сильно кушать хочется.
- Вот-вот, сейчас своё сметелишь, а потом будешь у меня бутерброды из рук выхватывать, когда я чай пить буду. Утром, в волнении на сборы, проскакала возле меня, а кашу с мясом есть не стала. Теперь есть она хочет, фря такая, - ворчал я, доставая пакетик с сухим кормом.
Конечно, всё так и получилось, сметав своё, Веста обошла костёр и, присев рядом с высунутым языком,  смотрела мне в рот.
- Не будь жмотом, хозяин, поделись с собачкой.
- Дармоедка ты черномордая, только голубей в городе давишь, да пару мышей в лесу откопала, зайца и то проворонила.
Веста обиженно отвернулась, а потом положила голову мне на колено. Безотказный приём. Конечно половина моей порции ушла в эту ненасытную пасть с высунутым языком и умильными глазами.
Вот так и поели, ещё осталась кружка горячего крепкого чая в котелке, что Весту уже не интересовало. Я подкинул дров и задумался. День был яркий, солнечный, ветра не было. На просевшем уже сером снегу чётко печатались тени сосен. Лес вокруг был не густой, сосновый с мелколесьем, кое-где торчали из под снега то ли упавшие, то ли спиленные стволы с растопыренными в верх  ветками. Над головой голубое безоблачное небо и далеко на трассе шумели машины. Вокруг было какое-то умиротворение, располагающее к философским размышлениям.
Веста тоже как-то успокоилась, улеглась рядом на пустой рюкзак и уставилась на костёр. Потом мечтательно посмотрела на небо и, молча, спросила:
- А что, хозяин, ты хотел бы летать?
Я представил, как Веста летит на фоне голубого неба, растопырив лапы и виляя хвостом.
- Ага, только как ты рулить будешь? Вправо-влево хвостом, это понятно, а вверх-вниз, как? Надо перо под хвост воткнуть…
- Фи, как грубо, я ведь девушка, а юмор у тебя, хозяин, прямо солдафонский.
Веста отвернулась, понюхала тепло от костра, а потом опять посмотрела мне в глаза:
- Чтобы летать, как птица…
- Ну, конечно, ты, как ворона, а я кто – дятел? – опять не удержался и подколол я эту черномордую мечтательницу.
- Нет, как лебеди. Вдвоём – ты и я .
Ого, это что-то новенькое, разомлела собачка у костра. Мечтать не вредно.
- Ну и куда ж мы полетим вдвоём? В жаркие страны?
Веста ничего не ответила, она просто положила голову на вытянутые лапы и зажмурила глаза.
Я допивал уже подостывший чай в кружке и представлял, как мы летим с Вестой двумя лебедями над лесом, она чёрным конечно, а я, наверно, белым. Как шоссе с машинами остаётся далеко внизу, всякие домишки и дачи, и вот уже широкий простор Оби, по которой идёт вода от берега до берега, и солнце отражается от тёмной воды, и видно далеко-далеко до самого горизонта. Вокруг голубой небосвод, простор  и встречный ветер ерошит перья на крыльях, а крылья машут сами собой, и холодок в груди, ведь всё так непривычно. Но совсем не страшно, а как-то радостно, восторг и радость от этого безмолвного полёта переполняет меня и хочется лететь и лететь так, крыло в крыло.
- Я  люблю тебя, Веста!!! Летим, ты и я! Два лебедя!!!
И тут Веста вдруг сгибает шею, глядит мне в глаза и говорит:
- С первым апреля тебя, хозяин!
Как выстрел. Я камнем рухнул вниз.