Последний старец по страницам 28

- Непонятного много на этом свете, девонька, - протянул он, оправляя бороду сморщенной ладонью. Пожевав, словно нарочно, седые усы, продолжил. – Ты-то тут как? По неразумию своему иль чего похуже будя?

   Аня, стиснув колени и губы, упрямо молчала. Тишина становилась гнетущим сном.

   - Надоть тебе, красавица, помолиться, - продолжал старичок. – И Богу в церкви свечку поставить. Вон она, церковь-то – через дорогу будя. Как по Коммунарам пойдёшь, так в неё и попадёшь. В церковь Божию…

   - Я в Бога не верую, - наконец молвила девушка.

   - А кто теперича верует? – усмехнулся дед-столет. – Я, думаешь, тоже верую? На баб да девок незамужних всё больше поглядываю. Эхма, было времечко! Дед Тимофей своего не упустил. Пожил всласть. Да только суета всё это, - внезапно остепенился он. У неё на глазах. – Было времечко да прошло. Утекло, как речной песок чрез пальцов-то. Вот и я говорю…

   Его словеса или их поток прервались цокотом каблуков. В приёмное отделение УНКГБ вошёл молодой бравый военный перекрещённый портупейными ремнями. На рукавах у него красовались три малиновых усечённых шеврона. В малиновых же петлицах – столько же треугольников. На ходу он помахивал серым листком, смахивающим на Анину повестку.

-         …Вот что, Саблин, ты мне тут огород не городи, - весело бросил он старику. – Всё агитацию разводишь! Бес, понимаешь, ему в ребро. Ступай к себе домой, в станицу, и не вздумай там людей мутить. Архангелы ему, видешь ли, являются! Конец света пророчут… Я те дам, конец света! Такой конец, что дальше не заедешь…

- Воля ваша, - подымаясь, заметил старик. – Да только они являются. Всамделишно…

- На здоровье, - отмахнулся военный. – Пусть себе… И по многу раз! Только не вздумай мне в крайком ещё заявиться!  Со своими проповедями… Нет, до чего додумался, - он развернулся в пол-оборота к Ане. Упёр руку с малиновыми шевронами в бок. – Записаться на приём к первому секретарю и у него - в присутствии передовиков производства…

-        Бог с вами, - перекрестил его старик. – Живите с миром…

   Шаркая стоптанными сапогами, он вышел.

-       Крыжова? Анна Павловна? – приступил молодой военный. Проведя рукой по взъерошенной голове, он топнул начищенным сапогом. – Ну? Отвечай!

- Да, да…

- Двадцатого года рождения?

- Ну да…

-       Вам следует подняться наверх. Второй этаж, кабинет номер тридцать три. И без ну…

   Поднимаясь по широкой мраморной лестнице с ковровой дорожкой на металлических штырях (прямо с площадки с балясинами на неё смотрел гипсовый бюст товарища Сталина, который усмехаясь в усы, как бы говорил «Ух, я тебя, бесстыжая!»), она спиной чувствовала как на неё смотрят эти двое. Дежурный в фанерной будке за пультом коммутатора, с телефонами без наборных дисков и щеголеватый военный с шевронами. Вскоре хлопнула наружная тяжёлая дверь с вычурными бронзовыми ручками. Знакомый голос  по-стариковски прошамкал: «Я вот что попрошу, господа-товарищи! Люди мы все Божии! Одной кожею обшиты. Так вот, справочку мне надобно, что я в милицию-то и в этот самый, диспансер-то, по неразумению попал. Не то худо будет! Председатель у нас казак суровый. Трудодни мне не зачтёт…»
   Следуя по ворсистой ковровой дорожке, что устилала длинной змеёй прямой коридор, она нашла в ряду ладных дверей с дубовыми панелями ту, что имела зеркальный овал с номером «33». Мимо неё неслышно ходили люди в гражданском и форме: синие брюки-галифе, малиновые петлицы и шевроны. Кое-кто нёс картонные папки под мышкой и имел весьма растрёпанныё или чрезвычайно деловой вид. Раз проследовала девушка с насупленными, поджатыми губками.

   Она постучала кулачком – тук-тук! – ожидая самого худшего.

   -…Можна! – гаркнул из-за двери прокуренный голос.

   Она, снуя коленками, протиснулась сквозь щель полуоткрытой двери. На удивление там было не страшно. Скорее даже обыденно. Ёлочка навощённого паркета. Тяжёлые, ниспадающие синие гардины, что заслоняли почти до пола батареи парового отопления. Мебель морёного дуба с тяжёлыми бронзовыми ручками. Огромный несгораемый шкаф в правом углу. Огромные напольные часы «кремлёвка» в левом углу с бесшумно скользящими ходиками. За столом перед бронзовой же чернильницей ввиде танка Т-28 (чернило заливалось в ёмкости , что были расположены в трёх открывающихся башенках), с парочкой телефонов, положив руки на зелёное сукно, покрытое стеклом, сидел человек в гимнастёрке, внешность которого больше всего не понравилась Ане. Она органически не переносила подобных людей. Физиономия грузчика или боксёра. Примятый нос, тяжёлая, точно вдавленная ударом челюсть. Невидные под глубоко запавшими веками глаза. Мощный, конической формы череп был подстрижен под бобрик. Судя по единственному кубику в петлицах, начальник был ещё тот.

-     Что стоишь как бедная вдова? Садись! – словно уловив её неприязнь, фамильярно начал он. – Повестку давай! – протянул он мощную, с обозначившимися буграми мускул руку.

- Я забыла, - прикусила губу Аня, опускаясь на стул.  – Там…

- Что забыла? Где это там? – выпятив нижнюю губу, нагло спросил «бобрик».

- Внизу, у дежурного, -  промямлила Аня себе под нос. – Повестку…

- О, как! – хохотнул он, заставив её сжаться в комок. – Повестку она забыла! А голову свою не забыла? Голову свою, когда из дому шла… Повестку она…

   Подкрепляя своё негодование, «бобрик» принялся шумно хвататься руками за трубки телефонных аппаратов, бросать их на рычаг. Затем, упрев руки в боки, шумно двинул стул. Так, что у Ани заходило сердце в подмышках. Но ничего. Обошлось. Военному просто вздумалось пройти взад и вперёд.

-       Раз забыла, значит её у тебя не было, - произнёс он внезапно, затаившись за её спиной. – Значит ты у нас теперь кто?

- Кто? – с ужасом спросила Аня.

- Задержанная!

- Почему это? Я что…

-       А кто ты ещё, красавица маркиза? Или сеньора? Парле де франсе? Шпрехен зи дойтче? Буна нуштры?.. На каком языке предпочитаете говорить, госпожа иностранная шпионка? Ви меня есть понимайт, фройлен?

   Аня захолодела ещё больше. Он явно издевался. Не давая ей шанса на оправдание, стремился во что бы то ни стало припереть её к стенке психодавлением.  Не давай себя подчинить, дочка, раздался словно из далека, знакомый голос. Говорил отец. Уму не постижимо…

-       Не надо так со мной разговаривать, товарищ… - начала она было уверенно, но тут же сбилась. Ища поддержки, подняла голову на портреты. Сталин, Калинин и Молотов…Был также портрет нового наркома госбезопасности товарища Берия. Его умный взгляд под стёклами пенсне вселил в неё новую волну уверенности. - Представьтесь немедленно! Ваше звание в органах госбезопасности? Лейтенант госбезопасности?…

- Лейтенант…