Последний старец по страницам 25

- Будьте с ним осторожнее, мой друг. Постарайтесь завоевать его безграничное доверие. Карьера для вас будет обеспечена…

- В самом деле? – Эзерлинг изобразил на лице неуверенное любопытство.

- Признаться, я шучу только по праздникам. И то – в большом подпитии.

- Признание облегчает участь, - невинно вытаращил глаза Эзерлинг.

   Они оба рассмеялись. В это время Борман, стоявший под руку с молодым хлыщем с голубыми навыкат глазами, с зачёсанными назад волосами и красно-золотым партийным значком в лацкане модного костюма, сшитого по талии, подмигнул им обоим. Как будто, давая понять – я всё слышу. Хотя по мраморному холлу сновали взад-вперёд коричневые штурмовики, какие-то барышни в пёстрых тирольских платьях с кружевами и передниками, юнцы с барабанами, Эзерлинг ощутил прилив некой волны. Его левое ухо очистилось от шума.  В него ворвался тугой, оглушающий свист.

   Эзерлинг вошёл в зал. Эта полукруглая чаша с рядами дубовых стульев, сходившихся, как в амфитеатре, с дорожками-спусками, покрытыми мягким ковриком, была освещена юпитерами. Всюду маячили люди с фотоаппаратами и кинокамерами. Трибуна в центре из орехового дерева была задрапирована ярко-красным полотнищем с буддийской свастикой. Она была увенчана созвездием из микрофонов в стальных оболочках. Стены, облицованные коричнево-серой гранитной плиткой, с обоих сторон были покрыты старым кайзеровским штандартом из красно-чёрного шёлка, с чёрно-белым крестом, что был точной копией Железного креста, а также национал-социалистическим со свастикой.

   Внезапно он увидел Вебера. Тот стоял у одной из глиняных, с длиннющим горлышком ваз с претензией на тибетский стиль. При этом беседовал с уже знакомым грузным человеком. Его звали Эрнст Рем. У него в бардовых петлицах была золотом вышита эмблема пальмовых листьев в окружении лаврового венка. Венок как у покойника, машинально подумал Эзерлинг. Он на мгновение подумал о том, почему здесь оказался Вебер. Значит у него есть свои знакомые в НСДАП? Не без отвращения Эрих наблюдал за попытками жирного «коричневого капитана» хватать за руку члена КПГ. Поглаживать одну из них. Голова Рэма ушла в толстые плечи. Лицо было рыхлое и серое, так как носило следы нездоровой ночной жизни. Водянисто-серые выпуклые глаза были скрыты дряблыми, припухшими веками. Было известно, что герой Великой войны, а также военный советник при президенте Боливии (во время мексикано-боливийского конфликта)  отличался разборчивостью в связях с мальчиками. Особенно, спортивными и симпатичными юношами из хороших семей, что в последнее время захлестнули ряды штурмовых отрядов. Родители оных били тревогу. Многие из них писали жалобы в полицай-президиум, а также на имя гауляйтера ячейки НСДАП Берлина, коим был по совместительству Иозеф Геббельс, он же, как известно -  ф а р а о н…

   Уперев в коричневые бока жирные руки, он, не переставая морщиться, что-то доказывал Веберу. Время от времени щетина подстриженных усиков раздвигалась – капитан СА ослепительно блистал двумя искусственными зубами. Один из них был из золота, другой сверкал серебром.

   Тут прогремели фанфары. Проходы между рядами уже заняли штурмовики с вымпелами районных отделений НСДАП Берлина, Гамбурга, Мюнхена, а также других городов. Громко топая начищенными сапогами, эти юноши замерли по стойке смирно с вознесёнными кверху знаменами и головами. Их выправке мог бы позавидовать любой военный кайзеровского рейхсвера. Идущие за ними подростки в форме НСДАП вскинули серебренные горны. Забили в плоские чёрно-белые барабаны.

   Трибуна пустовала. По рядам наци пронёсся нездоровый ропот. А капитан СА Рэм продолжал мирно беседовать с членом КПГ. Стоя у прохода с лестницей, ведущей на сцену. Рядом с Эзерлингом застрекотала портативной двух кассетной камерой  Lk дама средних лет. Она тщательно снимала проход штурмовиков с вымпелами, барабанами и горнами. В передних рядах недовольно щурились на Рэма знакомые Эзерлингу лица: Геринг, Борман, Геббельс. Кроме них – высокий, с покатыми плечами брюнет в форме SS. У него был невзрачный вид, а также старомодное пенсне на носу. Он постоянно, то ли смущённо, то ли снисходительно улыбался. Как будто делал всем одолжение. Улыбался он и в сторону Рэма. Но на того это не производило должного впечатления. Лица многих из сидящих в рядах и стоящих в проходе нетерпеливо поворачивались, будто на шарнирах, назад и вперёд. Все были как заколдованы и чего-то ждали.

   Геринг, налившись кровью и едва сдерживаясь, поднял было своё крепкое, дородное тело с хрустнувшего стульчика (закачался весь ряд), когда Эзерлинг сказал: «Кх-кх!». Нарочно громко. Сделал он это совершенно случайно. Но до Рэма наконец что-то дошло. Он стал багровым до складки на бычьей шее до кончиков ушей. Хлопнув Вебера по плечу, необычайно легко взбежал на сцену. Занял место за трибуной.

- Хайль! Друзья мои! – он вскинул руку.

- Хайль! – ответила ему рёвом толпа коричневых и чёрных людей.

   Вскинулся лес рук. Многие из сидящих встали. У многих по щекам текли слёзы. «Проснись, Германия!» - ревел недалеко от Эзерлинга старик с пушистыми усами, с ленточкой Железного креста 2-го класса в петлице. Кричали мужчины и женщины. Над залом, вынырнув из динамиков на стенах, поплыла музыка– «Полёт валькирий» из оперы Вагнера «Кольцо Небилунгов». Дама с портативным киноаппаратом стрекотала, как стрекоза под самым ухом Эзерлинга. Её закрученные чуть ли не в спираль золотые локоны, изящная шляпка-пирожок, голубоватый кашемировый шарф излучали запах парижских духов. «Простите, милая фрау! Не могли бы вы встать чуть левей?» - обратился он к ней стонущим шепотом. Она, загадочно улыбнувшись полными, красивыми губами, лишь застрекотала объективом в его сторону. Полная дура…

- Друзья! Германцы! Я вышел к вам – распахните ваши сердца! – Рэма явно несло не туда. – Вы знаете, кто сейчас выйдет к вам. Хайль Шикльгрубер! – усмехнулся он. - Поэтому, помните, что я вам говорил и не устану повторять, товарищи! Я, братья Штрассер, братья Стенесс, а также немногие другие, кто не подпал под чары капиталистических наймитов призывают вас – к социальной революции, германцы! Только натиск вперёд! Только свержение поганой, прогнившей буржуазии…

- Довольно! Уймитесь…

   Это сказал вскинувшийся опять Геринг. Он сделал движение рукой. Микрофоны разом отключились. Рэм остался обеззвученным. Он напрасно шевелил губами. Но в полном гула замкнутом пространстве его толком никто не слышал. А ряды штурмовиков в центральном широком проходе раздались. По обе стороны. Меж ними энергично шёл уже знакомый Эзерлингу оратор из Мюнхена. Адольф Гитлер был облачён в коричневую форму СА без знаков различия. На боку – штурмовой нож с «рогатой рукоятью». На ногах вместо сапог были тирольские шерстяные чулки пестрой вязи, а также тяжёлые альпийские ботинки на толстой подмётке. Он уверенно шёл вперёд, излишне выпучив бледно-голубые, насмешливые глаза. Они постепенно зажигались огнём исступления. Под верхней губой прыгала щёточка смоляных усов. На лоб ниспадала непослушная чёлка. С непропорционально-коротким туловищем и длинными ногами фюрер не выглядел красавцем. Однако весь облик его излучал решимость и энергию, что охватывали толпу. Делали её послушной, как женщину в объятиях сильного мужчины.