Последний старец по страницам 29
- Девушка! – строго, как учитель в школе, обратился к ней «бобрик». – Здесь я решаю как и что должно происходить. Сидеть вам или стоять. Вы это понимаете?
- Фамилия и звание! – упрямо поджав губы, повторила Аня.
- Молчать! – возвысил он голос. – Прикрыла свой рот…
- Вот что, товарищ «Бобрик», - с убийственным спокойствием произнесла она, глядя прямо в глаза хаму. – Если вы намерены продолжать в таком же духе, я не произнесу и слова. Буду сидеть как пришитая.
Он округлил глаза, которые на поверку оказались стально-серые. Хмыкнув, обрушился своим тяжёлым телом на стул. Здоровой лапищей сграбастал трубку аппарата без наборного диска.
- Алло! Дежурный! Тут у меня это… одна девушка оказалась случайная, то есть с улицы, - сказал он как можно суше в микрофон. – Зашла и села. Никак выпроводить не могу. Вы там что, спите или как? А?.. Что?.. Не знаю… Ни! Документов никаких нет. Судя по всему, и не было никогда. Где живёт? – удивлённо поднял он брови. – Где проживаете, гражданочка? – обратился он к ней, не глядя в глаза.
- На Луне, - бросила она небрежно.
- Говорит, что на Луне. Да, шкодит или хамит – это кому как… Что? Ладно…
Он осторожно положил трубку на рычаг. Почесал у себя за ухом. Аня почесала кончик носа.
- Вот что, красотуля! – сказал он развязанно-весело. – Доигралась ты со своим весельем! Это надо же - на Луне она… Дочь врага народа, а туда же – на прынцып идёт!
- Ведите себя прилично…
- …И подхватят тебя под белы ручки, и повезут тебя туда, где небо в овчинку тебе покажется, - он встал и, усмехаясь как Кашей Бессмертный, стал потирать мослы. – Посидишь ночку в камере, успокоишься…
Как назло в открытую форточку ворвался рокот мотора, который оказался громче других.
- Если чего надо передать родственникам или близким, шепчи быстро, - снизив голос, внезапно сказал он. – Не сомневайся, я передам…
Вот-вот, подумала Аня. Вот так он меня хотел поймать.
- Я ещё раз убедительно прошу вас – вести себя прилично, - сказала она совсем уверенно. В добавок ко всему, достала из сумочки зеркальце и осмотрелась. – Если я, как вы изволите выражаться, задержана, то на каком основании? Кто вам дал право так со мной разговаривать, товарищ лейтенант? Я, как и вы – служу делу Ленина-Сталина. Я, как и вы, живу в советской стране. По советским законам. Какой из них я нарушила?
«Бобрик» открыл было свою челюсть, но говорить ему не пришлось. Дверь без стука отворилась. Вошёл низенький плотный человек в темно-серой чесучовой паре, с галстуком тёмного рисунка. У него были аккуратно подстриженные полуседые усы. В руке он держал злополучную повестку.
- Ваша? – он нетерпеливым движением указал лейтенанту на стул.
- Я не вижу, что там написано…- Аня пожала плечиками в синей блузке.
- Ага…- усмехнулся «бобрик». – Не видит она, бедненькая! Очки дорогой обронила…
- Прочитайте!
Она взяла несмелыми пальцами серый листок бумаги. Буквы типографского текста прыгали у неё перед глазами, стремясь попасть в мозг сквозь дырку в голове. Крыжова. Анна Павловна. Всё верно… 1920 года рождения. Явиться… Тут она подавила в себе гомерический хохот. Какая ж ты дура… Число проставлено сегодняшнее, а год – 1942, а не 41-й! Год грядущий…
- Всё понятно? – обратился к ней седоусый.
- Пока не очень, - призналась она.
- Что не понятно? Спрашивайте!
- Что я буду целый год делать? Ждать?
«Бобрик» шумно хмыкнул. Утопив голову в плечи, продолжать тянуть губу и относиться к ней как к забредшей с улицы. Аня на мгновение вспомнила деда-Саблина. Похвалила себя за память. Интересно, как к нему и таким, как он, тут относятся? Если только…
Крайним зрением она уловила, как на столе со стороны усатого появился небольшой предмет глянцевой бумаги. Это была фотокарточка размером три на четыре. Знакомое лицо начинающей стареть женщины в седых старомодных буклях о очках на цепочке, с изящной дужкой…
- Вам знакомо это лицо? – спросил «усы» с изменившейся, смягчённой интонацией.
- Может быть… - Аня всё больше и больше поражалась своей находчивости.
- Здесь отвечают только да или нет, - в голосе «усов» зазвучали дребезжащие нотки.
- Напоминает нашего завуча, - улыбнулась Аня. – Во всяком случае, похожа на неё.
- Имя, отчество, фамилия?
- Моё?
- Завуча!
- Октябрина Львовна Октябрьская.
- …Вам известно, что эта ваша Октябрьская – арестована по обвинению в шпионаже? – «Бобрик» наконец ожил и перешёл на вы. – Что на первом же допросе она дала письменные показания, уличающие группу преподавателей и учащихся школы НКИД в пособничестве шпионам и вредителям?
Так-так, пронеслось в Аниной головке, обрамлённой льняными локонами.
- Впервые слышу об этом от вас, - ответила она. – И никакая она не моя, эта ваша Октябрьская.
- Ещё бы! – хмыкнул в который раз «бобрик», пропуская мимо ушей другое прочее. – Вам положено знать только то, что полагается, - видя, что на Аню это произвело впечатление, как на слона укол булавкой, заторопился продолжить: – Вас не смущает, что в числе всех прочих Октябрьская показала на вас, как на активного помощника в шпионской деятельности?
- Не смущает, - у Ани снова пробежал лёгкий холод по коленкам. – Чужие фантазии меня не смущают.
- Странно, - «бобрик» забарабанил по столу указательными пальцами. – Очень странно… Советская девушка! Комсомолка, отличница… Может ты советскую власть не любишь, Крыжова?
- Это не вам судить, - отрезала девушка, успокаивая гнев, что было разлился горячим гноем по её груди.
- Ошибаешься! – он встал, правда, менее шумно, чем в прошлый раз. Подошёл к ней. Опёрся ручищей о спинку стула. – Этим ты выдала себя, Крыжова. С головой! Кому, как ни мне, сотруднику органов госбезопасности, судить о твоей политической принадлежности! Провал за провалом…
- Бобриков, сядьте…
Аня чуть вздрогнула. А «бобрик», он же Бобриков, и вовсе сжался. Он, побледнев, вернулся на место. Тут на столе спасительно грянул телефон без наборного диска. Уловив разрешительную интонацию усатого, Бобриков схватил трубку.
Свидетельство о публикации №212071100788