Полулитровая палитра

День выходит из берегов. По улице бежит без оглядки трамвай. Май. Утренний дождь лежит на асфальте мокрыми пятнами. Солнце пусто смотрит из-за макушек новостроек. Иду по нововымощенным тротуарам, отбивая каблуком неровный шаг.

Дошел до развилки. Наудачу кину монетку. Маленькая округлость выскользнула из рук и покатилась на своем тонком ребре вниз по мостовой. С разгона впрыгнула между прутьев канализационной решетки. Я за ней. Выдохнул — скомкался — протиснулся — отдышался.

Осматриваюсь. Решетчатая тень вырезает источники света на треть. Темно и холодно. Скользко. Случайный луч, прошедший бильярдным шаром в лузу канализации, осветил пространство полнее. Из дальнего угла металлическим отблеском подмигнул брошенный пятак и покатил дальше. Бросаюсь вдогонку.

Стены сужаются. Свет все рассеянней, тише. Каблучный ритм сбился до неузнаваемого, растворяется в воде на бетонной поверхности. Стены неровно повторяют звуки и отдают их на растерзание замкнутого пространства. Все чаще выдыхаю, сжимаю легкие, прячусь в ребра – пролезть бы.

Бетонная труба превращается в воронку. Меня закручивает, сжимает до размера кулака и выплевывает на открытое пространство. Как спрессованному полотенцу, чтобы расправиться, пришлось разложиться в воде. Лежу, считаю приглушенные шаги прохожих на поверхности.

Случайный отблеск выловил из воды мой пятак. Орел. Секунды катятся каракатицами. Я пытаюсь разобраться в ответах и случаях. Чтобы на этот раз без сюрпризов. Сжимаю монетку в ладони и продолжаю движение.

Делаю шаг и проваливаюсь в неизвестность, в свет. Плыву в недоваренной каше из света и серости канализации. Откуда-то раздаются заунывные завывания Тома Йорка. Объемный звук поглощает меня полностью. Но пока еще не всё на своих местах .

Кто-то в белом подхватил меня как случайную муху на свою большую ложку и кинул в зиму. Лечу вместе со снежинками, пытаюсь поймать их языком. Разрезаю серое небо остатками света, прилипшими к грязной одежде. Капли света постепенно отваливаются и бегут быстрее к земле – на подмогу, обгоняя меня, снег и ход времени.

Все ближе и ближе к земле. Зажмуриваюсь. Готовлюсь к неизбежному. В ушах свистит. Пытаюсь расслабиться.

Внезапно, вместо погружения в асфальт, чувствую, как что-то мягкое принимает меня в свои руки. Открываю глаза – а это догорающие кусочки света, сложились в одно большое мягкое полотно. Радушный прием нагнал сонливости. Я задремал.

Проснулся от того, что упал на асфальт. Свет рассеялся. Когда столкнулся с плоскостью дорожной поверхности – из руки выпала монетка и снова покатилась вдаль. В город вернулась весна. Я вернулся на свой маршрут.

Бегу за пятаком. Он лениво сворачивает в переулки, прыгает по ступенькам, выкатывается на автострады. Вконец вымотанный, в какой-то момент, он ложится на бок на тротуаре. Прямо перед моими ногами.

Снова орел.

Укутавшись в запахи поздней весны, иду нараспашку. Город прячет меня в своей тени от настырного солнца. В кармане звенят монеты. День постепенно передает бразды правления вечеру.

Город расправил плечи, приготовившись к ночному танцу света и тени. Старые здания в укор молодым оделись в праздничные наряды. Молодые напомадились, решив, что компенсируют так свои недостатки. От утреннего дождя не осталось и следа.

Я выхожу на проспект. Туда и сюда снуют машины. Их на бал никто не пригласил. Впрочем, они бы и не пошли. Я иду вдоль зданий, ритмично нашептывая «Флейту-позвоночник»: версты улиц взмахами шагов мну. Шаги повторяют ритмический рисунок лирики Маяковского.

Вдали завиднелась вывеска знакомого бара, спрятанного в дебрях подворотен. Финал дня очерчен. Главное не допиться до финальных титров. Сминая под себя ритм шага, вхожу через парадный вход, и тут же кидаю на барную стойку: «плесните радости».

Налили пинту светлого.

Дураки.