Мужское вино

Нет поводов для грусти у Евгении. Жених Андрей красив сам собою, только он не моряк и лет ему не двадцать. Двадцать три. Родители обеих сторон  в один голос охают (ну хоть в чем-то согласны между собой), что рановато жениться. А вот хочется молодому попробовать себя в роли хозяина дома. О детях что-то говорил. А Женя только уныло головой качает. Она не из тех, кто будет рядом с человеком исключительно потому что одиночества боится. Страх в другом. Почему на месте Жени все барышни ее нестарых лет были бы довольны? Женя – идиотка. Собственное объяснение ей нравилось.

Женя видела человека, с которым не жаль было бы и жизнь прожить всего один раз. В троллейбусе. Унылое место для встречи единственной и счастливой любви. И бесперспективное. Ну кто сейчас в общественном транспорте знакомится? Максимум ногу отдавят или похабщину какую-нибудь услышать можно. А вот Жене повезло, счастье свое нашла. И потеряла где-то на Немиге. Недолговечное оказалось счастье, ненадежное.

Позже, много позже (кажется, недели через две – теперь такие сроки кажутся вечностью) она лежала без сна и восстанавливала в памяти портрет мужчины: крупные черты лица, мрачное выражение которого поразило бы даже короля Лира, бутылочного цвета глаза…Да, в глазах-то все и дело. Что-то она увидела, Женя, в этих глазах. Не идеализированное, а вполне живое, почти звериное – и отталкивающее. Эти бесцветные глаза, казалось, смотрели только на нее, хотя мужчина стоял вполоборота. Женя стала украдкой его разглядывать. Это было не очень-то удобно, потому как она сидела, а мужчина скрючился возле самых дверей. Одиннадцать пятнадцать, превосходное время потолкаться в транспорте: троллейбус был заполнен людьми различных возрастов и комплекций. Вот маленький мальчик, лет девять стоит прямо у ноги мужчины. А эта толстая женщина в пестрой кофте при каждом неловком движении кряхтящего троллейбуса заслоняет его своей могучей грудью. Все, что удалось уловить жадной Жене, так это лицо, половину торса (одетого то ли в свитер, то ли в пальто) и одну ногу, не скрытую мальчиком. Почти картина Пикассо. Мужские резкие черты дополняли эту внезапную ассоциацию, делали ее правдоподобной. Женькин взгляд перебегал с лица человека на его ботинок. Такая зрительная чехарда получалась: лицо-ботинок-посторонняя женская грудь-лицо-ботинок-посторонняя женская спина. И при взгляде на него Женя вдруг почему-то отчетливо понимала, что и лет ей не много, и волосы короткие как-то чересчур топорщатся, и нос у нее длинноват, и кофточка надета сегодня непродуманно. Неловкая поездка получалась, но интересная.

Потом он вышел, наклонив голову, чтобы не ударится о выступ. Женя могла уже спокойно ехать по своим делам, но выбросить из головы мужчину она не хотела даже спустя две недели. Иногда по вечерам, когда Андрей не беспокоил ее разговорами по телефону (он любил долго и неинтересно вести монологи обо всех произошедших за день незначительных событиях), она начинала думать об этом мужчине. Это был ее своеобразный релакс, как будто она одна открывала бутылку хорошего, редкого вина и наслаждалась тонким вкусом и изысканным ароматом. Пить в одиночку плохо – так говорят в народе. Но это вино Жене делить было не с кем: подруги бы покачали головами, родители и вовсе не стали бы слушать, а Андрей…Ну как это можно представить? «Дорогой, я встретила в троллейбусе мужчину, о котором просто не могу не думать». Даже звучит глупо. И дело не в неожиданном признании. Просто Женя никогда не звала Андрея «дорогой».

Женю почему-то очень интересовала профессия мужчины. Ему было лет тридцать, не меньше. Значит, он уже работает. Врач? Тогда он не спас пациента и тот погиб проклиная его до седьмого колена. А может преподаватель (несомненно, в ВУЗе)? Тогда он просто утомился от неодухотворенных и наглых студентов. Мужчина был настолько печален в мыслях Жени, что ей периодически приходилось смахивать с уголков глаз накипавшие было слезы. Что бы он подумал, если бы она выкрикнула прямо в троллейбусе: «Гражданин, ты мне дорог!». Он бы улыбнулся – и Женя непременно стала бы счастливой. Мужчину хотелось развеселить, причем не глупой односекундной шуткой или нелепым анекдотом. Развеселить  по-настоящему, так, чтобы стало легче на сердце. И при этом где-то в глубине своей непозволительно мечтательной души Женя была уверена: только она одна на всем белом свете способна вызвать у этого человека искреннюю улыбку. Точнее, была способна. Мужчину поглотила Немига, шанс упущен.

Мужское вино, как и любое другое, заканчивалось – и наступало похмелье. Есть какая-то особая прелесть в этом состоянии, когда все происходящее понимается отчетливее и буквальнее, нежели до применения алкоголя. У Жени, в силу ее одиноких и неконтролируемых пристрастий, похмелье принимало порой катастрофические масштабы. Отвратителен становился мир, ненавистен чертов Андрей, который в такие дни посылался к чертям. И что самое противное – он даже в эти минуты ее не винил. Настоящий алкоголизм, ей-богу, даже родственники и близкие люди прощают. Она уже не думала о мужчине в троллейбусе, которому за две недели даже не удосужилась придумать вразумительного имени. Жене было совестно и грустно одновременно. Что делать с Андреем, скажите на милость? Он уже пару раз заводил пафосную речь, которая неминуемо ведет к одному – к свадьбе. Белое платье, конечно, хотелось бы одеть. И Женя постепенно смирилась с мыслью о том, что станет гражданкой Семашовой. Свыкалась для себя – в глазах всех знакомых она уже давно таковой и была. Сердце не замирало сладко от мысли: «Найду». Даже если и найдет она мужчину – то что будет? И вообще, после тридцати на троллейбусах ездят только неудачники. Женя как могла утешала себя подобной ерундой и отправлялась на очередное свидание с Андреем, который принес целых три цветочка на этот раз. Услышал-таки, что букет из одной розы попахивает жадностью. Спасибо, за такое и замуж выйти можно.