рассвет

Просыпались ли вы когда нибудь на рассвете? Когда за окном комнаты еще стоит в воздухе ночная тишина, но уже утомленная собою тишина. За мгновение до того, как первые, разведчиками крадущиеся лучики уступят место захлестывающему потоку солнечного света, смывающего остатки ночной дремоты и прохлады, за мгновение до того, как в комнату, еще погруженную в серый полумрак ворвется бескомпромиссный птичий щебет, славящий торжество и величие жизни. Ты открываешь глаза и всем своим телом, каждой его клеточкой чувствуешь, как пробуждается в тебе нового дня энергия, как свеж и светел твой ум, еще не обремененный насущными проблемами. Ты пробуждаешься на рассвете, забывший все прошлое и не знающий будущего, заново впитывающий в себя все это потрясающее девственное великолепие наступающего дня и первое, что видишь ты, это обнаженное юное тело, распростертое на постели рядом с тобой. И нет в этом ничего пошлого, абсолютно ничего постыдного и само по себе это чисто, прекрасно и целомудренно.

Ты лежишь рядом, не шевелясь, и вглядываешься в эти, такие тебе родные черты, в эти пьянящие тебя изгибы вишневых губ, привкус которых до сих пор сохранился на твоих губах, вглядываешься в стремительные линии крыльев носа, трепещущих от спокойного дыхания, в черноту вороненую твоих ресниц... вдыхаешь аромат этого прекрасного, юного тела, свежестью своею которое ни в чем не уступает свежести послегрозового воздуха, наполненного озоном и аромат которого пьянит сильнее чем ароматы полевых цветов. И это ли не счастье? Что же тогда по вашему счастье, если не это? Скажите? И я готов отдать жизнь свою за этот момент, восстать в одиночку против всего, что угрожает моему счастью, восстать без оружия в руках, ибо единственное оружие которое есть есть у меня и которое приемлемо мне, это взгляд моих уставших глаз и слова, рожденные душою и сердцем. Восстать, чтобы стало все это когда нибудь счастьем и украшением жизни а не стыдом, уродством ее, нечистотою. И я знаю, что это стоит того чтобы отдать жизнь за это свою, за право свое любить открыто. И в этом я счастлив. Уже хотя бы потому, что я сохранил в себе эту способность - способность любить и не потерял сил бороться за нее, открыто и с достоинством и нет во мне страха отдать за любовь свою, во имя любви этой свою жизнь.
 
Ты ищешь что то, себя ищешь в мире тебя окружающем, в мире меркантильном, человеконенавистническом мире и поиск уже давно и настолько прочно вошел в твою жизнь, что стал частью самого себя. И поиск этот бесконечно длится потому что начат был не тобою и вряд ли тобою будет закончен и ведет он тебя по бесконечному пути, границы времени стерты и нет ни прошлого ни будущего и есть только дорога, ведущая к цели но не имеющая конца. И ты идешь отринув прочь все сомнения, храня в серде своем лишь веру и надежду на то, что настанет время и у каждого будет место, куда ты сможешь возвратиться с дороги, где вновь ты сможешь собрать воедино себя, отдохнуть и набраться сил и где возможно, кто то тебя ждет, кто то, кому не безразлично насколько сильно ты устал, кто то, кто готов разделить с тобою всю боль твою и твои страдания а не только лишь моменты беззаботности и радости.

 Разве не счастье это, когда на бесконечном своем пути у тебя есть место, где ты можешь отдохнуть прежде чем продолжить вновь этот бесконечный поиск, есть место, где ты можешь провести безумно упоительную ночь и проснувшися на рассвете, ощутить не ставшее привычным одиночество а тепло распростертого рядом тела, тепло человека а не холод вымышленного фантома, человека, которому ты дорог и который даже, быть может любит тебя. Это ли не счастье?

И не в силах более сдерживать себя ты даешь волю захлестывающим тебя чувствам и вот уже глаза твои блестят, но это блеск радости, радости и счастья, рожденного от соития умиротворенности и тепла твоего тела. И протянув руку, ты касаешься кончиками пальцев, прикосновением воздушным, чтобы не разбудить, изгиба шеи, словно бы самого себя желая убедить, что ты действительно существуешь а не просто порождение моего больного воображения уже столько раз порождавшего видения...
 и каким бы воздушным не было это прикосновение, каким бы осторожным оно не было, ты открываешь глаза, прнизанные с первого же мгновения сводящей меня с ума иронией и добротой, вслушиваешься в птичий щебет врывающийся в открытое окно, медленно поворачиваешь голову в мою сторону и впиваешься внимательным взглядом своим мне в лицо, словно бы стараешься навсегда сохранить в памяти, запомнить каждую его черточку, губы твои дрогнув дарят мне улыбку и чуть приоткрывшись, чуть слышно ты говоришь, нет, шепчешь:
 
- доброе утро...

 Казалось бы всего два слова, настолько часто в мире произносимых, что они растеряли уже весь свой магический некогда смысл, слова эти, которые за свою жизнь мы можем произнести больше двух десятков тысяч раз, или ни разу, заключают в себе лишь признак того, сколько дней в этой жизни ты был счастлив... Сама наша жизнь всего лишь парадокс, порожденный временем и время всего лишь порождение нашего сознания и существует лишь потому, что мы, в слабости своей, позволяем ему существовать.
А раз так...

 Просыпались ли Вы когда нибудь на рассвете?

Когда за окном комнаты еще стоит в воздухе ночная тишина, но уже утомленная собою тишина... Ты пробуждаешься на рассвете... и первое, что ты видишь, это обнаженное юное тело, распростертое на постели рядом с тобой...

... - Доброе утро.

 А ты улыбаешься в ответ и хочешь сказать эти же слова, но не можешь, потому что ты вынужден сдерживать подступивший к горлу ком и единственное что ты не можешь себе позволить, никогда, никогда, это показать ему свою слабость и поэтому тебе приходится просто молча улыбаться в ответ. Но вот удается наконец побороть в себе эту слабость /слабость ли то, что сильнее тебя?/, и ты шепчешь ему в ответ

- Здравствуй.

 И он, конечно же все поняв, молча протягивает в твою сторону руку и так же молча, только на губах улыбка джокондова, притягивает тебя к себе, прижимает к груди своей и ты на секунду удивляешься этой нежной силе, и только еще крепче сам уже, прижимаешься головой к груди его и замираешь, погружаясь в гипнотическое состояние, слушая ритм биения его сердца. И тебе, открывшему секрет времени, удается теперь диктовать времени свои условия, и ты делаешь этот момент бесконечным и биение сердца заполняет все, что вне тебя и в тебе. А потом, ты выныриваешь из бесконечного этого, безграничного пространства, словно заново рожденный и медленно, словно бы удивляясь тому, что ты вообще можешь что то произнести, медленно, по слогам, повторяешь им сказанное

- Доброе утро.

И он лежит рядом, глаза в потолок, но кажется, что видят они совсем не его, что устремлены они тута, за грани мироздания, с губ его не сходит улыбка, заметная лишь твоему искушенному и пытливому взгляду, в уголках губ его спрятавшаяся, и ты, думая, что не слышал он сказанное тобою пытаешься сказать это еще раз, но он, уловив желание твое, прижимает к губам твоим пальцы и ты понимаешь, что произнесенные вслух слова только лишь разрушат очарование момента, того момента, когда с тобою разговаривает мироздание, на языке, не нуждающемся в словах и звуках. И тогда ты, полный благодарности, утыкаешься носом в его шею, где у основания ключицы ямка и где еще сохранился остаток пьянящего аромата ночи, и скосив глаза, наблюдаешь, как пульсирует его сердце, вверх-вниз, вверх-вниз...

 И в этот момент ты учишься отличать достойное тебя от недостойного, любовь от ее суррогатов, полноту и целостность чувств от обыденности и измельченности. И всего то и надо было, это лишь проснуться на рассвете, за секунду до рассвета, проснуться и ощутить не холод измятых простыней, измятых в тревожном сне одиночества а тепло лежащего рядом тела, ощутить, даже не услышать а именно ощутить,  равномерность его дыхания и биения сердца ритм, увидеть обращенные к тебе глаза, насквозь твою сущность пронизывающие и сойти с ума от искрящихся в глазах этих доброты и понимания, сочувствия и благодарности за то, что осталось сокрыто во мраке ушедшей ночи...
 И впереди новый день, уже вступает, коронованный на царство, чтоб властвовать над суетностью мира и дела ему никакого нет до тщетной суеты, происходящей под лучами уже давно хронически больного солнца.