Эгоист Ч. 4

     Я пригласил в гости студентов своей группы.  Пришли лишь четыре студентки: Галя – староста группы, приятная серьезная девушка,  Аня  Андрющенко – девушка среднего роста,  стройная, круглолицая, смуглая, с родинкой   на верхней губе, Света Рубинштейн – худенькая девушка с маленьким личиком, с черными  глазами, блестевшими, как пуговки,   с головой, похожей на одуванчик (дочь Осоковой), и Марина – маленькая, смуглая девушка с золотым зубом (подружка Светы).
  Мы пили чай с тортом, говорили о жизни группы, даже пели песни под аккомпанемент моего баяна.
Когда мы говорили о литературе, пришел Сережа Митич,  только что вернувшийся с дежурства народной дружины. Он присоединился к нашему разговору.
- Что вы читаете? Читаете ли вы вообще? - спросил он девушек с металлом в голосе.
Девушки стушевались. Митич наступал:
- Вы не уклоняйтесь от ответа!
Я заступился за девушек:
- Вы, Сергей Сергеевич, совсем запугали моих гостей. Они почувствовали себя на экзаменах.
- Надо читать! – настойчиво повторил Сережа.
         - Да читают они…
   Чтобы избежать неловкости, я перевел разговор на другую тему. Я скептически отозвался о народной дружине.
- Кому это нужно! Каждый должен заниматься своим делом.
- Ты не расхолаживай студентов! –  резко проговорил Сережа. – Не забывай, что тебе самому придется с ними идти на дежурство.
- Ты прав, - согласился я. – Я рублю сук, на котором сижу.
Несмотря на выпад Митича,  девушкам понравилось чаепитие с Митичем. Красавец, денди, он был кумиром студенток.

      На пасху  Сережа и Тоня  вдвоем пришли ко мне в гости. Они принесли с собой два маленьких куличка (пасочки). Мы пили чай и разговаривали о разной чепухе. Я прекратил вести с ними политические споры: они оба были консерваторами, сторонниками социализма,   и я не хотел с ними ссориться.

В середине апреля  мы втроем  в комнате Сережи Митича обмывали двухкомнатную кооперативную квартиру Проскурина Пети, которую он вместе с женой приобрел на родительские деньги.  Сережа и Петя были в то время не разлей вода.   
Петя принес полуторалитровую бутылку водки, я - торт, а Сережа поставил на стол  закуску (ударным блюдом была жареная картошка). Сначала я решил ограничить себя одной рюмкой. Но стоило выпить рюмку, настроение изменилось, я махнул рукой на мещанское благоразумие и стал опрокидывать рюмку за рюмкой. Я пьянел, трезвел, снова пьянел и снова трезвел. Затем опьянел и уже больше не протрезвел. Мне стало  хорошо. Ностальгические слезы застлали глаза. Мне было жаль людей,  жаль себя. Я рассказал товарищам  о своем  трудном детстве.  Петя рассказал о своем счастливом детстве.  Сережа тоже не ударил в грязь лицом и рассказал о своем счастливом и одновременно трудном детстве.
  Заговорили о женщинах. Я вспомнил своего бывшего  соседа Федю -  идеального соблазнителя.
   - Он говорил, что переспал с пятью тысячами женщин, - проговорил я с восхищением.
   
   Почему-то моя фраза задела Митича.
  - Да если бы я начал перечислять своих женщин, не хватило бы суток. Пять женщин, ни на что не претендуя, родили от меня по ребенку. 
  - Так ты отец пяти детей!  - восхитился я.
   Меня на мгновение обожгла зависть. Я не сомневался, что  Сережа говорит правду.   Я ведь не раз наблюдал, с каким восторгом смотрели на него женщины, где бы ни оказался. 
   Сережа Митич был настоящим плейбоем. В  количественном отношении он, бесспорно, уступал Феде, но в качественном отношении значительно его превосходил.  Сережа  овладевал не только телом, но и душой женщины. Брошенные им женщины всю жизнь страдали по нему.

Время от времени мы бросали взгляды на экран. 
- Яркость у телевизора плохая, - констатировал Петя.
- Да, неважная, - поддержал я.
Сережу задели наши слова.
- Что вы имеете против моего телевизора! - сказал он угрожающе.
Я не мог понять, пародирует ли он  пьяного буяна или же в самом деле буянит.
- А ты, оказывается, агрессивен в пьяном виде, - сказал я Сереже укоризненно. – Слава богу, чем ни больше я выпиваю, тем становлюсь добрее.
Скорее всего, у него не было серьезных  намерений  устроить драку,  просто он, каратист,  лишний раз хотел продемонстрировать свое физическое превосходство над нами. 
  Но эта постоянная демонстрация силы меня коробила.



Неделю спустя, когда я был в столовой, меня потряс сильный толчок в плечо.  Сначала я испытал испуг, потом в груди вспыхнула ярость.  Повернул голову назад: позади меня стоял Митич.   Я с трудом сдержался, чтобы не сказать ему  резкость.  Мне не хотелось с ним ссориться, но его фамильярность меня коробила.  Пора было бы уже  покончить с юношескими замашками.
   Домой возвращались вместе.
   - Я хожу на курсы переподготовки, - сказал он. – Я старший лейтенант запаса.
   - Чем вы там занимаетесь? – спросил я.
   - Сегодня стреляли. У меня рука твердая.  Из пистолета я выбил двадцать семь очков, из автомата двадцать из тридцати возможных.
 


Он пришел ко мне  в гости Девятого мая.   Вечером он собирался ехать в Москву.
   - Что тебе купить в Москве? – спросил он.
    - Купи лезвия для бриться, - ответил я.
       Деликатность не позволила мне просить другие предметы, нужные в домашнем обиходе. Я понимал, что товарищу  некогда было стоять в очередях.  Ведь цель его поездки – сдача кандидатского экзамена по немецкому языку.
  Мы заговорили о личном.
Он признался, что давно бы женился, если бы не собирался уезжать  в аспирантуру.
- У меня были тысячи случаев жениться по расчету, - сказал он, - но я не стал. А девушки были такие, что я давно бы уже учился в аспирантуре.
Я ни йоту не усомнился в правдивости его слов. Он всегда имел успех у женщин.
У него   был большой выбор, но он предпочитал жить с Тоней, скромной преподавательницей без связей.
Тем не менее, когда я сказал, что в институте ходят слухи о том, что он якобы уже женился на Тоне, он почему-то расстроился.   
В следующий раз он пришел ко мне вскоре после возвращения из Москвы. Но лезвий  он мне не привез:   по его словам, Москва была поражена дефицитом.   
Заметив у меня на столе книгу Сопера, Сережа стал допытываться,  у кого я ее взял. Связанный обещанием Петрухиной, я от ответа уклонился. Было неловко перед товарищем.
Увидев у меня на полке двухтомник Эйхенбаума (литературоведа), он стал настойчиво просить, чтобы я отдал его ему.
- Зачем он тебе? – говорил он.
Мне с трудом пришлось убедить его, что я пользуюсь литературоведческими трудами.

Дней через пять  вахтерша сообщила, что, когда меня не было дома,  ко мне заходил «преподаватель». 
-Ты ко мне не заходил в субботу? - спросил я.
- Нет.
- А то кто-то ко мне заходил. Вахтерша говорила…
- А… Кажется, заходил. Да. Точно. Заходил.
Я понял, что вначале он не хотел признаться, что заходил и не застал меня дома. Казалось, к чему было лукавить?  Но резон был. Он всегда хотел быть на коне. У него не могло быть неудач, даже мелких.
Через день я встретил Митича.
- Чего не заходишь? – спросил он.
- Голодал. Боялся, что в гостях сорвусь, наемся. К тому же ты готовишься к экзамену.
- Да.  Но главное я сделал: сдал страницы.
(Он имел в виду: перевел с немецкого  необходимое количество страниц).
   В действительности, я просто избегал встреч  с ним.  В его обществе  я  чувствовал себя напряженно,  дискомфортно.

 
  В начале июня я встретил  Таню Петрову. Она гуляла с дочками, лежавшими в  широкой коляске. 
- Когда мы тебе невесту найдем, - сказала она с напускной озабоченностью, остановившись возле меня. 
- Ты думаешь, я хочу жениться? Если бы захотел, то давно бы женился.
- А что, не хочешь? – спросила она недоверчиво.
- Нет.
- Да я и сама думаю. Хорошо раньше было, - сказала она, и лицо ее просветлело. – А сейчас уж  нет того состояния ожидания, какое было до замужества.
    Она долго не выходила замуж. Она страстно, мучительно любила Митича.  Он был к ней равнодушен, но искусно  подогревал  ее  чувства к себе. 
 Но время шло, ей нужна была семья, дети. Ее познакомили с холостым серьезным мужчиной, тот сделал ей предложение, и она приняла его.  У нее родились дочки-близняшки.
-   Муж у меня хороший, - рассказывала она. - Во всем мне помогает. Ну правда, ссоримся иногда. По пустякам.
И вдруг  неожиданно спросила:
      - Говорят, Сережа на Тоне женится.
- Не знаю. Не слышал. Но я знаю о его наполеоновских планах – аспирантура, докторантура. Вряд ли он сейчас станет жениться.
- Да? – В тоне послышалось успокоение.
Меня удивляло, что она никак не может забыть Сережу. Ведь они никогда не были близки.  Это была настоящая неутоленная страсть. 
  Из общежития вышел муж Тани - мужчина лет сорока, среднего роста, смуглый, работавший авиадиспетчером.  Он подошел к нам. Мы пожали друг другу руки.
- Куда же мы поедем? – спросил  он у Татьяны.
Я  попрощался с ними и продолжил свой путь.   

    В середине  июня я был у него в гостях.  Он сказал, что он фанатик рыбалки и охоты, что это его самое сильное увлечение, благодаря которому он регулярно общается с природой, а его нервная система получает необходимый отдых и разрядку.  Мне претил такой вид отдыха. "Что это за общение с природой, когда ты смотришь на диких животных через мушку прицела, когда ты несешь им страдание и  смерть", - думал я.

Постепенно частота наших встреч с Митичем пошла на убыль. У нас были разные взгляды, разные интересы, но главное - у нас были разные стили поведения.  (На мой взгляд, людей больше разделяют стили, чем взгляды и интересы).    
    Почувствовав, что мне с ним неинтересно, он стал мне грубить.  Пришлось постепенно свести наши отношения на нет. Летом он поступил в аспирантуру и на три года уехал из Везельска.


            Продолжение следует