Грязь на дне карманов. Глава 1

1
Мой Бог болен раком.

У плохих девочек, таких как я, просто нет выхода из сосущего хауса, и, чтобы заглушить боль,  они снова начинают вести себя плохо, подобно дешевой проститутке, потому что никто не любит, не охраняет, не бережет.  Я не жалуюсь. Я фиксирую чувства и коллекционирую воспоминания.  Что подумают окружающим меня люди? А какая разница? Это всего лишь люди, которые только и делают,  что окружают. Даже родные люди ведут себя до ужаса несправедливо. Поэтому я покупаю наркотики. Когда мне было лет шесть или семь, мне сестра купила карамельные сигареты. Я брала одну за другой, садилась на красное кожаное кресло, подгибая угловатые коленки, закидывала назад голову, и курила карамель.  Я представляла себя распущенной  женщиной, со стрелками возле глаз, как у Эми Уайнхаус  с красивой поднятой грудью, короткими кудрявыми волосами, и нарисованной родинкой возле губы. Я представляла себя стройной, шикарной, таинственной, загадочной, окутанной сигаретным дымом. Я представляла себя Эди Седжвик. Да, мне было семь.
Вы пытаетесь построить зыбкие дома из песка, и надеетесь в них жить. Вы обещаете и верите в свои обещания. Заставляете верить в них окружающих. Но это гребаные пустые слова. Память у людей чуть продолжительней, чем у маленькой аквариумной рыбки, но практика показывает что это немногое меняет. Я люблю этот мир. Но мне грустно.  Такая ужасная, невыносимая тоска внутри изъедающая. Я думала, что все эти препятствия, через которые я прохожу, они не напрасны. Что эта боль , в итоге, она меня укрепляет, делает сильнее.  Но став чуточку взрослее , я понимаю, что она просто…опустошает.
В то время я жила с матерью. Отец уехал с очередной любовницей и вскоре мы узнали, что он повесился в каком то дешевом мотеле. Но мне было как то все равно. Иногда мать бросала, на меня истомленныйвзгляд, от которого сосало внутри, и я начинала осознавать, что с годами, я становлюсь, все больше, похожа на него.  Я так ненавидела этот взгляд. Но ее тянуло ко мне, даже не ко мне, а к чертам моего отца. Это я ненавидела еще больше.
Я так любила вечера, когда я могла рассматривать сеточку ее морщин и гладила ее по волосам. Это были лучшие вечера.  Ей было всего 40, и она была так красива в свои 40. Красная помада, темные тени, визуально делавшие ее впадины под глазами глубже,  капли духов на ее запястьях, я хорошо помню, как она пахла цветочным набором. Когда она перед зеркалом снимала макияж, она казалась очень хрупкой, что даже страшно становилось. Маленький подбородок и глаза, под тяжелыми веками, плотно сжатые губы. Силуэт ее фигуры восхищал, особенно в ее кружевных платьях.  И пожелтевшая кожа, от никотина ,ни сколько ее не портило. У нее было много поклонников, но она вышла замуж за моего отца, за ублюдка и бабника. Я любила ее так искренне, как только могла.
Я стояла,  на каком то поле, мне было чуть больше 13-ти.  И где-то вдалеке виднелась раздваивающаяся дорога, идущая в небо. Она казалась мне такой непредсказуемой и бесконечной, как последующие годы моей жизни. Лето, и эта невыносимая жара, коротенькие детские шортики. Сквозь прищуренные ресницы виднелся хлопающий закат. В маковом поле, которое казалось мне полем крови, я встретила его. Он был высокий, с пугающим непропорциональным черепом.  С холодными, прищуренными, серыми  глазами. По моему телу сверху вниз побежал, какой-то чудовищный холодок.  Подгиб рубашки открыл четкий шрам на шее.  Его губы говорили мне спокойные, тихие слова:
-"Встань на колени".
Поддавшись, какому то странному чувству, я встала. Я запомнила привкус  его члена,  до такой степени противный, как мое положение сосущей девочки у незнакомца. И его пальцы, державшие мою голову, всегда были холодными.
Я бежала домой, выплевывала остатки его спермы маленького мальчика, и смотрела в свое большое, красивое зеркало. Ничего в моей внешности после этого ритуала не менялось, это успокаивало.  Я не могу сказать, зачем ходила туда каждую неделю во вторник, утром, но каждый раз неведомая желтая нить, выходившая из моей груди, притягивала мое детское тельце туда, где ждал меня мой странный незнакомец. Там была точка отсчета. Отсчета желтого билета.