линия маннергейма 15 глава

15

В тот день, когда Лера вернулась в Питер насовсем, бабушка не дала долго предаваться мечтаниям и сразу отправила ее в университет узнавать подробности поступления.
— Сходи и на психологический, глядишь, одумаешься. Все-таки поближе к медицине, — напутствовала она внучку, так и не смирившись с ее желанием изменить семейной профессии.
— Обещаю. — Лере не хотелось объясняться снова.
И она вышла в раскаленный город. Прохожие, мокрые от жары, стремились поскорее спрятаться от палящего солнца. Стены домов, казалось, плавно стекали на мягкий асфальт. Даже Лере, привычной к южному солнцу, было некомфортно в этом вязком зное.
На Васильевском острове она по привычке свернула на Стрелку. Спустившись к самой воде, где воздух сохранял жалкий намек на свежесть, немного перевела дух. По обычаю, заведенному дедом, оглядела «панораму», с севера по часовой стрелке. Петропавловская крепость, облепленная загорающими, выглядела нелепо. Представить, что главный каземат страны со временем превратится в пляж, для жителей века девятнадцатого, наверное, было невозможно. А теперь такое положение вещей никого не удивляет. Пока Лера пыталась разглядеть знакомые очертания в зыбком мареве, грянул полуденный залп, и она заторопилась.
Выполняя обещание, Лера первым делом отправилась на факультет психологии. Там оказалось пустынно и тихо, подсказать дорогу к деканату было некому. Она долго петляла по коридорам, несколько раз попадая в тупики и возвращаясь назад, но так никого и не встретила. Увидев очередной поворот, устремилась к нему в надежде отыскать живую душу — ей показалось, что оттуда раздавались звуки. Через несколько шагов она отчетливо услышала собачий лай.
Откуда здесь взялись собаки? И вдруг в сознании всплыло слово «виварий».
«Опыты, — подумала она, — здесь проводят какие-то опыты над собаками».
Лай становился громче, но понять, откуда он исходит, было невозможно. Лера продолжала машинально двигаться вперед, уже не помня, куда и зачем пришла. Этот надрывный лай, переходящий в поскуливание, словно загипнотизировал ее, и она, охваченная непонятным чувством, стремилась вперед, к самому источнику страдания. На своем недолгом веку Лера повидала множество собак: злобных и смешных, недоверчивых и дружелюбных. Но никогда не слышала, чтобы животные так выли. В этих звуках было что-то сверхъестественное, мистическое, запредельное. Словно какая-то живая душа, предчувствуя свою судьбу, жаловалась высшей душе, отправившей ее на землю в поисках страдания. Эта отчаянная обреченность и покорность судьбе, это смирение и безнадега заставляли сжиматься Лерину душу до крохотной точки, чтобы только не слышать ничего подобного. Это было ей не по силам.
В какой-то момент Лера поняла, что, если ужасная пытка продлится еще мгновение, она просто сойдет с ума. Закрыв уши ладонями и резко развернувшись, она бросилась бежать назад и неслась сломя голову до тех пор, пока не оказалась на улице.
Только очутившись на набережной, Лера стала понемногу отходить от кошмара. «Нет, — твердила она себе, — ни за что не буду учиться там. Ни за что. Никогда. Что угодно, только не это. Я не смогу».
Прохожие смотрели на ее бледное перекошенное лицо с тревогой, и какая-то женщина даже подошла и поинтересовалась самочувствием. Лера отвечала ей машинально — спасибо, сейчас пройдет. Женщина ушла, оглядываясь и ругая погоду, от которой становится плохо даже молодым, что же говорить про стариков.
«Прости, бабуля, — приговаривала Лера про себя, — я уже точно не передумаю. Буду поступать на филфак. Тем более что дед направил меня именно туда». И она медленным шагом двинулась в сторону новой судьбы.
Филфак занимал отдельное здание на набережной сразу за главным корпусом. На фоне окружающих строений он выглядел робко и стыдливо. Бледно-зеленый особняк, казалось, стеснялся своей скромной отделки и изо всех сил старался, чтобы никто его не заметил. Словно застенчивая барышня, потерявшаяся на фоне блестящих подруг. Вокруг горделиво возвышались сплошные шедевры архитектуры.
Внутри здания уже ничего не напоминало о том, что особняк возводился как царская резиденция. Все было обшарпанным и затертым. Лера подошла к доске объявлений. В отличие от предыдущего факультета, здесь народ был. В основном попадались девушки. Они походили друг на друга, несмотря на разную внешность: красивые, стильно одетые и ухоженные. Они обменивались какими-то особенными взглядами и говорили, манерно растягивая слова.
— Что ты, — обращалась высокая блондинка к собеседнице, — сейчас поступать на скандинавское не актуально... На португальское, в крайнем случае на испанское... О, Кузнецова пожаловала! Неужели надеется поступить? Победительница олимпиады. Ну-ну.
Лера повернулась, чтобы рассмотреть объект обсуждения. Невысокая девушка с простым лицом, которое очень портила неудачная оправа очков, шла в их сторону. Она вызвала у Леры безотчетную симпатию, скорее всего, из-за того, что активно не нравилась остальным. Очки довели Кузнецову до доски объявлений, и она, уткнувшись носом в вывешенную информацию, принялась ее изучать. Видела она, вероятно, совсем плохо.
— Не в курсе, комиссия уже принимает? — обратилась Кузнецова к Лере.
— Не знаю, — отозвалась она и не удержалась от вопроса: — На какое поступаете?
— На английское. А вы?
— Еще не решила.
— А какую школу закончили?
— Что значит — какую? Обычную.
— Не языковую? — В голосе Кузнецовой появилось недоверие. — В каком районе?
— Я закончила нормальную среднюю школу, — разозлилась Лера. — А сюда принимают только выпускников спецшкол?
— Это только считается, что поступить может любой. А на самом деле без спецшколы здесь делать нечего. Слишком разный уровень.
Симпатия, возникшая у Леры к девушке, мгновенно растаяла. Найдя еще более отверженную, чем она сама, Кузнецова тут же принялась подражать тем, кто обсуждал только что ее. Лере стало тошно. Вот она, счастливая новая жизнь! Если она и ждала чего-то от ее начала, то уж точно не того, с чем столкнулась за короткий срок знакомства с университетом. И ей придется провести следующие пять лет в компании этих выскочек? Это уж слишком!
— Там видно будет, — неопределенно заметила Лера неизвестно кому и пошла к выходу.
Ей нужно было подумать. Она вышла на набережную и, облокотившись о парапет, принялась рассматривать воду. Твердое решение поступать на филологический таяло на глазах, словно мороженое под летним солнцем. Она начала сомневаться, что сделала правильный выбор. Самое обидное, что посоветоваться было не с кем. Знакомые разъехались отдыхать, а бабушка не признавала неопределенностей. Она конечно же скажет: раз приняла решение — действуй. Все сомнения она считала малодушием и трусостью. Пойти с этим к ней Лера ни за что бы не решилась. Бабушка не поймет, как из-за случайного разговора можно отступить от своей цели.
Но Лера знала, что разговор этот — не простая случайность, чтобы взять и отмахнуться. Словно заноза, он мешал ей и не давал возможности, забыв о нем, двигаться дальше по намеченному пути.
Наблюдая за течением Невы, Лера взглянула в сторону залива.
— Сфинксы, — сказала она вслух, припоминая что-то, — я пойду посоветоваться со сфинксами.
И побежала к Академии художеств.
Ее отношения со сфинксами были давними. Впервые Лера увидела этих странных существ, когда ей было четыре. Дед привел ее познакомиться со «старейшинами», как он их называл. Он говорил, что им больше трех тысяч лет, но для маленькой девочки, которой и три года казались вечностью, три тысячи лет были сроком немыслимым. Она пыталась представить, сколько это, но не могла.
Необычные египетские гости поразили ее детское воображение. Таких странных существ ей не доводилось видеть нигде: ни в зоопарке, ни по телевизору, ни даже в старых дедовских книгах.
— Кто это? — шепотом спрашивала она.
Дед затруднялся с ответом. Как объяснить ребенку, что за создания такие — сфинксы, и зачем их понадобилось сначала изваять в Египте, а много столетий спустя везти в Петербург.
— Заколдованные существа, — только и смог сказать он четырехлетней внучке.
— Заколдованные? — удивилась она. — А кто их заколдовал и зачем?
— Никто не знает.
— Как в сказках?
— Точно! — обрадовался подсказке дед. — На них наложили заклятье, и с тех пор они ждут, когда придет кто-нибудь и их расколдует.
— И за три тысячи лет никто не смог?
— Как видишь.
— И ты не можешь?
— И я.
Лера не верила, что дед, ее дед, волшебник и чародей, чего-то не может. Это не укладывалось в ее четырехлетней голове. С тех пор она постоянно приставала к нему с требованием идти расколдовывать сфинксов. Эти походы превратились в своеобразный ритуал. Расколдовать сфинксов деду действительно не удалось. Они всегда оставались на своих местах. И стоят там до сих пор.
Но с той поры маленькая Лера, завидев памятники или скульптуры, всякий раз пыталась выяснить, не заколдованные ли они. Ей казалось, что она живет в городе, сплошь населенном сказочными персонажами. Летний сад она называла не иначе, как «заколдованный лес», и зимой всегда пыталась разглядеть сквозь доски, которыми заколачивали скульптуры, чем они там занимаются и не сбегают ли куда-нибудь на зиму, как птицы в теплые страны, например. Такое отношение к изваяниям любого рода сохранялось у нее довольно долго. Она одушевляла их, словно язычник свои идолы. Со временем, конечно, все встало на свои места, и лишь отголоски того детского восприятия мира всплывали иногда в недрах ее души.
Но сфинксы так и остались для нее загадочными заколдованными существами. И она приходила сюда, на Университетскую набережную, чтобы проверить, на месте ли они. И поделиться тем, что было на душе. Она до сих пор верила, что под их каменными лицами что-то скрывается. Это место, где стояли сфинксы, казалось ей особенным. Здесь, на гранитной скамейке или на ступеньках у воды, Лере не раз приходилось обдумывать что-то, волнующее ее. Сфинксы помогали сосредоточиться и увидеть проблему в ином свете, как будто скрытое глубоко внутри знание всплывало на поверхность и показывало то плавник, то хвост. Этого зачастую оказывалось достаточно, чтобы понять, как поступить в том или ином случае.
В тот день у сфинксов было людно. Туристы деловито фотографировались, стараясь половчее пристроиться к постаменту, чтобы попасть в кадр на фоне изваяний. Гости города производили так много шума и так бестолково сновали вокруг, что Лера растерялась. Ее любимая скамейка была занята группой живописных молодых людей, судя по всему, абитуриентов «академки». И даже на ступеньках у самой воды обнималась какая-то парочка.
«Ну что за день такой, — с тоской думала Лера, — сплошное расстройство». Она заняла стратегически удобную позицию и внимательно наблюдала за «академистами», чтобы не упустить место на скамейке, если молодые люди соберутся уходить. Но те, судя по всему, расположились основательно и, увлеченно разговаривая, вовсе не собирались покидать уютный уголок.
Лера решила спуститься к воде, чтобы немного развеять дневной зной. По дороге ее обогнал какой-то парень, слегка задев плечом. Он буркнул что-то вроде «извините» и спокойно пошел дальше. И как назло встал именно на то место, которое облюбовала Лера.
«Вряд ли у меня сегодня что-то получится», — пришла она к выводу после того, как послала в спину парня все известные ей пожелания. Ей хотелось искупаться или хотя бы окунуть в воду руки. И пусть вода в Неве была грязной и кишмя кишела микробами, как говорила бабушка, это не имело значения. Спустившись пониже, она уже присела и собралась зачерпнуть воды, но тут заметила, что недавний обидчик смотрит в ее сторону. Лера отвернулась и отдернула руки.
Ждать пришлось долго. Лера постаралась сделать надменное лицо, как у филфаковских девушек, чтобы у молодого человека не возникло желания знакомиться. Угрюмо смотрела она на бесполезную воду, в которой, несмотря на жару, нельзя было ни искупаться, ни освежиться, и пыталась сосредоточиться на своих мыслях. Присутствие стороннего наблюдателя мешало, и постепенно она стала приходить в состояние раздражения.
Она уже хотела уйти, как тот, кто был ей помехой, повернулся и начал подниматься по ступенькам. Пользуясь тем, что осталась одна, Лера потянулась к вожделенной воде. Руки никак не могли достигнуть реки и, привстав со ступенек, она попыталась принять более удобное положение. Но то ли движение было слишком резким, то ли подвели затекшие от неудобного сидения ноги, но она, так и не успев осознать, что происходит, стала валиться в воду. Время удивительным образом изменилось не то вокруг, не то внутри, и факт своего позорного падения Лера наблюдала словно при замедленной съемке. Она попыталась изменить положение тела, понимая, что вряд ли это спасет — ухватиться было не за что. В какой-то момент она почувствовала, что ее футболка словно зацепилась за невидимый крючок, и зависнув на мгновение в воздухе, Лера упала на ступеньки, изменив траекторию полета.
Когда она пришла в себя от унижения и растерянности, первое, что увидела — то самое, неприятное ей лицо молодого человека. Вот уж кого она предпочла бы сейчас не видеть, а при таких обстоятельствах — особенно. Именно он был повинен в том, что случилось с ней. Он что-то спрашивал, но Лера не могла разобрать ни слова. Ей хотелось одного — оказаться как можно дальше от этого проклятого места.
— С вами все в порядке? — донесся наконец голос.
«Начинается, — затосковала Лера, прикидывая, как бы поскорее избавиться от этого участия. — Как со мною может быть все в порядке, когда я только что грохнулась на твердые и грязные ступеньки? Еще и по твоей вине! И что это за дурацкое выражение, ставшее модным у нас с подачи дебильного американского кино?»
Она пробормотала что-то подходящее случаю, быстро встала, потирая коленку, осмотрела грязные ободранные ноги и стала подниматься наверх. Молодой человек опередил ее и преградил дорогу. Она попыталась обойти его, но он, словно играя, снова встал на пути, не позволяя двигаться дальше. Лера начала злиться. Правда, к раздражению примешивалась некоторая растерянность — что же делать? Не звать же на помощь и не вступать с ним в единоборство, в конце концов. Лера постояла молча некоторое время, а затем взглянула обидчику в лицо.
— Пропустите, — сказала она холодно.
— Вообще-то я рассчитывал на некоторую благодарность, — насмешливо сообщил ей молодой человек.
Удивление Леры было настолько неподдельным, что он пояснил:
— Я же, можно сказать, спас вас от утопления.
До Леры стало доходить: то, что она приняла за невидимый крючок, зацепивший ее футболку, на самом деле было рукой этого самого урода. Он схватил ее за шкирку, словно паршивого котенка, и швырнул прямо на ступени.
Она чувствовала себя ужасно. Болела разбитая коленка, но самым тягостным было чувство какой-то оскорбительности произошедшего. К тому же за свое унизительное избавление от возможности оказаться в Неве она должна была благодарить спасителя.
— Спасибо, — сдержанно произнесла она и предприняла новую попытку обойти парня.
— «Спасибом» тут не отделаться, — издевательски улыбнулся тот в ответ.
— Чего хотите? Денег? — Лера постаралась говорить с нужной долей презрения в голосе и полезла в сумку, прикидывая, какую сумму положено платить за спасение утопающих.
— Будет достаточно вашего имени, — снова улыбнулся он.
— Что? — не поняла она.
— Скажите, как вас зовут.
Лере вовсе не хотелось завязывать знакомство с этим типом. Тем более что и родители, и бабушка в один голос предупреждали, что знакомиться на улице — неприлично и опасно. На приличия ей сейчас было наплевать, но с опасностью незнакомец как-то не состыковывался. Ростом он был не намного выше Леры, да и сложения не слишком богатырского. Лицо самое обычное, с характерной, как ей казалось, питерской бледностью; волосы ни темные, ни светлые — так, что-то среднее. А вот глаза Лере, в общем-то, понравились. Того же оттенка, что и вода в Неве, подумалось почему-то. Реку Лера любила, но симпатии к спасителю это не прибавляло.
— Я не знакомлюсь на улице, — подлаживаясь под его ироничный тон, сказала она.
— Никогда не знакомься на улице, — смешно передразнивая кого-то, произнес спаситель и подмигнул ей, — это неприлично и может быть опасно.
Интонация, с которой он это произнес, была настолько похожа на бабушкину, что Лера невольно улыбнулась. Но решила не сдаваться.
— Вот именно! — подтвердила она.
— Я не простой встречный! Неужели не имею права узнать имя девушки, которую спас?
— Считайте, что совершили бескорыстный добрый поступок. И пропустите меня, пожалуйста, я спешу, — решила закончить Лера препирательство и двинулась прямо на парня.
— И не подумаю, — нахально заявил тот и даже слегка развел руки в стороны, демонстрируя, что проскользнуть не удастся.
Настроение у Леры скакало, как пресловутое бабушкино давление. Раздражение, злость и веселье сменяли друг друга мгновенно. Не зная, что предпринять от растерянности, она, не задумываясь над тем, что делает, размахнулась и ударила спасителя по лицу.
Это только в кино пощечины получаются эффектными и впечатляющими. В обычной жизни они выглядят неуклюже, единственный плюс таких ударов — они болезненны. Грамотно исполненная пощечина требует долгой тренировки.
Удар пришелся куда-то в район уха, да еще пальцы непроизвольно сжались, и вместо ладони она стукнула парня почти кулаком. У нее заболела рука. Молодой человек дернулся от неожиданности и, растерянно глядя на Леру, потер ушибленное место.
— Вот уж не думал, что у... вас такие тяжелые руки. Больно... Ты что, с ума сошла, что ли? — Из-за того, что он держался за лицо, голос звучал искаженно, и полностью разобрать речь Лера не смогла. Возможно, там звучали слова и посильнее.
— Простите, — пробормотала она. Ей стало стыдно. И досадно. Никогда раньше она никого не била по лицу. Но все равно, он сам во всем виноват. — Меня зовут Лера, — смущенно продолжала она, — я не понимаю, как это вышло. Я не хотела.
— Уж не знаю, по какой причине тебя не берут на филфак, но это не повод, чтобы бить всех, кто подвернется под руку!
— Откуда вы знаете, что я поступаю на филфак? — удивленно спросила она.
— У тебя это на лице написано, — буркнул молодой человек.
— Это не может быть ни на чем написано!
— Я наблюдал и сделал выводы.
— Из чего вытекают такие выводы? — Лера была заинтригована.
— А узнать имя своего спасителя ты не хочешь?
— Я не просила меня спасать.
— Ты решила искупаться в жаркий день? Тогда прости, можешь вернуться и вволю поплавать в Неве. Я с удовольствием посмотрю.
Лера решила держаться подальше от неприятных воспоминаний и попыталась сменить тему.
— И как вас зовут?
— Что я слышу!
— Вы что, тоже не знакомитесь на улице?
— Вовсю знакомлюсь. Федор.
— Федор, — задумчиво повторила Лера, — надо же. Расскажите, пожалуйста, как вы догадались, куда я поступаю, ну... и все прочее. Как Шерлок Холмс растолковывал доктору Ватсону. Он ведь тоже вначале делился результатом, а уж потом давал пояснения. Ну, пожалуйста. Мне очень интересно.
— Какие мы, оказывается, вежливые, когда хотим!
— Вы сами спровоцировали меня.
— И ничуть не жалею.
Он снова скорчил насмешливую гримасу. Похоже, это было обычное для него состояние. Но Лера, как ни странно, успела к этому привыкнуть. Она по необъяснимой причине уже не испытывала неловкости перед этим, по сути дела, незнакомым человеком. У нее появилось чувство, что они знакомы давно. Было ли все дело в его имени или тут примешалось что-то еще — разбираться было некогда. Но его нахальство и ироничный тон почему-то перестали ее смущать. За его поведением скрывалось что-то иное, пока Лере неизвестное, но удивительным образом понятное. И главное — она знала, как себя с ним вести. Раньше ей не удавалось так быстро находить общий язык с незнакомыми людьми.
— Скамейка освободилась, — продолжал Федор другим тоном. — Займем? У тебя нога болит, наверное. Неплохо было бы ее обработать.
Пока они усаживались и Лера рылась в сумке в поисках носового платка, чтобы промокнуть ободранную коленку, Федор жестом фокусника извлек откуда-то упаковку с пластырем и пузырек.
— Что это? — спросила Лера.
— Перекись водорода и бактерицидный пластырь.
— Вы это... всегда таскаете с собой? Вы что... больны?
— После одного случая у меня всегда есть с собой что-нибудь для обработки ран.
После того как Лерины царапины скрылись под пластырем, она приступила к допросу своего нового знакомого.
— Теперь, я надеюсь, вы расскажете...
— Ладно. Это у меня что-то вроде тренировки. Опыта набираюсь. Я недавно побывал в студии... театральной, и там на занятиях разбирали один из способов перевоплощения. Он в принципе довольно известный, но я впервые столкнулся с ним на практике. Нужно понаблюдать за незнакомым человеком и попытаться по внешним признакам определить его состояние.
— Это довольно просто, — разочарованно протянула Лера, надеявшаяся услышать что-нибудь более интересное, — у людей это действительно написано на лицах. Ну, там, если улыбается или хмурится — вот и все состояние.
— Это не все. Давай на ты перейдем, не возражаешь?
— Ты и так уже перешел.
— Как-то не заметил. Это рефлекторно, наверное. Мне продолжать?
— Да.
— Так вот, после того как поймешь состояние человека, нужно представить, какая у него жизнь, радости, проблемы. В общем, всю биографию желательно.
— Как же можно узнать биографию по внешним признакам?
— Ну, во-первых, всегда виден социальный слой, по одежде можно определить, а затем прикинуть примерный круг проблем.
— Сейчас так все перемешалось...
— Тем интереснее задача. А потом, старые привычки сразу не меняются. Можно узнать по выражению глаз, умен человек или глуп, по одежде — бережлив или расточителен. Если одет тщательно — внешний вид имеет для него значение. Почему? Это может быть связано с работой, где нужно выглядеть соответственно. Если, к примеру, парень в костюме с галстуком впридачу, да еще и тщательно причесан, он, скорее всего, мелкий служащий в приличной фирме. А это уже, согласись, и характер, и биография.
— А как же с личностными качествами?
— Это сложнее, но иногда поддается расшифровке.
— А зачем тебе все это надо? Ты актер?
— Упаси меня Господь! Во-первых, это интересно, а во-вторых, развивает наблюдательность. Это своего рода психологический тренинг. И в профессии пригодится.
— Чем же ты занимаешься?
— Я журналист. Вернее, через год надеюсь им стать. В смысле — последний год учебы.
— Интересно быть журналистом?
— По-моему, очень.
— И ты по моей одежде вычислил, что я поступаю на филфак?
— Почти. По одежде я понял, что ты, скорее всего, вчерашняя школьница. Значит, абитуриентка. С этим легко. Сидишь тут, предаешься мрачным мыслям — видимо, что-то не ладится. Я подумал, что какие-то проблемы с документами или что-то вроде огромного конкурса.
— Не угадал.
— А в чем проблема?
— Сразу и не скажешь. Ты лучше продолжай. Почему именно филфак?
— Потому что все самые красивые девушки этого города учатся на филологическом! — На этот раз улыбка Федора была вполне искренней.
— Не знаю, как насчет красоты, спасибо, но, по-моему, я на них нисколько не похожа. И не хотела бы. Они ужасно противные.
— Я бы так не сказал. Да и не важно. Дело в другом.
— В чем?
— У тебя есть проблема или нет, я что-то не понял? Нужно же мне знать, насколько мои предположения соответствуют действительности. Вот что важно. Это редко удается узнать. Не подойдешь ведь к человеку на улице и не спросишь, правда ли, что у него пропала собака или с начальством нелады. А узнать хочется. Я вот и к тебе не стал бы подходить — уж больно угрюмо ты выглядела и не пошла бы на контакт.
— Точно.
— Но когда ты кинулась топиться, я решил, что дело, видимо, хуже, чем я предполагал. И решил тебя отвлечь или развлечь, что ли. А заодно проверить свои догадки.
— Ничего себе у тебя представления о развлечениях! — засмеялась Лера.
— Не пришло в голову ничего более умного, — притворно обиделся Федор.
— Так ты подумал, что я хочу утопиться оттого, что меня не берут в университет?
— Что-то в этом роде. Ты, скорее всего, приезжая, ситуация сложная, выхода не видишь, посоветоваться не с кем...
— Почему ты решил, что я не питерская?
— Загорелая. Здесь особо негде было. Значит, привозной загар. Вряд ли после выпускных экзаменов ты рванула на юг. Тебе к вступительным готовиться надо, так?
— Как все просто, оказывается. Но какую же надо иметь наблюдательность, чтобы все это заметить, да еще и связать одно с другим! Ты в разведчики не собираешься, случаем?
— Хватит с меня журналистики. Сейчас путаница в стране, лучше держаться подальше от официальных структур.
— А мне казалось, у нас демократические перемены. По крайней мере, так в школе говорят.
— Бардак у нас, а не перемены. А то, чему в школе учили, забудь — все равно не пригодится. Ты лучше скажи, прав я насчет тебя или нет?
— В общем, да. Хотя родилась я здесь, а потом мы уехали. Бабушка у меня тут живет, так что, насчет посоветоваться, мне есть с кем. И знакомые имеются, только разъехались все.
— И бабушка?
— Она здесь, но не могу я ей рассказать. Она не поймет.
— Почему?
— Совсем другая потому что. Как самолет — набрала высоту, взяла точный курс и движется к намеченной цели. Она не в состоянии допустить, что в процессе полета можно изменить направление. Это неприемлемо.
— А ты решила сменить курс?
— У меня сомнения. Нет, ты все-таки скажи, почему ты определил меня как филолога? Никак не могу понять.
— Судя по твоим переживаниям у воды, что бы ни случилось — это произошло недавно. Вряд ли ты приехала из другого конца города, чтобы поплакать у сфинксов. Значит, учебное заведение располагается поблизости. Не похоже, чтобы ты переживала из-за того, что женщин у нас не берут в военное училище. Остаются «академка» да университет. На художника ты не похожа, на искусствоведа, кстати, тоже.
— Почему?
— Они экстравагантно одеваются и разговаривают иначе. А у художников взгляд очень уж специфический. Они смотрят, словно оценивают и запоминают одновременно. Такое выражение не спутаешь. Остается...
— Но в университете много факультетов!
— Тех, что поблизости, не очень. У нас я тебя не видел, сам сижу, документы принимаю, остается всего ничего, куда тебя определить. В итоге — филфак.
— Здорово! — восхитилась Лера. — А я со временем тоже так смогу?
— Зависит от того, где учиться будешь. И с кем общаться. Если со мной — да.
— Высоко ты себя ценишь.
— Я такой.
— Хвастовство — тоже необходимое качество для журналиста?
— Это трезвая самооценка. А почему, кстати, ты выбрала филфак? Мечтаешь о переводческой карьере?
— Нет у меня никакой мечты. Знаешь, как я выбирала? Открыла справочник и ткнула пальцем. Попала на филфак.
— Глупо, — резонно заметил Федор, — так решать свою судьбу. А если бы ты попала в какой-нибудь институт полимеров?
— Но я же наткнулась на филфак!
— Такие вещи нельзя отдавать случаю. Это что, сейчас все так делают или ты одна такая безответственная?
— Все по-разному. Хорошо, когда есть призвание или способности. Тогда все легко. А обычному человеку куда приткнуться? Как выбрать? Остается только гадать. А каким способом — по-моему, значения не имеет. Шансы одинаковы.
— И ты решила, что сможешь учиться на филфаке? Там серьезное образование дают и требования к абитуриентам высокие.
— Только для избранных?
— Что там у тебя произошло? Из-за них такие проблемы?
— Мне там не понравилось. Все какое-то... не то, одним словом. Фальшивое. И девочки эти, и сама атмосфера. Я поняла, что не хочу там учиться.
— И это все? — не поверил Федор. — Из-за этого переживала? И даже хотела утопиться?
— Да не собиралась я топиться, сколько раз тебе говорить! — разозлилась Лера. — Я случайно упала... А что, по-твоему, из-за этого нельзя переживать?
— Это глупо.
— Все выяснил, что хотел? Теперь я могу идти? Все равно не поймешь, хоть и думаешь, что умный.
— Постой, я не хотел тебя обидеть! — улыбнулся Федор. — Нельзя судить по первому впечатлению.
— А по какому? По десятому, что ли? Поступить и курсу к третьему выяснить, что не там учишься? Когда уже поздно что-то менять? Это правильно? Мне кажется, если чувствуешь сразу что-то не то, отторжение какое-то, чужеродность свою, надо уходить, пока есть возможность. Это что, тоже глупо?
— Ребенок обычно так говорит: нравится, не нравится, не хочу, не буду, и все тут.
— А как делают взрослые?
— Ищут варианты.
— И какие здесь возможны варианты?
— Можно подать документы куда-нибудь еще. К нам, например, на журфак.
— А там есть место таким, как я?
— Проверить надо, где твое место. Кстати, факультет рядом находится. Экзамены у нас начинаются раньше. Вначале творческий конкурс, там отсеиваются профнепригодные. Если завалишься, успеешь еще на свой филфак.
— А на журфак всех подряд берут? Прямо с улицы? Я почему-то думала, что надо направление или что-то еще.
— Подать документы может любой. Я вот, например, после армии поступил.
— А почему ты думаешь, что я смогу поступить?
— Предлагаю попробовать. Я тебе помогу.
— Почему это ты решил мне помочь? — насторожилась Лера.
— Мне в свое время тоже глаза на многое открыли. И поддержку оказали. Теперь моя очередь, — объяснил Федор. — Я после школы над дальнейшей жизнью не задумывался. В армию загремел. Там и познакомился с парнем одним, он как раз с журфака был. Многое мне объяснил.
— А разве у нас забирают в армию из института? Вроде наоборот, все мальчишки стремятся поступить куда угодно, лишь бы в армию не идти.
— Он вылетел из универа. Не стал сдавать сессию, чем-то другим увлекся. И сразу понял, что к чему в жизни. После и сам восстановился, и меня за собой притащил. Да что мы тут болтаем? Пойдем сходим! — вскочил Федор. — Прямо сейчас.
Факультет журналистики располагался в неприметном сером здании. Внешняя неказистость и теснота внутри особого впечатления не производили. Но атмосфера здесь оказалась иной. Вокруг царил дух бесшабашного веселья и безудержной кипучей энергии. Людей на третьем этаже, где Федор попросил Леру подождать, толпилось не слишком много, но шумели они не меньше футбольных болельщиков.
Несколько человек в уголке что-то оживленно обсуждали, мимо постоянно проносились колоритные персонажи, периодически хлопали двери. Но во всей этой суете было что-то осмысленное. Казалось, что некое братство движется к своей, невидимой для других цели. И Лере захотелось присоединиться. Ей было так хорошо среди этого шума и гама, словно она находилась здесь всегда.
— Телевидение или газета? — обратился к ней долговязый молодой человек.
— Что? — удивилась Лера.
— Куда поступаете?
— Не знаю.
— Еще не решили? Ну, вам, скорее, на телевидение.
— Не слушайте его, — из группы в уголке выскочила кудрявая девушка, — настоящий журналист должен уметь писать. Только газетное!
Лера растерялась. Пока парень с девушкой обсуждали достоинства и недостатки отделений, приводили непонятные ей примеры и аргументы, она думала, что поступить сюда будет ох как непросто. Сложнее, чем на филфак.
Федор вывел ее из оцепенения и, размахивая какими-то бумажками, потащил вниз.
— Как впечатления? — поинтересовался он на лестнице.
— Сильные, — ответила Лера, — только поступить сюда нереально.
— Прорвемся, — обнадежил ее новый друг.
Он показал, что нужно заполнить, и, узнав, что у нее нет с собой документов, выразил желание тут же пойти за ними. Лера, поддавшись влиянию момента, согласилась.
Дома она познакомила с Федором бабушку. Вероника Петровна не стала выражать вслух своего отношения к такой перемене в судьбе внучки. Но, как опытный человек, сразу пригласила гостя к столу. Потом приступила к допросу с пристрастием. В итоге удалось прийти к соглашению. Бабушка, к удивлению внучки, не стала возражать против нового поворота в развитии событий, а Федор вызвался подготовить Леру к поступлению.
Он приходил почти каждый день и объяснял ей, как вести себя на экзаменах и собеседованиях, посвящал в тонкости, о которых могут спросить. За короткое время Лера узнала так много нового, что от избытка информации и впечатлений, казалось, распухла голова. И чем больше она узнавала, тем больше в голове все перепутывалось.
На первом экзамене она разволновалась не на шутку. Но, вспоминая наставления Федора, быстро сообразила, что нужно делать. Дальнейшее происходило в каком-то тумане. Лере казалось, что она попала в некий поток и ее несет словно щепку. Направление потока было пока неизвестно, но смутное ощущение, что все делается правильно, возникало не раз. И она отдала себя в руки судьбы.
Когда она увидела свою фамилию среди зачисленных, это показалось ей логическим завершением происходящего. Она даже не удивилась. Так и должно было быть. На торжественном ужине в честь поступления внучки Вероника Петровна вручила Федору подарок, а после увезла Леру в Ярви. Отдыхать.