Начало

Много раз думал, как меня нелёгкая занесла в моряки. И вот прихожу  к такому выводу.
    Когда я был маленьким, меня мама наряжала в матросскую форму. Форменная рубашка с воротничком – гюйсом, коротенькие штанишки и главная атрибутика – бескозырка с надписью « МОРЯК». Я родился на Камчатке и может быть моя мама была влюблена в моряков, благо их здесь в Петропавловске предостаточно. А может просто была мода такая и всех пацанов одевали так. Другого просто не было. Вот так исподволь и готовила мама будущего моряка. Папа, почему то всегда говорил: - « Моряк с печки бряк, растянулся как червяк»!  На что я сильно обижался, почему то.
   Учился я через пень колоду. Памятью обладал  приличной, но и ленью обладал такой же. Читать родители научили быстро, видимо, интересно было мне.  Они читали книги, и когда были на работе, я читал. Конечно, что я мог в свои шесть лет понять в книгах для взрослых? Заметив мою потребность в чтении стали покупать книги для детей. Благо в моём детстве книги были доступны в цене, может быть не такие красивые как сейчас. Хотя картинки были по- моему, красивые. Конечно не на мелованной бумаге. Стихи Михалкова, Чуковского, Маршака, Агнии Барто. С третьего класса зачитывался Виталием Бианки. Нравилось читать о природе, животных. На Камчатке жили в бараке на 16 семей. Комнатушка 10 кв.м. У родителей кровать, у меня топчанчик. Ложимся спать. Жду, когда родители уснут. Накрываюсь с головой под одеяло, ставлю свечку на живот, зажигаю и читаю. Душно, запущу воздух, дальше читаю.  Короче, в конце концов, мать обнаружила копоть на пододеяльнике.  Получил за своё изобретение я сполна, долго спина гудела. Ещё папа мне привил любовь к рисованию. Так просто,  нарисовал кузницу, рядом конуру собачью. Меня понесло, стал рисовать всё, что не увижу. Конечно, надо было меня отдать  в студию но, в то время этого богатства не было. Где то в классе четвёртом всё-таки я был принят в студию, хороший учитель Аркадий Иванович, стал ломать моё представление о рисунке. Я и сам понял, что понятия не имею о тени, не говоря уж о композиции. Вот так ломая меня, иногда доводя  до такого отчаяния, что я просто не знаю, как удержался и не  ушёл. Парень то с характером в эти годы. Учителю повезло, отмучился, мы переехали на Брянщину, родину отца,  Так я до конца и не научился правильно рисовать. Стал заниматься самообразованием. Одно время хотел поступить в художественное училище, но струсил, узнав, что надо послать свои работы в карандаше, акварели и масле. Испугался, хотя у меня были хорошие работы в карандаше, я так думал. А вот акварель у меня хромала на обе ноги, маслом с горем пополам справился бы. Вот так я закопал свой талант в песок. В шестом классе друзья уговорили записаться в струнный кружок, так я обнаружил, что у меня есть музыкальный слух. Играл на домре-басе, потом на домре. Отличный учитель Иосиф Васильевич Джура, с нами возился как со своими детьми. Кстати его сын учился в консерватории, приезжал на каникулы и показывал нам мастер класс на балалайке. Мы сидели с широко раскрытыми ртами и слушали божественные звуки. Такой игры мы не слышали никогда. Это была Сказка, Фантастика. Ну, в общем, никаким боком к морякам не клеился. Отец решил, не хочешь учиться, иди работать. Пошёл к нему в кузницу. Стал махать молотом, а он восемь килограммов весом. Короче, понял я, что такое работать с отцом. Это не дядька, тот  пожалеет. А тут жалость вредит.  Стал набирать вес. От того, что держал целый день молот, руки окрепли, когда здоровался с ребятами, жаловались, что сильно руку жму. Приятно, что становлюсь сильным, что пацану надо в таком возрасте? С Володей  Желтовым пошли в вечернюю школу, решили закончить образование.  Но разгильдяи были отменными и только мешали учиться другим. Могли с урока уйти через окно, причём тогда, когда учитель уже заходит в класс. Был случай, когда я вслед за Вовкой прыгал, у меня на подоконнике осталась калоша, в те времена берегли обувь и носили калоши. Учительница русского языка  Екатерина  Алексеевна крикнула вдогонку: - Махоткин, забери калошу и бросила вслед. А мы прыгали со второго этажа в клумбу. Стыдобище.
  Володя работал каменщиком, клал  кирпичи. По вечерам ходили на репетиции после занятий в школе, с этим было строго. Иосиф Васильевич был строгим, не позволял пропускать учёбу. Через полгода мы выступали с концертами в домах культуры, а однажды даже выступали по радио, конечно местному. Выступление было записано, и мы слушали себя стоя на площади. В те времена на площадях на столбах были установлены громкоговорители. Не так много времени прошло с конца войны, и люди слушали новости из этих репродукторов. С каким восторгом мы можно сказать, ещё пацаны слушали себя, как гордились собой.
Летом 60 года на каникулы приехали братья – близнецы Устиновы. Мишка и Тимка. Они были старше нас на год. Красивые стройные парни в морской форме, Гюйсы выбелены хлоркой, это потом мы узнали, что этим они показывали, что были в жарких странах. Длинные ленточки на бескозырках, потом я сам делал их длиннее, сшивая из двух. Расклешенные брюки, в коленях зауженные, внизу до 32 см. шириной с ума сводили девчонок. Вокруг-то ребята одеты были, что и говорить бедновато, а тут такие франты. Естественно и нам захотелось хлебнуть этого счастья. Загорелись глаза, запели:- Самое синее море Балтийское море моё -. Разузнали про мореходку, правила поступления и т. д. Спросили разрешение родителей, они были не против. Ещё бы, во-первых, дети под присмотром, во-вторых, хоть какое, а образование. Мы уже с Володей зарабатывали, я получал 300 рублей деньгами реформы 1947г. Володя тоже самое. В 1961 г. это стали 30 рублей. Поехали в Советск поступать в школу юнг ВМФ. С собой у меня было 400 рублей. Поселили нас в так называемый карантин. Это были мастерские, в зале собраны деревянные настилы, на них матрасы набитые соломой. Конец августа, по ночам прохладно, лежим в своей одежде. По вечерам ходим в город, в столовую питаться. Через неделю вызывают на мандатную комиссию. Тут оказалось, что на моториста я  стар, на целых полгода. Выбирай, рулевой-сигнальщик, котельный машинист или кок. Долго не раздумывал, кок - бабья специальность. Кочегар – бери побольше, бросай подальше, пока летит, отдыхай. Осталась романтическая, – стоишь на руле управляешь судном, что ещё надо пацану? Вот так я был принят в юнги, рулевым-сигнальщиком. Решил отправить оставшиеся 300 рублей родителям, они им пригодятся, а мне только доставят проблем.  Что характерно, в школе юнг нельзя было курить, если попался с куревом три раза, отчисляли. Причём делали внезапные проверки.  Строят на плацу, и по очереди проверяют карманы, беда, если найдут. А я покуривал, как и многие из нас, помню, были такие сигареты «Diamante» албанские, лёгкие с ароматом мёда, без фильтра. Боялся, что выгонят, стыдно приехать домой, что бы сказал, что не справился с трудностями?  Такого позора я бы не пережил.
Одели нас в парусиновые робы, они как на колу на нас сидели. Рабочие ботинки «гады» с портянками, размера на два больше, постоянно натирал кровавые  мозоли. Выдавал нам обмундирование мичман Андреев, потом он нам преподавал вязание узлов, флажной семафор, работе на прожекторе. У него был неплохой глазомер, он почти не ошибался в размерах. Перед ним стояли ящики с обмундированием. Окидывает взглядом салагу, достаёт из ящика одежду, бросает. Юнга прикидывает на себя. Бывает походит. А нет, меняемся друг с другом. У одного парня голова была огурцом, мичман даёт 52 размер, болтается. Тогда бросает ему 56 и говорит: На флоте меньших размеров не носят!   А утром подъём в 6 часов и пробежка вокруг озера.  Потом на территории школы зарядка, да не сачкануть.  Командовали нами старшины первой статьи Артёменко и Кучеренко.  Они служили на крейсере «Свердлов» по пятому году, и их послали к нам воспитателями.  Я этих ребят запомнил на всю жизнь.  Особенно Артёменко. Как то на очередной пробежке, видимо судьба, произошёл нелепый случай. Бежали по улице не далеко от школы. Там строили горбольницу, и на ней работали каменьщицами  молодые девчата.  Работали в три смены, потому и  так рано.  А мы, до тех пор, пока не приняли присягу, носили бескозырку без ленточек. Называли её албанка, хорошо, что хоть звёздочка была. Поэтому нас звали албанцами. Конечно, обидно. И вот эти девчата стали подкалывать нас. Шутка за шуткой, смех. Старшина останавливает нас, а я как придурок ржу. Вызывает из строя и показывает палец. Я  уже тогда знал, что это наряд на работы.  Догадался спросить, за что? Тут же показался второй палец. Настроение упало, ниже плинтуса.  Обед был пресный, ужин вообще гадость.  Вечернее построение. Тут я хочу дополнить некую особенность в поверке.  Старшина зачитывал фамилии от  А до Я, но в середину вставлял фамилии, как он считал значительными. ****ик, Недодел и ****евич. Сперва ржали, потом видимо это понимать стали, что вина предков, а не этих ребят. Честно скажу, я никогда над этим не смеялся.  Не умно поступали старшины. И вот наступает час возмездия, хотя в душе где-то крадётся сомнение, а вдруг старшина забудет, или простит, ведь ржали все. Ага, такой забудет!  Окончил зачитывать список, вызывает меня из строя, ставит возле себя, а остальным «Отбой». 40 секунд и все должны лежать в кроватях, независимо, на каком ярусе твоя койка. Между прочим, ярусов было три, и на верхнем у меня было место.  Если не успевали укладываться в положенное время, опять строиться и ложиться.  И так пока не получится. И не дай Бог кому придёт в голову поговорить.  Тогда сами ребята будут с ним разбираться. И так первый наряд.  Ведёт старшина к себе, даёт обрез, это по-флотски таз, тряпку и здоровый тесак. Здание, в котором находилась наша школа, было построено в начале века, а может и раньше. Стены полтора метра толщиной, подвалы огромные. Кто-то говорил, что у немцев здесь в войну было гестапо, а до войны школа. Три этажа вверх и один вниз, лестницы широкие, два метра пролёт, ступеньки дубовые 45 см. шириной.  Как я проклинал этих плотников, которые сделали эту красоту. Перила резные с медными шарами. И мой экзекутор даёт задание, выдраить лестницу до желтого цвета, все три этажа. Как можно дуб до желтизны отдраить, не знаю, но делать нечего, вперёд. Так как я был салага и в прямом и переносном смысле то я драить начал снизу. Пока дошло до меня, что надо сверху вниз, я уже пролет один отдраил. Часам к трём  закончив работу, пошёл докладывать, как было приказано. Только дверь приоткрыл, в надежде, что мучитель спит.  Ан нет, как будто и не спал, быстро встал, ноги в брюки и пошёл смотреть. Два этажа нормально, а тот который начинал, забраковал.  В 6 часов я закончил работу, а тут и подъём.  И я, на зарядку со всеми.  Вот уж не до смеха. Как я продержался день, одному Богу известно. Меня больше пугало ожидание второго наряда. Прошла поверка, объявили отбой. Я нырнул в койку и выключился.  Было такое впечатление, что тут же и подъём.  Опять день в ожидании наказания, как на иголках, и опять отбой. И так три дня прошло.  И когда я стал думать, что меня простили, тут и настигло возмездие. После очередной поверки, старшина опять вывел меня из строя и назначил кару. Во дворе был деревянный гальюн на десять очков. Так вот надо было его так же выдраить как лестницу.  Как мне было тяжело  это выполнить, словами не передать. Рвотные смычки я уделял каждому очку. Но на сей раз, я справился быстрее, старшина похвалил, сволочь.  Хотя, я благодарен ему, он преподал науку, больше нарядов я не получал.  Даже в армии, когда служил, не было нарядов. Прошёл месяц, и нас, три школы:  Советскую, Новороссийскую и Выборгскую, объединяют в одну. Собрали эшелон, оборудование, и нас, салажат отправили в Ленинград. Там на пароме перевезли в Кронштадт. Было поздно, темно, сыро и неуютно. Такая тоска просто ужас. В Советске  на улице Моряков №2 мы были как дома. А тут всё чужое. На следующий день стали знакомиться со школой. Здание построено изначально как крепость, первый этаж из массивных булыжников. Просто удивляешься, как могли такие громадные валуны укладывать, да так плотно друг к другу, что щелей нигде нет. Второй этаж построили при Екатерине, ну а третий в 36 году. Какие щели между кирпичей, мама родная. Раствор выветрился, щели, рука пролезет, вот тебе и качество работы. Наверно при царях за такую работу повесили бы. Вот наши кубрики там и находились. Здание длиной 750 метров, на первом этаже столовая, на втором учебные классы. В царское время здесь была минная школа, учили минному делу. Рядом находился клуб, к нам на танцы приходили местные девчонки.  А при царе была часовня.  За школой  проходил канал, который выходил в залив, тут стояли наши баркасы, шлюпки, все рангоутное и такелажное вооружение в специальных ангарах. Клинцовских ребят было шестеро, не считая тех, что уже учились второй год. Ходили фотографироваться, снимал Володя Головко, его после учёбы направили на Северный флот. В город не пускали, но появилась вольница, разрешили курить.
    Началась учёба. Как я учился в школе раньше, надо было забыть навек. Тут нужно было мобилизоваться и никаких послаблений. Началось самовоспитание, конечно с помощью таких воспитателей, как капитаны 3 ранга Пупеней, Гуменной, капитан-лейтенанты Силинский,  Лавровский и т.д. Эти офицеры прошли войну, причём служили на фронте, и бросили их к нам потому, что все они были, кто ранен, кто контужен. Но воспитатели они были все от Бога. Ни про кого из них нельзя сказать плохого слова. Порой они были жёсткими, но с годами я понял, что это была единственная возможность сделать из нас порядочных людей. Пупеней преподавал военно-морскую подготовку и уставы. Требовал, чтобы знали назубок. У него не было оценок, кроме «гуся» и «отлично».  Если получил «гуся - эго двойка, то мало того что не будет увольнения месяц, но и в котельной будешь тренироваться на звание «лучший кочегар флота». Звал он нас «троглодитами», но все понимали, что это не по злобе.  Зато на экзаменах помогал, хотя мы так знали материал, что помощь не требовалась. Лавровский преподавал морскую практику, паруса мы знали как «отче наш», он нас и натаскивал ходить под парусами и на вёслах на баркасах и шлюпках. Сколько раз сползала шкура с ладоней, не счесть. Потом, когда я служил в армии, мне здорово пригодились знания гребли. Там, где никого не было, кто видел шлюпку, достаточно двоих, чтобы быстро научить сноровистых ребят правилам гребли. Занимали призовые места. Учиться было легко оттого, что интересного много. В детстве мы зачитывались Станюковичем, Новиковым-Прибоем, Жюль Верном, Джеком Лондоном, а кто из нас не перечитывал Робинзона Крузо. А тут учат вязать узлы, плести маты, кранцы. Выучили флажной семафор, доходило до того, что в свободное время машем флажками, пишем по памяти отрывки из книг, стихи. Так натаскались, что на экзамене перевыполняли норматив в два раза. По вечерам занимались формой, перешивали всё, суконку с боков зауживали, разрез поднимали повыше, ушивали. Пришивали кусок тельняшки в разрез, чтобы не надевать тельник. Особенное внимание уделялось брюкам, нужно было растянуть низ и заузить в колене.  Шли на любую хитрость, мочили и натягивали на торпеду, вставляли клин. Но это было нарушением покроя, и за это могли высчитать за порчу имущества. Уже мы сдавали  экзамены, осталось что-то два или три, гуляю по городу. Навстречу комендант  Полтора Ивана, был такой комендант – педант.  У меня всё оборвалось внутри.  Я слышал, как он рвал матросам штанины.  Ну, думаю, Сашка, кранты. Сейчас заберёт в комендатуру, и отправят меня домой, к родителям. Подходит с двумя матросами, я представился: - юнга Махоткин 1 рота 14 смена, нахожусь в увольнении. Он запускает руку в разрез суконки и задаёт вопрос: - Тельняшка? А сам- то уже нащупал, что там её нет. Говорю – нет. Забирает мою увольнительную и говорит: - В 24 00 прибыть в комендатуру! Что делать? Если доложить командиру, прощай мореходка! Решил, на свой страх и риск, уйти в самоволку. Выпросил у ребят не ушитые брюки и суконку, надел, и стал похож на пугало огородное. На всех этажах вахта, пройти невозможно. Присмотрел пеньковый конец 27 мм.  Сыграли отбой, по – тихому, со стороны канала спустился вниз, потом обошёл баркасную, в щель в заборе и бегом. Времени было в обрез.  Но меня вели ангелы – хранители, когда зашёл в кабинет стали бить куранты. В углу стояли напольные часы с маятником и боем. Комендант отметил: - Молодец! Ну что с тобой делать? Он знал, что у нас драконовские законы и видимо пожалел.  Я думаю, посмотрев на меня в этой мешковатой форме, любой бы пожалел. Пообещал не сообщать  Анчунову – это кап. 1 ранга начальник нашей школы юнг. Таким же  макаром,  я забрался на третий этаж, лёг в койку и долго не мог уснуть, всё думал, доложит или нет. Оказался порядочным человеком, хоть и комендант. Вот и сдали последний экзамен, ходим, прощаемся со школой, фотографируемся на последок. Советуемся куда, на какой флот предпочтительней пойти. Мне хотелось на Камчатку, родина, всё - таки. Но туда на Тихий океан поехали только коки. Все попали на большие транспорта и танкера. Коков было 25 человек одна смена.  Двадцать туда уехали, и с ними наш Вася Комендантов.  Хороший парень. А тут Володя попался в самоволке, ну пережили, думали всё труба. Пронесло и его направляют в Балтийск.  В те времена были две дыры, Балтийск и Кронштадт. Ну и я конечно стал проситься, чтобы с Володей не разлучаться. Привезли в Балтийск на поезде, вышли на перрон, сели на траву, ждём.  Тоскливо, не описать.  Вокруг одна неясность, что будет с нами, куда попадём? Пришли два офицера, прочитали по списку фамилии.  Меня не назвали, а Володю зачитали.  Повели с собой куда-то по линии.   Меж собой договорились, что найдём друг друга. Тут пришла очередь и за нами. Повели к причалу, там ждал нас маленький буксирчик, БУК -110. Забрались на него и покатили по каналу. Высадили нас в маленькой бухте. Вокруг много малых и больших буксиров, все угольщики. Старые немецкие пароходы. Буксир на котором надпись «ОRION» наваренная и рядом почти сверху написано корявым почерком «ОРИОН». Командование решило видимо название не менять. На этом буксире капитаном был старый моряк, за пьянку списанный на берег.  У буксира не было винта, и он стоял у ПКЗ-7, выполняя роль отопителя.  Мы иногда собирались у этого капитана, он нам травил байки морские, кстати, очень красиво травил, слушали с удовольствием. Четыре «РЮРИКА» наши, выпуска уже послевоенного. Один буксир «МБ-68» финской постройки. 1952г. считай что молодой. Немецкий буксир «МБ-28»,постройки 1926г. и не сосчитать рейдовых буксиров. На ПКЗ-7 находилось управление ОВСГа.  Командиром был кап.2 ранга Македонский Марк Семёнович.  Перед войной он уже был в таком звании, был репрессирован, сидел в лагерях, освобожден, и вот опять кап. 2 ранга. Мужик был замечательный, строгий, и справедливый. Знаю несколько случаев, когда он распекал замполита за дела неблаговидные.  Так вот сидим на лужайке, ожидаем свою участь. Приходит командир, и зачитывает фамилии, кому куда, на какое судно. Зачитали и меня. Попал на судно БАМТН- 38250. Шкипер Ляшенко, бывший мичман. Назначили меня помощником к нему.  Привёл меня. В общем, баржа артиллерийская минно-торпедная несамоходная, вот так расшифровывается это название. И вот повёл меня мой шкипер в город, показать дорогу.  Довёл до остановки 1 школа, говорит, пройдёшь прямо, увидишь, справа почту, а напротив, будет столовая №8, там будешь питаться. Нашёл столовую, захожу, на столах в те времена хлеб был бесплатным. Солонка, перечница и горчичница стоят. Шкипер мне сказал, что здесь будешь питаться, я и стал в очередь. Потом подумал, а вдруг какие- нибудь нужны талоны или платить деньгами, а у меня ни того ни другого. Подошёл к кассе, смотрю, люди деньги платят.  Ну, думаю, пронесло, не вляпался. Сейчас стоял бы у кассы, как  дурак,  моргал бы глазами. Сел за столик, беру хлеб, намазываю горчицей, солью, делаю бутерброд, ем. Наелся за одним столиком, перешёл к другому, очистил и там хлебницу, потом набил карманы бушлата хлебом и, икая, побрёл на свою баржу. В кубрике одна койка, тумбочка и ведро оцинкованное, хорошо, хоть новое. На причале из водопровода набрал воды, кстати, вода была чистая. Принёс ведро в кубрик, хлеб выложил в тумбочку, ну, думаю, утром позавтракать будет чем.  Захотелось спать, целый день на нервах. На койке пробковый матрас и пробковая подушка.  Застелил подушку фланелевой рубахой, пробковая крошка больно впивается в лицо.  Одеяла не было, укрылся бушлатом.  Отключился быстро.  Ночью по мне кто-то бегал, я не придал значения, думал, что приснилось. Но когда с вожделением  открыл тумбочку, понял, меня обокрали… крысы. Так вот кто по мне бегал ночью.  Даже крошки подобрали, они видимо еще голодней были меня. Попил водички, умылся, поднял флаг. На борту стояло ведро, скатывать палубу. Бросил за борт на шкерте ведро, зачерпнул. Скатил палубу и пошёл осматривать достопримечательности. Раз баржа несамоходная, то значит, и машинного отделения нет. Но есть мастерская, которая почему - то закрыта на навесной замок.  Значит, там что-то хранится ценное. Баржа  в хорошем состоянии. Часов в 10 приехал шкипер на своём велосипеде. Рассказал, что я должен делать. В общем, ничего нового, я и сам всё сделал, что он сказал. Вертелось на языке, сказать гадость ему за вчерашнее, но воспитание не дало.  Со временем я огрубею, и пусть скажет спасибо, что это не произошло раньше. Зарплату нам не платили, считалось, что мы должны были сдать какие-то зачёты, только после этого ставили на штат. А кому я тут должен был сдавать зачёты, если мой шкипер появляется как привидение. А то и вообще раз в неделю. В городе стали встречаться, узнавать, кто куда попал.  Володя попал на буксир «СИЛЬНЫЙ». Ребята со смены попали кто на буксиры, кто на транспорта. Везде кормили, на морских судах 3х  разовое питание, на рейдовых 2х разовое. Сашка Орлов узнал, что меня не кормят, предложил приходить в воскресенье на обед. Голод не тётка, поборов ложный стыд, пришёл. Как они на меня смотрели, белый хлеб, здоровыми кусками намазываю маслом, а масло то было коровье, не сегодняшняя химия. Наворачиваю миску первого, беру добавку, потом второе и компот. Сижу, пыхчу, какое блаженство. Кажется раза три я так шакалил, ну, стыдно. Как-то Сашка Орлов зашёл с ребятами ко мне, посмотреть, на мою шаланду. Походил,  походил, и говорит:- А что у тебя под замком? Я говорю:- Не знаю, я там не был. Так надо посмотреть – говорит Сашка. Он был детдомовский, у него родители погибли на войне, и он был смелее нас. Где-то нашёл гвоздь, поковырялся в замке, и ларчик открылся. Заходим, на верстаке стоит примус рядом мешок картошки, на верстаке мешочки с крупами, ведро с селёдкой. Я почему-то подумал, а почему крысы не поработали? Вот это вопрос? Сашка говорит:-  Вот Санёк твои продукты. Мы тут же поставили варить картошку в мундире, почистили селёдку, а это была  каспийская сельдь, залом,  жирная, её можно было есть без хлеба, малосольная. Короче наелись, всё убрали за собой, закрыли на замок и пошли гулять. На следующий день шкипер всё упёр домой. Это был понедельник, я решил бороться за себя. Прихожу к Анне Ивановне,
 начальнику отдела кадров и говорю, отдайте мне мои документы, я поеду домой. Что случилось? – спрашивает. Я голодный уже 2 месяца. Как? Я рассказал всё что знал, в красках. Поохала Королёва, и назначила мне питание на плавкамбузе. Стояло баржа на кильблоках на берегу. Две огромные тёти-поварихи готовили для таких как я. Поднялся по трапу, сел за столик, принесли бачок с первым, зачерпнул, и сразу вспомнил Остапа Бендера, когда он сказал, что в этом борще плавают обломки кораблекрушения. В капусте попадались щепки, картошку я вылавливал и выбрасывал, она была плохо почищена. Второе, если каша, то съесть можно, а если картошка, то, во-первых, плохо почищенная, так еще и недоваренная, видимо берегли витамины. Однажды наблюдал картину, парень, постарше меня, налил борща, поковырял ложкой и как зашвырнёт миску с борщом в болото, при этом он сказал такие слова, в адрес поварихам, если написать, то бумага не то, что покраснеет, она сгорит.  Так я познакомился с Иваном Шинкаренко. Я ещё не сказал о компоте. Это поэма. Компота наливали полную кружку, но его надо было пить осторожно, не дай Бог взболтнуть, половина кружки грязь, земля и чего только там нет. Потому и наливали полную.
Теперь с питанием более менее разрешилось, продолжаю работать. И тут нас ставят в док.  Шкипер Ляшенко определил мне задачу. Ободрать корпус баржи до металла, а затем покрасить. И всё я так понял, мне предстоит сделать самому. Утром, взяв в руки скребок, щётку по металлу я отправился вниз на палубу дока. Глянул на объект моей работы и под ложечкой засосало. Это с ума можно сойти, ведь шкипер не поможет. Придётся всё самому делать. Ну я и начал, решил начать с носа. Утром было прохладно, и работа шла споро. Часам к 10 стало пригревать, и я почувствовал, что лицо у меня будто жаром пышет. А тут доковые ребята увидели меня и стали ругать что мол, салага не знаешь технику безопасности. Кто тебя учил, как работать с кузбасслаком? А я и в самом деле не знал. Оказывается, когда пыль от лака попадает на открытую кожу, она  вызывает ожог. Причём кожа сперва надувается, опухает и поднимается температура. Посоветовали открытые места кожи смазывать солидолом. Но уже было поздно. Ночью я вспоминал, когда папа работал с электросварщиком, и как говорят, нахватался зайчиков, потом всю ночь прикладывал на глаза мокрое полотенце. Оно высыхало, и процесс повторялся. Теперь эта экзекуция ожидала меня. На следующий  день я с опухшим лицом встал, но в док не спустился. Как закон бутерброда, появился шкипер и начал меня учить. Я естественно психанул и пошел к Анне Ивановне, На ПКЗ-7 когда жарко все окна открыты, и  я подошел к окну, в котором сидела начальник отдела кадров. Она, увидев меня,  испугалась. Да, такую рожу и в зоопарке не увидишь. Спрашивает, что с тобой? А я:  « шкипер Ляшенко побил!». У нас там была санчасть при части и меня отправили туда. Врач посмотрела моё лицо, покачала головой, смазала какой-то мазью, отругала за то, что мазал лицо солидолом, и пригласила на приём завтра. На завтра всё ещё болело лицо мне дали освобождение от работ на целую неделю. Всё хорошо, да вот с такой харей никуда не выйти. А нужно на почту, я писал родителям в неделю два письма, а тут нет писем, что они подумают? Короче, не было бы счастья, так несчастье помогло. В общем, я на баржу уже не попал. Анна Ивановна видимо пожалела молодого парня. И меня направили на СБР-121. Когда я пришёл судно, а это была зверобойная шхуна. Деревянная, с ледовым поясом из 12мм стали. Строили её для добычи тюленя в Арктике. Видимо министерство обороны закупило эти суда из-за того, что они деревянные и собственное магнитное поле было минимальным. А этот фактор немаловажен для судов размагничивания. СБР этим и занимается. Фок мачта – передняя мачта с вантами и смотровой бочкой наверху. Навевало романтикой, палуба везде деревянная. Очень много бронзовых иллюминаторов, все поручни внутри и снаружи тоже бронза. В общем, всё сверкает и блестит. Каюты у комсостава одноместные. У матросов и мотористов с электриками 6-ти местные. У радиста, старшего моториста и старшего электрика 3х местная. У боцмана отдельная, такая узенькая. Гальюн, душевая, это что-то из мира фантастики. Во первых тепло и сухо. Кровати с матрацами на вате, простыни, подушки перьевые, одеяла. Это просто блаженство. Есть с чем сравнивать. Ребята собрались с нашего выпуска. Радист – Витя Ковганюк, матросы – я  Леша Филиппов, Юра Колдунов. Боцман Кушнир Анатолий Михайлович, мой первый боцман, о котором осталось в памяти только хорошие воспоминания. Он воспитывался в гидрографии на Севере. Прошёл хорошую морскую выучку, которую передавал нам салагам. Иногда жестко, но с пацанами так и надо, иначе проку не будет. Был такой случай, матрос спрятался в ахтерпике и закемарил. боцман засёк его и задраил люк. А так как ахтерпик находится на корме, то туда мало кто ходит. На обеде парня нет, на ужине нет. все переглядываются, не поймут, что случилось, один боцман в усы ухмыляется.  После этого ни у кого не было желания прятаться от боцмана. Досталось мне заведование не слабое. Одних только иллюминаторов 15 штук. Их драили пастой ГОИ, разбавляли бензином, смачивали суконку и драили до солнечного зайчика. Бывало надраишь, а тут как тут дождик, и опять с песней. Руки потом зелёные, плохо отмываются, ходишь как лягушка. Лёха пожертвовал кожаные перчатки, по очереди драили медь. Руки стали чище.  Чем заняться молодым парням в свободное от работы время? В то время в Балтийске хорошо был развит спорт. Отличный бассейн, на стадионе два футбольных поля, по две баскетбольные и волейбольные площадки, теннисный корт и открытый ринг. Летом горожане пропадали кто на пляже, кто на стадионе. В городе пусто. Парк был ухоженный, везде чисто, работают фонтаны, дорожки посыпаны битым кирпичом. По ним молодые мамаши гуляют с малышами. Работают аттракционы: качели, чертово колесо, танцплощадка. Кстати играл духовой оркестр,  Бригада торпедных катеров, или оркестр  крейсера «Свердлов». Особенно духовой оркестр звучит хорошо после грозы с дождём. Беседки по парку разбросаны. Есть где с детьми попить газировки с мороженным, перекусить бутербродом. Взрослым пиво «Жигулёвское», да  «Шампанское». Работает тир. Рядом городошная площадка, на высадку играют любители этой русской игры. Желающие играют в шахматы, шашки, домино.  В общем, летом в парке человеческий муравейник. У нас ребята ходили в Дом Спорта, тогда он был в рабочем состоянии. Женька Мартьяшин еще, когда учился, в 1-ой школе имел 1-й разряд по плаванию. Продолжал ходить на тренировки, потом ездил на соревнования в Ригу, Таллин, Ленинград, Минск ну и естественно в Калининград на областные соревнования. Я тоже заразился, записался с Саней Курилёнком в секцию бокса. Кстати, Саня поступил в «Макаровку» и там выступал, Был чемпионом в своей категории среди курсантов высших мореходок страны. Мы им гордились. К сожалению, наши пути больше не пересекались, у каждого была своя дорога, по ней мы и шли. Тренером был Виктор Ухоботин, замечательный боксёр и добрый человек. Занимался с нами по серьёзному. Конечно, до вершин союзного масштаба нам не мечталось дотянуться. Но было очень интересно заниматься. Бросили курить, невозможно  выдержать даже 2 раунда, не говоря об трёх. Пошили в ателье трусы и майки. Трудно было достать боксёрскую обувь. Но ребята помогли, при- везли из Ленинграда. В общем, начались изнурительные тренировки. Скакалка в шубе и без на количество и чтобы согнать вес. У меня был вес 63 кг. Короче весовая категория моя 1-й полусредний. Занимался 2 года. Потом пришлось бросить, ходил на буксирах, а это челноки. Туда-сюда. Хвост из Балтийска в Лиепаю, оттуда в Вентспилс. Там опять хвост в Таллин или в Кронштадт. Хвостом буксировщики называют всё то, что можно буксировать за собой. И всё равно, занятия боксом занимали свободное время. Уже не было времени заниматься разной ерундой, да и здоровья прибавилось. Уже мог за себя постоять, да и вообще спорт это сила. Когда ездили на соревнования куда нибудь, случались разные казусы. Я уже заработал 2-й разряд, приехали в Калининград выступать на первенство ДКБФ. Мне по жребию достался парень, мой одногодок. Волосы у него были белые-белые. Я даже подумал, не альбинос ли. Нет, зрачки черные (у альбиносов они красные, как у кроликов).  Кличка «подходящая»  Цыган. Вышли на ринг, Стойка одинаковая у обоих, правая. Первый раунд я даже набрал какое-то количество очков. Вижу его слабое место, плохо защищает левую сторону. Ну, думаю, сейчас доберусь до тебя. Начался 2-й раунд, и тут он переходит в левостороннюю стойку и наносит   мне, разине, хороший удар в челюсть. Нокдаун, первый в моей жизни. Поражение. Потом мы с Цыганом подружились. Оказывается, он работал в любой стойке. Вот так ребята занимались спортом. Был ещё случай. В воскресенье, если была хорошая погода, на стадионе, где сейчас бензоколонка, был открытый ринг. Мы, как сейчас выражаются, показывали мастер – класс. У меня были атласные трусы и майка красного цвета. Начался бой.  Как только на моей стороне перевес, публика орёт: «Давай,  красный», « Лупи,  красный». Как только противник берёт верх, орут: «Бей,  красного»,  «Лупи, красного». В конце концов, меня классно избили. От шнуровки на перчатке царапина на лбу, под глазом фонарь, можно ходить ночью без освещения, да ещё и капа в последний раз вылетела изо рта, расквасил губу. Пришёл на пароход, стою в умывальнике, отмачиваю раны. В голове бой. Обдумываю, где я ляп допустил, злюсь на себя. А тут ещё  матрос, салага молодой, решил подначить. Я ему:  «Уйди от греха», а он не унимается. Ну, я ему и врезал апперкот. Мне даже понравилось, как классически он подлетел и грохнулся на палубу. Но зато уяснил, что под горячую руку не лезь.