Последний старец по страницам 58
- Вас приказано вооружить, - сказал товарищ Илья на подъезде к сборному пункту. Протянул, придерживая рукой дощатую скамью (машину кидало на ухабах, подпрыгивали зеленые деревянные ящике в кузове, а также мешки с сухарями) замшевую, иностранного пошива кобуру. – Это «Вальтер» РР, то есть полицейский. К нему две обоймы. Свободного оружия не нашлось.
- Хорошая машинка, - заметил Крыжов, пристегивая кобуру к кирзовому ремню.
Объект, на который они вскорости пожаловали, представлял собой бывший пионерлагерь в сосновом бору. Группа белых сборных, по-фински, домиков под красными крышами из гофрированного железа. С гипсовыми пионерами обоих полов, что приветствовали (один с барабаном на шее, а другая с горном, отставленным в бочок) всех приезжающих и приходящих пионерским приветствием «всегда будь готов». К чему, понятное дело. Машина, урча, остановилась у ворот под металлической аркой с портретами Сталина, Молотова и Калинина. Часовые, неприметные, юркие ребята с капюшонами плащ-палаток и пистолет-пулемётами с круглым диском вскоре открыли тяжёлые деревянные створки. ГАЗ въехал во двор, сминая посыпанные речным песком тропинки. Несколько крытых грузовиков, мотоциклы и ГАЗ-30 с поднятым верхом скучились под натянутой маскировочной сетью. Тут же примостился колёсный броневичок БА-10 с пушечной башней, откуда выглядывал ствол 45-мм.
- Про «столыпины» и самого Столыпина после порасскажите, - озорно подмигнул ему товарищ Илья. Подвернув полы кожаного пальто, перекрещённого портупейными ремнями, он спрыгнул. – Приехали по назначению. Пожалуйте к нашему шалашу.
Крыжов проделал через борт то же самое. Надо сказать, что в «шалаше» было достаточно уютно и комфортно. Располагался он в помещениях администрации пионерлагеря. Временные, а может и постоянные постояльцы хорошо обжили его. В углу топилась «буржуйка» с выведенное в окно трубой. На столе стояла расчехлённая печатная машинка «Коннандойль» со взведённой кареткой. Рядом – стопка чистой писчей бумаги и пачка копировальных листов в раскрытой папке. За этим богатством расположился белобрысый паренёк в чёрном ватнике. Он заправил в каретку чистые листы в количестве десяти, проложив их «копиркой».
- Витя… а, Витя, - обратился к нему товарищ Илья. – Ты печатать собрался или бумагу портить?
- Товарищ майор, я всё правильно сделал, - палец Вити, как ужаленный, соскочил с клавиши.
- Что правильно? – продолжал товарищ Илья. Он расстегнул пальто, ослабил ремни портупеи. – Ты копирку положил?
- Так точно, - Витя даже привстал, сложив руки лодочками по швам. – Положил как положено. Как полагается, я хотел сказать, - в поисках поддержки он бросал едва заметные взгляды на Крыжова.
- Похвально, - хлопнул его по плечу товарищ Илья. Он незаметно подмигнул Крыжову. – Вопрос в том, как ты её положил. Какой стороной? Как девушку?
- Той… - помялся Витя. – Той самой, которая не пачкается.
- Той самой, которая не пачкается, - вздохнул товарищ Илья. – Покажи…
Он сокрушённо вздохнул. Копирка находилась блескучей стороной не там, где ей быть следовало. По всей видимости, он уже проводил с Витей ликбез. Но с первой попытки ничего не вышло.
- Вот испортишь мне ещё, заставлю в тыл к немцам за бумагой ползать, - пошутил товарищ Илья. – Как там наш клиент? Рожает или уже родил?
- У них с Петровым полное взаимопонимание, - шмыгнул носом Витя. Он поскрёб в затылок – Сам проверял. У меня не забалуешь.
- Без подзатыльников?
- Ну, не без этого, товарищ майор. Когда меня вели… в своё время, при Николае Ивановиче, следак ну до чего добрый был, но парочку-другую всё же отвесил. А тут такое дело.
Крыжов, стоя посреди комнаты, отказывался верить своим ушам. Так, значит белобрысенький Витяня тоже того. Или бывший зэка, или был под следствием, а значит в предварительном заключении. То-то, я смотрю, ватничек у него нашенский. Чернявого фасона, как говаривал товарищ авторитет зоны. Товарищ Илья тем временем скинул кожанку вовсе. Оставшись в одной гимнастёрке из под ворота которой выглядывал свитер, он жестом пригласил Крыжова следовать за ним. Они прошли длинным дощатым коридором. По пути столкнулись с парой девушек. В синих шерстяных ветровках-трико, с белыми буквами МГУ они напоминали студенток-физкультурниц. Может, в своём недалёком прошлом они и были ими. Но не сейчас. За худенькими девичьими плечами виднелись брезентовые вещмешки солдатского образца. На груди – плоские фонарики. Одна из них, писанная красавица с собранными в узел золотистыми волосами, опустила глаза. Крыжов успел рассмотреть только, что кожа у этой Василисы Прекрасной была как крем-брюле или взбитые сливки. Другая, крепко сбитая, с ладной плотной фигуркой (эдакий грибок-боровичок!) и вовсе встала лицом к стене. Даже прикусила губу.
Отворив без стука дверь с табличкой УХЧ, Крыжов пропустил первым Крыжова.
- Сидеть лицом ко мне, морда! – гаркнул тот, что стоял перед столом. На нём была нательная бязевая рубаха с засученными рукавами, с мокрой от пота грудью. Одну руку он упирал в бок. Другой держал за подбородок сидящего перед ним на стуле человека. – Не вздумай оборачиваться. Последнее, что увидит твоя подлая душонка, если повернёшься, будет обсыканный тобой пол. Понял или нет, паскудина?
- Отставить, - не меняясь в лице, сказал товарищ Илья.
Он зашёл к сидящему с права. Встал у него с боку. Несколько мгновений смотрел на этого человека. Его костистая спина в красноармейской гимнастёрке также взмокла от пота. Воротник был полуоторван. Чуть оттопыренные уши с пучками рыжеватых волос, облысевшая голова вызвала у Крыжова приступ гадливости. В конце-концов, не цацкаться же со всякой сволочью? Или сотрудникам органов госбезопасности необходимо всегда блюсти социалистическую законность? В разведке такого себе никто не позволял. Бить вербуемого, прибегая к методам морально-психологического давления во время «потрошения», было не принято. Объект либо замыкался в себе, если был чересчур стоек. Сходил с ума от побоев и прочих изуверств. Либо его «несло». Так называемая «избыточная пальпация» давала много разнообразной информации. Но от неё было мало пользы. В целях самосохранения объект выкладывался вовсю, часто подсовывая (сознательно и неосознанно) откровенную дезу. Она была сдобрена парочкой-другой реальных фактов. Это позволяло ей пуститься на время в самостоятельное плаванье. Отрывались от работы сотрудники, а то и состав целых подразделений с технической службой, наружным наблюдением, группой прикрытия и обеспечения. Задействовалась не одна агентурная сеть, включая «золотой запас» - нелегальная резидентура и её источники. Где была гарантия, что объект, из которого «выбили нужные показания» - не подстава, как это принято во всех нормальных разведорганах? Да и коонтрразведовательных тоже.
- Вижу, Корзухин, всё вижу, - наконец, с насмешкой изрёк товарищ Илья. – Всё упорствуете по чём зря. Напрасно, напрасно…
- Гражданин начальник! – оживился спина-Корзухин. Весь заёрзал своими мослами по стулу. – Я же к вам со всей душой. Всё как на духу. Гражданин следователь меня спрашивает, а я отвечаю. Вот и вы тоже, спросить чего-нибудь изволите? Спрашивайте, голубчик. Я готов.
- Товарища гражданина майора называть только по званию, - снова возвысил голос допрашивающий. Это и есть тот Петров, с которым «у них душу в душу», как сказал Витя. – Будешь ёрзать жопой по стулу?
- Никак нет, - заторопился Корзухин. – Не извольте сомневаться.
- То есть наметился прогресс, - философически изрёк Крыжов. – Вот и ладно. Вот и ладушки! Молодец, - он потрепал Корзухина по плечу. Оно просело, будто было из ваты. – Вот и славно. Петь! – обратился он к Петрову. – Коли товарищ правду глаголет, его надо уважить. Как считаешь, Петя?
- По шее ему надо, - нахмурился Петя. – Смотри, падла, я здесь недалеко буду. Если что…
Чуть не задев Крыжова саженным плечом, он вышел. Захватил со стола из сине-белой пачки «Беломорканал» пузатенькую папиросу. На спинке стула, что был за столом, осталась висеть гимнастерка с ромбами лейтенанта госбезопасности. Лицо у Пети Петрова было смугло-серое, почти цыганское. Ноздри на запотевшем носу вразлёт. Они грозно раздувались как у Змея Горыныча.
- Как здоровечко Макса? – неожиданно спросил товарищ Илья. – Не болеет?
- Нет, что вы, - начал говорить Корзухин. – Пребывает в полном здравии.
- То есть, вопрос о Максе и о его здоровье на этот раз удивления не вызвал, - усмехнулся товарищ Илья. Он облокотился о стол. Сложил руки на груди. – Стало быть, ты его знаешь и он тебя...
- Так точно.
- Тогда расскажите, Корзухин, что вы делали в прифронтовой полосе.
- Охотно. Я отбился от колонны беженцев из Орехово. Это случилось во время авианалёта. Колонна была рассеяна. Многих поубивало пулями и осколками. Я остался жив. Признаться честно, по счастливой случайности, гражданин майор. Я ощутил некоторую пустоту в душе. Понял, что иду туда, откуда нет возврата. Повернул вспять. На западе шёл бой. По дороге в город я заметил группу немецких солдат. По-видимому это были парашютисты. Они скатывали свои парашюты… понимаете?
- Что же было дальше?
- Дальше… Меня остановили и обыскали. Офицер, который довольно сносно говорил по-русски, показал мне топографическую карту города и его окрестностей.
* * *
Через сутки его было не узнать. В ободранном ватнике он продирался сквозь жухлую листву. Впереди, за березовой рощицей, судя по карте, которую ему показали, было разъезженное грунтовое шоссе. Его надо было обойти. В лесных чащах и на проселочных дорогах с ночи урчало множество техники. Пол часа назад, обдав его выхлопами, прополз трех-башенный гигант Т-28. Голова танкиста в черном шлеме, беззаботно лузгающего семечки в открытом люке, показалась ему последней из живых. Вскоре показалась речка с узким кривым мостом. Там копошились бабы, роющие противотанковый ров. Холмы серой земли возвышались то там, то тут. Она взлетала гроздьями над их согбенными спинами и платками. Бедные вы мои, с тоской подумал он. Пробираясь в зарослях ивняка, распустившего свои плачущие ветви по сине-стальной воде, Корзухин заметил плывущее по течению раздутое тело. Запутавшийся в парашютные постромки, этот убитый немецкий летчик почему-то вызывал у него горькое сочувствие. Оно и к лучшему…
Внезапно с неба донесся гул и свист. В промозглой, капающей дождем выси появилось два чудных самолетика с расставленными стальными обтекателями. (В них прятались неубирающиеся шасси, за что «Ю-87» или «штукосбомбен» окрестили на фронте «певунами» или «лаптежниками».) Ревя установленными в плоскостях сиренами, самолеты хищно пронеслись над копающими. Бабы, подобрав юбки и пальто, чтобы не путались в ногах, с визгом разбежались кто куда. Выпустив трассер, один штурмовик зажег стоящий у мостика ЗИС-5 с четверённым пулеметом «Максим». Источая клубы черного дыма, машина вскоре взорвалась. По счастью бойцы-зенитчики, что были в кузове, заметив приближающиеся пунктиры трассирующих пуль, горохом посыпались на землю. Распластав ноги в желто-зеленых обмотках и прикрыв головы в касках руками, они бездвижно лежали.
- Ой, Машка! – визжала одна баба, что плюхнулась в заполненную водой канаву неподалеку от кустов, где схоронился Крыжов. – Кажись, этот изверг меченный на второй заход идёт!
- Вестимо идёт, - заорала, стремясь перекричать вой двигателя невидимая Машка. – Девки! Слышь, что скажу! Головы свои слишком не подымайте! Плечи втяните… То, что ниже пояса, тоже подберите! Неровён час – германец по вашему женскому богатству из пулемёта резанёт…
* * *
Из донесения командования 3-ей танковой группы вермахта (группа армий «Центр»), командующий генерал-полковник Эрих Гепнер:
«Главная причина возникновения и углубления кризиса заключается в том, что ремонт шоссейной дороги требует значительно больше сил и времени, чем это предполагалось. Несостоятельность первоначальных предположений в первую очередь показали разрушения, причиненные русскими минами замедленного действия. Такие мины, разрываясь, образуют воронку в 10 метров глубиной и 320 метров в диаметре. Взрыватели установлены с такой точностью, что ежедневно происходит по нескольку взрывов, и поэтому приходится каждый день строить заново объездные пути».
* * *
5 октября 1941 года случилось невероятное: рано утром советские истребители обнаружили громадные колонны танков, бронетранспортеров и автомашин с мотопехотой, которые двигались на Юхнов. Техника имела соответствующий окрас и была отмечена белыми крестами. Первые донесения, последовавшие в Генштаб, были ошеломляющими: неужели враг прорвал фронт на Московском направлении? До столицы всего 200 километров. Путь практически не прикрыт – только строительные батальоны… Оборону на центральном участке фронта против группы армий «Центр» держали пять советских армий, три наших фронта. Западный под командованием И.С. Конева, Резервный – С.М.Буденного и Брянский – А.И.Еременко. Войска насчитывали 1250 тысяч человек, 990 танков, 7600 орудий, 677 самолетов.
Германский рейх на московском направлении сосредоточил 77 дивизий численностью до 1800 тысяч человек, 1700 танков и штурмовых орудий, 14 тысяч орудий и минометов, 1390 самолетов. Первым 30 сентября выступил Гудериан. Прорвав оборону Брянского фронта, его 2-ая танковая группа, переименованная в танковую армию, прошла около 150 километров и 3 октября захватила Орел. Часть войск Брянского фронта оказалась в окружении. (Впоследствии выяснится, что в окружение попадут все пять армий трех фронтов.) Генерал Л.М.Сандалов, начальник штаба фронта, впоследствии писал: «Оглядываясь назад, рассматривая теперь обстановку с открытыми картами, приходишь в недоумение: как мы не смогли тогда разгадать намерений противника?.. Ставка предупреждала 27 сентября о подготовке противника к наступлению на Москву. Лучшего наступления танковой группы на Москву, чем район Глухов, Новгород-Северский, Шостка, не найти. Путь оттуда на Орел, Тулу был наикратчайшим… Однако командование и штаб Брянского фронтом не смогли расшифровать этот легкий шифр».
Вермахт преуспел третий раз все тем же методом: наступая с запада, впервые сомкнул клещи у Минска; во второй раз также у Смоленска. Теперь катастрофа случилась на подступах к Вязьме. Несмотря на германское превосходство (причем, для наступающей стороны, весьма незначительное: в 1,4-2 раза!) в пехоте, танках, артиллерии и самолетах, советские войска стояли в обороне. Находились в крайне выгодном стратегическом положении. Ставка верховного командования во главе с И.В.Сталиным, получив данные от разведки (НКВД и РУ) еще 27 сентября направила командующим всех трех фронтов предупреждения о предстоявшем в ближайшие дни крупном германском наступлении на московском направлении. Вражеский удар не мог быть неожиданным. К тому же метод, использованный вермахтом в третий раз, был весьма шаблонным – был разработан и внедрен военными теоретиками РККА, изучался в военных училищах и академии им. Фрунзе, которую в 20-ых годах с блеском окончили офицеры рейхсвера Кейтель, Модель, Браухич и Манштейн. (Последний, кстати, явился создателем германской самоходной артиллерии, идею которой вынес из учебных классов и полигонов Советской России: его познакомили с действующей моделью СУ-14. Гаубица на гусеницах, снабженная дизельным двигателем, с орудийным расчетом, что был укрыт броней, потрясла будущего панцерного аса…) Преподавательский состав был представлен бывшими царскими генералами Триандафиловым и Свечиным, германофилами, т.е. сторонниками военно-политического союза Германии и России, которых так люто ненавидел красный маршал Тухачевский, начальник штаба РККА. К слову скажем - бывший поручик лейб-гвардии Семеновского полка… Свечина он даже засадил в лагерь, откуда того удалось вызволить усилиями К.Е.Ворошилова, учившегося, в отличие от Тухачевского, в академии им. Фрунзе.
Свидетельство о публикации №212071201533