Кинф, блуждающие звезды. Книга 2. 32

                *******************************
Ур чувствовал себя, наверное, как старый, раздолбанный киборг, проводку которого повредила злобная ржавчина – или мыши, черт бы их знал, - и теперь у него все замыкает.
Он не рискнул повторить подземный путь. Против течения? Без ведущего его голоса? Нет; это нереально; он утонул бы, заблудившись в подводном каменном холодном лабиринте, будь он хоть сто раз эшеб.
Он выбрал другой путь.
Он бежал всю ночь. Он очень быстро бежал всю ночь.
Во время безумного ночного бега под темным бездонным небом у Ура время от времени пропадало зрение – или мир становился вдруг негативом самого себя, - и слух заменялся фоновым гудением в ушах но все же, худо или бедно, а организм его работал; но хуже всего, что Ур не чувствовал мир так, как чувствовал он его раньше.
Не было слышно чужих мыслей, не витали разные эмоции, привычно раскрашенные разумом в разные музыкальные звуки и цвета… ничего этого не было. Ур никогда прежде не был простым человеком, таким же, как миллионы других. Он никогда раньше не ощущал одиночества и не слышал тишины, которую привыкли слышать все люди, находясь наедине с самими собой.
Теперь он слышал её; всю долгую дорогу обратно он видел нависшее над ним бархатное черное небо, звездный лик великого Космоса, пристально разглядывающего мелкую точку, едва движущуюся по сухому песку – его, Ура, -  и ему казалось, что он остался один в этом суровом мире, да нет – он всегда был в нем один! Какая-то неведомая сила зашвырнула его сюда, в свободный от людей мир, и он потерялся в нем… теперь он обречен на одиночество и вечное молчание… на тишину и пустоту, и сухой шорох песка…
Нет, нет! Прочь! Это даже не мысли – это бред, болезненный бред в его голове.
И наннер молчит; не видно ни его, ни белого пространства, как будто никогда и не было. Ур и его не может увидеть.
Ур дорого заплатил за ночной бег.
Сначала он стал таким же, как все люди.
Затем он стал слабее их всех.
В конце своего пути он уже не бежал и даже не шел – он полз, цепляясь руками, в которых еще сохранилось немного силы, - но все же он нашел рухнувшую башню, погребенную под  слоем многовековой космической пыли.
Затем он отключился вообще; наверное, на миг он умер, потому что исчезло все – слух, зрение, - и он ощутил себя парящим в абсолютной бесконечной темноте, и ни одна мысль не посещала его голову.
Ничего. Мертвое Вечное Нечто.
Осталось лишь обоняние; да, так. Пустота пахла, очень сильно пахла. И это странно было, потому что пахла она жизнью – мокрыми опавшими листьями, осенью и дождями.
Ветер притащил с собою запах влаги с севера, запах того самого живого дождя, что потревожил Ура, пролившегося где-то далеко, над пышным лесами, над живыми деревьями и травами, а не здесь.
Ур лежал за камнем, полузасыпанный песком. Он все еще почти ничего не видел и не слышал, но сознание уже вернулось к нему.
Как во сне, неясно, видел он, как около башни разворачивается нечто огромное, тяжкое, темное; затем  неведомое существо опустилось, прижалось к земле, и множество людей в синем рассыпаются по песку… как мураши из муравейника…
Потом Ур видел, как из подземелья вытаскивают Зеда и Торна.
Враги настигли их, вот как…
Торн, вроде, уже мог сопротивляться – людям в синих одеждах пришлось сбить его с ног, навалиться всем скопом, чтобы утихомирить и связать, и Ур недобро еще подумал, что на сей раз Слепой Пророк попался крепко, и несладко ему придется в чужом теле, занятом безо всякого на то права. Наверное, он решил сбежать в чужом юном теле, оставив Зеда одного на произвол судьбы, но не вышло…
Зед был недвижим.
Ур хорошо разглядел его узкую белую руку в перстнях, которая прочертила темную полосу на песке, когда Зеда волоком тащили из подземелья.
Странно…
Ур, наконец, смог соображать быстрее, и зрение вернулось к нему настолько, чтобы все кругом обрело четкие очертания.
И темная туша, черным пятном расползшаяся на песке, стала кораблем. Он стоял на песке, чуть накренившись на левый бок, и выглядел так, словно много веков назад затонул, опустился на дно морское, а теперь вдруг увидел свет – словно море, поглотившее его, вдруг отступило, высохло.
У Ура глаза на лоб полезли, когда он увидел мачты с парусами и канаты, карабкающихся по снастям матросов, - на флагштоке которого бился на ветру синий флаг, флаг с именами Правящих.
Принц Дракона!
До Зеда и Торна добрался Принц Дракона – но откуда он здесь?!
Что за корабль?! Каким образом он попал сюда, и как он движется?!
Но это были вопросы второстепенной важности; главное – Принц Дракона! Несомненно, один из Правящих; так почему же он так неуважительно относится к Зеду и Торну?!
Привстав, кое-как приподнявшись на локтях, Ур смотрел, как молчаливые слуги Принца втаскивают извивающегося, как червь, Торна на палубу своего корабля. Кажется, один даже огрел неуемного Торна кулаком, и Торн обмяк; та-ак… очень, очень непочтительно.
А меж тем ни Торн, ни Зед своих поясов не сняли! И руки обоих украшают кольца!
Принц, чьим бы он ни был, не мог не видеть, кто перед ним. Ровня ему самому.
Зеда знает вся Пакефида; даже самому дремучему невежде достаточно было б одного взгляда на татуированные запястья обоих, чтобы понять, чьему дому они служат – так отчего Принц Дракона велел тащить их, как падаль, за ноги?! Отчего Торна избивают – виданное ли дело, чтобы один принц другого лупил по одному лишь подозрению?
Донос? Демон серый? Чушь; даже серого демона любой принц вывел бы на суд – вспомним-ка печальную историю папаши Монка! Убивать, а тем более пленять, практически похищать не оказывающих сопротивления людей вот так, по одному навету – а ведь и правда, с изумлением понял Ур, он же похищает их! – принц Дракона не имел права!
А меж тем он их похищал.
Люди, служащие тому, кто имел право поднимать над свои странным кораблем синий флаг Дома Правящих, спешили укрыть Торна и Зеда от глаз случайных свидетелей; другие перебегая от одного места к другому, более-менее сохранившему следы пребывания тут людей, эти самые следы уничтожали.
Это может означать только одно; это очень нехорошие люди очень нехорошего принца. Или и не принца  вовсе.
Что делать?
Ур, добирающийся сюда на пределе своих возможностей, думал только об одном: прийти. Дальше он рассчитывал быстро восстановиться, чтобы наннеры открыли ему хотя бы небольшую часть его способностей, и он, подчинив своей воле людей, освободил бы Зеда и Торна.
Но сил было потрачено слишком много. Ур понимал, что он сможет просто двигаться через час, а то и позже. Подчинить кого-то своей воле сейчас? Это невозможно.
Глядя на брыкающегося Торна, Ур ощутил странное злорадство. Нет, конечно, ему жаль было мальчишку, но… абсолютно не жаль того, кто сейчас был в нем.
Слепой Пророк, ты попался?!
Тебе страшно? Тебе больно?
Обождем немного; стража принца уж сумеет выколотит тебя из Торна – ты не из тех, кто станет терпеть и цепляться за чужое, гибнущее тело! Ты словно паразит, словно крыса, убегающая с тонущего корабля!
..Они сумеют избавить Торна от страшного пришельца, притаившегося в его разуме…
… и тогда… Ур сможет освободить всех… лучше верить в это!
Думать так тяжело. В голове снова  началось это гудение, и Ур вновь отключился.
- …Собака! – на голову Ура обрушился целый ледяной водопад, и Ур втянул воздух с полукриком-полухрипом, от ужаса поджав на ногах пальцы. Напрягшаяся диафрагма, казалось, от напряжения сейчас лопнет, и обожженное холодом тело дрожало так, что сердцу физически трудно было биться. – Вот он, третий! Попался, собака! Не ушел далеко, таился рядом. Наверное, подыхает от голода…
- Ну, чудовище, - бесцеремонно перебив угодливого рассказчика, проговорил голос, отмеченный царственными небрежными нотками, - говори, где то, что нам нужно. И тогда ты умрешь очень быстро и почти безболезненно. Если же ты начнешь упорствовать, – в красивом звучании царственного голоса вдруг проскользнули нотки отъявленного садиста, и он вдруг стал отвратительным, жестким, холодным, - и лгать нам, твоя жизнь, очень недолгая, покажется тебе вечностью, наполненной мучительной животной болью. Выбирай.
Чудовище? Ах, да, чудовище…
Сил не было абсолютно, чтобы нацепить привычную гладкую личину, и перед своими врагам он предстал в своем истинном обличье. Красная чешуя и  острые зубы; но это не пугало никого, словно говоривший как минимум знал о существовании таких, как он, странного вида людей. Или же - видел.
Ур поднял голову. Последнее беспамятство принесло ему немного сил. Он ощущал, что тело готово его слушаться – но увы, теперь это было невозможно по другой причине.
Ур был скован, надежно и добротно. Он стоял на коленях, и его голова и руки были закованы в деревянную колодку. Поза, сколь унизительная, столь и удобная для пыток.
В полутемном корабельном трюме, оборудованном основательно под комнату для работ палача, было немного людей, совсем немного.
Точнее – лишь двое. И еще они – попавшиеся.
Ур увидел Торна с Зедом. Слева от Ура был  Торн, злой, скалящийся, мокрый – видимо, и его уже приходилось приводить в чувство, поливая ледяной водой. Распятый на грубой деревянной раме, он старался вырваться, выкрутить руки из петель веревок, перетянувших ему разодранные в кровь запястья. С его волос капало, его глаза – зеленые, дикие, - смотрели с ненавистью сквозь залепившие лицо светлые мокрые пряди.
Это хорошо; это обнадеживало. Слепой Пророк не мог смотреть такими одержимыми, такими гневными бесстрашными зелеными драконьими глазами.
Зед лежал в клетке, сколоченной из толстых перекладин, справа от Ура.
Кажется, его тоже пытали – на его щеке, набухая кровью, алела полоса, рассеченная кнутом.
Но Зед не чувствовал боли. Его белое, белоснежное лицо казалось спокойным, таким спокойным и умиротворенным, словно его душа уже отлетела в рай и говорит там с ангелами.
Ур с удивлением смотрел на неподвижное тело Зеда, на руки, покойно сложенные на груди – казалось, его пальцы окостенели, застыли в одном положении, и, скованные смертной судорогой, они не поддались тем, кто хотел их выкрутить, стащить с них кольца.
Он мертв?! Нет, это невозможно, это невероятно!
Его, видимо, хлестали кнутом.
Несомненно.
Его новая куртка валялась подле клетки, на земле, его тело, светящееся теперь странной белизной, было сплошь изрисовано алыми полосами, но меж тем он лежал недвижим и спокоен. На его лице не было ни намека на перенесенные страдания, ни одна черта не напрягалась, не искажалась гримасой боли. Брови были спокойны и веки ровны. Не дрожали ресницы, и не было ни намека на чудовищный болевой обморок, когда лицо расслабляется до безобразия и походит на раздавленную тяжестью уродливую маску из вылинявшего серого мяса.
Обостренный вернувшейся силой слух Ура уловил еле заметное сердцебиение. Тихо-тихо, изредка раздавались спокойные удары сильного, здорового сердца Зеда. Он был жив.
Он был в трансе, таком глубоком, что, наверное, и гибель мира не привела б его в чувство.
«Он занят обращением, - догадался Ур. – Но почему так долго?! Что пошло не так? А если он не закончит обращения до… да того как…»
Плана теперь у Ура не было никакого; теперь, когда не нужно было двигаться… возможно… может быть, силы успеют вернуться к нему настолько, что он сможет подчинить своей воле людей и велит им отпустить их. Возможно; но, скосив глаза, он увидел то, что так остро и страшно пахло раскаленным железом – жаровню с калящимися на ней мерзкими инструментами палача, - и понял, что сил может и не хватить… Он мог умереть здесь, в этом темном трюме, насквозь пропахшем страхом и дурной смертью. 
Серые внимательные глаза Торна, смотрящего, казалось, в самую душу, тоже не знали, на что решится Ур. Они умоляли, приказывали, заставляли – уходи!
Ур ослушался их; он ослушался Слепого Пророка, который, возможно, отвел в этом мире ему особое место, особую роль.
И его мучитель был здесь и готов был понаблюдать за агонией своих пленников.
Ур не ошибся в своих догадках, увидев флаги Правящих; такими возможностями, столькими послушными исполнителями и такой роскошью, что Ур увидел, мог располагать только принц Дракона, и именно он сидел перед Уром.
Жестокий, порочный, двуличный человек, да и человек ли?

Теперь Ур не сомневался, что целым и невредимым он отсюда не уйдет, и кто знает, как много его плоти сегодня будет истерзано, изорвано в клочья?
Ур своим вновь обретенным чутьем ощутил, как принц, ликуя, смакует чужую боль, наслаждаясь своей властью и чужой беспомощностью – как изысканное блюдо, как прекрасное питье, - как с наслаждением он вдыхает запах свежей крови Зеда и пота, выступившего крупными каплями на лбу избитого Торна
Он притворялся, придя к Дракону. Он притворялся, выдавая свою жестокость за страсть и жажду справедливости.
Он жаждал только одного. Быть выше толпы. И, возможно, еще  – крови.
Это понял Ур, лишь только глянув на человека, сидящего перед ним в плетеном изящном кресле.
Принц, устроившись на своем сидении с известным комфортом, изящно закинув ногу на ногу, потягивал вино из красивого хрустального бокала. Это был высокий, стройный молодой человек, одетый в прекрасно пошитые одежды из яркого синего шелка, ладно сидящие на его крепком сильном теле. На его плечах сверкали россыпи мелких синих камней, сложенных в прихотливом изысканном узоре, голову его венчал тюрбан, украшенный дорогой брошью, на руках его, как и у Зеда, были кольца и именные печати  – словом, все говорило о том, что принц пользуется поддержкой Дракона и его расположением.
Однако, вместе с тем было в принце то, что поразило Ура больше, чем его богатый вид.
Его лицо.
Невероятно.
Принц был в маске.
Синяя красивая маска (наверное, последняя пакефидская мода), искусно украшенная мелким камешками, скрывала его лицо полностью, от края его тюрбана до кончика носа. Рот принца – рот лжеца! – алый, улыбчивый, к которому принц подносил свой бокал с красным вином, мог говорить красивые слова и смеяться. И этим словам, этим белозубым улыбкам верили все, да и как было не поверить!
А вот глаза, еле видные в прорезях маски…Какие страшные были у него глаза, господи!
Так смотрит хищник на свою полуразорванную жертву, так смотрит палач, хладнокровно и привычно планируя пытки, свое каждодневное занятие и привычное ремесло, чтобы продлить  агонию жертвы.
Так смотрит изощренный и извращенный садист, которому интересно, как человек устроен изнутри, и который будет кромсать тело, слой за слоем, чтобы посмотреть, как сокращаются под ножом мышцы умирающего от боли человека.
И на самом дне этих холодных, пустых, равнодушных, жестоких глаз было еще одно – страх. Жуткий страх, страх безумца, который не боится ничего в этом мире – и которого пугают его собственные мысли.
Принц был безумцем, абсолютным безумцем, страшным. Его невозможно было умолить, упросить, и бесполезно было взывать к его разуму и чувствам.
Наверное, он долго не мог понять своего места в мире. Он пришел к Дракону, не зная сам, что даст ему власть – и оказалось, что и власть не нужна ему.
Не нужно золото и почести. В этом отношении он был девственно-чист, невинен, как ребенок. Ему не нужны были почести и слава, и ни за что он не продался б и за все богатства мира.
Но боль! Но чужие боль и кровь – это был тот крючок, который принц заглотил бы обязательно!
Его безумие разрослось, подобно раковой опухоли и поглотило его разум и чувства. Принц ничего не чувствовал извне, и ощущал страшную боль изнутри. Он издевался и упивался чужими страданиями – и одновременно с тем бесконечно мучился от раздирающего его страха.
А рядом с ним, ухмыляясь победно, стоял еще один человек – Ур от злости скрипнул зубами, и руки его против его воли сжались в кулаки.
Это был паладин; он все-таки догнал их!
И он тоже знал, какую приманку предложить принцу, чтобы тот стал – его союзником и никогда не отрекся от того пути, что предложил ему паладин…
Паладин, исколесивший весь мир вдоль и поперек, побывавший всюду и везде, привел принца именно в мир Чаши, в мир изгоев и отступников. Здесь не было власти Дракона. Здесь не было закона кроме того, который гласил что сильный Прав. Сильными мира руководила лишь их совесть и их желание служить истине, той истине, в которую они верили.
Здесь можно было не думать о суде и справедливости; если схватить человека – никто не спросил бы, куда он делся, потому что не у кого было спрашивать. Имея неограниченные возможности, силы, можно было брать любого когда угодно…
А эти темные невежи боятся Серого Демона?!
Паладин смотрел на Ура с видом победителя, чуть откинув назад голову. Кажется, он немного постарел; на его нервном недобром лице прибавилось морщин, и черты стали еще злее, а в самой фигуре прибавилось темной тяжести. Паладин словно налился своей жестокой железной силой, наполнился ею, как чаша, до краев. В своих черных кожаных доспехах, заклепанном темным металлом панцире и украшенных шипами перчатках, он походил на какое-то ужасное насекомое, с его членистыми конечностями, или на черную каменную глыбу. Затратил еще пару-тройку лет на их поимку? Интересно, через какой портал он прыгнул немного назад, чтобы найти этого принца – гнилое, мерзкое звено в Большой Цепи, - и еще раз с маниакальным упорством пройти это круг, и затем  воспользоваться его, принца, возможностями? Наверное, это выглядело нелепо и странно, но Ур расхохотался, глядя на надувшегося от важности принца. При всем том, что он сидит в роскошном кресле, а паладин стоит почтительно за его спиной, именно принц был орудием в руках паладина, а не наоборот.
Делая вид, что прислуживает принцу, и, возможно даже, удовлетворяя его низменные прихоти, доставляя ему людей для его изуверских садистских забав, паладин всегда стоял за его спиной – затем, чтобы в любой удобный момент свернуть ему шею!
Вот и теперь, его рука в черной грубой перчатке, лежащая на спинке кресла принца, яростно стиснулась, и Ур подумал, что если б на паладине была включена его защита, и он вот так стиснул шею принца… этого было бы достаточно, чтобы раздробить шейные позвонки.
- Ты сошел с ума, мерзкий урод? - произнес принц, все так же улыбаясь. – Что тебя так развеселило?
- Дозволь, я узнаю, - произнес паладин, с удовольствием демонстрируя Уру плеть. Толстая, сплетенная из кожаных лент, длинная, постепенно сужающаяся к концу – верное орудие палача. Каждая из ячеек ее была напитана кровью, свежей, еще живой, и уже давней, мертвой, черной.
Верно, ею они и приласкали Торна.
- Куда ты спешишь, - капризно ответил принц. – Подожди; я закончу завтрак, и мы займемся ими. А пока можно поговорить.
- Но господин… - воскликнул паладин, нетерпеливо ступая вперед. Его глаза тревожно глянули в сторону Ура – ах, вот оно что! Паладин не сказал всей правды об Уре, и принц, бравадясь, просто не понимает, чем грозит ему это промедление. Интересно, почему, подумал Ур. Ведь они же союзники, не так ли?
- Я сказал! – отрезал принц холодно остановив паладина жестом руки. Паладин, скрипнув зубами от ярости, вернулся на свое место, и принц чуть слышно хохотнул.
Черт, мучить паладина ему тоже нравилось!
- Ты знаешь, с кем ты разговариваешь? – продолжил принц, удобнее развалившись в своем кресле.
- С говнюком! – выкрикнул яростно со своего места Торн. Принц на его крик внимания не обратил; по крайней мере, никак не отреагировал.
- Ну так? С кем?
«Главное, чтобы ты не догадывался, с кем разговариваешь ты», - подумал Ур.
- Это имеет какое-то значение? – спросил он безразлично.
- Конечно, - ответил принц, улыбаясь. Вот ведь мерзкая улыбка! Кажется, Уру знакома эта красная зубастая лживая пасть… - Разные люди хотят от тебя разных вещей.
- И что же хочет от меня принц Дракона?
- Принц Дракона – ничего, - хохотнув, ответил принц и они с паладином многозначительно переглянулись. Что за глупые и пошлые ужимки?
Приглядевшись, Ур заметил, что на принце поверх его красивого шелкового халата был надет пояс, пояс со встроенной защитой.
Принц – тоже был паладином.
Паладин не просто так нашел этого человека.
Несомненно что-то он рассказал ему, а чего-то нет, но одно остается неизменно: он раскрыл перед ним карты, рассказал о существовании Порталов и обратил его в свою веру, Веру Паладинов.
И принц отрекся от своего мира и Дракона.
- А что нужно паладинам? – спросил Ур, и принц удовлетворенно кивнул головой.
- В точку! – произнес он, сунув руку за пояс, которым, несомненно, гордился. – В точку.

Наверное, чтобы смутить его разум, паладин продемонстрировал ему возможности пояса, и этого хватило, чтобы внушить ему мысль о вседозволенности и безнаказанности. Глянув еще раз в глаза садиста, Ур лишь убедился в своей правоте. Именно этим паладин перетянул принца в свои союзники. Да, так; ведь в этом поясе даже Дракон не смог бы прожевать его.
Даже если узнает всю правду о его тайном страшном  «я».
Однако, паладин вдвойне идиот, если сам нацепил на принца этот пояс! Шутки шутками, но ведь тогда он сам не сможет с ним справиться – точнее, если принцу вдруг вздумается поистязать его самого, паладина, то с ним придется слишком долго возиться, чтобы отвратить его от этой мысли.
Принц поставил свой бокал на маленький столик, стоящий подле его кресла, и, красуясь собой, встал. Да, точно. Было, было что-то знакомое Уру в этих жестах, в том, как принц ходил, как приглаживал складки своего халата. Ур не был силен во всех этих гербах, печатях и прочей премудрой дряни, по которой принцы узнавали друг друга на расстоянии полета стрелы, а спросить у Торна был неподходящий момент.
- Ты же не станешь отрицать, что ты – пришелец? – произнес принц наконец, вдоволь насладившись тем эффектом, который, по его мнению, произвел его защитный пояс на Ура. – Конечно, не станешь. И ты знаешь, кто он? – принц кивнул на безмолвно стоящего паладина. – И знаешь, зачем он тут? Значит, давай без лишних предисловий. Где ключ?
- А тебе зачем? – спросил Ур, осторожно скосив глаза на Зеда. Тот по-прежнему был неподвижен. – Если придут паладины, ты разве останешься принцем Дракона? Боюсь, и Драконов-то не останется, и ты потеряешь свое место.
 - Оно мне не нужно, - равнодушно ответил принц. – Я займу другое место, которое больше мне подходит и нравится.
Паладин качнулся на носках и Ур с удивлением отметил, как на его лице почти мгновенно появилась недобрая пренебрежительная усмешка, и тут же пропала.
Займешь ты место, конечно! Что он такого наобещал тебе, хитрый врун?!
- Ну? – уже нетерпеливее произнес принц. – Где то, что нам нужно?
Очень странно.
Принц спрашивал – а ведь это не в его правилах!
- Почему ты спрашиваешь? Возьми плеть и узнай сам, - ответил Ур. Принц брезгливо поморщился и тряхнул головой:
- У меня есть с кем позабавиться, - ответил он и усмехнулся, снова явив миру открытую и восторженную лживую улыбку. – Мне не нужны твои страдания. Мне нужен ты!
- Что?! – воскликнул паладин со своего места.
- Молчи! – прикрикнул на него принц. – Я понял о вас много, чтобы соваться в ваш мир в одиночку. Мне нужны люди, верные мне люди, чтобы я чувствовал себя уверенно и не так одиноко.
- Для этого с тобой я! – ответил паладин почти зло. – Что тебе еще нужно?!
- Э, нет! – рассмеялся принц. – Всякой раз, когда ты стоишь у меня за спиной, я ощущаю твое желание воткнуть мне в шею между позвонками отравленную иглу. Извини, но я очень впечатлительный человек.
Паладин с ненавистью смотрел на ухмыляющегося принца.
- А чем плохи Зед с Торном? – поинтересовался Ур.
- Эти? – принц кивнул на Торна. – Это исключено. Они не оставят Драконов.
- Ты не имеешь права заключат такие сделки! – не выдержал паладин, сорвавшись с места. – Ты..!
Принц молниеносно обернулся к нему.
- Отчего же?! – произнес он. Его голос стал вдруг хриплым и низким, словно у принца запершило в горле. – Разве я теперь не паладин? Разве я не мессия нового мира, так же, как и ты? Когда ты лгал мне – когда говорил, что мы построим наш мир на крови тех, кто слаб, или когда говорил, что видишь во мне равного?
Паладин не ответил ничего; но на миг Ур уловил странный блеск в его глазах, и ту же самую презрительную полуулыбку на его губах. И Ур все понял.
Принц был новым адептом, но такого низкого ранга, что почти равнялся пушечному мясу; паладин много, наверное, наврал ему, да только правда была в том, что принц ему нужен был лишь из-за его богатств и вот этого корабля – наверное, этот древний корабль хранился у Дракона веками, как величайшая тайна и чудо, в сокровищнице. Но сам по себе принц не стоил ничего, и поэтому-то и защита его, откровенно говоря, была хреновенькая.
Пояс о трех пряжках, три круга защиты, совсем слабый блок питания. А если бы Зед постарался, и напал внезапно, пошустрее, он вообще рассек бы этот пояс еще до того, как принц активировал его – шанс на это у Зеда был огромный, эта защита не включалась сама, как , скажем, у того же паладина.
А Паладин защищен сильнее, намного сильнее.
Его империя не пожалела на него средств.
Помимо пояса – ого, целых шесть пряжек, кожаные ремни стягивают его тело чуть ли не до самой груди! – на нем панцирь. Ур почувствовал, как его сила возвращается к нему, и в краткий миг силы попытался рассмотреть, что там, под панцирем.
Словно кровеносные сосуды под хитиновым покровом краба, словно разноцветные прожилки на коже ядовитого паука,  в разные стороны тянулись каналы энергетического питания его защиты. Толстая плеть этих сияющих дорожек, как паучье сердце, была точно посередине. Нет, не на одежде и не под ней – эти нити были вживлены в тело паладина, прямо поверх грудной кости. И от нее, к рукам, к животу, шли эти сосуды, вливающие мощь в его шипастое паучье тело.
Их было множество; они оплетали каждый палец паладина, каждый его сустав, каждую мышцу, усиливая его тело, и пульсировали, словно в них текла яростная обжигающая кровь.
Нет, эту защиту не пробить, это невозможно…
О ней никто не знал, никто даже не подозревал. Любой нападающий начал бы разбивать наплечники, чтобы перерубить плечи и обездвижить руки, стал бы рассекать пояса, чтобы разрезать живот, но все их усилия были бы напрасны, пока жило бы и билось паучье сердце!
Даже если б Зед был в сознании… даже если б его меч был в его руках…
- Ну, чудовище, - произнес принц, ступив к своему столику. Он взял свой бокал за тонкую хрустальную ножку и с наслаждением сделал еще один глоток. От вина его улыбчивый рот стал еще более красным, губы глянцево блестели. – Что ты надумал? Подумай хорошенько, прежде чем ответить мне! Все меняется в этом мире, и скоро сам мир переменится так, что ты его не узнаешь. Драконы с их честью и Правдой уйдут навсегда. Они уже готовы это сделать! Все больше и больше после них остается Императоров из Людей, меня и самого прочили на место Императора. Только я не хочу принадлежать гибнущему миру, правила которого скоро все позабудут! Я не хочу защищать людей от них самих, как это делают Драконы. Я хочу другого! – руки принца сжались в кулаки, он не скрывал своего ликования при мысли о том мире, который он собирался строить. – Выживает сильнейший! Это закон природы! И тот, у кого недостало сил или ума выжить, тот не достоин жизни!
Этот мир порядком надоел мне. Он раскрашен, как чайная чашка айка, и затянут плесенью. А есть другие миры, где нет законов. Нет покорных людей. Есть только масса, тупая злобная масса, которую так приятно будет покорить, переломав, зажав в кулаке, а затем прокатиться, запрячь ее в колесницу и прокатиться!
- Если выживает сильнейший, - выкрикнул неуемный Торн, - то ты не имеешь права на жизнь! Ты трус! И если бы не…
Договорит он успел. Принц в два быстрых шага оказался подле него и влепил Торну хлесткую пощечину тыльной стороной ладони, разбив ему губы. Влепил наотмашь, зло. Видимо, то, о чем хотел сказать Торн, вызывало у принца чувство стыда, жгучего, невыносимого. Они определенно знали друг друга; и принц узнал Торна и Зеда. Возможно, оттого-то он и был так яростен, и с таким наслаждением истязал своих пленников.
- Трус, - Торн, упрямо подняв голову, яростно выплюнул принцу в лицо эти слова вместе с кровью.
Принц брезгливо отряхнул окровавленную руку. Кажется, ему тоже было больно, он отшиб свои нежные пальцы, и эта боль не дала ему еще раз ударить Торна по лицу. Трус.
- Ну?! – спросил принц, глядя почему-то в ненавидящие глаза Торна. – Что ты ответишь мне, урод? Ты идешь со мной?
- Ты трус, - ответил Ур. – Ты слаб. Мне не по пути с трусами.
- Тогда я вас убью, - со страшным удовлетворением произнес принц. – Всех.
- Пошел ты в жопу! – яростно выкрикнул Торн и плюнул в сторону принца. Красный рот усмехнулся, принц, вернувшись к столику,  дрожащей рукой взял бокал и снова пригубил вино.
- Тебя мы послушаем потом, - пообещал он Торну. – Думаю, твой голос будет звучать более изысканно, когда тебе на живот начнут лить раскаленное масло. А сейчас я хочу услышать монстра.
- У меня голос некрасивый, - неловко пошутил Ур.
- Тогда приступим, - произнес он, поставив на место свой сверкающий бокал и утирая руки белой салфеткой. Паладин, стоявший до того напряженным, немного расслабился, на его лице появилось выражение злорадства.
Принц, не произнося ни звука, по-звериному ловко и быстро подскочил к Уру, и со всей силы ударил его в висок, да так, что голова Ура мотнулась, и он замер, потеряв на мгновение сознание. Принц, довольно осклабившись, неторопливо отряхивал руку. К его кольцам, которые он использовал как кастет (и, видимо, не в первый раз) прилип кусочек чешуйчатой кожи.
- Ну как? – спросил он, похохатывая, обходя еле ворочающегося Ура кругом и с удовольствием наблюдая на эффект, произведенный его ударом. – Слаб я?!
Ур не отвечал; в голове его шумело так, словно этим ударом принц превратил се его мозги в гремящую кучу осколков. И среди этого шум и звона было только одно целое, не разбившееся в мелкое стеклянное звенящее крошево  -  голос Торна, отсчитывающий ходы.
Раз… два…
- Мерзкий урод, я убью тебя! Я разорву тебя в клочья, я изничтожу тебя!
Увидев, что жертва начала приходить в себя, принц, дико, совершенно истерично завизжал, вновь подскочил к Уру и люто, яростно, рыча и скалясь, словно гвозди заколачивая, начал разбивать ему голову, молотя кулаком в висок…
Бац!
…Удар словно вышиб из головы Ура сознание,  и Ур с изумлением почувствовал, как летит, падает куда-то, проталкиваясь меж темными колючими стенами. Он падал, как песчинка сквозь сито, среди миллионов таких же песчинок, и тусклый свет пыточной комнаты стремительно сужался в точку, до размеров крохотной новой далекой звезды.
От очередного удара его встряхнуло еще раз, и Ур обнаружил себя стоящим в белой царственной башне. Снова. Не ждан, не зван.
На террасе, высоко над городом
Боли не было. Ур с изумлением осмотрел свои руки – они были свободны. Он был одет, и одежда на нем был в полном порядке. Все выглядело так, словно было реальностью, Ур даже мог ощутить прохладу стекла под своей ладонью, тепло солнечного луча, упавшего на щеку, ветер, перебиравший волосы на висках, выбившиеся из косы.
Но это невозможно.
В данный момент его там, далеко внизу, обрабатывает кулаками принц! Ур понимал, что его тело, его разум, его мысли должны были быть там, внизу, на столетия после этого мирного утреннего тихого света, но несуществующее это видение было сильнее его собственного здравого смысла. То, что выкинуло его сюда, было сильнее его разума.
Ур подошел к стрельчатому высокому окну и глянул вниз.
Ничего похожего на пыльную пустыню он не видел. Свет.
Только свет.
- Я же велел тебе уходить.
Ур обернулся.
Торн стоял, скрестив руки на груди, около того самого стола, за которым недавно они все сидели и вели переговоры. 
То самое, что властно выдернуло сознание из тела Ура и перенесло его сюда, в Башню, находящуюся только в памяти мирового разума, опутавшего планету, запомнило Торна как принца Дракона. Он стоял, скрестив руки на груди. Его облачение принца – шелковые парадные одежды, украшенные редким багровым жемчугом, - было видны Уру до самой мельчайшей детали. При желании он мог бы пересчитать зажимы, удерживающие камень в оправе на перстне Торна.

Но было кое-что еще, кроме венца принца на голове Торна, кроме его перстней и именного пояса, которые Ур видел не раз и к которым привык. Было то, чего на самом деле не было никогда: через плечо Торна, юного Торна, была повязана широкая лента, расшитая золотыми водяными драконами и Звездами Мирных Королевств. Лента Императора.
В данный момент он был – Императором Мира.
Торн был странно, так несвойственно для него строг и хмур; меж его светлых бровей, обычно удивленно вздернутых, сейчас залегла суровая складка. Торн смотрел вниз, на мир, и считал.
Если не считать его, Зал был пуст; стулья, на которых недавно сидели спорщики, эти великолепные белые троны, стояли вокруг стола, отодвинутые, словно те, кто на них сидели, ушли только что, сию минуту, и оставили их стоять так.
Торн и Ур были здесь одни. Зал, это виртуальное пересечение миров, эта точка, куда только хозяин мог пригласить любого, выдернуть его хоть из небытия, чтобы спросить за содеянное, тоже принадлежал Торну – Ур понял это, когда Торн пододвинул кресло к столу, по-хозяйски наводя порядок.
Торн отвоевал всю власть над миром. И в эту Башню явиться Ура заставил именно Торн.
Как?!
«Что… что произошло?! Совет закончился – чем?! Я помню, как паладин… но Торн цел… что произошло?! Как?!»
Торн молчал. Что произошло – это было его тайной, и его личным делом.  Его синие глаза смотрели на Ура исподлобья, холодно, пронизывая насквозь, но это были именно его глаза, а не Слепого Пророка.
Торн отвоевал мир у всех. Он положил руку на стол и сказал – мое. И никто не смог ему противиться. И оспорить – не смог никто…
Поэт и мечтатель устранил конкурентов, и разогнал претендентов, которые казались намного сильнее и отважнее его самого. Но только казались.
Наверное, он тут долго стоял, возле окна, в которое вливался солнечный свет, и ждал – чего? Или кого?
Торн мог только ждать…
- Партия начата, - ответил он на безмолвный, полный изумления вопрос Ура. – Я начал расчеты. Так зачем ты пришел обратно? Ты понимаешь, что они сейчас выколотят из тебя правду? И я не могу тебя в этом винить. Пытки – это не та область, когда кто-то может сказать наверняка, что он в силах устоять и не выдать, если, конечно, ключ цел, а не потерян тобой, и ты сам не знаешь, где он.
- Я не потерял его, - ответил Ур. – Я знаю где он, я сам его спрятал, и найти его будет легко  для того, кто наверняка знает. Но я не мог… я не мог оставить вас, - ответил Ур. – Я должен был вернуться! Я должен был вас спасти! Я не скажу им ни за что! – и смолк, поняв, насколько глупо сейчас выглядит. Торн изогнул бровь и чуть улыбнулся, самым краешком губ. На большой шахматной доске, на которую он смотрел с высоты своей башни, появилась еще одна его фигура.
Башню вдруг тряхнуло, и натертый до блеска светлый пол под ногами Ура качнулся. Тот едва устоял, присев и растопырив руки.
Император Торн обвел взглядом шатающуюся башню.
- На повезло, что он так силен, - сказал Торн, имея ввиду что-то свое. – Хорошо. Отлично. Ты же кое-что знаешь о нем? О паладине? Я видел, как ты изучал его, глядя глубже, чем простой человек . Ты знаешь его слабое место? Пока можешь, скажи. Для этого я позвал тебя.
- Кому? – удивился Ур. – Там ты так же связан, как и я.
- Мне, - произнес Зед, материализуясь из ниоткуда.
Он появился быстро и незаметно, еще один из тех, кто оспаривал это мир – и кто получил его так же, как и Торн.
Миг назад его не было – и вот он уже ступает по играющим бликам на полу босыми ступнями. Он появился, выступив из ничего, из тонкой тени, высокий, огромный – его фигура показалась Уру просто чудовищной, - угрожающий, хоть и лишенный своего обычного звездно-драконьего костюма. Свет играл белыми бликами на его обнаженной груди. Дикая сила, запертая в человеческом теле…
- Скажи мне, - повторил Зед, останавливаясь.
Он тоже странно изменился, как и Торн.
Это был все тот же юный мальчишка; его лица не попортила старость, нет, и никакой демон не дал ему своей устрашающей брони и противоестественных чар. Его тело на вид оставалось телом простого человека, но все же что-то изменилось.
Иногда смотришь на человека, и понимаешь, кто он по сути своей. Так и эти две фигуры в светлом, сияющем утренним светом зале.
Темный Император Торн, в своих сияющих богатых одеждах, украшенных броней из драгоценных камней, словно отгородившийся от мира скрещенными на груди руками – он был мыслитель, мозг, полководец. Он знал, куда ударить и с какой силой, и когда. Он видел все помыслы богов и играл с ними в шахматы на равных; и, наверное, мог и с одной уцелевшей или данной ему пешкой выиграть партию.
Зед, напротив, посветлевший, беззащитный, но угрожающий одним своим присутствием, был воином, честным воином, сильным воином, тем из них кто полагается, выходя на поле битвы, только на свою силу и честь.
Игрок и пешка – возможно, не пешка, а королевский ферзь, имеющий безграничные возможности, - но все же уже не просто Зед и Торн.
Темные фигуры, явившиеся из далекого прошлого.
Ур смотрел на них  и понимал, кто они и откуда.
Оттуда, издалека, когда Драконы, регейцы, эшебы и айки жили в согласии и понимании, и когда природа свободно прорастала сквозь все слои жизни, реализуясь в каждом из живых существ в полной мере.
Зед и .Торн, юные, молодые, стали вдруг отголосками такой давней древности, что показались Уру почти такими же странными, причудливыми, как руины, откопанные археологами, и такими же потрясающими в величии своем, как свет заходящего солнца, глядящего в разрушенные оконные проемы давным-давно умершего и погребенного города, который откопали, расчищая многовековую пыль кисточками…
Они стояли, два рыцаря минувшей эпохи, готовые уйти в любой момент, уйти навсегда туда, где существуют все они, где нет тел и нет форм – а есть только чистый разум, и знания, накопленные веками. Но они стояли и ждали, что скажет он – потому что теперь они возвратились за ним. Двое из древности. Два человека, принадлежащие миру, который давно упокоился – и вдруг возродился в них, живых…
Два ростка на том месте, которое, казалось, навсегда застыло, умерло, увековечилось в неподвижном, мертвом камне, мраморе, в вырезанных письменах и тусклом металле.
Двое живых. Новое начало.
И оба они смотрели на Ура, выжидая, что он скажет, понимая, что он знает, кто они и что из себя представляют – и ожидая, что он смирится с их сущностью.
Ур ощутил знакомый приступ страха, такой, какой обычно накрывает его с головой, когда слишком близко от него проходит Слепой Пророк, и когда смех его слышен отовсюду, от любого из окружающих его людей. Теперь он не смеялся – теперь, кроме его голоса, его незримого присутствия, были напротив Ура двое его людей, его последователей, его истовых слуг, и два этих молчащих человека одним своим видом могли устрашить любое, самое храброе сердце.
- Кто вы? – резко спросил Ур, отступая от тех, кого еще недавно хотел спасти. Зед с Торном переглянулись – замкнутый Торн и раскрытый, свободный, могучий в своей первобытной свободе Зед.
- Ты не узнаешь нас? – с некоторым удивлением спросил Торн. - Это же мы!
Башню потряс еще один удар, от которого Ур едва не упал. Он буквально цеплялся за воздух, балансировал, напрягая все мышцы на теле, чтобы не упасть – ибо падение это возврат туда, в трюм, к беснующемуся принцу… а здесь еще оставалось много невыясненного и недосказанного!
- Я не знаю вас, - резко ответил Ур, разглядывая каждого. – Кто вы? Кем вы стали?
- Ты же сам сотворил нас, - усмехнулся Торн, глядя в глаза Уру синими внимательными глазами - так не смотрит Слепой Пророк. Он слишком стар и мудр.
Торн смотрел глазами того, кто только недавно обрел власть и силу, и кто все еще испытывал азарт перед раскрывшейся перед ним шахматной партией.
- Ты разве не понимал, что делаешь? – продолжал Торн. – В нас текла кровь Дракона. Мы принадлежали этому миру. Ты же своими знаниями, своей сывороткой, усилил в нас эту связь. Теперь я – Равновес, самый совершенный и сильный из всех существующих. Так называют расчетчиков в этом мире. Извини; ты не был первым, кто начал обращать нас. Мы не будем принадлежать твоему миру, никогда, и не пойдем с тобой. Мы принадлежим тому, кого ты так боишься и ненавидишь, Слепому Пророку, – и ненавидишь напрасно. Он не играет с тобой; он ни с кем не играет. Нет одного человека, Слепого Пророка, который игрался б с судьбами людскими и убегал, когда наступала настоящая опасность – есть много людей, таких же, как мы, как и ты сам, готовых стоять до конца. И ни один из них не оставит тебя наедине с теми, кто теперь зовется паладинами, и не уступит им. Мы не позволим их полчищам пройти сквозь порталы. Помоги нам; и мы спасемся.
- Вдвоем? – усмехнулся Ур. Ему все еще казалось, что Слепой Пророк, по какой-то причине застрявший в теле юного Торна, не может избавиться от оболочки, которую мучают и хлещут кнутами, и потому обманывает Ура, и хочет при его, Ура, помощи, избежать смерти. – Как? Я что-то путаю, или мы все же все теперь все связаны и беспомощны? И этот припадочный принц крошит мне челюсть своим кулаками?
- Я свободен, - ответил Зед, улыбнувшись. -  И я  теперь – регеец, – спокойно добавил он, сжимая кулаки, словно демонстрируя – или опробывая, - новую силу, струящуюся в его жилах.  – Обращение регейцев длится годами, и я не успею обратиться окончательно. Если бы я сумел обратиться, я бы убил паладина, я был бы равен ему по силе. Для этого я и создан, таким я рожден. Но сейчас мои силы ограничены. Но ты…Ты можешь помочь мне, если укажешь, где проходит его защита. Решай. Я знаю, ты боишься, - он чуть улыбнулся уголком рта, и Ур снов увидел его, юного, озорного, ершистого Зеда в этой улыбке, в блеске темных юных глаз, – ты боишься Слепого Пророка. Я тоже боюсь. Я боюсь умереть – не верь тому, кто скажет, что его не страшит смерть, - я боюсь умереть и не развиться, не стать тем, кем рожден, кем ты сделал меня! Это прекрасно; и я благодарен тебе даже за ту небольшую часть, что успел постичь. Но ты можешь подарить мне больше. Ты можешь подарить мне жизнь.
Ур смотрел не него и думал.
Башню сотрясали удар за ударом, но теперь Уру не упасть. Он не мог упасть. Эти двое поддерживали его, и ждали.
Они могли уйти в любой момент.
Лукавил Зед – он не боялся смерти. Он жалел тело, сильное, молодое тело, и всех тех, кто привык к нему, в этом теле, тех, кто любил его. Но уже сейчас он был – бессмертен. Он мог уйти, раствориться в Разуме. И вернуться через века.
Ждал Торн.
В отличие от Зеда, он тела не жалел – он плотнее прикасался к Разуму, и сливался с ним изредка полностью, растворяясь и теряя свое «я», но обретая нечто большее, принимая всю его силу  и красоту. Но он жалел Ура, которому это слияние недоступно, и который когда-нибудь все же начал бы свои жизненный путь заново таким же беспомощным и слабым человеком, длинный, тяжелый путь…
Ур прикрыл глаза; кровавая тропка, дорожка силы паладина светилась перед его глазами, там, где он ее увидел, там, где никто не знал. Он протянул руку, и его пальцы коснулись тела Зеда. Своими чуткими пальцами врача Ур провел по его телу – снизу, от начала грудной кости,  верх до ключицы, чертя ногтем такую же светящуюся полосу, как ту, что видел под панцирем у паладина.
- Так, - произнес он, не смея открыть глаз, потому что уже предчувствовал, что произойдет, - бей так!
Зед внимательно смотрел на свою грудь.
- Я запомню, - ответил он, и отшагнул в тень. Миг – и его не стало. Он ушел из Башни.
Торн молчал, отвернувшись к окну. Его партия продолжалась.
- Что теперь? – спросил Ур, не открывая глаз.
- Ничего, - ответил Торн безразлично. – Сейчас все пойдет скорее, чем я запланировал. И все благодаря тебе. Зед получит на свою долю меньше побоев, и потому будет сильнее, когда наступит его время. Спасибо, что вернулся.
- Запланировал?
- Конечно; неужели ты думаешь, что я мог дать им, - Торн презрительно кивнул вниз, - так просто схватить нас?! Неужели ты подумал, что самый совершенный расчетчик мог вот так просто дать себя взять?
- Но они взяли тебя.
- Взяли те, кто первым мог добраться до нас, - усмехнувшись, ответил Торн. – Посмотри; мы остановились прямо в сердце Чаши, точно посередине ее, на перепутье всех дорог. У всех наших преследователей равные условия. Они должны пройти равное расстояние. Но первыми пришли те, у кого было самое совершенное и быстрое средство передвижения. Они достигли нас первыми. Они принесли его нам. Теперь наше дело – отнять его, и продолжить наш путь без труда. Мы достигнем нашей цели в срок, который выгоден мне. Все очень просто.
Ур молчал, потрясенный.
- Ты… ты отдал себя – и своего друга! – им на растерзание!
- Только себя, - парировал Торн. – Зед ничего не чувствует. Он занят обращением, и не придет в себя пока я не скажу кодовое слово.
- А ты сможешь… сможешь вытерпеть до нужного момента?
- Я должен, - ответил Торн таким тоном, как будто и эту чашу он смог рассчитать. -  Он защищен. Пока. Потом… ну, что же. Это плата за наше превосходство в будущем. Ты? Ты непостоянная переменная. Я не рассчитывал на тебя, твое появление – это погрешность. Поэтому ты заплатишь больше всех. 
- Больше?!
Торн, ни слов не говоря, прикоснулся пальцем ко лбу Ура, и его голову тотчас пронзила боль, настолько резкая и страшная, что он, захлебываясь ею, пал на колени и прокричал:
- Стой! Подожди! Нет!
Торн смотрел на Ура, на плечах которого вспухли крупные капли пота, сочувствующим взглядом.
- Приготовься, - ответил он. – Я не могу ничего удержать.
- Постой! Пожалуйста!
Башню сотряс еще один толчок – Ур почувствовал его как раздирающую плоть боль, рвущую, терзающую. 
- Потерпи, - ответил бесстрастный Торн. – Скоро все окончится.
Следующий удар поверг Ура на пол, и он, задыхаясь от боль, слышал лишь свое громкое дыхание, пытаясь справиться с раздирающей его тело мукой.
- Начало отсчета, - произнес Торн над его головой бесстрастным голосом.
И Ур провалился – снова, подобно серой колючей песчинке, он падал сквозь сито пространства и времени, вниз, вниз, вниз.

Полностью прочитать произведение можно здесь  http://kvilesse.ucoz.ru/publ/mir_kbz/10