Письма с того света

ПИСЬМА С ТОГО СВЕТА

/ из творческого наследия В.И. Лопуха-Подольсого/


Ушёл туда, откуда нет возврата, выдающийся театральный деятель В.И. Лопух-Подольский. Столь ужасную потерю способен осознать разум, но не постичь сердце. Замолчать на полуслове, выронить перо на полуфразе, выпасть из полуобраза... Так старый солдат ещё кричит ура, будучи сражён наповал вражеской пулей.


Это был не человек, а вечный огонь. Его феерическая бездарность, словно факел, освещала останки его интеллекта. От краха его спасала искренность: он искренно верил похвалам и столь же искренно негодовал на хулителей. Природа создала его для разрушения. Не было в мире идеи, способной устоять под его натиском, и только идея смерти оказалась ему не по зубам. А в результате осиротела сцена, пришли в запустение кулисы, а там, где хозяйничала зависть, воцарилась скука, сквозь заросли которой не пробиться даже злословию.


Но и резиновый сапог оставляет след на земле. Смыв случайные черты, смерть вернула нам первозданный облик того, кто поверг к своим стопам не только моральный кодекс коммунизма и антиалкогольное законодательство, но и святое искусство. Его цитируют. Его вспоминают, подымая полные бокалы и отодвигая пустые тарелки. Уйдя, он остался. Остались его мысли и мнения, прежде нами отвергаемые, а ныне кажущиеся не лишенными известной логики. Остались его поступки, открещиваться от которых считалось делом чести, хотя, как прежде, так и теперь, извлечь из чести хоть какую-нибудь пользу не представляется возможным. Остались, наконец, его письма, до которых покойник был столь охоч. Пять томов его эпистол, изданных самим автором в одном экземпляре, станут, надеемся, приятной новостью для истинных театралов.


Ниже публикуются избранные письма покойного. Обращённые к разным адресатам, они отражают его личные взаимоотношения с выдающимися людьми нашего безвременья /драматург Пётр Булкин /, сферу его чувственной деятельности, широкий диапазон которой сравним разве что с краткостью времени, на неё затраченного / письмо к Незнакомке /, эстетическую полемику с замшелыми консерваторами /режиссёр Джон Терехов /, отчаянная бескомпромиссность которой мирно уживается с понятным любому смертному желанием не пострадать за свои убеждения.


Петру Булкину, драматическому писателю.
23 сентября Высокосного года.


Привет, Петя! Не далее, как вчера, вспоминал тебя в одной тёпленькой компашке: не с кем было разобраться с бутылью «Само-Гонной». Пришлось принимать последствия на себя. Слава Богу, выздоравливаю.


На минувшей неделе прошла долгожданная премьера «Отцов»... Как верно замечает в первом акте один из твоих бесконечных персонажей, «вздох облегчения вырвался из усталой груди». Какой, в сущности, дорогой ценой оплачивает художник естественное для каждого смерда право на труд. К тому же главреж Терехов, эта каинова печать на челе вдохновения, всё больше напоминает мне Виктюка и всё меньше Станиславского. Надеюсь дожить до того счастливого понедельника, когда, не опасаясь последствий, смогу выдать этому типу всё, что о нём думаю, а думаю я такое... Но — терпение, как советуют классики. Посидим, сколько потребуется, в засаде, а пока пусть резвятся в чистом поле романтических идеалов другие.


Натурально, не обошлось без казусов с Ежевикиной. Помреж Шибаев обозвал её всердцах «дурой во Христе». Не ведаю, что сие означает, но применительно к Ежевикиной — святая правда. Я вполне рад, что обойдён главной ролью, поскольку изображать высокие чувства к этой черепахе — выше моих сил и ниже моего дарования.


Впрочем, главнейшую новость я приберёг на десерт. Порадуйся за меня, если ещё способен радоваться за ближнего. Меня удостоила откликом некая молодая особа. О возрасте сужу по энтузиазму, свойственному исключительно молодости. Как выяснилось, это юное создание обнаружило во мне именно те добродетели, коих в упор не замечает театральное начальство. Хвастаться перед ними не стал — из гордости. Им вовек не одолжиться подобным сюрпризом. И вправду, зная, что волнуешь главную половину человечества, начинаешь волноваться сам.


Прощай, Петя! И ежели в своём Михайловском сподобишься сотворить нечто, по обыкновению, эпохальное, не упусти из виду покорного раба твоих успехов и достижений В.И. Лопуха-Подольского.


Петру Булкину, драматургу милостью божьей.
Апреля 13. Год Змеи.


Ты жалуешься, Петя, что Марья Денисовна не понимает твоих творческих устремлений, на что, положа руку на сердце, отвечу, жёнка твоя, ежели чего-то не понимает, то и понимать нечего. Ты, брат, погряз в гонорарах и критических статьях о собственном творчестве, за что я сердит на тебя ужасно.


А совсем ещё недавно ты был выше общей критической массы пишущих. Да и сейчас, хочу надеяться, не так безнадёжен, как кажешься. Утверждаю это после ознакомления с очередным опусом, любезно представленным на мой нелицеприятный, но справедливый суд. «Забвение» — самый гениальный нонсенс в истории драматического искусства всех времён и народов. И то, что пьеса — твоя жизнь, разбитая на акты, превращает её в ту самую пикантную подробность, ради которой даже ревматики почтительно и покорно склоняются перед замочной скважиной.


В тебе, Петя, есть то, чего не хватало даже Гоголю, до крайности обострённое сознание собственного превосходства. Того и гляди, порежешься. Каждая сцена — клад. Реплики — перл создания. А интрига! Не интрига, а язва. Шуры-муры между Геннадием и Софочкой так и просятся в учебник по психологии сексуальности. Извини, коль ненароком спутаю тебя с Фрейдом или Ибсеном. Сей почести они удостаиваются посмертно.


Моя жизнь подвержена коловращениям случайностей, отчего периодическое несварение желудка сделалось хроническим, зато хроническое отвращение к жизни и окружающим медузам и моллюскам — периодическим. И стало оно таковым благодаря, упоминавшейся в одном из прежних писем, молодой особе, мечтательной, фантазёристой, задиристой. Она меня придумывает и нет другого способа, как подчиниться её воображению. Задача чертовски трудная, но мы, актёры, народ гуттаперчевый. Говоря возвышенно, я переживаю нечто вроде нравственного медового месяца: очищаюсь от мелких ракушек, налипающих обыкновенно на человека творческого от долгого общения с театральным начальством.   .


Прощай, дружище! И в новом своём триумфе не забывай того, кто первым вынес тебе общественный приговор, осуждающий на гениальность. В.И. Лопух-Подольский, вивисект и бонвиван.


Незнакомке.
Дата не установлена. Предположительно в день Ангела.


Благодарствую, милая девочка! Ты одарила меня тем, чего так не хватает артисту в его многотрудной судьбе: неподдельным зрительским восторгом. Иногда мне кажется, что я отчётливо различаю в буре, сопровождающей каждый мой выход на сцену, твои аплодисменты. Они самые искренние.


Что касается случившегося между нами, не отпирайся, я прочёл души доверчивой признанья, как говаривали когда-то. Значит, с твоей стороны это не была шутка. Не говоря уже о том, что я шуток не понимаю, ты рисковала остаться «при своих», так и не вкусив любви артиста. Просто ты говоришь о страсти словами, для этой цели непригодными, и потому сама в них не веришь. Но тот, кто обречён всю жизнь копаться в словесном мусоре, обыкновенно находит в нём то, мимо чего проходят другие.


Искренне твой, В.И. Лопух-Подольский, артист с большой театральной дороги.


Джону Терехову, режиссёру.
Год активного солнца.


Понуждаемый трудовой дисциплиной исполнять роль Никодима в пьесе Булкина «Забвение», не могу отделаться от мысли, что обладать в наших условиях талантом не менее вредно, чем объедаться мороженым хеком. Талант беззащитен перед хеком и «Забвением». Моя трагедия в том, что у меня бездарная роль в бездарной пьесе. Простите за прямоту, коллега, но без вашей гениальной режиссуры спектакль не пережил бы премьеру.


Но, отдавая душу на заклание, имею ли я право на материальную компенсацию? Вопрос не праздный, поскольку речь идёт о посягательстве на самое дорогое, что есть у артиста — его свободное время. Время — деньги. Моё время — очень большие деньги. Выходит, я вынужденно раздариваю то, чего не имею.


Между тем, разбросанность роли по актам вынуждает меня непроизводительно тратить время в театре, в чём я усматриваю покушение на право свободной личности располагать собой по собственному усмотрению. Посему, предлагаю скорректировать роль Никодима следующим образом: полностью перенести её в первое действие, оставив одну реплику вместо четырёх. Повысить мне категорию и представить на звание, поскольку таковым не обойдены лица с весьма условными дарованиями. Разумеется, я не имею в виду вашу замечательную супругу Ежевикину. Клавдия Семёновна была, есть и ещё долго пребудет нашей гордостью и надеждой, равно, как и я — преданным слугой вашим и вашего театра. Примите и прочее. В.И.Лопух-Подольский, актёришка.


Н. Силину, директору театра.
Писано в месяц Нисан в праздник ТЕТ по лунному календарю.


В связи с окончанием моей МИССИИ на Земле и отбытием  в ВЫСОКИЕ СФЕРЫ прошу считать мой контракт с театром разорванным и, следовательно, недействительным. Лопух, небожитель.

Борис Иоселевич