Бакинцы

Бакинцы (повесть)

1.

Мы живём мгновеньем… «Есть только миг между прошлым и будущим». Но этого будущего мы можем не дождаться! И о прошлом узнаём из тенденциозных источников, где всё переврано в угоду власть имущим. И правда может быть у каждого своя, а Истина, как известно, ведома только Богу. Время течёт… Оно, словно морская волна, изменяет рисунок на песке, и только сказания и легенды остаются в памяти народов. Но одну и ту же легенду можно услышать в тысячах вариантах. Иногда они настолько изменяют Истину, ставя всё с ног на голову, что плохое становится хорошим, чёрное – белым… Всё зависит от того, что кому-то было нужно. И правду нам не узнать никогда.

Май в Баку прекрасен. Молодой зелёный цвет, сирень, розы, солнце «в целом свете»… и к аромату весны примешивается привычный бакинцам запах моря и нефти… Такого сочетания, пожалуй, нигде больше нельзя встретить.

Недалеко от Университета и Академгородка в трёхкомнатной квартире обычной пятиэтажки собрались друзья, чтобы отметить предзащиту кандидатской диссертации Нины Чебонян, работающей в отделе петрологии НИИ геологии Академии наук Азербайджанской ССР.

Нина, в девичестве Соколова, была коренная бакинка. Её прабабушка вместе с двумя дочерьми приехала сюда из Ростова к дальним родственникам. Но началась война, мужа призвали в армию, а родственники уговорили её пока не возвращаться на Дон. Она сняла комнату, устроилась работать… А потом муж погиб на фронте, дом их разбомбили, и она осталась здесь жить. Ей был по душе и гостеприимный дружественный народ, сравнительная дешевизна жизни, природа, наконец, работа в детском садике, где учли её педагогическое образование и назначили заведующей. Она привыкла к работе, к коллективу и не видела смысла уезжать. К тому же возвращаться в Ростов было не к кому. С родственниками мужа отношения у неё сложились прохладные… Вскоре дочери вышли замуж, у неё появились внучки…  Проросли корни, закрепились на этой земле…

Отец Нины Васильевны работал на буровой. Мать – учительствовала. Но несколько лет назад при аварии погиб отец, а вскоре ушла из жизни и мать. Это случилось, когда Нина окончила университет и стала работать старшим лаборантом в отделе доктора наук Азизбекова.

Жизнь иногда преподносит людям неожиданные подарки. Так случилось, что однажды, в 1980 году, на «Скорой Помощи» её доставили в городскую больницу с острым аппендицитом. Там Нина и познакомилась с будущим мужем.

– Я не понимаю, – говорил Григорий через месяц после её выписки из больницы, – что со мною происходит, но утешает только, что даже сам Эйнштейн не все ферштейн, как говорит мой друг Валера. Ты мне нравишься, и я хочу всегда быть с тобою… Вот такая у меня идея…

– Понимаю, – улыбнулась счастливая девушка. – Ну, что ж… Признаюсь. И ты мне нравишься. Глаза твои меня, что ли, загипнотизировали…

– Хоп! Будем считать, что мы договорились. Но, выстраивая свою жизнь, нужно начинать с фундамента. Завтра подаём заявления в загс!

– Что значит завтра?! – воскликнула удивлённая девушка. Её с головой накрыла волна нежности и любви, но возникла тревога. – К сожалению, у меня уже родителей нет. Но у тебя…

– Так я же тебе об этом и говорю: сейчас идём к нам. Мама у меня хорошая и о тебе уже знает. А завтра…

– Может, не стоит торопиться, – сказала Нина, ныряя в его глаза. – Мы ещё мало друг друга знаем. К тому же, я – бесприданница.

– Много лет люди пытались создать формулу любви! – ответил юноша. – Но это невозможно. Поэтому и счастливы те, кто в любви являются нерасчётливыми математиками. Меня мало интересует твоё приданное…

Григорий Хачатурович Чебонян был старше Нины на пару лет. Окончив медицинский, он поступил в клиническую ординатуру и специализировался по хирургии.

Высокий, с гладкими, отливающими синевой блестящими волосами, он выделялся среди тех, с кем общалась Нина. Его орлиный нос, аккуратные усики, огромные чёрные глаза заворожили. Ей казалось, что он всё время смотрит на неё. Это было непривычно и приятно. Он был хорошим другом, знал множество весёлых историй и, как говорила Нина, «мог мёртвого уговорить».

На скромной свадьбе у молодых были немногочисленная родня Григория, его друг Валерий с женой Гульнарой, и друзья Нины, работающие с нею в одном отделе: Арсен Манукян и Наиля Курбанова. Валерий, Григорий и Гюльнара сдружились ещё на первом курсе института, их называли «мушкетёрами» за склонность ко всяким приключениям. При этом аристократичного Валерия называли Атосом, романтичного Григория – Арамисом, а Гульнару – д’Артаньяном в юбке!

Через год у Григория и Нины родилась Анечка.

Друзья часто встречались, делились своими успехами и проблемами, проводили вместе время. Вот и сейчас, сидя на диване, Гюльнара, преподающая в медицинском училище акушерство, рассказывала:

– Нет, вы послушайте, что у меня случилось на занятиях. Один парнишка должен был на муляже показать, как он будет помогать при родах: половина «беременной женщины» и тряпочный «младенец», которого нужно вытащить щипцами... Он так старательно тянул, что не рассчитал и «женщина» упала на пол, «младенец» полетел за «матерью». Я едва не расхохоталась, а его товарищ, выше меня на целую голову, буркнул: «А теперь папаше щипцами по башке – и, считай, ты разделался с этой семейкой!»

В аудитории несколько минут стоял хохот. Еле успокоила…

Арсен Манукян был безнадёжно влюблён в красавицу Наилю и страдал. Девушка дала ему понять, что любит другого. Она как могла утешала юношу, но неизменно повторяла, что «я другому отдана, я буду век ему верна!».

Избранник Наили работал в том же Институте геологии, но в другом отделе, защитил кандидатскую, и все ему пророчили большие успехи в науке. Льстило Наиле и то, что её потенциальный жених из профессорской семьи, его отец вёл в Университете курс кристаллографии. Роман их был в полном разгаре, но Джафар уехал в экспедицию, и потому девушка пришла к подруге одна.

На балконе стоял чугунный мангал, в котором догорали специально купленные дровишки. Григорий возился с мясом. За огнём следил Арсен. А в комнате расположились Наиля, Валерий и Гюльнара. Нина неспешно накрывала на стол. Друзья в этом доме были не первый раз, и все чувствовали себя вполне свободно.

– Ты, подруга, расскажи, как проходила предзащита? – спросила Гюльнара и взяла в руки гитару. Она знала, что Нина увлекалась игрой на гитаре, неплохо пела.

– Что рассказывать? – ответила Нина. – Целый час отвечала на дурацкие вопросы… Шеф пригласил соседей из других отделов.

– Чего же они, мерзавцы, издевались над тобой? Не понимали, что ли, что и они могут быть на твоём месте?!

Гюльнара представила, как бедная Нина стоит и отбивается от злых и завистливых коллег.

– Предзащита – не защита, – скромно ответила Нина. – Считается хорошим тоном задавать соискателю вопросы. Но беда в том, что вопросы были разными: те, на которые приятно отвечать, и идиотские, никак не относящиеся к теме. Но я должна была с улыбочкой вежливо говорить о роли коммунистической партии и политики нашего государства в том, что структура пород Азербайджана существенно не отличается от тех, что распространены в Армении и Грузии! Идиотизм!

– И отвечала?

– Отвечала. Куда же мне было деваться?

– А потом после этого свинства ещё и поила их?

– Нет. Банкет сегодня не в моде… да и делают его, как правило, после защиты.

– Мы подождём… Бог терпел и нам велел, – откликнулся Валерий.

Валерий Гринберг – молодой человек с курчавыми волосами и карими глазами, был лёгким циником и любил поражать молодых женщин афоризмами «на грани фола», считая, что гинекологу так и следует общаться.

– До сих пор не могу поверить, что всё уже позади! – продолжала Нина. – Словно ангел-хранитель подсказывал мне ответы на каверзные вопросы.

– Просто ты была хорошо подготовлена, – успокоил её Арсен.

– А я вспомнил байку про добрую фею, – сказал Валерий. – Супруги отмечают серебряную свадьбу. Цветы, музыка… Вино лилось рекой. Тогда ещё не было постановления Правительства… И тут появляется фея и говорит: «За то, что вы такие молодцы, я дарю каждому по одному желанию». «Хочу в кругосветное путешествие с любимым мужем», – воскликнула жена.  Бах! – и два билета на роскошнейший лайнер у неё в руках. Очередь мужа загадывать. Он подумал и говорит: «Это всё, конечно, хорошо, романтика и всякая фигня, но такой шанс выпадает только раз в жизни, поэтому извини, дорогая, но я хочу себе жену на двадцать лет моложе». Жена в шоке – но желание есть желание... Бах! – и муж стал стариком. Вот такие бывают феи!

– Все вы такие, – улыбнулась Наиля.

– Такие, такие, – кивнул Валерий.

С балкона доносился аппетитный запах шашлыков.

– А нас в этом доме собираются угощать? Я по такому случаю, назло врагам, – Валерий почему-то посмотрел куда-то наверх, – мечтал сегодня напиться!

– Не витай в облаках, тем более что на небе ни облачка, – заметила Гюльнара. Она перебирала струны гитары, потом отставила её в сторону.

– Ещё минут десять, – откликнулся Григорий с балкона.

Нина закончила накрывать на стол и села рядом с Наилей на стул. Взяла в руки гитару и пробежала пальцами по струнам.

Дом был построен давно. Такой тип построек называли сталинским. Высокие потолки обеспечивали прекрасную акустику.

Нина настроила гитару и вдруг затянула песню:

Длинными ночами
Тлеет костерок,
Закопчённый чайник,
В банке – чифирок.
Долго ли с горами
Зиму пурговать,
Золотые граммы
Родине давать?

– Нет-нет! Ты не эту, – рассмеялась Наиля. – Давай лучше нашу любимую: «Издалека скучно…»

Нина тут же подхватила песню геологов:

Издалека – скучно
Идём путём вьючным,
Над головой тучи
Раскинули свой плед.
А здесь подмок сахар,
И съели всё мясо.
Да что там всё мясо,
Неделю хлеба нет.

Потом вдруг прекратила петь и объяснила Валерию и Гюльнаре:

– После полевого сезона геологические отряды съезжаются на базу экспедиции. Когда сданы и защищены полевые материалы, проводится «Вечер полевика». Встречаются геологи разных отрядов, делятся впечатлениями о сезоне и поют.

Потом снова запела:

На наших дорогах не встретишь следов –
Мы первыми их пролагаем.
Из шумных, усталых, больших городов
Мы каждое лето сбегаем.
Нам печь и камин заменяет костёр,
А ложе из хвои – перины,
Но сердце – кусочек живой, не мотор,
Тоскует порой без причины
По шумным усталым большим городам,
По лицам любимых и дому,
И мы отступаем по нашим следам,
Поскольку нельзя по-другому…

Всех вдруг охватило бездумное веселье. Валерий стал руками выбивать в такт музыке восточные ритмы. Нина отложила гитару в сторону и встала, чтобы посмотреть, скоро ли будет готов шашлык. Арсен взял гитару и красивым голосом запел:

Для нормального хозяйстваНужны крупы, масло, яйца,И сварить обед нельзяБез кастрюли и огня.Потом вдруг сменил шуточную песню на лирический вальс:Как грустна осенняя вода,Как печальны пристани пустые!Вновь сентябрь на наши городаНевода кидает золотые.И, ещё спеша и суетясь,Всё равно – смешно нам или горько,Трепыхаясь в лиственных сетях,Мы плывём за временем вдогонку…

(В повести использованы стихи Олега Ваулина, Александра Городницкого, Анатолия Цепина.)

Видимо, многие геологи дружат с гитарой. Арсен продолжал петь, а Валерий тихо спросил Нину, оглядывая комнату:

– А где моя любовь, Аннушка?

– В своём уголке играет, – ответила Нина.

– Удивительное дело. Сама играет?

– Ей никто не нужен. Живёт в своём мире, разговаривает с игрушками…

– Таких ребятят можно иметь дюжину, – улыбнулся Валерий. – И в садике ведёт себя так же?

– Нет. Там же детки. Её ровесники, – ответила Нина. – Там она бегает как угорелая…

Потом под звуки марша с балкона Григорий внёс в комнату шашлыки и началось пиршество.

– Первым делом мы должны выпить за Ниночку! Большому кораблю большое плаванье! Успехов тебе, дорогая, – провозгласил тост Валерий. Все дружно поддержали его. Некоторое время молча ели. Видно было, что проголодались. Как водится, пили вино, произносили тосты, рассказывали анекдоты, спорили…

Весна 1985 года была временем надежд и ожиданий. В апреле на пленуме ЦК была провозглашён курс на перестройку. За ним последовали антиалкогольная компания и курс на «ускорение», «борьба с нетрудовыми доходами» и введение госприёмки. Какие-либо радикальные шаги в этот период не предпринимались, внешне практически всё оставалось по-старому. Мало кто понимал, что происходит. Вино в общественных местах пили из чайников, имитируя чаепитие. Наконец, открыто были признаны недостатки существовавшей политико-экономической системы и делалась попытка исправить ситуацию. Политизация общества была огромной. Собирались группами, спорили до потери голоса. Кто-то отстаивал старые порядки, кто-то яростно защищал новые.

– О чём ты говоришь?! – воскликнул Арсен. – Я слышал, что в ряде районов виноградники, которые с таким трудом выращивали много лет, вырубили под корень!

– Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт, – резюмировал Григорий.

– Вот я и говорю: «Беда, коль пироги печёт сапожник…» Горбач видит, что у нас что-то не так, а как исправить положение, не знает. – Гюльнара всегда принимала активное участие в таких спорах.

– Они просто стараются подретушировать существующее положение! – сказала Наиля. – Ничего не изменится… Попомните мои слова.

– А я думаю, просто хотят отвлечь внимание. Выпускают пар. При такой жизни, когда всё в дефиците, очереди и взятки… пузырь может и лопнуть! – добавила Гюльнара.

– И болтают о демократии, – сказал Арсен. – Мой родственник шил прекрасную обувь. Но его отправили в места не столь отдалённые на два года. Говорят: «нетрудовые доходы»! Вот и вся демократия!

– О какой демократии ты говоришь?! – удивился Валерий. – У нас всё так: говорят одно, а делают ровно наоборот! Если показывать фигу – фикус не вырастить!

– К чему ты призываешь? Бросаться на амбразуру? Просто нужно потребовать соблюдать порядок. Это недемократично? – удивилась Наиля. – А нарушать порядок – это, по-твоему, демократично?!

Валерий грустно взглянул на девушку и сказал:

– Сегодняшняя ситуация похожа на демократию примерно так же, как варикозное расширение вен на вензаболевание! – Он, как всегда, был в своих суждениях категоричен.

– Муть всё это! – резюмировала Гюльнара. – Давайте лучше выпьем за Ниночку! Где ты умудрилась достать такое вино?

– Старые запасы…

– А что? Лиха беда – начало! Сейчас – кандидатская, а потом и докторская!

– Порядок в мире наступит тогда, когда каждый наведёт порядок в собственной душе, – продолжая думать о словах Наили, проговорил Валерий.

В возникшей паузе раздался голос Григория:

– И всё же я думаю, что такое положение вечно продолжаться не может. Наступит время, когда всё тайное станет явным и все поймут, что мы ехали не в ту сторону!

– Что ты имеешь в виду? – спросил Арсен.

– Чтобы утвердить проект несчастной пристройки к больнице, главный ездил в Москву! Это что, правильно?!

– Это – старая песня: говорили о демократии, а пришли к выборам без выбора. Говорили о земле крестьянам, о заводах рабочим, о мире народам… – сказал Арсен.

– В своё время, если мне память не изменяет, папа Карло, тот, что Марло, утверждал, что цель может быть достигнута лишь путём насильственного ниспровержения существующего строя. Ведь пролетариям нечего терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир.

В комнате повисла тишина, и тогда Валерий понял, что сказал лишнее.

– Ладно… проехали… Я, кажется, перебрал. Мир можно отразить лучше, но ясности от этого больше не становится.

– Ты прав, – кивнул Григорий. – И я, видимо, перебрал немного…

Когда друзья ушли, Григорий обнял жену и тихо сказал:

– Наконец-то мы одни! Я так рад за тебя, так счастлив…

Нина кивнула и улыбнулась:

– Сейчас я уберу со стола, умою Анечку и приду к тебе… Завтра воскресенье, можно будет поваляться подольше…

– Я тебя жду, – сказал Григорий, взял журнал «Хирургия» и пошёл в спальню.

2.

А потом опьянённый и обманутый красивыми словами о свободе народ Карабаха высказался за переход под юрисдикцию Армении, но Президиум Верховного Совета запретил это. Католикос Вазген I призвал всех к спокойствию, но к его голосу никто не прислушался. И в Азербайджане, и в Армении прокатилась волна насилия. Погибли люди.

В интернациональном Баку, родине Мстислава Ростроповича и Льва Ландау, Гарри Каспарова и Муслима Магомаева, Вероники Дударовой и Серго Закариадзе, славном, добром, интернациональном Баку среди азербайджанцев вдруг усилилась антиармянская пропаганда. Нарастало отчуждение. Всё чаще случались события, которые раньше никак возникнуть не могли. В городе ходили слухи, что где-то выгнали с работы хорошего специалиста-армянина, проработавшего там много лет. Ходить армянам по улицам города, особенно в вечернее время, стало небезопасно. Какие-то отморозки нападали, избивали до полусмерти, девушек насиловали, а доблестная милиция, неспешно прибывшая на место, не находила состава преступления…

В сентябре 1989 года мать Арсена стала свидетельницей того, как здоровые парни, называвшие себя представителями Народного фронта Азербайджана, выбросили из дома напротив старика Балаяна. Она с ужасом наблюдала, как его били ногами, выбрасывали из окон его вещи. Шёл мелкий осенний дождик, а сосед лежал на мокром тротуаре и тихо стонал. Дети его были в отъезде, и заступиться за несчастного было некому. Через час по её вызову приехала «Скорая помощь». Она забрали старика.

Под вечер у Анны Карповны случился сердечный приступ. Арсену, поздно пришедшему из института, сосед рассказал, что карета скорой помощи увезла мать в больницу. Он побежал туда… и узнал, что у мамы был обширный инфаркт, она умерла.

С огромным трудом Арсен похоронил мать на городском кладбище, а через неделю, взяв лишь свои вещи, первым же поездом уехал в Ростов с твёрдым намерением никогда больше сюда не возвращаться. Наиля вышла замуж, мама умерла… Что его ещё держало в этом городе?! В Ростове жили родственники, он ещё молод и сможет найти работу…

Отъезд Арсена Манукяна сотрудники отдела петрологии восприняли с пониманием, и только руководитель, старик Азизбеков, то ли упрекая его в чём-то, то ли винясь, глухо проговорил:

– Торопитесь, да?! Здесь я никого не дам в обиду… Всё это – политические игры, пройдёт всё скоро, а нам работать нужно…

– Может, вы и правы, уважаемый Ариф Джафарович, но решение принято.

– И куда едешь? – спросила Нина, присутствовавшая при том разговоре.

– В Ростов. Там живут родственники. Здесь у меня уже никого не осталось…

– Но ты не забывай нас! Как приедешь – напиши, – сказала Нина, даже не подозревая, что очень скоро и она будет вынуждена уехать из родного города.

Зимой 1990 года начался вооружённый конфликт между Азербайджаном и Арменией. В это же время в Баку прокатились волны погромов армянского населения: грабежи, убийства…

Однажды, это было в начале февраля, Григорий, придя домой с работы раньше обычного, сообщил Нине, что он безработный!

– Финита ля комедия! Мне дали понять, что больше не нуждаются во мне.

– Дали понять? – удивилась Нина. – Или предложили уйти?

– Можно и так сказать… Но я точно знаю, что нигде не найду работу… Всё это время я старался не влезать в политику, прятался, как улитка, в свою скорлупу, так нет – и меня достали…

– Ты только не паникуй!

– Я не паникую. Констатирую факт. Нужно признать: не знаю, что делать.

– А что Валерий?

– Он же в другом отделении. Я его уже неделю не видел… Да и кто к нему придерётся! Гюлькин отец Мустафа Али-заде в городе не последнее лицо…

– Так, может, дядя Мустафа вмешается, поможет?

– В нынешней обстановке даже он вряд ли что-то сможет. Да и не собираюсь я к нему обращаться. Нужно уезжать. Знать бы только – куда…

Вопрос повис в воздухе.

– Вариант Армении я не принимаю, – впервые за время совместной жизни Нина произнесла это твёрдо и посмотрела на мужа, умоляя её понять. – Языка не знаю. К тому же там тоже несладко… Я устала находиться в обстановке с высоким напряжением. Ты должен меня понять! А вот в России…

– Что в России? Кто там у тебя?

– В Ростове когда-то жили мои дальние родственники… Арсен туда уехал. Тоже не чужой нам человек. Поможет на первых порах сориентироваться в новой обстановке.

– Я ничего не имею против Ростова, но давай рассчитывать на свои силы. В большом городе я, надеюсь, найду работу. Снимем жильё…

– За какие шиши?

Нина встала и нервно заходила по комнате.

– Сядь. Не заводись! Да и Анечке нужно в школу.

– Проблема будет уехать. Сейчас – всё проблема!

Снова в комнате стало тихо. Из своей комнаты вышла десятилетняя Анечка. С удивлением взглянув на родителей, она постояла немного и вернулась в свою комнату.

– Я думаю, нам помогут Наиля и её Джафар. Да и Валера с Гюлей нас не оставят…

– А что будет с квартирой? Может, та же Наиля с Джафаром купят хотя бы за полцены? Наиля, кажется, не очень ладит со свекровью. А нам на первое время очень бы пригодились эти деньги.

Нина взглянула на мужа и впервые за этот вечер улыбнулась.

– Я в прошлом году не была в отпуске. Мне отпускные положены. К тому же у меня есть какие-то золотые побрякушки…

– Это ты брось! Побрякушки можно будет продать и в Ростове!

– Но и возить их опасно. Говорят, в поездах грабят, сволочи…

– Я думаю, Валерка до границы нас проводит… Выедем из Азербайджана, и он вернётся в Баку. А вдвоём нам не страшно, тем более с Валеркой. Этот орангутанг – мастер спорта по боксу и толпу разметает…

Всю ночь Григорий и Нина говорили о предстоящем переезде.

На следующий день Григорий с утра начал паковать вещи, отбирая самые необходимые.

Пришла очередь и Нине зайти в кабинет к Арифу Джафаровичу и положить на стол заявление об уходе «по семейным обстоятельствам».

Пожилой учёный долго молчал, потом наложил резолюцию.

– Я всё понимаю… Вы только не делайте скоропалительных выводов, Нина-ханум. Мы много лет с вами работаем, и я считаю вас своей ученицей. Здесь вы прошли путь от лаборанта до старшего научного сотрудника. Кстати, куда вы собираетесь уезжать?

– Скорее всего, в Ростов…

– Если нужны будут билеты, я могу помочь. На железной дороге работает мой зять…

– Спасибо Ариф-муаллим… – Нина редко называла его на азербайджанский манер почтительным словом муаллим, что означает – учитель. Но тут захотелось именно так выразить свою благодарность за поддержку, за то благородство духа, которое она ощущала в старом Азизбекове постоянно.

Через неделю, купив с помощью шефа билеты и сдав в багажном отделении свои баулы, за десять минут до отхода поезда Чебоняны подошли к вагону. По перрону прохаживались подозрительного вида типы.

Григорий подал билеты проводнику. Тот, даже не глядя на них, заявил:

– Местов нету.

– Как нет? У нас же билеты! – воскликнула Нина.

– Моя не знает. Твой место в седьмом купе заняты…

К проводнику подошёл Валерий. Ни слова не говоря, схватил его за лацканы шинели, приподнял от земли и зло прошипел:

– А ну, мерзавец, мигом освободи купе! А не то я пожалуюсь своему дяде Бонч-Бруевичу, он тебе покажет, где раки зимуют, мигом вылетишь с работы! Марш… И не заставляй меня ждать. Здесь холодно!

–  Баш уста, товарищ начальник!

Перепуганный проводник вошёл в вагон, а ещё через несколько минут поезд отошёл от перрона. Григорий не мог поверить, что им удалось вырваться из охваченного сумасшествием города.

– Дяде твоему Бонч-Бруевичу обязательно привет передам. Расскажу, как он нас здорово выручил, – улыбнулся Григорий.

– Крайностей всегда больше двух. Нужно ещё выехать из этого ада. По дороге можно ждать всяких фокусов. На всякий случай запри изнутри дверь, до Дербента постараемся её не открывать.

– А у меня в сердце шторм, – сказала Нина. – Не могу успокоиться. – Она постелила дочери постель и сказала: – Лезь на верхнюю полку! Оттуда будешь смотреть в окошко.

Девочка, понимая, что сейчас не до расспросов, сняла обувь и полезла наверх.

После Сумгаита дорога шла вдоль берега. Нина смотрела на море и понимала, что прощается с ним надолго. Может, навсегда. Как и с городом, в котором прошла её жизнь.

– «Прощай Баку, тебя я не увижу». Странно, из всей школьной программы только эти есенинские стихи и запомнила когда-то. Наверное, не случайно, – проговорила она, глядя в окно.

Вагон раскачивало, словно кто-то специально их убаюкивал и успокаивал.

– Между прочим, я дала телеграмму Арсену. Просила встретить.

– Ты знаешь его адрес?

– Когда он уезжал, оставил адрес его родственников, но думаю, телеграмма до него дойдёт.

– Помните, как мы смеялись над фразой: «Ненавижу две вещи: расизм и ниггеров»! – грустно сказал Григорий. – Никогда бы не поверил, что такое может случиться в нашем интернациональном Баку! Казалось, с нами что угодно может произойти – голод, мор, война, но только не проблемы на национальной почве.

– Хватит скулить! – Валерий был деятелен и как мог старался отвлечь друзей от мрачных мыслей.

В дверь купе постучали. Валерий открыл, готовый в любой момент продемонстрировать своё мастерство боксёра.

Вошёл проводник.

– Ваш билет, пожалста! – попросил он вежливо, словно бы ничего и не произошло на посадке.

Нина и Валерий протянули ему билеты. Проводник аккуратно сложил их и положил в сумку.

– Принесите нам, пожалуйста, четыре чая. Только чтобы не бурда была, а мяхмяри! – сказал Валерий и грозно посмотрел на проводника.

– Хоп-хоп… Четыре истякан? С лимон? У нас всё есть, гагаш.

– Прекрасно… А что-нибудь выпить у вас найдётся?

– Почему не найдется? Всё у нас найдётся. Есть коньяк… конфеты.

– Вот и хорошо. Бутылочку коньяка и конфеты…

В Дербенте Валерий обнял друзей, поцеловал Анечку и вышел из поезда.

– Надеюсь, теперь доедете без приключений, – сказал он, прощаясь. – Если что, пугните его моим дядюшкой Бонч-Бруевичем! И не выходите лишний раз из купе, не светитесь…

В Ростове их встретил Арсен. Он ожидал, что у них много вещей, и попросил родственника поехать с ним.

– Это что, все ваши вещи? – удивился он, когда, обняв Григория и Нину, подхватил небольшой их чемодан.

– Ариф Джафарович помог отправить вещи багажом. У него на железной дороге зять работает каким-то начальником.

– А квартира? Сумели продать?

– Оформили доверенность на Наилю… Малая вероятность, но ждать не могли, – ответила Нина.

– Я так понимаю, что вам ехать не к кому.

Друзья кивнули.

– Может, удастся снять комнату... – сказал Григорий.

– Пока остановитесь у меня. Я снял квартирку в Нахичевани. Родственники помогли. Потом и вам найдём что-нибудь подходящее. Поехали. Машина ждёт.

На привокзальной площади у машины, подняв воротник дублёнки и переминаясь с ноги на ногу, курил мужчина лет пятидесяти пяти.

– Это и есть мои друзья, – сказал Арсен, указывая на гостей. – Нина Васильевна, Григорий Хачатурович и Анечка Чебоняны.

– Очень приятно, – сказал мужчина, бросив окурок в сугроб. – Садитесь в машину, а то холодно. Я – Левон Маркелович Оганесян… Рад знакомству…

Мужчины пожали друг другу руки, все сели, и машина выехала с привокзальной площади.

– Левон Маркелович – мой добрый ангел, – начал было Арсен, но водитель его перебил:

– Не стоит, Григорий… Сейчас приедете, пообедаете… Сирануш, наверное, заждалась…

– Обедать уже поздно. Поужинаем, – сказал Григорий.

– Ваш обед плавно перетечёт в ужин. Отдохнёте… – продолжал Левон Маркелович.

– А я в вагоне выспалась, – заявила Анечка и виновато посмотрела на папу. Она знала, что, когда говорят взрослые, дети должны молчать.

– Ты работаешь? – спросил Григорий Арсена, – какие перспективы мне найти хоть какую-нибудь работу?

За него ответил Левон Маркелович:

– Я слышал, что вы врач. Врачам легче устроиться. В поликлинике, на «Скорой помощи», в больнице, наконец… У нас в Нахичевани недавно открылся медицинский кооператив «Гиппократ»… А вот геологам труднее.

– Так ты работаешь не по специальности? – удивилась Нина.

– Пока работаю у хозяина, но не потерял надежду…

– У хозяина?! – воскликнули Григорий и Нина.

– Раньше они назывались «цеховиками» и их судили за «нетрудовые доходы». Теперь это – кооператоры, предприниматели, – ответил Арсен. – У хозяина цех по пошиву обуви, а я её продаю.

Машина ехала по широкой оживлённой улице, и Нина грустно подумала: «Неужели я не найду никакой работы и вынуждена буду торговать на рынке?!». Спросила:

– А какие специальности сейчас пользуются спросом?

– Точно не знаю, – ответил Левон Маркелович, – но слышал, большая потребность в бухгалтерах. Сейчас открывается много организаций, фирм, кооперативов, и везде нужен бухгалтер…

Нина промолчала, а Григорий спросил:

– А жильё снять здесь можно?

– Почему нельзя? – удивился водитель. – Всё можно!

Проехав всю Красноармейскую, они свернули и выехали на Театральную площадь.

– Папа, мама, посмотрите, какой интересный дом, – не удержалась Анечка.

– Это театр Горького. Мы скоро приедем… У нас большой город, есть что посмотреть, – сказал Левон Маркелович.

Машина подъехала к дому, все вышли, а водитель сказал Арсену:

– Вы идите, располагайтесь, а мне ещё нужно заехать в пару мест. Арсен-джан, не ждите меня. У Сирануш уже всё готово, накормите друзей с дороги…

Он улыбнулся гостям, кивнул, сел в машину и уехал.

– Кто этот Левон Маркелович? – спросила Нина у Арсена, – и кто такая Сирануш, которая уже нас заждалась?

– Сирануш – моя невеста, а Левон Маркелович – её отец. Не могу даже сказать, в каком мы родстве. Маминого троюродного брата племянник. Я по приезде поселился у них. Так и познакомились… Дядя Левон Маркелович помог мне найти работу, когда я было уже упал духом. Есть ещё мама Сирануш, Наталья Михайловна, но она сильно болеет и сейчас лечится в онкологическом институте.

– А что Сирануш? Сколько ей лет, и кем она работает?

– Она моложе меня на пять лет, преподаёт в музыкальной школе. Да идёмте, я вас познакомлю, и вы всё сами увидите!

Они прошли во двор. За забором стоял добротный кирпичный дом с высоким цокольным этажом и мансардой. На окнах кованые узорчатые решётки. В глубине двора в будке на цепи – мощный пёс. Он лениво тявкнул для порядка, но, увидев Арсена, ворча, недовольно вернулся в будку. Видимо, и ему, мохнатому и покрытому шерстью, было неприятно находиться на ветру… Дверь в дом широко распахнулась, и на порог вышла Сирануш, радостно кивая гостям…

Через неделю семья Чебонян сняла небольшую двухкомнатную квартиру, получила багаж, начала обустраиваться. Григория приняли на работу хирургом в поликлинику. Нина же никак не могла найти работу. Геологи, как и предрёк дядя Левон, не были нужны, и тогда, вспомнив его мудрый совет, Нина пошла на курсы бухгалтеров. Учиться она любила и умела. А ещё через некоторое время уже работала в большой бухгалтерии, набиралась опыта…

Жизнь была трудной и голодной. В магазинах – пустые полки. На рынке цены неподъёмные.

Изредка говорили по телефону с Наилей. От неё и узнали, что Валерий поссорился с Гюлей и собирается уезжать из Баку.

Однажды Наиля позвонила сама и сказала, что есть возможность продать их квартиру. Они согласовали цену, и через две недели Чебоняны получили сумму, которая позволила им выкупить квартиру. Жизнь постепенно налаживалась.

Григорий позвонил Валерию и пригласил его в Ростов. А ещё через некоторое время Григорий и Нина уже встречали на вокзале Валерия. Друзья обнялись, расцеловались, сели в такси и поехали домой. Не сговариваясь, Нина и Григорий решили ничего не спрашивать о Гюльнаре. Захочет – сам расскажет. Но Валерий не казался удручённым или несчастным. В нём, как обычно, пульсировала жизнь, он был весел и беззаботен, острил, шутил, рассказывая о последних годах жизни в Баку.

– Кто бы мог подумать, что такая страна развалится, как глиняный горшок!? – воскликнул Григорий, когда они уже после ужина сидели в комнате и обсуждали последние события. – Но, может, Украина и Белоруссия объединятся с Россией?

– Из двух разбитых чашек нельзя склеить одну вазу, говорит народная мудрость. Если это произойдёт, то очень нескоро. Советский Союз надолго отбил охоту к объединению. Знаешь, как писал в истории болезни один мой коллега: «отмечается улучшение состояния больного – он самостоятельно протягивает ноги». Им всем хочется самостоятельно протягивать ноги…

Валерий уселся в кресло и огляделся. «Квартира – не шик, но жить можно. Самое главное, что в их доме тишь да благодать! Молодцы».

– Что же касается того, что ты никогда бы не мог подумать, – продолжал Валерий, с удовольствием развалившись в кресле, – то развал страны предсказывали давно и мечтали об этом многие. Но, знаешь, как говорится, нет худа без добра, и если историю не проветривать, то аромат времени становится душком…

– Каким душком?! Мы давно завонялись! Были идиотами, ничего не знали и этим были счастливы. Сейчас всё заново придётся выстраивать…

Григорий истосковался по таким спорам и горячился:

– Не понял. Что выстраивать?

– Мировоззрение! Ни хрена мы не знали! Недавно прочитал, что Ленин действительно был переправлен из Швейцарии в Россию в «запломбированном вагоне» вместе со своими соратниками, чтобы изнутри подорвать Россию. Успешно сработала германская разведка! В том вагоне под видом соратников Ленина ехали ещё два немецких разведчика, и вождь мирового пролетариата по сути выполнял план Германии по устранению одного из самых сильных противников в той войне. Большевики взяли власть, и был заключён позорный для России Брестский мир.

– Зачем ты мне всё это говоришь? Я всё это давно знал. Я, например, уверен, что тоталитарный режим России, установленный в семнадцатом году, послужил моделью фашистам. И что с того?!

– Ничего… Просто чувствую себя обманутым и идиотом…

– А мне кажется, что реальная малость лучше мнимой величины, – сказал Валерий. – Пусть сначала разъединятся, а потом на совершенно иных условиях, если захотят, объединятся… Впрочем, ну их в задницу! Стоит ли говорить о том, на что повлиять мы никак не можем?!

Помолчали, и вдруг Нина спросила:

– Что всё-таки произошло? Почему ты молчишь?

Валерий опустил голову. Помолчал. Потом тихо проговорил:

– Ошибки делают все. Она повела себя в той дикой ситуации во время погромов не так, как должен вести себя порядочный человек… Я не могу позволить себе «роскошь» называть своей женой человека, которого не уважаю.

Он снова замолчал. Молчали и друзья. Понимали, что говорить об этом ему непросто.

– Человеку необходимы умеренные дозы негатива, но когда он зашкаливает, это уже перебор, – продолжал Валерий. И кроме того…

– Так что всё-таки случилось? – продолжала настаивать Нина.

– Ничего особенного. Гюля во всём стала оправдывать азербайджанцев, увлеклась мусульманством. Даже не подошла к телефону, когда ей позвонила её школьная подруга-армянка. А та ведь даже не о помощи просила. Всего лишь попрощаться перед отъездом хотела… Последней каплей, переполнившей чашу, стало заявление о том, что я должен принять ислам. Общая пришибленность психики…

– Так, может, нужно было объясниться? – предположила Нина.

Григорий молчал. Он знал, что если уж Валерий решил, переубедить его невозможно.

– Не всё, что сверху, – поверхностно. Нет, я никого не принуждаю придерживаться своих убеждений, но всё хорошо в меру…

– Гюля – мусульманка? Её же папаша, если мне память не изменяет, был в горкоме секретарём по идеологии! – воскликнул Григорий.

– Ну и что? Был, да сплыл! А теперь прилежный мусульманин, пять раз на дню совершает намаз, и даже слетал на хадж в Мекку… Нет, я не хочу иметь ничего общего с фанатиками!

Валерий разволновался, и уже жалел, что рассказал друзьям о жене.

– И вы разошлись по-настоящему?

– Что значит «по-настоящему»? Подали заявление в загс и развелись…

В комнате стало тихо. Каждый думал о своём. Григорий представлял Гюльнару в хиджабе. Нина думала о том, что Валерий с Гюлей прожили столько лет, но детей у них не было… Может быть, это и к лучшему…

– Ладно… Жизнь – сцена, в которой нет занавеса… – сказал Валерий, вставая. – Давайте спать. Завтра пойду искать жильё и работу. Вы не унывайте. Заседание продолжается! Сегодня тысяча девятьсот девяносто третий год, и мне только тридцать шесть лет! Будет у меня ещё и работа, и жильё, и жена на закуску… Куда вы меня определили?

Григорий проводил Валерия в комнату Анечки. В эту ночь дочка спала в их кровати.

 

 
3.

Прошли сложные, страшные девяностые и первое десятилетие двадцать первого века. Валерий, как и обещал, женился, «родил» пару славных пацанов. Не отстали от него и Арсен с Сирануш, у которых тоже к тому времени успели подрасти дети. Нина работала главным бухгалтером на мебельной фирме. Григорий – хирургом в больнице. Анечка окончила институт, вышла замуж.

В конце февраля 2012 года совершенно неожиданно пришло письмо от Наили. До этого она ограничивалась телефонными звонками: поздравляла с праздниками, днями рождения. А здесь – письмо. Наиля подробно описывала свою жизнь после внезапной смерти мужа, последовавшей от опухоли мозга. «Так трагически погиб наш Чингизик… Успокоиться не могу. Родители давно ушли из жизни, и я не знаю, зачем живу... К тому же появились проблемы. Гинеколог говорит, что у меня опухоль матки, но лечиться не хочу. Не доверяю врачам, может, боюсь, да и дать мне им нечего. Всё золото продала, когда болел муж. Потом похороны, памятник… А вчера меня выпроводили на пенсию… Теперь я и вовсе растерялась. Не знаю, что делать, как и зачем жить?.. Если бы вы были рядом, то подсказали бы, поддержали. А так одна – совсем одна в этом большом, но таком пустынном для меня городе. Простите, если я вас когда-то невольно обидела. Простите и прощайте, друзья!».

Нина снова и снова читала письмо подруги. Это было так на неё не похоже. Всегда весёлая, остроумная, улыбчивая, и вдруг такая безнадёга. Она понимала, что это – крик о помощи.

– Труби сбор наших, – сказал Григорий, прочитав письмо.

– Не помню, чтобы Наиля когда-нибудь на что-то жаловалась! Даже когда умер Джафар, у неё не было таких мыслей…

– Труп жалоб не предъявляет. Раз жалуется, значит, ещё живёт. Я не знаю, что там у неё за опухоль, но в помощи психолога она, безусловно, нуждается…

– И в помощи друзей…

Нина набрала номер Арсена.

Арсен Манукян в 1991 году женился на Сирануш, а через год у них родилась дочь, которую они назвали Майей, в честь мамы Арсена. Потом сын Левон. После долгих мытарств Арсен всё-таки был принят на геолого-географический факультет Ростовского университета преподавателем по специальности минералогии и петрографии. В 1998 году защитил кандидатскую диссертацию и, как он любил говорить, – учительствовал.

Жили они в том же домике в Нахичевани, в который когда-то привёз своих друзей, бежавших из Баку. После смерти жены Левон Маркелович сразу как-то постарел, осунулся, стал много курить и редко выходил из дома.

Сирануш по-прежнему преподавала в школе, а Майя окончила музыкальное училище по классу скрипки и теперь училась в консерватории. Стройная и улыбчивая, с огромными чёрными глазами, она была не по-современному скромна и ни с кем не встречалась. Целыми днями играла на скрипке, благо жили они в отдельном доме. Ходила на концерты в филармонию, вместе с друзьями организовали трио и всё свободное время исполняли различные произведения, добиваясь чистоты звучания, сыгранности и выразительности.

Сирануш улыбалась, говоря мужу:

– Майя похожа на меня. Я была такая же… Надеюсь, ей также повезёт и она встретит свою половинку…

– А Левон – в меня! Смотри, как удачно обменял свою скрипку-четвертушку на боксёрские перчатки. Ты и глазом не успела моргнуть…

– Слушаю! – Арсен взял трубку, удивляясь, кто бы это мог звонить так поздно.

Нина рассказала ему о полученном письме и предложила в пятницу после работы собраться и подробно обсудить ситуацию, подумать, чем они могут помочь Наиле.

– Будем к шести…

Григорий позвонил Валерию.

Валерий Гинзбург вскоре после приезда устроился работать гинекологом в больницу, но три года назад перешёл в фирму, где стал заведовать гинекологическим отделением. Женился на своей медицинской сестре, у которой был от первого брака сынишка пяти лет. Он усыновил мальчика, а в прошлом году у них родилась двойня.

Елена, жена Валерия, быстро стала для друзей мужа своим человеком. Неприхотливая, мягкая, весёлая, она боготворила мужа, и ему было с нею хорошо. К тому же он всегда мечтал о детях, и теперь его мечты исполнились. Серёжу, своего приёмного сына, Валерий обожал. Всё свободное время проводил с ним, водил в цирк, кукольный театр. И мальчик к нему привязался, называл папой, что приводило Валерия в восторг. Он купил машину, небольшой домик в районе Сельмаша, привёз старенькую мать из Луганска. Анна Давидовна была счастлива, что, наконец, дожила до внуков. С женой старшего сына в Луганске у неё сложились трудные отношения, и чтобы не доводить дело до конфликта, с удовольствием приняла приглашение младшего сына.

Елена ещё кормила малышей грудью и числилась в декретном отпуске. Анна Давидовна как могла помогала по дому, а Валерий с утра и до позднего вечера пропадал на работе. Работать в частной клинике было непросто.

– Привет! – сказал Григорий. – Есть необходимость встретиться.

– Что-нибудь случилось?

– Мы получили письмо от Наили. Нужно посоветоваться…

– Что пишет?

– Придёшь, сам прочтёшь. Будут все наши бакинцы.

– Когда сбор?

– В пятницу после работы.

– Баш уста, товарищ начальник! Буду…

Григорий положил трубку и сказал Нине:

– Валера тоже обещал быть.

Григорий Чебонян пользовался авторитетом среди больных и коллег. Современные порядки в медицине ему были не по душе. Он был убеждён, что теряется что-то очень важное. Страховая медицина пробуксовывает, а при нашем менталитете и низкой культуре всё заканчивается элементарным беспределом по отношению к больным. Жить на эту зарплату невозможно. Но и в этом случае, считал Григорий, всегда нужно оставаться Человеком и Врачом. В больнице работал на полторы ставки и был рад, что в последнее время они жили неплохо. Нина работала бухгалтером в крупной фирме, которая занималась производством мебели. Анечка окончила медицинский институт, вышла замуж и уехала с мужем работать в Новочеркасск.

– Надо бы купить мяса, приготовить долма… что-нибудь бакинское, – сказала Нина.

– Не возись, родная. Завтра после работы заеду в «Мир шашлыков»… Наши любят кебаб.

– Уговорил.

Февраль в том году был морозным, и люди кутались в тёплые куртки, шубы, дублёнки. Дворники скребли с тротуаров снег и посыпали дорожки золой. Машины осторожно пробирались по улицам, боясь поскользнуться.  За последние годы Ростов сильно изменился. Город тянулся к небу. Красочная реклама приглашала, звала, предлагала…

В пятницу вечером в квартире Григория и Нины собрались друзья. Арсен пришёл с женой, Валерий – один. Его Елена ещё кормила малышей и потому осталась дома.

Нина накрыла на стол. Все ждали Григория. Видно, в отделении что-то случилось, и он задерживался.

– Один наш ординатор, парнишка, только окончивший институт, недавно написал в истории болезни: «Больная находится в глубокой депрессии и постоянно плачет. Похоже, она чем-то огорчена», – сказал Валерий, как обычно, усаживаясь в кресло. – Чего это ему вздумалось задерживаться? Знал же, что я приду!

Он, как обычно, был шумным и любил, чтобы внимание было сосредоточено на нём.

– Звонил, – виновато оправдывалась Нина. – Сказал, что выехал…

– Выехал, – проворчал Валерий. – Через час будет. Сейчас на улицах пробки…

– Ладно тебе ворчать… Значит, не мог, – заступился за Григория Арсен. – Да и куда тебе торопиться?! У твоих пацанов Лена и Анна Давидовна!

– А я не ворчу… Просто есть хочу…

– Налить тебе кофе? – спросила Нина.

– Да нет… Подожду лучше… – проворчал Валерий. – Сказала тоже – кофе! Я есть хочу!

– Григорий обещал шашлыки привезти… Вот, возьмите письмо Наили. Почитайте…

Нина передала письмо Арсену, а сама ушла на кухню. Она тоже не так давно пришла с работы и мало что успела приготовить.

Друзья прочитали письмо Наили. Некоторое время молчали.

– Невесело ей живётся, – задумчиво проговорил Арсен. – Да и обстановка у них непонятно какая. Всё изменилось в нашем городе.

– Поиск внешних врагов, ненависть к иным, нетерпимость – симптомы внутренней ущербности, – задумчиво сказал Валерий. – Теперь понимаю: правильно сделал, что уехал…

– Кто бы мог подумать, что такое произойдёт?

– Советская империя развалилась потому, что не умела меняться.

– Старая песня на грустный мотив… – вставила Сирануш. – Вы, как только собираетесь, начинаете вздыхать по своему Баку.

– Ты права, дорогая, – улыбнулся Арсен и с плохо скрываемой иронией спросил: – А что нового у вас в музыкальном мире?

– Ничего хорошего… Музыкальный мир бурлит. В филармонии сменили директора. Поставили родственницу заместителя главы администрации, до этого работавшую в детском саду психологом…

– Маразм крепчает, – констатировал Валерий. – Ведь когда-то простую колхозницу хотели поставить управлять государством?!

– Сняли дирижёра симфонического оркестра, назначили человека, который думает, что руководить таким оркестром – только руками махать…

Сирануш вдруг замолчала. Поняла, что музыкальные проблемы сегодня здесь мало кого интересуют.

Нина, сервирующая стол, произнесла:

– У этой вашей новой директрисы филармонии просто нет ни гордости, ни чувства собственного достоинства…

– О чём ты говоришь?! Какое достоинство? Музыканты бегут из оркестра. Она назначила себе семь заместителей, уволила неугодных людей, а новый дирижёр завёл драконовские порядки, понабрал студентов… И это – академический оркестр! Противно об этом думать.

– А ты не думай! – успокоил жену Арсен. – Ты работаешь в музыкальной школе, а не в филармонии…

– Да, но Майечка учится в консерватории. Я думала, потом она пойдёт в оркестр. А сейчас?

– Пока Майя окончит консерваторию, много воды утечёт… А вот, кажется, и Григорий!

Раздался звонок, и Нина пошла открывать мужу дверь.

Вошёл Григорий, снял куртку, стал выгружать содержимое кульков на стол: шашлыки в пластмассовой посуде, сыр, коньяк, вино, минеральную воду.

– Я всегда говорил, что мой друг обыкновенный агдамщик, пьяница, – констатировал Валерий, взяв со стола бутылку коньяка и внимательно изучая этикетку.

– Заткнись! – огрызнулся Григорий. – Как назло во второй половине дня привезли бомжиху с ножевым ранением брюшной полости. Возились до пяти…

– Сейчас как она? – спросила Сирануш.

– Как говорится, – вместо Григория ответил Валерий, – больная в постели активна, в контакт вступает легко!

– Пошляк!

– Ну, как может чувствовать себя больная после наркоза и полостной операции? – улыбнулся Валерий.

– Кончайте болтовню… Садитесь за стол и давайте обсудим, как помочь Наиле?

– Сначала выпьем по граммулечке, чуть-чуть поедим… Я с работы. А потом и обсудим енто дело. Хотя, мне кажется, здесь и обсуждать нечего. Пусть приезжает. Мы здесь её поглядим. Я давно мечтал её погладить… А среди друзей у неё и настроение станет иным…

Все сели за стол, и Григорий, на правах хозяина, разлил в фужеры мужчинам коньяк, а женщинам вино и, как обычно, провозгласил первый тост за бакинское братство.

Потом заговорили все сразу.

– Её нужно вызвать в Ростов, – сказал Арсен.

– Может, у неё нет денег на самолёт, а поезд Баку-Одесса не ходит? – заметила Нина

– Сейчас два раза в неделю ходит пассажирский поезд. Купейный билет около четырёх тысяч рублей стоит, – задумчиво сказал Григорий.

Валерий был настроен более оптимистично:

– Я думаю, деньги на билет у неё найдутся.

– А здесь она может жить у нас, – сказала Сирануш.

– И у нас, – добавила Нина.

– Какая разница, где она будет жить! – воскликнул Валерий. – Важно организовать ей квалифицированное обследование и лечение. Это я беру на себя…

– Ёх ала! А я что – рыжий? Я тоже подключусь, – сказал Арсен. – У меня есть знакомый психолог. Ей в первую очередь нужна психологическая помощь.

– Знаешь, как говорят у евреев: Сара, выйди из машины! Нужно уговорить её приехать, а уж потом…

– Нина-джан! – обратился к Нине Арсен. – Ты же с нею дружила. Напиши ей!

– Нет, писать я не буду, – ответила Нина. – Завтра позвоню!

– Есть повод выпить, – сказал Григорий и разлил напитки.

Потом, как обычно, стали обсуждать ситуацию в Баку, в России, в мире.

– Это их выбор! – категорично заявил Григорий по поводу положения в Баку.

– Но за ним последуют тоталитаризм, убогость, нищета, беззаконие и коррупция, упадок. Баку тем и отличался, что был по-настоящему интернациональным. Не только по букве, но и по духу. И славу ему принесли люди разных национальностей, не только азербайджанцы, – сказала Нина.

– Национальная история во многом определяется национальным менталитетом, – заметил Валерий.

– Да, но они забыли, что за всё рано или поздно придётся расплачиваться. Тем, что произошло, они не смогут гордиться. Это будет их вечным проклятием! – настойчиво изрёк Григорий.

Сирануш, всегда сторонящаяся громких споров, вдруг прочла стихи:

Вселенский опыт говорит,
Что погибают царства
Не оттого, что тяжек быт
Или страшны мытарства.
А погибают оттого
(И тем больней, чем дольше),
Что люди царства своего
Не уважают больше.

– Умница, Сирануш, – одобрительно улыбнулся ей Валерий. – Только это утверждение касается и России. Страна, нуждающаяся в диктаторах, – больная страна.

– Какая культура, такая и власть, – заметила Сирануш. – Вы посмотрите, что у нас в Ростове делается?! Ещё император Август изобрел технологию оболванивания людей с помощью искусства. С тех пор искусство – верное оружие власть имущих.

– А ещё говорят, что красота спасёт мир! – ехидно заметил Валерий.

– Спасёт… Только «жаль, в эту пору чудесную»… – скептически произнёс Григорий.

– Коль скоро здесь заговорили стихами, – сказал Арсен, – могу напомнить слова Фёдора Кони. Был такой драматург и поэт.

Не жди, чтобы цвела страна,
Где царство власти, не рассудка…

И дальше:

Где в прихоть барства и чинов
Даны на жертву поколенья,
Где для затмения умов
Есть министерство просвещенья.

Сейчас у нас как? Нынче воры «в законе» рвутся в депутаты, мэры и губернаторы. Уважаемые люди!

– А те, кто когда-то сажал их, сейчас посыпают голову пеплом и винятся, – добавила Нина.

– Ну да! Теперь они вместе заседают, законы пишут, чтобы было всё «по понятиям!».

– А так как сегодня в моде толерантность и политкорректность, им разрешается всё! – резюмировала Сирануш, – впрочем, мы, кажется, собрались, чтобы обсудить, как помочь вашей Наиле. Надеюсь, что у неё не всё так серьёзно и ей будет небезынтересно послушать хорошую музыку. Трио, в котором играет наша Майечка, будет в октябре давать несколько концертов на разных площадках…

– Это здорово! – кивнула Нина.

– А как моя любовь – Аннушка? Как ей там, в столице донского казачества?

– Работает… Говорит: всё хорошо, – ответила Нина.

Потом друзья, как водится, пили чай с яблочным пирогом. Разошлись заполночь…

– Теперь нужно Наиле реально помочь… – сказал Арсен, подавая плащ жене.

– У меня из головы не выходит, что за опухоль у неё нащупали? – произнёс Валерий.

– Я тоже об этом думаю, – откликнулась Нина.

– А я вспоминаю ходившую у нас байку о мастерстве местных лекарей, – улыбнулся Григорий. – Бакинский врачеватель посмотрел больного и поставил предварительный диагноз: потёртость левой пятки. После дообследования, компьютерной томографии, эндоскопии, УЗИ консилиум поставил окончательный диагноз: перелом правой ноги…

– Чего только в жизни не бывает? – добавил Валерий. – Недавно мой молодой ординатор в истории написал: «Больная до приезда скорой помощи половой жизнью не жила». Ладно. Всем до свидания! Буду ждать, Ниночка, сведений от тебя!

Друзья ушли, и в доме Чебонянов стало тихо. Григорий помог Нине убрать со стола. Потом, пока Нина мыла посуду, сел в кресло и закрыл глаза. День был тяжёлым, да ещё эта бомжиха…

Он набрал номер дежурного врача:

– Привет! Как там наша больная? – Внимательно выслушал ответ, потом посоветовал: – Продолжай капать. И добавь антибиотики. Как она ещё выжила при таких колотых ранах, просто ума не приложу. Её спасло то, что была мертвецки пьяна. Добро! Только капайте. Она много крови потеряла… – Он положил трубку и закрыл глаза. Устал…

Вошла Нина и села на диван.

– Поздно уже… Идём спать.

Григорий встал с кресла и сладко потянулся.

– Боже, в какой стране мы живём?!

– В нашей стране! В России. Другой у нас нет! – отрезала Нина.

– Ты не заводись… Власть, выстроенная на принципах несменяемости и личной преданности, исторически обречена на насильственную смену. Смута – вот что меня страшит. Мы уже такого нахлебались.

– И с лихвой! Но это – наша страна, и нам больше некуда бежать! – Нина встала. – Хватит рассуждать. Завтра нам обоим на работу. Нужно подготовить для шефа справку о том, как мы сработали. У нас на складе скопилось неиспользованных материалов на огромную сумму. Он рвёт и мечет. Это же замороженные средства… К тому же Наиле нужно позвонить. В той карусели иногда я забываю, как меня зовут. Не забыть бы…

– Ты права, пора спать, – сказал Григорий. – Утро вечера мудренее…

 

 
4.

Нина позвонила в Баку и уговорила подругу приехать. И вот в середине марта Арсен и Нина поехали на вокзал встречать Наилю. Поезд прибывал в восемь утра. Арсен рассчитал, где примерно должен остановиться седьмой вагон, и увлёк Нину за собой.

Наконец, показался электровоз. Он медленно, словно по-пластунски, выползал из-за поворота, изредка подавая короткие сигналы. По платформе бегали встречающие, катили свои тележки носильщики.

Наиля, располневшая и поседевшая, вышла из вагона и растерялась, не увидев сразу своих.

– Мы здесь, дорогая! – окликнула её Нина, а Арсен подскочил и взял её чемодан.

– Привет-привет! – сказал он. – С приездом! Ты, как и прежде, – обворожительна!

– Здравствуйте, дорогие мои! В толпе встречающих сразу вас и не увидела. Постойте, дайте-ка вас разгляжу получше! Ты, Арсенчик, изменился мало. Врёшь – и не краснеешь: моё лицо уже далеко от того, чтобы его называть обворожительным. Да и поправилась так, что стала на слониху похожа. А вот Ниночка похорошела, подобрела…

– Это ты правильно сказала: подобрела. Нужно худеть, но нет силы воли.

Тётя Песя прибавила в весе
И никак похудеть не могла,
– Ой, – сказала себе тётя Песя
И до моря топиться пошла…

– Ладно, уговорила, пошли топиться…

Арсен направился к выходу. За ним двинулись женщины.

– Ты извини, – сказала Наиля, – я быстро идти не могу… Центнер живого веса! Не всякая машина выдержит…

Они вышли на привокзальную площадь и сели в припаркованный там внедорожник.

– Судя по тому, на какой машине меня встречаете, живёте, слава Аллаху, неплохо, да?!

– Неплохо, неплохо… Сама всё увидишь…

Арсен помог Наиле сесть в машину, потом подал руку Нине и, сев за руль, лихо выехал с привокзальной площади.

Весна постепенно вступала в свои права. На ветках деревьев появились молодые листочки. На газонах зеленела травка. Небо над головой – без единого облачка.

Наиля и Нина о чём-то говорили и говорили, но Арсен почти их не слушал. Он думал о том, успеет ли в университет. Ему нужно быть к двенадцати. Хорошо, что поезд не опоздал. А ещё о том, что хотя и изменилась Наиля очень, а вот сердце всё равно её узнало – застучало так, как бывало прежде, когда встречал её по утрам у порога института. …

– Как ты, дорогая? – спросила Нина.

Она тоже с трудом узнала подругу. Когда-то яркая, весёлая, с горящими глазами… Вместо прежней Наили рядом с ней сидела измученная женщина – потухший взгляд, серое лицо, нездоровая полнота…

– Как я? Мой вид тебе сам должен сказать… Болею… Ладно-да, не будем об этом. А город ваш мне нравится. Большой и красивый…

– Как там в нашем Баку? Даже странно: мы живём в разных государствах…

– Ничего нового… В отделе шеф, как и раньше, «берёт рога за быка!»…

Нина рассмеялась.

– А я помню его: «фига здесь, фига там!»… В экспедиции ездите? Как Расим? Защитился?

– Никто никуда не ездит. Никто не защитился. Наша Академия Наук влачит сейчас жалкое существование. Зарплаты мизерные. Если бы не родственники мужа, я к вам приехать не смогла бы…

– Так это они тебе билеты купили? От нас им пламенное сахол!

– Купили в оба конца. Сказали, что нашли спонсора. Ему, мол, за такую благотворительность уменьшают налоги… Так, по крайней мере, мне объяснил брат мужа. Придумал, конечно. Иначе бы не приняла от него помощи. У парня четверо детей. Когда болел Джахар, я продала квартиру на Торговой… Помнишь нашу квартиру?

– Конечно. Это же бакинский Бродвей. Как его забыть! Улица нашей молодости. А теперь где ты живёшь?

– Купила двухкомнатную квартирку в четвёртом микрорайоне. Много ли мне нужно? – Говоря это, Наиля всё время смотрела в окно. – Красивые здания! – заметила она, выезжая с Большой Садовой на Театральную площадь.

– Успеешь ещё познакомиться с Ростовом. Всё покажем-расскажем. Вот только подлечим тебя немного…

– Кстати, куда мы едем?

– Ко мне, – откликнулся Арсен. – А вечером придут все наши. Сегодня же рабочий день…

– А ты пока отдохнёшь с дороги, – добавила Нина.

– Ой-да! Вот я добавила вам хлопот! – сказала Наиля.

– Приятные хлопоты, – сказал Арсен, останавливая машину. – Здесь мы и живём. Милости прошу.

Арсен познакомил жену с Наилей, показал комнату, в которой ей предстояло некоторое время жить. Потом друзья сели к столу… После завтрака Нина и Арсен заторопились на работу.

– Есть множество правил, что и сколько нужно есть, чтобы сохранить фигуру! Но одно – универсальное: есть меньше… После такого вкусного завтрака и бессонной ночи (не могла в поезде заснуть!) я бы отдохнула немного, – сказала Наиля.

– Пойдёмте, я провожу вас в вашу комнату, – сказала Сирануш.

Вечером к Арсену пришли Григорий с Ниной и Валерий. После застолья и тостов за бакинское братство и здоровье  всех присутствующих стали расспрашивать Наилю о том, как сейчас живётся в Баку.

– Я не очень-то и знаю… Живут люди… кто как. Богатые богатеют, бедные нищают. Ничего нового. Разве у вас не так? – спросила Наиля. – Что же касается политики, я – не интересуюсь. Не до того было…

– Зато у нас весело, – сказал Григорий. – Прошли выборы, больше похожие на фарс. Впрочем, стоит ли жизнь тратить на доказательства очевидного?! Поэтому скажем так: и нам не до того… Работаем…

– Все понимают, кто у власти, – изрёк Арсен. – Но не зажравшейся же московской тусовке решать вопрос о том, кто должен править в России. Москва – это не вся страна.

– У нас такого нет… Все знают своё место, – заметила Наиля…

– Понятно, – кивнул Валерий. – «На кладбище всё спокойненько…»

– Восток – дело тонкое, – дипломатично заметил Арсен.
– Ты прав, Валерия хлебом не корми, дай только поспорить, – можно противостоять врагу, можно остановить вражескую армию, но нельзя устоять перед напором идей, чьё время пришло.

– Сразу видно, что ты хорошо изучал марксизм-ленинизм. Только не нужно думать, что все эти митинги возникли стихийно, – возразил Арсен. – Американцы отлично знают, что никаких революций не будет, но вот создать обилие внутренних неурядиц в России вполне могут.

– Да брось ты приписывать «Госдепу» весь этот бардак. Неужели это они виноваты в том, что выборы прошли с приписками? – Валерий был настроен воинственно, считал, что его позиция самая верная.

– Но ты же не можешь возражать, что была реальная опасность «отмежевания» Кавказа. – Арсен был сторонником Путина, голосовал за него и считал, что, по крайней мере, сегодня ему альтернативы нет. – Шли даже разговоры о «Сибирской республике». Установка на дробление России была весьма внятно озвучена многими западными политиками. Путин остановил развал страны.

– К тому же, – добавил Григорий, – любая изоляция народа рано или поздно приводит к отсталости. Любой национализм не способствует развитию народа… Напротив, оглупляет и, как следствие, озлобляет его.

– Ну, завелись. Теперь это надолго, – улыбаясь, произнесла Сирануш. – Не забывай, дорогой, что бесчеловечные режимы часто создают те, кто говорит, что знает, как построить «рай на земле».

Григорий и Нина не одобряли многого, что сейчас происходит в стране, но и понимали, что сегодня никто из тех, кто конкурирует с Путиным, не способен встать у руля страны.

Стараясь примирить спорщиков, Нина сказала:

– Успокойтесь, дорогие. Я знаю, кто, точнее что спасёт мир – красота. Это вам не Пушкин – Достоевский сказал.

– Красота, конечно, красота, – кивнул Арсен, поддержав её уловку перевести русло разговора на другую тему. – Красота, наполненная смыслом, это абсолютный рецепт спасения! Сирануш, здесь только для тебя секрет то, что когда-то был я влюблён в Наилю, но она полюбила Джахара, и я…

Сирануш, улыбаясь, продолжила:

– С горя удрал из Баку.

– Признаюсь, долго всех девушек сравнивал с Наилей… Пока не встретил тебя. Но это уже другая история…

Григорий, думая о чём-то своём, вдруг произнёс:

– Ненависть порождает только ненависть. Оскорбляя других, оскорбляешь себя.

Чтобы снова уйти от острых тем, Нина пропела, подражая Высоцкому:

Подымайте руки, в урны суйте
Бюллетени, даже не читав, –
Помереть от скуки! Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш Устав!

– Мир не может быть лучше, чем он есть, – упрямо повторил Арсен. – Издавна повелось, что проигравший оспаривает правила. Подписные листы были размножены на ксероксах. Это по правилам?! И мы имеем то, что имеем, но мне всё равно кажется, это – лучшее из того, что было предложено.

– О чём ты говоришь? Ты что, не видел, насколько тотальной была фальсификация? – Валерий, начавший было успокаиваться, снова стал в стойку. – Телевидение, газеты в руках у одного человека! Это справедливо?

– А в какой стране существуют «неподконтрольные» СМИ?! – парировал Арсен. – Вспомни «грузино-осетинский» конфликт: западные каналы транслировали нападение России на Грузию, показывая при этом грузинские «грады», утюжившие осетин. Впоследствии признавать ошибки пришлось публично.

– Хватит спорить, – остановила спорщиков Нина. – Вы совсем забыли о Наиле. У вас тоже бывают такие споры?

– Может, кто-то и спорит, хотя у нас за такие речи… Впрочем, я не знаю, – ответила Наиля. – Но мне приятно слушать ваши словесные баталии. Они мне напомнили нашу молодость. Что касается сравнения, то и у нас, как по Пушкину: «Увы! Куда ни брошу взор… Везде неправедная власть…»

– Ну, что ж, с этим мы согласны, – примирительно заявил Арсен.

– Правительство на народ уже не надеется и о своём благополучии заботится само, – добавил Валерий.

– Обычное дело, – подвёл итог Григорий. – Как говорил Задорнов, народ ненавидит чиновников за то, что воруют. Чиновники ненавидят народ за то, что мешает воровать. Избиратели ненавидят власть за нечестные поступки. Власть ненавидит избирателей за то, что эти бандерлоги пытаются корчить гримасы и мнят, что им позволено тявкать на власть.

– Все «неплохо» устроились, – улыбнулась Наиля. – И как вы до этого дожили?

– Будто не знаешь! – воскликнула Нина. – Училась в советской школе! Триста лет татарского ига, триста лет династии Романовых, потом – социалистическое крепостничество! Репрессии, голодомор, военный коммунизм,  превращение церквей в склады, железный занавес, ярлыки, запреты самых перспективных научных направлений… Но, как я понимаю, мы стараемся от этого уйти, а те, кто старается сохранить старые порядки, по-моему, пытается затормозить ход истории…

– В Советском Союзе жило много народов. Все были равны, но при этом был старший брат – русский народ. Но и теперь пренебрежение ко всем другим народам у нас в России называют патриотизмом! Не видеть этого значит болеть куриной слепотой!

Наиля когда-то любила такие споры и умела отстаивать своё мнение. Но сейчас ей явно было не до баталий. Заметив это, Валерий прервал бессмысленный спор, сказав:

– Бог с ними… Ты лучше расскажи, что за «шишку» у тебя нащупал врач? Привезла бумаги? Медицинское заключение, анализы…

Наиля достала из сумочки два листка и подала их Валерию.

– Смотрела меня мой гинеколог, в квалификации которой очень сомневаюсь. А идти «под нож» – боюсь, да и средств нет…

Валерий внимательно прочитал заключение. Потом молча передал листы Григорию.

– Может, мой вопрос покажется тебе глупым и наивным, – сказала Наиля, глядя на Валерия, – но скажи, если можешь: долго мне ещё осталось жить?

– В науке нет наивных вопросов. Наивными бывают лишь ответы. А продлить жизнь ты можешь себе сама. Я где-то читал, что примерно двадцать – двадцать пять лет мы спим, три года – жуём, три года умываемся, одеваемся, раздеваемся, три года болтаем, пять лет просто убиваем время. Сократив хотя бы час непроизводительной траты времени, можно реально продлить свою жизнь!

– Но я же серьёзно!

Наиля поняла, что Валерий уже относится к ней как к больной.

– Завтра приедешь ко мне в клинику, там я тебя посмотрю, сделаю кое-какие анализы…

– Ой да! Снова анализы? Можно, чтобы меньше их было?!

– Можно… Диагностика будет минимальной. Хорош тот диагност, который малыми средствами получает максимум сведений.

– Ну да, – вставила Сирануш. – У нас, чтобы установить у больного насморк, требуют компьютерную томографию. Раньше было как? Лечили плохо, зато всех одинаково и бесплатно! А сейчас – лишь бы срубить деньги!

– Есть и такое, – кивнул Григорий. – Но Валера прав: искусство продления жизни в том, чтобы её не сокращать!

– Нет, вы всё-таки скажите, да?! У меня что-то серьёзное?

Наиля пыталась узнать у друзей, что там по латыни написала её врач, но те сказали, что всё прояснится после осмотра.

– Дорогая Наиля, твои жалобы на мочеиспускание плюс высокое давление ещё не позволяют поставить диагноз, – улыбнулся Валерий. – Не беги впереди паровоза! Я бы тебе мог с три короба наврать…

На дурака не нужен нож,
ему с три короба наврёшь
и делай с ним что хошь!

Но ты – умный человек. Завтра посмотрю тебя, сделаю мазок, и всё станет ясно…

– Умный человек… Была когда-то… Сейчас доигрываю роль…

– Человек всегда играет свою роль, хочет он этого или нет. – Валерий хотел перевести разговор на другую тему. Потом, взглянув на часы, встал: – Мне пора… Завтра жду тебя не позднее десяти… и на голодный желудок… Арсен-джан, привезёшь Наилю? Я вас встречу…

После его ухода в комнате стало тихо. Наиля грустно проговорила, думая о своём:

– Французы говорят: если у вас всё нормально – не беспокойтесь, это ненадолго! Человек начинает понимать жизнь с той поры, когда начинает думать о смерти. Валера ушёл, не убежал от моих вопросов?

– О чём ты говоришь? Что у тебя за настроение?! – воскликнул Арсен. – У Валерки дети-груднички. Он приехал прямо с работы, потому и заторопился…

– Да я совсем не о том! – Наиля грустно обвела взглядом друзей. – За всё, что вы делаете, спасибо огромное! Но я… Я ведь не лечиться – скорее попрощаться приехала.

– О чём ты?! Прекращай даже и думать о смерти!– воскликнула Нина. – Запомни: смерть идёт за печалью. Весёлые погибают последними.

– Кстати, – добавил Арсен, – Солнце делает один оборот вокруг центра Галактики за двести миллионов лет! Это – галактический год. В прошлом «году» была мезозойская эра ящеров. Человечество существует «несколько суток», а жизнь наша длится «несколько секунд»!

– Утешил, да?! – улыбнулась Наиля. – Впрочем, вы правы, мои дорогие. Только не знаю, как я смогу вернуть вам свой долг…

– Сочтёмся, да? – сказал Григорий, и все рассмеялись.

– Ты, Наиля, лучше расскажи, как там наш Баку? – спросила Нина, обняв подругу за плечи. – Как живут люди? Они-то жизнью довольны?

– О чём ты? Шутишь, да? Чем мы можем быть довольны?! Народ нищает, мужчины едут на заработки в Россию. Зарплата позорная, пенсия унизительная, а наша правда на самом деле оказалась неправдой!

Довольный тем, что удалось перевести разговор на другую тему, Арсен сказал:

– Наш симпозиум продолжается. Тихую деградацию экономики и науки мы называли развитым социализмом. Но если социализм это то, что у нас получилось, то им можно пугать детей!

– Это я уже где-то слышал, – заявил Григорий.

– Хорошая мысль, откуда бы она ни была взята, гораздо лучше собственной глупой! – весело парировал Арсен.

– Это точно, – улыбнулась Сирануш. – Наличие оппозиции свидетельствует о широте взглядов руководителя. Я за то, чтобы семейную монархию преобразовать в республику и обеспечить свободу и демократию женской части электората!

Вдруг Наиля опустила голову и тихо проговорила:

– После смерти Джахара жить не хотела. Это можно было сравнить только со смертью нашего мальчика или мамы… Когда уходят близкие, только тогда по-настоящему и начинаешь понимать, как часто мы их огорчали, причиняли боль. И эта боль не даёт покоя… Но говорят же – мёртвые учат живых. Мне кажется, после всего что произошло за последние годы, я стала, как та старуха, мудрой… ничего уже от жизни своей не жду… Мачеха-жизнь меня не жалела, учила жёстко…

Друзья засиделись до глубокой ночи. Прощаясь, Григорий сказал, что постоянно будет на связи.

– Слава Богу, сегодня у всех мобильные телефоны…

 

 
5.

Ночью Наиля долго не могла уснуть, вспоминала весь этот суматошный день: приезд, встречу, друзей… Они не изменились, такие же шумные, остроумные, весёлые… Да и чего им печалиться? Нина за своим Гришей как за каменной стеной. Кто бы мог подумать, что кандидат геолого-минералогических наук станет бухгалтером?! Арсенчик такой же умница, тихий… А его Сирануш – симпатичная и хозяйка неплохая… Только мясо она, конечно, готовить не умеет. Разве можно класть столько чеснока?!  Впрочем, может у них так принято? А Валера… что Валера? Он совсем не изменился… Огромный, мускулистый, остроумный. Всё тот же в нём цинизм, за которым он прячет свою ранимость. Интересно, какая у него жена? И у всех есть дети… Всё у них хорошо. Слава Аллаху, хоть друзья не бедствует… Все с крышей над головой, работают… «Просто не представляю, как я лягу на кресло перед Валеркой! – подумала она. – Сколько себя ни настраиваю, решиться не могу. Интересно, есть ли у них в отделении женщина-гинеколог? Не понимаю, чего мужчины идут в гинекологи?! С другой стороны, мужчина-врач, как правило, хороший специалист. А что?! У женщины в голове дети, дом… заботы: что купить, что сварить на обед… Когда ей медициной заниматься?! А Валера… Впрочем, я давно уже не в том возрасте, чтобы стесняться…»

Наиля повернулась на другой бок и постаралась заснуть. Сознание её мерцало. Какие-то видения вдруг появлялись и исчезали. Она думала о предстоящей консультации, рисовала себе страшные картины, потом вспоминала улыбку Нины, и ей становилось легче. «Как было бы здорово, чтобы всего, что произошло тогда, – никогда не было… Всё было бы по-старому… А наш «рога за быка» так и не понял, что судьба научных открытий не решается голосованием, а труд без радости – подёнщина! Продолжает забивать гвозди хронометром… Впрочем, о чём это я?! Завтра будет решаться моя судьба… судьба… судьба…»

Утром она проснулась, когда все ещё спали. По крайней мере, не было слышно, чтобы кто-то встал. Во дворе лаяла собака, пропел побудку петух. Это было так непривычно!

Наиля, стараясь не шуметь, набросила халатик и пошла в ванную. Она долго приводила себя в порядок, а выходя, встретилась с Сирануш.

– Встали? Вот и хорошо. Арсен сейчас приедет.

– Сирануш, почему ты называешь меня на «вы»!? Мне будет приятнее, если ты будешь говорить мне «ты». А куда Арсен поехал?

– На базар… Он уже должен быть… У Арсена в университете сегодня занятий нет. А мне в музыкальную школу только к одиннадцати. Так что ты можешь ещё полежать… не торопись.

Наиле Сирануш показалась такой родной, такой близкой, что ей захотелось обнять её, но она сдержалась.

– Почему так рано встали? Вчера поздно легли, да?

– Всё нормально… Мы привыкли. Если бы они ещё затеяли турнир в нарды, разошлись бы ещё позже… Но сегодня рабочий день. Нельзя было долго засиживаться… Разве это поздно? Двенадцати ещё не было!

– Пойду одеваться, а то приедет Арсен, а я ещё не готова.

Через полчаса приехал Арсен, выложил на кухне покупки, спросил вошедшую Наилю:

– Проснулась?

– Давно… Поедем, да?

– Нам к десяти, – ответил Арсен. – Через полчаса выедем. В это время на улицах пробки. Нам ехать не меньше часа…

– Ой, что же такое делается?! – воскликнула Наиля. – Пробки из-за транспорта! А что метро у вас не построят? Это так удобно!

Они ещё о чём-то поговорили. Наконец, вышли, сели в машину и поехали в клинику.

Пробираясь медленно по забитым машинами улицам, Арсен внимательно следил за дорогой, а Наиля говорила ему, словно извиняясь:

– Я понимаю, что веду себя, как йыхылнутая… Глупая я, да? Но мне отчего-то страшно неловко, что приехала, оторвала всех вас от дел…

– Да что ты говоришь? Действительно глупости мелешь! Мы твои друзья! Иногда друзья ближе родственников!

– Я понимаю, Арсенчик! Меня с таким теплом встретили… Джан-джигяр… Я это понимаю, но, веришь, да? Я очень волнуюсь… К тому же Валера…

– Что Валера?

– Он… Он мужчина, как-никак.

– Ну, это легко исправить, – улыбнулся Арсен. – Сейчас операции по изменению пола – обычное дело…

– Ты всё смеёшься, да? К тому же я не знаю, сколько всё это будет стоить? Никогда не копила деньги… была к богатству равнодушна и почувствовала, что их у меня мало, только после смерти Джахара…

– Вот… Ты лучше расскажи, как ты жила, когда был Джахар?

– Жила и ни о чём не думала. В душе был мир, тепло и свет. Порхала по жизни, как бабочка… А потом ушли сначала наш сынок Чингиз, потом и Джахар, и свет погас, и мир рухнул… Я потеряла интерес к жизни. Ни солнца, ни звёзд, только серый мрак… Для меня уже никогда не будет радости в этой жизни… А теперь ещё появились проблемы со здоровьем… Я бы не цеплялась за жизнь, но… страшно, да?!

– Понимаю, Наиля… Но ты не бойся! Ты ведь всегда была отважной. Помнишь, какие сложные были маршруты во время экспедиций?! Хоть бы раз пожаловалась, что трудно идти наравне с мужчинами. Всё будет хорошо! Это я тебе говорю! А деньги… Говорят же, что за деньги можно купить постель, но не сон; лекарства, но не здоровье; женщин, но не любовь; учителей, но не ум... Всё будет хорошо! – повторил Арсен. – Валера – прекрасный специалист…

– Спасибо тебе, Арсенчик… Спасибо вам всем…

Машина подъехала к медицинскому центру, стоящему в глубине парка.

Арсен позвонил по телефону, и к ним вышел Валерий. Его трудно было узнать. В белом халате и докторском колпаке он казался ещё больше, чем был.

– Сдаю тебе Наилю… – сказал Арсен.

– Понял… Пост принял! Всё будет хорошо. Пошли, дорогая Наиля-ханум!

Он приобнял Наилю за плечи, отчего ей стало спокойно, и они вошли в здание.

После осмотра предположение азербайджанского врача подтвердилось. Опухоль, исходящая из тела матки, быстро росла, что вызывало подозрение на саркому. Но от предложения поехать в онкологический институт Наиля категорически отказалась. В её памяти ещё были свежи воспоминания о муже, его болезни.

Валерий пригласил коллег, устроил консилиум… и, наконец, согласился оперировать её в медицинском центре.

– Хорошо… Считай, что ты меня уговорила… Сейчас тебя оформят…  ляжешь в палату, сделают кардиограмму, анализы… Как говорится, у каждого резонанса свой резон… Знаешь, на вопрос, как я отношусь к нынешней власти, я всегда отвечаю: как к жене: немножко люблю, немножко боюсь, немножко хочу другую… Но ты другого не хочешь… Пусть будет по-твоему!

Молоденькая сестричка повела Наилю на второй этаж в отдельную палату. Туалет, душевая кабинка, телевизор, холодильник, письменный стол…

– В такой палате и жить можно, – сказала Наиля, ни к кому не обращаясь.

– Обычно здесь долго не задерживаются, – откликнулась медсестра. – Вы переоденьтесь… Сейчас придёт лаборант, возьмёт у вас кровь и мочу на анализ… Вы не завтракали?

– Нет, меня предупредили…

– Сделаю вам кардиограмму и позову анестезиолога…

Всё, что происходило потом, Наиля вспоминала с трудом. Приходили какие-то люди, брали из вены кровь, ставили капельницу… А потом она уснула… и проснулась уже после операции. Лежала на спине, внизу живота была широкая наклейка, рядом стояла капельница, возле неё сидел Валерий. Она увидела его и улыбнулась…

– Что, уже, да?

– Уже! И считай, что ты выиграла миллион! Никакой злокачественной опухоли у тебя не было. Была банальная, только больших размеров, миома…

– И можно было не оперировать, да?

– Нет… Ты всё сделала правильно, и что к нам приехала, и что настояла на срочной операции… Ты – молодец!.. Но спи… Пару дней у нас ещё полежишь, а потом отвезу тебя к Арсену. Домой к тебе будет каждый день приходить медсестра, делать уколы, если нужно, и капельницы ставить. И я буду приходить… После работы, часов в шесть… Спи!

Валерий вышел, а Наиля закрыла глаза и заснула быстро и легко… Странное дело, впервые за много месяцев ей ничего не снилось.

На следующий день в медицинский центр, где работал Валерий, приехала Нина. Привезла кисель из чёрной смородины.

– Привет, подруга! Как ты? Уже ходишь?

– Смеёшься, да?

– Почему смеюсь? Валера по телефону нам сказал, что сегодня ты уже должна вставать, а завтра я тебя отвезу к Арсену. Потом, если захочешь, поживёшь у нас.

Нина села на стул и перелила из термоса в чашку кисель.

– Утром приготовила. Свеженький. Как лекарство… Валера сказал, что тебе можно…

В это время вошла медсестра.

– Наиля Гейдаровна, укол, – сказала она.

– Будет больно, да? – спросила Наиля, оголяя ягодицу.

– Больно не будет, – сказала сестра и подошла к больной. – Вот и все дела. Сейчас приду ставить капельницу, так что кушайте скорее.

Наиля пила кисель, не забывая нахваливать подругу.

– Спасибо тебе, Нина-ханум! А здесь такие врачи, такой персонал… А у Валеры такой авторитет! Я слышала, как о нём говорила одна больная…

– Авторитет врача нужен в первую очередь для успешности лечения.

Некоторое время Наиля молчала. Потом вдруг повернулась к Нине, сказала:

– Как только вспомню, что тогда происходило в нашем Баку, мне становится стыдно. Стыдно за тех, кто творил тот ужас… Боялась к вам ехать…

– Ты-то при чём? Помнишь, как бегала с обедами по своим друзьям, когда им невозможно было выходить на улицу, страшно было даже за хлебом пойти? Ты забыла. А мы помним. Всегда это помнили! Хорошее запоминается легче. А история всё рассудит…

– Какая история, Ниночка? Нам – коренным бакинцам, оставшимся в городе и изгнанным из него – как с этим жить?

– Ты очень добрая, Наиля! Я люблю тебя…

В палату вошёл Валерий. Он был в зелёной хирургической пижаме.

– Ну, как здесь наша больная? – спросил он, улыбаясь.

– Хорошо, Валера. Спасибо тебе, вам всем…

– Ладно, ладно… К чему эти реверансы? Кстати, ты уже вставала?

– Страшно, да?

– Ну-ка, вставай! – Валерий осторожно помог Наиле встать с постели. – Ничего страшного нет. Только, когда будешь вставать, с недельку живот подвязывай полотенцем… Я тебе выпишу лекарства, и будешь принимать.

– Только выписывай на латыни. На русском языке лекарства на меня не действуют!

Валерий рассмеялся.

– Шутишь, значит, выздоравливаешь. – Потом, обращаясь к Нине, сказал, что больную можно будет забрать домой завтра часов в шесть. – У меня сегодня тяжёлая операция, и когда я освобожусь, не знаю. Сейчас её прокапают, потом она отдохнёт и пусть спит. Сон сейчас для неё – лекарство! Всё, выздоравливай!

Валерий вышел, и в палате стало тихо.

– Ты сегодня не работаешь? – спросила Наиля.

– Как не работаю. Квартальный отчёт на носу. Сейчас побегу. Завтра за тобой приедет Арсен. А я к тебе после работы приеду…

В палату вошла медсестра и стала налаживать капельницу.

– Я поехала… Выздоравливай!

Нина поцеловала подругу и вышла…

Три недели прошли быстро. Наиля вполне оправилась от операции. Настало время прощания. Её поезд отходил в пять дня, потому уже в двенадцать все собрались у Арсена и Сирануш.

Апрель в том году был тёплым и солнечным. Друзья расположились в беседке за столом. Ели шашлык, запивая его красным вином, и, как всегда, спорили, горячились, доказывая свою правоту.

– Да кто об этом говорит?! У нас богатая история, но мы живём здесь и сейчас! – говорил Арсен, наполняя бокал Наили вином.

– Спаиваешь, да?

Арсен кивнул, и продолжал:

– Тот, кто не помнит прошлого, переживёт его вновь.

– Главные «борцы», – добавил Григорий, – побежали в американское посольство не таясь, уповая на близкую победу.

– Ну, завелись… Теперь это надолго, – сказала Сирануш, подкладывая в тарелку Наили жареные баклажаны.

– Наша огромная территория, – сказала Нина, – всегда вызывала раздражение у наших а ля друзей.

– Нестрашно с умным враждовать. Страшнее дружить с дураком, – откликнулся Валерий. Он сквозь бокал посмотрел на Наилю, подмигнул и продолжал: – Кончайте спорить. Давайте лучше вспомним наш Баку! Помните:

На город наглядеться
Вновь я не могу.
И я вхожу, как в детство,
В город мой, Баку!

Все с радостью приняли предложение Валеры.

А Наиля взяла гитару и, мастерски перебирая струны, приятным грудным голосом тихо запела:

Напевает вода,
тихо плещет волна у причала.
Знаю я города,
но подобных тебе не встречала...

Ей стали подпевать Нина и Арсен. В геологических экспедициях у них единственным развлечением была игра на гитаре, и вечерами у костра они часто пели.

Да, Баку, ты таков:
И судьба невозможна иная,
Сколько здесь языков!
Сколько наций – и все понимают
Вечной дружбы язык.
Вот в чем сила твоя и богатство…

– Было когда-то, – грустно сказал Григорий.

Потом гитара оказалась в руках Арсена. Он любил такие посиделки со спорами до хрипоты, с песнями под гитару. Чуть подстроив струны, запел:

Верните нас домой, в Баку,
В прозрачно-розовую давность.
В купальню, Шихову Косу,
Морской бульвар, новрузбайрамность.
Туда, где жили мы в ладу,
Где всюду – дружеские руки,
Там в Губернаторском саду
Оркестра духового звуки.
Там круглый год тепло, весна,
Там нас встречал всегда приветно
Английский парк, где ель, сосна...
Росли мы с ними незаметно.
Чем дальше, тем моложе сны,
Судьба нас лихо разбросала...
Рыдал Будаговский базар
У Сабунчинского вокзала.
В Баку верните нас из строк…

Но вдруг, отставив гитару в сторону, сказал: – Не будем о грустном.

– Тогда, – сказала Нина, – спой мою любимую!

Арсен взглянул на Нину, подстроил гитару и запел. Ему самому нравилась эта песня, и пел он с удовольствием:

Нам нелёгкие достались времена,
Да и нравы невесёлые достались.
Мы от злобы и безумия спасались
Потреблением дешёвого вина.
Собирались вечерами у огня,
Пели песни, развлекались, как умели.
Канонады непонятные гремели
Всё грознее и страшней день ото дня.
И раскачивалась люстра над столом,
А наутро допоздна не рассветало.
Птица чёрная к нам в форточку влетала,
Опрокидывала вазочку крылом.

Арсен опустил низко голову, делая проигрыш, и Валерий, не глядя ни на кого, выпил свой коньяк до дна и наполнил бокал снова.

Провожая уходящие года,
От тревоги, от предчувствий, от испуга…
Как отчаянно любили мы друг друга,
Как цеплялись друг за друга иногда.
А потом, конечно, жизнь пошла вразнос,
Налетела, разбросала, закружила,
Так что было нам в ту пору не до жира,
Не до стона, не до смеха, не до слёз…
Мы очнулись через сотню зим и лет
В Филадельфии, на Кипре, в Тель-Авиве,
Кто в квартире, кто в лачуге, кто на вилле,
Кто в полётах, кто в заботах, кто в земле…

Очередной проигрыш Арсен сделал в полной тишине. Все понимали: он поет об их судьбе, и это не могло их оставить равнодушными.

Только надо ли печалиться о том
И постылой предаваться ностальгии?
Времена не то что лучше, но другие,
И неведомо, что сбудется потом.
Но как прежде просыпаюсь поутру,
От тревоги и предчувствий умирая,
Я осколки старой вазы собираю…
Собираю, да никак не соберу...

Арсен закончил петь и отставил гитару в сторону. Некоторое время все молчали.

– Давайте лучше выпьем, – сказал он и стал разливать в бокалы вино.

– Ты же за рулём! Хватит, да?

– А я верю, что рано или поздно, но в нашем Баку всё нормализуется! Не может это продолжаться вечно…

Нина, понимая, что этот разговор особенно печален для Наили, сказала бодро:

– Болтовня о будущем – удобный способ бегства от ответственности за настоящее.

– А я чем больше думаю о том, что произошло, тем лучше понимаю, что не всё так просто, – упрямо проговорил Валерий. – Подобное рано или поздно должно было произойти.

– Чем тоньше взгляд, тем больше полутонов, – кивнул Григорий.

– Нет, дорогой, не в этом дело, – возразил ему Арсен. – Просто кому-то захотелось власти и денег. Вот и натравил народы друг на друга… Впрочем, не стоит об этом. Мы сегодня провожаем нашу Наилю. Пусть она будет здорова и счастлива…

Арсен снова выпил и грустно посмотрел на гостью.

– Наверное, ты в чём-то и прав, – сказал Григорий, – но Наилю на вокзал повезу я. У меня машина больше, все поместимся.

В четыре часа Валерий, которого срочно вызвали в клинику, и Сирануш попрощались с Наилей.

– Поехали! – торопил Григорий, приглашая в машину. – Поезд нас ждать не будет.

– Поезд нас ждать не будет… – эхом отозвался Арсен, посмотрев на Наилю. – Но разве поезд виноват в том, что мы снова разлучаемся.

– Чтобы встретиться вновь! – откликнулась Нина, изо всех сил постаравшись придать бодрость своему голосу. Но все понимали, что новой встречи ждать придётся долго. Очень долго…