Последний старец по страницам 56
Они с минуту барражировали по мокрой лесной поляне. Одуряющий запах гнилой зелени кружил им головы. Взметнув каскад хрустальных брызг, метнулась из кроны ближайшего дерева птица-синица.
…Теперь Жуков трясся в сиденье «Бьюика». Позади в автомобиле-вездеходе ГАЗ-30 тряслась охрана. Когда до Белой Руссы оставалось километров сорок он увидел в окно двух бойцов, тянущих телефонный провод.
- Останови! – Жуков высунулся сквозь опущенное боковое стекло: - Боец! Что слышно о положении на фронте?
Связисты замерли. Недоверчиво посмотрели в сторону машины. Тот, что помоложе с громоздкой катушкой, усмехнулся недобро. Даже, как показалось генералу, вымолвил что-то вроде «да пошёл ты к ё… матери!» Пожилой, обросший бородой боец, мастерил «козью ножку». Обслюнявив как положено газетный клок и отсыпав в него предварительно рыжей махры, он добродушно бросил:
- Огонька не найдётся?
- Как же…
Жуков, подчиняясь привычке не ругаться с бывалым народом, бочком протиснулся из машины. Подхватив полы кожаного пальто, ступил хромовыми сапогами в жирно чавкающую грязь. Прошлёпал к бойцу. Протянул зажигалку.
Тот, чиркнув колёсиком, прикурил. Без всякого страха рассмотрел за отворотами уголки алых Жуковских петлиц с золотыми звёздами. Георгий Константинович только крепко закусил губу. Конвоя за ним – никакого. Если не считать четырёх охранников. А если б и был… Он отлично понимал, что силён только в отношении среднего и преимущественно старшего командного состава. Всё! Их он мог «тыкать», швырять их доклады и рапорты на пол, вытирать об них ноги. Даже хлестать по лицу генералов и полковников перчатками – тоже мог. Но бойцов… Перед его глазами до сих пор были живы картины империалистической войны. После революции февраля 17-го тех золотопогонных офицеров, перед коими раньше трепетал всякий нижний чин, оскорбляли и били. Иных просто расстреливали. Вон, Пашка Дыбенко, который любился с Коллонтай, - тот просто кувалдой разбивал головы. Или скидывал за борт линкора своё офицерье на Балтике. В холодные волны…
- Так что слыхать на фронте? – ещё раз поинтересовался Жуков.
- А то и слыхать, что немец нас бьет, - буднично сказал боец. Он прикурил: из большущей самокрутки повалил медвяный синеватый дымок. – Вон, слыхал? Хорошо слышно…
Гул шёл с запада такой, что хоть уши затыкай. Сверху заморосило. Жуков пригнулся. Почти сел в грязь, когда над щёткой берёзового леса прогудел сиренами вражеский пикировщик с выгнутыми крыльями и шасси в стальных обтекателях. Самолёт сделал разворот. Пошёл в пике… Но бомб на крыльях у него не было. Сбрасыватель разжался – над дорогой и лесом запорхали разноцветные листочки что выстрелило из серого, продолговатого «агитснаряда».
Георгий Константинович, матюгнувшись, погрозил кулаком. В продолговатой кабине пикировщика он ясно различил голову в тёмных очках и кожаном шлеме. Лётчик состроил гримасу. Пальцем провёл себе выше шеи, где был пуховый белый шарф.
- Сука! – Жуков принялся обтирать полы кожаного пальто, лишь больше размазывая грязь. – Погодите, гады, погоним ещё вас до вашей фрицевой мамы.
- Это можно, - сплюнул табачный листик боец. Его глаза заметно налились кровью. – Когда-нибудь погоним.
- Как это когда-нибудь? – опешил Жуков. – Что значит когда-нибудь? Разобьем под Москвой и погоним. Что даже пятки засверкают!
- А что ж раньше-то не гнали? – бородатый, выдохнув струю махорочного дыма,
посмотрел вслед улетавшему пикировщику. – Вона куда Гитлера допустили.
- Наполеон и дальше захаживал, - парировал как мог Жуков.
- Так то при царизме было! – встрял молодой роты связи.
- Цыц у меня!
На мотоцикле подъехал лейтенант, командир той же роты. У него было безусое востроносое лицо с запавшими скулами. Перепоясанный по грязной шинели с комсоставскими пряжками портупеями с ТТ и планшеткой, он выглядел боевым и уверенным, каковым естественно не был.
Вырулив к кювету, он подбежал к генералу. Изобразил как мог (дело было на луже) стойку смирно. Выкатив глаза и приложив руку к фуражке, срывающимся голосом назвал часть и боевое задание.
- Молодец! – Жуков, приблизившись, хлопнул его по плечу. – Запомню… Будешь включён в наградные списки. Будешь представлен к Ордену Красного знамени. Правильно держишь…
- Служу трудовому народу! – оробел вконец парнишка. – Только я это… Товарищ генерал! Я в боях не был. Как же, товарищ гене…
- Всё! Решено, - оборвал его Жуков.
Ближе к Белой Руссе стали попадаться разрозненные группы отступающих бойцов. Вскоре они превратились в колонны. Остатки бронетанковых и механизированных подразделений, повозки, упряжки с противотанковыми и полевыми орудиями ползли по разъезженным, превращённым в коричневато-серую, липкую кашу дорогам. Созданные на Вяземском направлении по инициативе Ерёменко заградотряды, что имели кроме стрелкового оружия танки и бронемашины, явно не справлялись со своей задачей. Правда, Жуков раз увидел, как в одном месте дорогу отступавшим перекрыли до взвода мотоциклистов с пулемётами на турелях, два броневика. Кого-то из окруженцев разоружили и под конвоем повели в кювет. Вскоре оттуда сухо грянули выстрелы.
В другом месте, на разъезженной колее он увидел буксующие полуторки и ВАЗ ААА на трёх осях. Бойцы в промокших шинелях (хоть отжимай!), в наброшенных углом плащ-палатках, волочившихся по грязи, рубили молодой ельник – готовили настил под колёса. Старший офицер, по видимому командир колонны, и в ус не дул. Он прохаживался по обочине. Размахивал, как стеком, спиленной еловой веточкой.
Сквозь открытую дверцу газика Жуков поманил его:
- Бегом ко мне!
- А вы кто такой? Диверсант? Документ – живо мне…
Но договорить тот майор-интендант не успел. Его глаза в ужасе раскрылись – из –за отворотов кожаного пальто сидящего в салоне сверкнули золотой тесьмою генеральские петлицы. Рука майора судорожно разжала пальцы – самодельный стек полетел в грязь.
- Кто командир колонны, твою мать едит!?!
- Я… я… Т-т-товарищ г-г-генерал…Виноват!
Майор был готов на колени повалиться перед незнакомым, но грозным лобастым начальством. Ноги его подкосились, но он вовремя вспомнил о бойцах. Разинув рты, они скапливались. Заметил это и Жуков.
- Фамилия!?! – рявкнул он.
- Берёзкин… Виноват, майор Берёзкин из роты обеспечения…
В приступе испуга тот перечислял какие-то номера каких-то частей и соединений, что были по соседству с его дивизией. Но попали в окружение и дрались за линией горизонта, где поросшая лесом изломанная возвышенностями равнина была покрыта восходящими дымами. В «газике» замер начальник охраны.
- Расстрелять!
Жуков произнёс это страшное слово буднично. Даже без особой ярости.
Он побывал в Штабе Западного фронта. Ничего путного он там не узнал. Враг везде рвётся вперёд. Наши везде отступают. Связь с оперативной группой Болдина, 3-й и 13-й армиями нет связи. Скорее всего, они сражаются в котле. С командующим 19-й армией генералом Лукиным и со штабом 24-й армией под командованием Ершакова отрывочная радиосвязь, которую глушат немецкие радиоакустики. Сплошной линии фронта нет. От наших окруженцев – самые противоречивые данные. То – «дерутся на последнем издыхании… снарядов нет, мин нет…», то просят поддержать ударами авиации и танков.
- Бездельники, раздолбаи! – Жуков крепко выругался. Снял фуражку, отёр мощную голову. - Что вы там бормочете? Не могли организовать оборону на танкоопасных направлениях? Почему, - его большой палец скользнул по карте, - у вас на флангах приходилось на дивизию 17 километров фронта? Это что за вредительство, вашу мать? Расстрелять вас мало, засранцев! Ни минных полей, ни противотанковых заграждений не выставили! Ерои драные! На центральном участке пальцем негде ткнуть, а на флангах по танку на километр, и по две сорокапятки!
Присутствующие и без того имели вид не геройский. Пахло трибуналом.
- Молчите?!? Ты что скажешь? – Жуков яростно воззрился на командующего Западным фронтом генерал-полковника Конева.
- Товарищ генерал армии, мы не предполагали, что противник, скованный боями под Ленинградом и Киевом, сможет так скрыто подтянуть резервы, - опустил голубые глаза к полу Конев, этот низенький остроголовый человек.
- Они не знали! Пальцем деланный что ли? – насмешливо спросил Жуков. – Раз не знал, значит, выходит так, - у Конева потемнело от злобы в глазах, но он сдержался. – А разведка что – не докладывала? Ты разведку организовать не можешь? Не учили? Ладно… Сам у меня на брюхе поползёшь в разведку. Пока кишки не вылезут, ползать будешь, - цедил Георгий Константинович. – К стенке тебя поставят. Это я тебе обещаю. А сначала в вагонзак, к уркам, где… Ну, сам знаешь. Запоёшь, как петушок золотой. Ясно? То-то. Что сделано для ликвидации прорыва к Можайску?
- Разрешите? – робко приподнялся генерал-лейтенант Маландин, командир оперативного отдела. – Товарищ генерал армии! Мы вот тут посоветовались – пора вводить в бой резервную, товарища Будённого. Одними нашими силами не сладишь. И подтянуть авиацию МВО. Противник, следуя своей тактики, держится шоссейных и грунтовых дорог. Оно и понятно – там проходимость. Так вот, по скученным колоннам наши соколы и отбомбятся.
- За чем дело стоит? – рука Жукова потянулась к «вертушке» в замшевом чехле. – Семён Михайлович разве не в курсе?
- Дело в том, что… - Меландин опустил глаза.
- Ну в чём? – сверкнул глазами успокоившийся Жуков.
Конев негромко откашлялся в кулак. Начальник штаба Соколовский, плотный и широкоплечий генерал, с копной пышных волос, сделал свирепое лицо. Поднявший было голову телефонист, мгновенно спрятал её в плечи.
- Разрешите доложить…
- Убит, ранен? Да говори же ты!.. – Жуков едва не сгрёб обоих.
- Начальник резервной армии маршал Будённый нами не найден. На связь не выходит около двух суток, - произнёс Меландин.
- Твою мать…
Жуков едва не потерял равновесие. Будённый был ему по началу службы как отец родной. Именно благодаря его рекомендации Жукова перевели в Киевский округ и утвердили в 37-м в должности комдива. В том же году НКВД арестовал жену Будённого. Ей предъявили обвинение в шпионаже, так как она часто наносила визиты, утверждённые руководством Большого театра, в посольства. Поддерживала дружеские отношения со многими иностранными атташе. В том числе и германскими, одному из которых во время визитов якобы передавала агентурную информацию о состоянии РККА. На следствии она полностью созналась, оговорив при этом Семёна Михайловича. За этом её презирали все: начиная от следователей и охраны в лагерях, вагонзаках и пересылках – кончая самими зэками. Будённого Хозяин не тронул. Оставил в прежней должности.
- Отправляюсь на его поиски, - бросил Жуков, одевая фуражку. – Будут звонить из Ставки, о случившемся – ни одного слова! Понятно? – три головы кивнули почти одновременно. – На всех танкоопасных направлениях выставить артиллерийские заслоны. Прежде всего там, где дороги. Враг должен быть скован. Это тоже понятно? Исполнять. Если будет звонить Верховный – вы меня не нашли…
На рассвете машина выехала к Малоярославцу. Жуков приказал водителю гнать во весь опор. На перекрестье Можайского шоссе с грунтовкой (Газ-30 с майором Бедовым отстал) водитель слегка притормозил. В хмуром утреннем тумане, что серыми хлопьями тянулся вдоль кромки щетинистого леса и телефонных столбов, виднелась пара мотоциклов с колясками. Стоял странного вида горбатый бронеавтомобиль на шести камерах. Маленькая башенка, из которой торчала тонкая пушечка и пулемёт, была украшена готическим чёрно-белым крестом. Стальная дверца была приоткрыта – из неё вышел человек в чёрном комбинезоне и пышном, скошенном в бок берете. Немцы…
- Немцы, товарищ генерал армии! - выдавил из себя ефрейтор Бунич. Он притормозил. Его рука легла на рукоять сцепления. Затем перекочевала на регулятор скоростей. - Сейчас будет жарко.
- Жми на газ! – стиснул зубы Жуков.
«Бьюик», взметая гроздья мокрой земли, стал разворачиваться по грунтовке. Один из мотоциклов, рванул было навстречу. Но выручил добротный двигатель «Либерти». Машина рванула так, что ветер в ушах засвистел. Прогремела запоздалая очередь из MG –24. Вот обормоты! Заседают у себя в штабе, окружили себя битым воинством, а у них под носом вражеская разведка шныряет, в сердцах подумал Жуков. Представителя Ставки чуть в плен не взяла. Он представил себе лицо Гудериана или фон Клюге. Как бы они вытянулись, получив доклад: на рассвете 8 октября разведкой такой-то панцерной команды был взят в плен… Кукиш им обоим!
Они поехали по объездной, через лес. Машина прыгала на откровенных кочках и ухабах. Покрышкам грозила незавидная участь. Охраны было не видать. Ну что ж, прорвёмся без охраны. В конце-концов, «Бьюик» зарылся носом о очередной ухаб. Бунич пошёл в лес за подходящими сучьями и палками. Жуков уткнув нос, задремал на сиденье. От лёгкого шума он проснулся. Дверца, обшитая коричневой кожей, была открыта. В грудь ему смотрел тонкий металлический ствол MP-38 с «клювом». Но человек в короткой маскировочной куртке с распущенными тесёмками, похоже, был дружелюбен. Под капюшоном виднелась пилотка с металлической эмблемой черепа и кости. Эсэсманн…
- Was ist das? – у Жукова всё ходило ходуном. Рук из карманов он не вынимал. – Что вы хотите?
Он чуть было не прибавил Herr Offizier, но догадался этого не сделать. Может контроль Хозяина? Особенно, если учесть, что Буденного не сыщут, а я с маршалом… Так он подумал уже после.
- Есть новости от 401-го, - усмехнулся эсэсманн. Он сказал это по русски. – Передайте по линии.
- Кому? Вы что шутите? – Жуков краем глаза заметил, как вздрогнул куст за ближайшей сосной.
- Вы не догадливы, - продолжал усмехаться эсэсманн. Он повторил сказанное. – Чем быстрее об этом узнает ваш… как есть, Верховный, тем лучше. До свидания.
- Куда?!. – Жуков едва не вывалился из машины.
Но эсэсманна уже след простыл. Обман зрения, мираж… Жуков протёр глаза. Веки стали лёгкими. Значит, 401-й. Шутки шутим, значит. У, твари! Неужто, на провокацию ловят? Я им поймаю. Я чист перед Родиной и товарищем Сталиным. А если маршал Будённый и иже с ним переметнулись на вражью сторону, то в том моей вины нему. Срочно надо будет отписать Верховному. Или лучше – шифрованное сообщение по радио. Они у меня допрыгаются, черти.
- Заждались, Георгий Константинович? – грянуло под ухом.
Свидетельство о публикации №212071201527