Мама. Рассказ третий

Когда я думаю о России, то она в моём воображении всегда предстаёт в виде большого числа сёл и деревень, где живут и трудятся крестьяне. Испокон веков  на Руси крестьянина называли мужиком, женщину - бабой. Богатство  России создано руками мужиков и сохранено мужиками и бабами. В России «мужик» и «баба» когда-то почётные звания, не хуже, чем «мещанин», то-есть горожанин. И это не смотря на иронические интонации, с которыми произносили  эти слова  истеричные «барыньки» и хиловатые мужчинки.
Когда теперь говорят «он мужик», то представляется сильный надёжный умный человек, может быть, с некоторой хитринкой. До сих пор в трудных ситуациях, когда неотвратим подвиг, русские ребята находят опору в словах: «Мы  мужики!». И наивысшая степень презрения выражена не в грязных ругательствах, а в словах «Ты не мужик». А русские женщины, на плечи которых временами падала нечеловеческая нагрузка, подбадривали себя так: «Ну, бабоньки, где наша не пропадала!» и шли в бой, как на работу, и на тяжёлую работу, как в бой.

Мама рассказывала, что в России мужчин всегда ценили, уважали, звали  кормильцами. Этому, наверное,  способствовала принятая система распределения земельных угодий до революции. Землёй наделяли крестьян лишь мужского пола. Мальчиков в семье  с раннего детства растили мужиками. Это значило, что они  росли защитниками и кормильцами семьи. С раннего детства  они хорошо понимали свою значимость и для семьи, и для страны. Им часто говорили:«Ты же мужик!»  Они старались гордо носить своё звание, держаться с  достоинством.  А достоинство крестьянским мальчишкам доставалось нелегко.  Трёхлетнего малыша отрывали от игр и поручали ему  какое-нибудь лёгкоё дело. Сбегать к деду, отнести что-то, пойти посмотреть, где утки или гуси,  сходить на огород и сказать, что увидeл. Через год мальчик, как паж, на побегушках у деда или отца. Ещё через год он уже с другими ребятами гонял лошадей в ночное, стерёг коров. В шесть ребёнок знал, когда поить и кормить скотину,  как боронить поле. Пусть силёнок ему ещё не хватало,  но он уже рассудительный человечек, который старательно учился всему, что умел отец. Шестилетнему пацану не надо напоминать, что топливо для печки  заготавливается с вечера, и что это его забота. Дети   целый день толи работали играя, толи играли работая. Они так уставали, что могли заснуть за столом, не успев поужинать, и тогда оказывались на полатях или на печке, куда их совали взрослые.
 
       Жизнь сурова. Она не прощает слабости и ошибок. Хороший родитель, всем сердцем любя и  жалея своих детей,  учил их не суетиться и делать свою работу так, чтобы её не исправлять и не переделывать.  Он требовал от них преодоления усталости. Сам постоянно наблюдая за погодой, крестьянин обращал внимание сына на интересные, по его мнению, явления и приучал дитя с пелёнок примечать всё, что в природе часто или закономерно происходит.  Как-то вечерней зарёй мой дедушка, указывая на густой красный цвет облаков на западе, заявил мне, что завтра будет сильный ветер, и  что надо срочно прикрыть сено, а то ветер наш стожок растреплет.  И ведь не ошибся. А я  запомнила.
Так случилось, что я не крестьянка. Я родилась в городе и училась жить в городе, но мой отец рождён  и воспитан мужиком. Вот он был наделён в полной мере и силой, и мужицкой смекалкой.  Работая кузнецом, он часто делал рационализаторские предложения по кузнечному делу. Он это делал, не имея  даже начального образования. Мама тоже из крестьян. Она с детства была приучена к дисциплине во всём. Они пытались воспитывать своих детей так, как когда-то учили их уму разуму.
-Поспешай медленно, - сурово говорил мне папа, когда я торопясь к подружкам на улицу, кое-как убирала свои книжки и тетрадки на место. Но моя торопёжка не приводила ни к чему хорошему. И мне приходилось  не раз повторять уборку, пока не получалось всё правильно.
-Не суетись, - вторила мама.
Теперь  мне обидно, что я слишком мало времени была с родителями. Слишком много жила без их влияния. Наверно много полезного пропустила.   
Мама  вспоминала о воспитании детей в её семье.  У неё дома, как в любой крестьянской семье, всем  детям уделяли внимание, как бы много их не было в семье. Для каждого припасали  занятие и   не скупились на  похвалу и порицание, направляя ребёнка.  Обязательно замечали все удачи, промахи и ошибки. И, главное, их учили не врать, не выкручиваться. Береги честь смолоду – это не слова, а программа жизни.

Благополучие семьи держалось на крепких мужицких плечах, на мужицкой смекалке. В это свято верили.
Полевые работы всегда считались мужским делом. Кроме того, на мужиках забота о топливе, о фураже. В основном  они ухаживали за скотом, потому что лошади, быки и коровы сильные и опасные животные, а чистка помещений и уборка навоза - тяжёлая работа. На мужчинах стройка и ремонт помещений, изготовление и ремонт инвентаря.  Даже в голову никому не приходило, что  кто-то может с чем-то не справиться. Купля продажа – это дело сугубо мужское.  Как это баба одна вдарится на рынок за  много вёрст по бездорожью делать какие-то покупки или  торговать? Кто её пустит?  Ещё не перевелись за селом злые люди. Несчастье никто не ждёт, но всякое может случиться в дороге. Если женщина едет на ярмарку, то обязательно с мужчиной, который и охраняет, и  починяет, и сам всем заправляет.
 
Русский мужик в своём хозяйстве всё делал сам с сыновьями, иногда при очень больших объёмах работ  приглашал на день, на два родственников на помощь. Что такое большая работа? Например, дом поставить. Хозяин заранее готовил всё для нового дома. Сам пилил лес или покупал брёвна, доски, брус. Сам привозил строительный материал. Сам рубил для стен сруб, чистил рубанком доски, готовил их для потолка и пола. Сам вязал короба и рамы окон и дверей, готовил для крыши стропила и все остальные детали, собирая остов крыши на земле. Сам размечал место, где будет стоять его дом.  Если всё  готово, то мужики сообща выбирали дни, свободные от своих домашних работ. Бабы заранее готовили продукты на праздничный обед и  ужин.  После  основательной подготовки приходили приглашённые помощники из близких родственников и бесплатно ставили дом из готовых деталей за день или два. Печники выкладывали печь. (Чаще всего и печки мужики клали сами.) В готовый дом запускали кошку и после этого с чистой душой широко праздновали новоселье.
 
Главный принцип  в жизни – мужик всё умеет и делает сам. Он может сработать прялку, ткацкий станок, сплести сети, вырыть колодец и сделать погреб. Только на  особые  работы нанимали  специалистов. Например, на выделку кожи, шкур и пошив шапок, тулупов, полушубков, шуб, сапог, ботинок. Это работа тонкая специфическая. Скорняки в селе работали группами, артелью. Они ходили из дома в дом и на территории заказчика выделывали кожи и шкуры.  Шили одежду и обувь. Мама рассказывала, что скорняки жили у них в доме целый месяц, пока превращали кучу засоленых бараньих шкур в одежду. Среди них был молодой болезненный паренёк, который детям рассказывал наизусть сказки Пушкина и про конька – горбунка. После ужина он пересказывал в стихах русские былины.  Его с упоением слушала вся семья, даже монашки приходили его слушать. Весь месяц, пока работали скорняки, готовилась вкусная еда, и дни домачадцем казались праздничными. Раз в год мамина семья приглашала скорняков. Ни одна шкурка животного у  деда не пропадала. Всё шло в дело: на обувь, на тулупы, на полушубки. Выделка кож и шкур - дело особое, ему учиться надо и его чувствовать надо. А вот, допустим, отжим подсолнечного, конопляного или льняного масла, хоть из тонны зёрен - дело мелкое, рядовое. Ничего особенного. Это семейная забота. Для такой работы специалисты не нужны.
Этот принцип жизни сыграл злую шутку с людьми в советское время. При централизованном управлении многие бытовые работы выпали из внимания руководящих органов, а частным образом работать за деньги  нельзя. Ни один человек не мог иметь частную практику, особенно с помощниками. Никто не имел права предложить услуги от себя лично, кроме стоматологов. Им разрешали, но процедура оформления разрешения была непростой, и они были должны платить какие-то сумасшедшие налоги. Тайком, только после официальной, указанной в трудовой книжке, деятельности рискуя подрабатывали портнихи, сапожники, скорняки, машинистки и другие умельцы. По доносу в любое время их могли примерно наказать за левый труд, как за воровство. Частный труд за плату приравнивался к воровству. Партийное руководство считало, что советские люди для себя всё могут  и обязаны делать сами. Не допускалось мысли, что кто-то не умеет, не может по состоянию здоровья. А любая помощь должна оказываться только бесплатно. Благодарить за помощь было принято угощением спиртным, это называлось магарычом. Потому быт в стране был невыносимо трудным особенно в последние годы существования СССР, когда стало не только мало мужиков, но и те, что были, много чего не умели, не были обучены.

До коллективизации жизнь крестьянина – это работа на земле,  работа со скотом, ремесленная работа на дому. Моя мама не могла сказать о такой жизни плохая она  или хорошая. Она говорила, что временами  они сильно уставали, но что было скучно или невыносимо тяжело, никогда не говорила. Двор крестьянина – семья и государство, где царствовал мужик, глава семьи. Его большая  семья, так сказать, трудовой коллектив самых близких родственников. Они имели простые орудия производства, большую часть которых делали сами, и как минимум одну лошадь. Чем больше семья, тем легче жизнь. Семья крестьянина получала почти всё, что нужно для жизни человека от матушки Земли. Чем усерднее трудится семья, тем больше даров от земли.

Мой дедушка Алексей Никитич Сладков, по уличному Машков, вырос в большой благополучной  семье. Сельские прозвища давали людям очень странно: Грушаня, Кисель, Царёк,  Немой, Чигарёк, Нерусский, Варварин, Данилин, Чего, Кавырок, Мякушка и так далее. Что они отражали? А что угодно. Может быть черту характера или любимое слово, а может быть сходство с забытыми позже яркими личностями жившими в селе, или кого-то «окрестили» так в честь события. Мне было странно встретить красавца - богатыря, от которого несло на километр непобедимым здоровьем, с прозвищем Дохлый.
По прозвищам различали семьи с одинаковыми фамилиями. По именам, отчествам, фамилиям и даже по времени рождения было много совпадений. Имена давали в церкви по имени святых. Люди, жившие в одном селе, с одинаковой фамилией множились в геометрической прогрессии. В семьях было много детей. Например,  если какой-то мужчина имел семь сыновей, а у каждого сына рождалось хотя бы четыре сына, то  появлялось двадцать восемь семей с одиноковой фамилией. А прозвища не передавались по наследству, это личная кличка, которая в течении первых лет жизни присваивалась сельским обществом своему члену.
 
Итак, я перескажу всё о моем дедушке, что было известно маме. Он из хорошей, не бедной скмьи. Его  отец имел немного собственной земли. Долгое время он, как старший сын, был единственной опорой своего отца. После него родились три девочки, прежде, чем появились другие сыновья. Потому он смолоду разделял обязанности отца. Больше некому. Его отец  Никита Алексееч прекрасно изучил агротехнику применительно к месту, где жил, и тому сумел обучить всех своих сыновей. Старший сын был наделён прекрасным здоровьем, недюженной силой и хорошей памятью. С ним отец работал в поле, с ним ездил и в лес за дровами, и в извоз. Отец сам учил старшего читать, писать, считать. Смышлёный мальчик схватывал уроки налету. Из-за большой ответственности, которая рано легла на его плечи, или генетика виновата, но Алексей очень быстро вырос и возмужал. В четырнадцать лет он уже пахал, как взрослый мужик. Что, кстати, не было редкостью. С того времени сын стал отцу другом, товарищем. С ним глава семьи стал советоваться, с ним продавал зерно и мясо. Сын знал  о доходах и расходах  отца. Искусство ведения хозяйства впиталось в кровь Алексея,  можно сказать, с младенчества.
 
Над смыслом жизни тогда редко кто задумывался. Была твёрдая установка – как родился, так сразу начинал постигать науку выживания. Сразу учили добывать свой хлеб в трудах. Как вырос, созрел, так обретал пару, чтобы с ней вить гнездо. Далее требовалось выполнить долг перед природой, то-есть родить детей и вырастить их. А между этих важных дел не возбранялось радоваться жизни, украшать быт, тело, усадьбу, хоть всю округу и стать нужным человеком. Кому-то в голову приходило посвятить всего себя целиком чему-то или кому-то. Ради Бога! Посвящали, отказываясь от простых человеческих радостей. Приносило ли энтузиасту его жертвенность удовлетворение? Вопрос, конечно, интересный, но я его не рассматриваю. Я знаю,  большинство жило просто, без хитрых затей. Новые семьи создавались чаще всего по инициативе родителей, иногда и очень редко по желанию будущих супругов.
Этот заведёный в древности алгоритм жизни держался долго и после Октябрьской революции. В дни моей молодости одним из важных составляющих счастливой жизни было создание семьи и рождение детей. Было совершенно нормальным явлением женитьба парня сразу после службы в армии или окончания учебного заведения, это в двадцать один – двадцать два года. И непременное рождение ребёнка. Ни его карьера, ни жилищные условия, ни материальное обеспечение не имело, практически, никакого значения. «Надо успеть молодыми, когда есть здоровье и много сил, вырастить детей.»- вот что имело значение.

Моему деду Алексею повезло. Десятилетним мальчиком во время сенокоса он обратил внимание  на крошечную, но шуструю дочку соседей, которые имели рядом луговой надел. Девочка ловко ворошила сено  длинной палкой, ничуть не уступая своим старшим сёстрам. Она, как все, была в свободной кофточке, длинной холщёвой юбочке, босиком. Русые кольца густых волос выбивались из-под платочка, а пухлые щёчки на молочнобелом личике румянились от солнца. Её серые глазки весело смотрели на мир. Уж так необыкновенно хороша была кроха, что Алексей встал и застыл, как вкопаный, когда увидил её. Он бы стоял так весь день и смотрел, если бы матушка не оживила его подзатыльником. Мальчик встрепенулся и усердно занялся своим делом, но глаза его нет-нет, да и  возвращались к той девочке. Она тоже обратила внимание на взгяды крепкого высокого мальчика и ответила улыбкой на улыбку. С того времени они не забывали друг друга. Парнишка был старше её на четыре года, но это не мешало их многолетнему  взаимному вниманию. Он быстро рос, наливался силой. И девочка на соседней улице тоже росла и хорошела. Они видились в церкви, на улице,  во время  гуляний, когда молодёжь собиралась на пяточке, иногда обменивались словами. Но ни минуты не говорили наедине. Прогулки парочками тогда не поощрялись. Это могло бросить тень на репутацию девушки, а  они   берегли свою честь. Как только девочке, её звали Авдотья, исполнилось шестнадцать лет, их поженили. Вот такая простая история деревенской любви и женитьбы.

Алексей привёл свою молоденькую жену в дом отца. Сам он не имел никакого имущества и никаких прав в доме. По обычаю молодые не имели права голоса в доме, даже беременная сноха не смела попросить еды, какой ей хочется. В основном отец и немного мать распоряжались абсолютно всем, а  все, кто живёт с ними, должны работать там, где им укажут и довольствоваться тем, что им дают. Деньгами, как принято в селе, единолично распоряжался глава семьи. Возражения не приветствовались. С одной стороны плохо, но с другой хорошо. У молодых голова не болит о том, как и что делать и где взять. Кров есть, а одежду и еду дадут.
Авдотья была первой и горячо любимой женщиной Алексея. Он, сколько мог, потакал ей. Свекровь  тоже баловала первую сноху. Молоденькая женщина охотно выполняла все поручения новой матушки, была ласкова и не строптива. С золовками и деверями у неё давно сложились хорошие отношения с детства, с того времени, как они познакомились на сенокосе. Свёкор тоже был очень доволен выбором сына.  Жена Алексея была работящей и плодовитой. Каждые два года она приносила семье по ребёнку.  Дети – это сила семьи. Их любили, ждали, как подарок от Бога. Когда появился  их первенец, то в няньках и помошницах недостатка не было. Молодым  совсем неплохо жилось  в  доме родителей.

Алексей с семьёй успешно работал у отца  одиннадцать лет. Его отделили на своё хозяйство, когда его старшему сыну исполнилось десять, второму восемь, третьему два года. Земли в собственность ему не досталось. Так как это было до Октябрьской революции, то он получал от общих земельных угодий надел на четыре души. К тому времени у него было уже шесть человек детей. Он  взял к себе в помощь старшую сестру Фёклу, старую деву вековуху.
Жизнь сестры в доме отца не удалась. С рождением младших братьев, у их семьи увеличился надел земли. А рабочих рук не прибавилось. Глава семьи несколько лет нанимал в помощники красивого парня из своего села. Семья парня была бедной,  и родители  отправили его на заработки к богатому соседу. Парень оказался просто золотым помощником. Сильный, умелый и усердный работник. Кроме того он был гармонист от Бога. Случилось, что он с Феклушей подружился. Она полюбила его. Свою симпатию друг к другу они долго скрывали. Парень надеялся через год, когда его семья выправится, жениться на дочке хозяина. Но девушке уже исполнилось шестнадцать лет, и пошли друг за другом сваты в дом за ней. Фёкла всем отказывала, а отец не принуждал. Но однажды пришли сваты от богатых людей, с которыми отцу хотелось породниться. А дочь упёрлась, не хочет замуж идти. Отец стал принуждать, а она ему заявила, что любит работника и пойдёт только за него. Бедного работника выгнали из дома, не заплатив за работу. Не помня себя, дочь налетела на отца с упрёками. В ярости отец сильно ударил её и сломал ребро. Дочь долго болела, а сваты от неё не отказались, ждали. Феклуша, как только смогла встать, молча явилась в церковь в чёрном платке и перестала разговаривать с людьми. Больше она никуда, кроме церкви, не выходила из дома. Отец в монастырь её не пустил, но выходку ей тоже не простил. Жизнь её в доме превратилась в ад. Беднягу завалили работой, ругали за каждую мелочь, попрекали куском хлеба. Брат очень жалел сестру, но заступиться не посмел. Когда его отделили, он приютил её у себя. Потом из сострадания забрал из монастыря совсем больную родную тётку монашку.  На содержании у деда, считая его самого, было десять душ. Так он стал кормильцем большой семьи.
Тётка - монашка в мягких условиях обычной жизни выздоровела, окрепла, а поскольку она была с гонором, то сама пыталась руководить его семьёй. Жене это не нравилось. В семье зрело напряжение, и главе семьи пришлось построить в своём огороде для тётки и сестры небольшую избушку, которую  назвали кельей.  На время всё успокоилось в доме, но монахиня стала просить племянника приютить  её двоюродных сестёр. Монахине был нужен коллектив, которым бы она руководила. Общества ей не хватало.  Её сёстры остались вдовами, жили в бедных семьях своих детей. Толку в семьях от старух мало, а недовольства ими и упрёков много.
-Алексей, поимей жалость. Дуньке с Акулькой невозможно жить. Избы худые, народу много, живут
впроголодь. Они глаза выплакали, а изменить ничего не могут. Смерть их не берёт, возьми ты их. Мне будет веселее. Я поделюсь с ними своей одёжей и едой. От них польза будет в доме. Твоя Авдотья  не справляется с делами. Она же опять на сносях.
-Небось не первый раз. Переживём. Авдотья разродится и всё наладится.
-Сестру Феклушеньку тоже пожалеть не грех. Она света белого не видит. И во дворе, и в поле,  и у прялки она одна крутится.
-А я вижу белый свет?- взвился племянник, потом засовестился и объяснил:- Тётушка, я боюсь хлеба до нового урожая не хватит. Голодать будем.
-Ну, смотри, кабы не пожалел. Жить и умирать надо вместе.
Племянник изо всех сил противился натиску тётки, но её поддержали сестра с женой.  Его убедили, что его любимая красавица жена нуждается в помощи. Семья  большая, дочки малолетки не могут надёжно помогать матери по дому, а тут ещё  тяжёлая беременность. Она уже пару раз падала у печки. Сестрица тоже в доме не помошница. Она совсем захлестнулась с хозяйством во дворе и с холстами. Тётки нахлебницы, глядишь,  им подсобят и с детьми, и с пряжей. Не мог Алексей отказать жене. Скрепя сердце,  он принял двух нахлебниц с условием, что те будут жить в келье. Наконец, мир в семье установился. А как прокормить двенадцать душ?

Крестьянин Машков был грамотным человеком. От своего отца он перенял правила хозяйствования. Он был здоров, силён и чрезвычайно вынослив, но это мало ему помогало. Временами приходилось работать до изнеможения,  потому что он один в семье полноценный работник. Старший сын подрос, но ещё жидковат, второй сын работал на подхвате, а третий малец ещё не мог работать даже по дому. Нанимать помощника он никак  не хотел. Не забыл историю с сестрой. Мужик придумал заняться торговлей мясом. Он вспомнил, как сохранить свежее мяса в леднике. Про это ему толковал дед, но сам не видел, как это делается. На его глазах этим никто не занимался. Его дед только слышал, как хранили мясо купцы и местный поп. Алексей долго колебался. Риск то большой, но свежее мясо в цене зимой и весной. Алексей вырыл глубокий погреб, выложил его  камнем и ближе к весне сделал в нём небольшой ледник. Он решил рискнуть. Ради денег в эту осень он продал больше зерна, чем обычно себе позволял. Пришлось сократить расход муки на хлеб. Позже, когда все избавлялись от лишнего скота, он тоже забил свою скотину и прикупил в селе тушу бычка. Разделав туши, он присолил куски мяса с травами, заветрил их на осеннем солнце и спустил в ледник. Только кости, рёбра и ливер отдал жене варить для семьи. А сам не находил себе места от беспокойства. То и дело лазил в ледник, проверяя состояние товара, плотность дверей и количество льда.
Я вспомнила одну историю. Было время, когда у нас не было холодильника. Купить его было трудно. Тогда холодильник  считался не бытовым прибором, а предметом роскоши. Пользовались погребом. Ни у кого из соседей на нашей улице не было холодильника. Летом в особо сильную жару мама польстилась на низкие рыночные цены и купила слишком большой кусок мяса. Папа очень удивился:
- Маруся! Мы не сможем съесть столько мяса. Оно пропадёт. Надо кому-нибудь его предложить.
-Я знаю, как отец хранил мясо. Я сделаю также.
Папа ушёл на работу, а мама принялась за дело. Немного посолила мясо. Нарвала листья репейника для чего-то немного побила их молотком, сорвала пучок жгучей крапивы, завернула мясо с травой в газету повесила его на ветерок. Была жара, а ветра не было. Мясо потекло, на него сели мухи. Что было с мясом, я думаю,  понятно. Собака и кошка против чуть испорченного варёного мяса ничего не имели. А мама поимела головную боль и горькие слёзы.
-Не понимаю, как я забыла, что его надо было опустить ненадолго в крепкий раствор соли, а я его только чуть-чуть присолила. Я надеялась на траву. Крапивы надо было больше, а я сильно обожгла руку и подумала может обойдётся. Всё-таки крапива отгоняет мух, -  объясняла мама папе, заливаясь слезами.
- Ну забудь. Кто не делает ошибки? Все делают. Забудь. Не велика потеря. Ты ж не корову купила, а только её кусочек, - утешал её папа.
- Да как же я всё забыла?! Надо было на солнце повесить, оно бы быстро подсохло, а я повесила на ветерок, а ветра не было. Папашка осенью на ветерок вешал, было холодно и мух не было. Я про них забыла, - и мама  зарыдала от обиды.
-Ну ладно, ладно. Погорилась и хватит. На солнце оно бы тоже испортилось.
-И про траву я ничего не помню. Я же мельком видела, что он делал. Знаю, что рвал лопухи и косил крапиву. А зачем? Не помню.
Мама от стыда и обиды даже заболела.  Вот такая была у мамы попытка, заменить холодильник.

Ледник и торговля мясом из-за новизны было просто авантюрой. Как Алексей боялся опозориться, испортить товар и прогореть на незнакомом деле, знала лишь жена, да тётка. Они, поддерживая его, молчали, не жаловались, экономили на всём, боясь весеннего голода. Мне понятно, как переживал мой дед, когда как в омут головой, бросился в новое незнакомое предприятие. Однако ему повезло. Мясо на леднике прекрасно сохранилось. Когда прищло время зимних свадеб, Алексей Никитич с выгодой для себя продал мясо. С этого всё началось. Каждый год осенью он покупал в селе две туши быков,  немного переплачивая по сравнению с рыночной ценой. Продавал мясо зимой в селе немного дешевле, чем на рынке. И он, и его покупатели были довольны. Появились в руках небольшие лишние деньги, и бедняк Машков выбился в люди. Наконец-то он заимел возможность оставлять семье на питание побольше хлеба. На рынке с мясом мужик не показывался, опасаясь прогореть, все нехитрые торговые операции проводил не суетясь в своём селе. 
Торговое дело дед не любил, купцом становиться не собирался, потому что непросто покупать да продавать. Конкуренции он бы не выдержал. Как говорил его знакомый купец: «Купить, Алексей, что вошь убить. А вот продать, что блоху поймать. Толи пан, толи пропал.» Рисковать крестьянин боялся и не хотел. Не та натура. Тем более, что от него зависили двенадцать человек. А зачем начинать новое дело, когда Алексей Никитич был очень удачливым хлеборобом? Потому и начал, что  семья велика. Сводить концы с концами без других доходов  невозможно. Если бы не нахлебники, живи да радуйся. Ни у кого не родился такой овёс, как у него. Ржи он собирал больше, чем соседи. На огороде овощей родилось много. А подсолнухи завёл такие, что каждый год масло продавал. У него был свой календарь посадки и посева, который он ни от кого не скрывал, да и как скроешь, если всё делалось  на глазах всего села. Он считал, что главное посеять и посадить требуется вовремя. Земли у него мало, но поспеть везде всё равно трудно, потому что делать надо всё одновременно, помощь от сыновей невелика. Вот и крутился мужик волчком. Когда жена седьмым родила мальчика, надел стал уже на пять душ. Работников попрежнему он не имел, сам с детьми управлялся.  Двенадцатилетний старший сын уже помощник, второй Фрол в  свои десять лет не уступал  старшему брату. Богатырь и только. Да и третий сынок тоже крепыш, помогал по дому и во дворе. Достаток в семье налицо. Алексей Никитич воспрянул духом, начал рассуждать и умничать. Благо, есть на кого опереться. 
-Нанять работника можно – не напасть, да как бы с работником не пропасть. Его ж заставлять надо, его принуждать надо, а это один грех. Он сделает неправильно или не вовремя, а мне что? Считать убытки и ругаться. Нет, это не дело. Лучше я всё сделаю сам, а если что не так, то корить буду только себя, - толковал он в кабачке с сельчанами. Алексей Никитич никогда не пил спиртное, но в заведение иногда ходил потолковать с друзьями, соседями и родственниками, узнать новости. Туда изредка заходили поесть священник и дьякон. Кабачёк посещали  лавочник и купцы, которые привозили новости из городов. Там можно было с кружкой чая посидеть с ними часок, отдыхая от непрерывной работы. Это было что-то вроде местного клуба, где могли общаться мужчины села.

Торговлю Машков не оставлял, но покупать туши перестал, слишком  волнительно. Он принял решение вырастить ещё две тёлки для приплода. Естественно, появились другие трудности. Требовалось больше кормов. Пришлось сокращать посевы льна и подкупать сено. Да и во дворе работы для сыновей и женщин прибавилось. Но прибыль от несезонной продажи мяса выросла, и никто не возражал.  Семья начала жить хорошо. Не жизнь, а мёд.  Но в кружку мёда упала бочка дёгтя.  Пришла беда, в восьмых родах умерла Авдотья. Отчаянию мужика не было границ. Если бы  он не был настолько верующим, то наложил бы на себя руки. Он винил себя, считал, что жена умерла из-за тяжёлой работы. Часто за столом он вдруг бросал ложку и не к месту спрашивал:
-Ну для чего и для кого я пупок рвал? Чего добился?
Семья понурившись молчала. Однажды тётка не выдержала грубости племянника и сурово спросила:
-А мы что, не семья?
-Вы все живы. А Авдотья в тридцать один год... за что это мне? – грохнул кулаком по столу и ушёл во двор.
После этого случая мужик совсем задурил. Перестал есть, работал так, будто решил убить себя. Делать нечего, тётка - монахиня пошла к попу за советом. В  воскресенье после обедни, на которую преданный прихожанин  и церковный староста Алексей Никитич не пришел и детей не привел, в его дом явился батюшка для разговора с хозяином. Разговор у них был долгий. За излишнюю обиду на судьбу батюшка наложил на Алексея епитимью.
-Сын мой! Господь каждому даёт испытание. Мы должны покорно принимать его. Ангельская душа жены твоей на небесах горюет, глядя на тебя. Ты забыл о её детях. Отпусти её с миром, пусть душенька её упокоется.
-Только о детях и пекусь, батюшка. Но кто может заменить мать?
-Мать заменить никто не может. А дома хозяйка должна быть, чтобы заботиться об отроках. Алексей Никитич, укрепись духом. Бог тебя не оставит. Надо привести в дом хозяйку.
-Это что же? Привести чужую девку в дом? Я ей ничего не могу дать, а она мне. Нет, доживу как-нибудь. Сестра поможет.
-Сестра твоя хочет постриг принять. Не годится ей мешать. В селе есть одна неприкаяная душа, вдовица. Двадцать восемь лет. Сирота. Воспитанница монастыря. Ангел душой и хорошая работница. У неё есть своя земля. Подумай.

Тяжёлая работа не обходила стороной сельских женщин, хотя они были на вторых ролях. Питание семьи, одежда всей семьи, чистота  дома на их плечах. Мужики никогда жене не помогали. Они бы и рады подсобить, да своих дел выше головы.  Сейчас мне трудно представить себе то, что одежду делали дома. Начиная с посева льна и кончая домотканными портами и юбками, все работы выполняли женщины. Они делали повседневную одежду всем членам семьи. Женщины и дети выращивали  ягнят для шерсти и меха. Баранина тоже шла в пищу, но главное это шерсть. Из неё делали грубые шерстяные ткани, войлок, онучи, валенки. Из шкур шили шубы, тулупы, полушубки.  Одежда - забота женщин. В  предреволюционные годы  валенки и  изделия из шкур стало делом ремесленников. Но лёгкую одежду делали на дому, и доставалась она не малой кровью. Всю зиму бабы и девки пряли, ткали и валяли.  Моему уму непостижимо, насколько приспособлены были наши бабушки к независимой жизни. Правда, трудились они сутками, как пчёлки, с коротким перерывом на сон.
Девочек с трёх лет привлекали перебирать шерсть и льняное волокно, делать кудельки, из которых потом пряхи тянули нитки. В четыре года им показывали как делать петельки на спицах, просто петельки. К пяти годам   детки вязали крохотные шарфики, пояса, носочки, варежки. В пять-шесть лет их учили сидеть за прялкой. Это все проходило как игра, как забава без принуждения, как подражание взрослым. То же самое, как мы в детстве играли с  куклами, готовясь к материнским обязанностям. Моя бабушка, показывая мне буквы в букваре, нечаяно научила меня читать в четыре года. Во время войны играя со мной, она научила меня, дошкольницу, вязать маленькие носочки, в то время как сама вязала носки для солдат на фронт.
 
Крестьянские дети зимой крутились в избе около  взрослых, пока те не покладая рук трудилась. Девочки помогали маме играя. Иногда они играя отвлекали её от работы, когда, как котятки, разыграются, расшалятся.  Это неважно. Главное то, что они всегда на глазах матери. Малыши где играют, тут и засыпают притомившись. Мать быстро сунет дитя на палати или на печку и продолжает прясть или ткать. Детки побольше  усталость снимают бегая на улице. А летом девочки с матерью и в поле, и на огороде. С пяти – шести лет они помогают маме полоть сорняки, малыши играют в возке,  постарше играют рядом. А с семи лет девочки делают тоже, что и мать, только медленнее.
В семь лет кудельки, вязание, прядение уже обязанность, уже  работа для девочек. Шить их учили рано. Случалось восьмилетние сообразительные девочки обшивали всю семью. Моя крёстная искусно шила и вышивала с восьми лет. Вся одежда её братьев и сестёр была делом её рук. Шили тогда  иголкой, швейные машинки появились много  позже. Ткать учили девушек, потому что это физически нелёгкая работа. Холсты получались серыми,  их белили на  солнце. Делали это весной. Работа тяжёлая и выполняли её взрослые девушки, женщины, девчушки только помогали им. Женщины делали много. Они умели красить нитки в отварах растений. Могли делать узорчатые ткани для нарядных юбок и кофточек. Из-за того что, полотно тяжело изготовлять, люди берегли каждую тряпочку, а уж как берегли вещи, не передать словами. Одежда передавалась от старших младшим, нарядная одежда ценилась и хранилась. Перед праздником все чисто мылись. В праздник наряжались и отправлялись в церковь, в гости, просто  прогуляться. Когда приходили домой аккуратно снимали  праздничное одеяние, проветривали, чтобы убирать. Дома носили повседневное. Но перед грязной работой обряжались в рабочее и за дело. Как только сделали дело, умывались или купались, переодевались в чистое повседневное и занимались чистым делом. Каждому занятию отводилось и время, и одежда. Как видите, не только господа переодевались в течение дня. Господа переодевались  к обеду,  к чаю и так далее, чтобы занять себя, а крестьяне берегли одежду. Порванную одежду всегда чинили, дырки латали, в рванье не ходили. Одежду стирали в щёлоке и полоскали в реке, отбивая специальными деревянными лопаточками, лотками. Гладили тоже деревянными специально сделанными палками  рубелём и скалой.
В фильмах часто показывали грязными голодранцами простых людей. А это не совсем правда. Голодранцы были. Случалось ходили опустившиеся люди в рванье и грязными, но это не крестьяне.

С семи лет девочки, как пчёлки, трудились  на прополке проса и на огородах. В страду они с братьями носили снопы к крестцам и копнам. А с восьми лет у девочки кончается детство. Она полноценная работница и в доме, и в поле, только жать и у печи стоять ей обычно не разрешали. Но бывали исключения.
Сельские женщины никогда никем специально не обучались, но умели очень много. Они как агрономы знали как вырастить и лён и овощи. Бегали в лес за грибами, ягодами, орехами. Делали соления, квашения, варения на зиму. Сушили ягоды и фрукты. Они топили баньки, избы, варили  еду.  Они были главные помощницы мужа в поле и на току. Они держали дом, детей и одежду в порядке и чистоте. И что самое удивительное, они ухитрялись всё успевать.
   
Мужик без бабы не мог жить хорошо, так же как баба без мужика. Нельзя объять необъятное. Муж, жена и дети – это прежде всего дружная слаженная система, предприятие, если вам угодно. Девочки тоже с детства знали  порядок жизни.  Они были обязаны вырасти и обучиться женским делам: готовить еду,  делать одежду, держать в чистоте кров, ухаживать за детьми, больными и стариками.
Я помню, как бабушка меня маленькую пугала, когда  я не чисто мыла пол, не сухо вытирала столешницу после обеда. Она делала горестное лицо и говорила:
-Ой-ой –ой! Какие огрехи оставляешь! Скорее исправь, а то выйдешь замуж за рябого, конопатого мужика.
Вопросов у бабушки не было. Хочу ли я выходить замуж, или может быть у меня другие планы? Нет, без вариантов. Замужество обязательно и желательно.

Каждая девочка готовилась создать семью. Она должна была активно помогать шить своё приданное. В тоже же время её учили украшать каждый шаг жизни,  чтобы  дом и одежда ласкали взор и тело, чтобы еда радовала разнообразием и вкусом. Она знала, если члены семьи смотрят друг на друга с удовольствием и радостно, то это и есть счастье. О страстной безумной любви не упоминали и не мечтали. К созданию семьи относились по-деловому. Семью создавали не влюблённые пары, а родители. Иногда они  учитывали склонности детей, но чаще считали, что   стерпится – слюбится. Дети должны были знать и помнить, что преданность жены мужу и мужа жене –  основа семейного благополучия и  покой членов семьи. Где этого не было, где шли войны между супругами, там селилась угробляющая непреодолимая нужда, болезни и ранние смерти. Вот и всё.

Счастливая жизнь моей бабушки Прасковьи Яковлевны закончилась в четыре года, когда она одна выжила в эпидемию и осталась сиротой. Ей посчастливилось попасть в монастырь, где её учили, кормили и погрузили в сказочный мир грёз о Боге и райском блаженстве. Она обожала церковные службы за красивую музыку, она восхищалась красотой церквей, где всегда было чисто, празднично и нарядно. В монастыре все работали много и усердно. Прасковья не боялась работы. Здоровая и сильная от природы она находила радость в трудах. Ей хотелось, чтобы навеки так было, но её вернули в село и выдали замуж. Никто её не спросил об её чувствах и желаниях. Она воспитывалась в монастыре с девочкой сироткой из очень богатой семьи. Та люто ненавидила монастырскую жизнь. Её привезли в обитель десятилетней, она помнила дом и рвалась туда. Девочка не хотела молиться, отворачивалась от икон, старалась по мелочам не слушаться наставниц. Её не наказывали, спокойно терпеливо поправляли, но из монастыря не выпустили.

        Прасковья до мозга костей была предана Богу, потому не роптала. Что Бог ни делает, всё к лучшему. Семья, в которую она была отдана, была, скромно говоря, совсем небогата. Получив с невестой пахотную землю, семья мужа быстро пошла в гору. Молодая жена  очень хотела понравиться нечаяно обретённым новым родственникам, потому работала изо всех сил, на грани своих возможностей. Она сплела бредень, но одной рыбу не поймать, а свекровь терпеть не могла рыбную ловлю. Но  когда на стол попадала вкусная, запечёная в сметане речная рыбка, свёкор хвалил жену. Сноха приносила из леса корзины грибов, ягоды, орехи, лечебные травы, в которых знала толк. Это никого не впечатляло. Она делала роскошные покрасы, как её учили в монастыре, но ей они не доставались. Мужней жене не положено рисоваться, тем более, что она бездетна. Свекровь её не полюбила. Так прошло долгих двенадцать лет. А детей так и не было. Как относился к ней муж, неизвестно, она никому про то не говорила. Вдруг зимой муж умирает в извозе. Свекровь тут же выпроваживает ненужную сноху за порог, и она с тощим узелком оказывается на иждивении своей бедной многодетной дальней родственницы, тоже вдовы.
 
Прасковье судьбой предопределено второе замужество. Только Богу известно, как моя бабушка пыталась избежать участи  мужней жены. Видно, не показалось ей замужняя жизнь раем, хотелось  избежать этакое счастье. Не вышло. Пыталась поступить в прислуги, но не прижилась. Она была ещё молода и слишком привлекательна. Ушла с работы, вернулась в село. И зачастили сваты в дом тётки.
-Ну, Прасковья,  решайся скорее. Всё равно принца не высидишь. Везде ад кромешный. Работа, побои и склоки между снохами. А у меня тебе быть нельзя. Староста уже приходил, и батюшка говорил со мной. Требовали выдать тебя замуж. Я тебя неволить не буду. Сама решай. Выбери помоложе, да покрасивше. Пусть будет хоть один день радости у тебя, - говорила несчастной женщине родственница.
Бедной  вдове казалось, что ей предлагали выбрать способ умереть. Но однажды пришёл жених без сватов с ней поговорить. Она слышала о нём. Вдвоём они сели за стол у окна, молча разглядывая друг друга.
-Извиняй, Прасковья. Ты слыхала обо мне?
-Слышала, Алексей Никитич.
  -Я буду говорить без обиняков, всю правду. Послушай, а потом решай. Я вдовец. У меня восемь детей, последняя девочка младенец. Жена умерла в родах, а дочке Бог дал жизнь.  С женой мы прожили пятнадцать лет, как один день. Я жалел её, но вот не сберёг.
-Бог дал, Бог взял, - откликнулась женщина.
-Не скрою, горевал. Но жить надо, растить детей надо. Я прошу тебя помочь мне, а я  помогу тебе. Я  вдовец,  и ты вдова. Нам обманывать друг друга ни к чему. Соглашайся стать хозяйкой в моём доме. 
Что на это могла сказать ему не знавшая счастья вдова? Про мужа ей сказать было нечего. Муж, царствие ему небесное, был под пятой отца, а свёкор был жаден и зол. Её он никогда не ругал и не бил, да и муж особо не обижал. А свекровь от мужа много обид терпела. Ничего говорить жениху Прасковья не хотела. Она ждала  ещё слов. Алексей Никитич надолго замолчал. Вот так они и посидели  молча, думая каждый о своём. Вдовец сделал ещё одну попытку:
-Я вот сижу и думаю, что тебе пообещать. А пообещать мне нечего. Мне уже тридцать шестой год. Я на семь лет старше. Мне просто край, как нужна баба в доме. Я не богат, но и не беден. Ты будешь сыта, а там как получится. Я пришёл к тебе... Ты знаешь, что такое сиротство. Может пожалеешь моих детей. Я не какой –то изверг и никогда тебя не упрекну за то, что у тебя не было детей.
-Ну вот! А промолчать не смог! Все они такие, – подумала с обидой Прасковья.
-Ну ты как? Да ты не сумлевайся, мне детей хватает. Этих бы поставить на ноги. Я отделён от отца четыре года назад. Если со мной что случится, так ты останешься в доме хозяйкой. Старшему сыну уже четырнадцать. Не пропадёшь. В доме ещё приживалки, они не в счёт.
-Лучше бы ничего такого не случилось.   
-Ты не боись, я крепкий.
-А чего без сватов? – поинтересовалась моя бабушка.
-Зачем они нам?   Веселиться не хочется. На душе тяжело. Мы уже старые, сами, небось, как-нибудь договоримся. Я думаю, что мы поладим. Прошу тебя пожалей сирот, особенно малую. Она матери не знала.  Ни одного глотка материнского молока не получила. Я прошу...,- к своему удивлению Прасковья увидела слёзы на глазах мужика и сразу ответила:
-Я согласна.  Денег у меня нет. Из приданного у меня только земля.
-Я за приданным не гонюсь. Свадьбу сам сделаю. Давай не будем тянуть. После поста сразу обвенчаемся.
-Хорошо, - глядя в стол, ответила моя бабушка, неизвестно почему почувствовав себя обиженой.
Алексей встал и ушёл. Прасковья не рассмотрела его лица, понятия не имела, хорош он или страшон. Волос на голове много и борода густая. Высок или низок, она тоже  не помнила. Да и какая разница. Она радовалась, что у него есть маленькие дети. Хотелось с ними повозиться, может хоть они её полюбят. Пришла тётка и строго спросила:
-Ну как поговорили?
Прасковья задумалась, как же они поговорили?
-Он про себя рассказал, а меня ни о чём не спросил. Я ему не интересна. Ему баба в доме нужна.
-А ты чего хотела? Чтоб миловаться стал? Так все милуются до свадьбы, а после свадьбы кулаками махают. Вот как мой, покойник. На мне зло и обиду вымещал. Хотя особо-то не бил. Так добанёт разок и всё.
А я умненькой была, сама не напрашивалась.
-Меня муж не бил, но и не приласкал ни разу.
-А молодым Алексей был красавец. Высокий, плечи в сажень. Волосы кольцами. Жена тоже как куколка, только совсем ребёнок. Она после свадьбы немного подросла. И то сказать, порожней не ходила. Дети сыпались каждые два года. Как тут выжить? Но он не виноват. Никогда не дрался. Работы, конечно, много. Но его вины нету. Когда свадьба-то?
-Скоро. Он всё устроит.
-Ну и слава Богу. Не посмотрел, что бездетная. Зато у него аж восемь душ. Правда, с ним живёт сестра, жуть какая характерная. Монашка – это божий человек. А приживалки добрые старушки. Счастливая ты. Бог послал хорошего мужа. Не пьёт, не курит.
Суженый явился ещё раз только в пятницу перед венчанием. Принёс  покрасы своей первой жены.
-Одень на венчание. Это покрасы жены, но она их никогда не одевала. Много у неё было этих  всяких нарядов, а одеть не пришлось... Да.
-Знать бы где упасть...- откликнулась Прасковья, думая о своей незавидной доле. Сколько она делала всяких покрас, но все отняли. И вот чужие вынуждена одеть на свадьбу.
Жених посидел молча полчаса и ушёл буркнув про время, когда за ней приедут. И свадьба, и венчание были просто унылыми, но Прасковья тому порадовалась. Никакого веселья она не хотела. Для неё замужество не праздник, а деловое соглашение, постылый договор о выживании.

Мама много раз рассказывала мне о сватовстве деда. Для неё это был эталон правильного сватовства.
-Обычно жених с невестой не разговаривали до свадьбы. Сваты договаривались. А тут вишь как, прям душу открыл.
-А где же любовь? Или хотя бы высказал ей своё  расположение. Где ласковые слова? Лучше бы он свою душу совсем закрыл, - думала я.
Я считала такое сватовство оскорблением для любой женщины. Деловые соглашения пусть родители или родственники заключают... Но я жила в другое время, когда у людей сложились другие отношения.