Гном Марио Ай Эм

     Дни и ночи на Варадеро, горячие и переливающиеся на солнце всеми цветами радуги, как пятна машинного масла на белой от пыли кубинской дороге, как веер из павлиньих перьев. Серебристый пляж, зелено-черные пальмы, лиловое небо, бледная Атлантика, разноцветные люди,  сальса, паэлья, манго, сто сыров на  тарелке, сто ветров в голове.   
    
     Мне казалось, что я никуда не спешу, а я захлебывалась от суеты, кружа в этом водовороте еще и трехлетнего Лелика, который нисколько не возражал, и даже устроил себе отдельную от моей не менее интересную жизнь. Он закорефанился с аниматоршей Эви, и она  забирала его на всякие младенческие тусовки настолько часто, что даже было не понятно, как она будет жить, когда мы уедем. И вот это самое «уедем» придвинулось к нам с неумолимостью таблички «закрыто».
    
     В последний день мы с Леликом решили не расставаться. Пошли к Мексиканскому заливу и загрузившись в воду, соленую, как слезы разлуки, начали кидаться друг в друга водорослями, слепляя из них фантастические зеленовато-бурые "снежки". Конечно, Лелику было сложнее изготовить и добросить до меня тяжелую водорослевую котлету, но он не сдавался. Неожиданно к нему подоспела помощь.  Рядом вынырнула великолепная кудрявая голова с огромными глазищами, и проорав «ай эм Марио» залепила в меня мерзкую колючую лепеху. Ну, держись, Марио Ай Эм. И грянул бой. Были собраны и разбросаны все водоросли на мелководье, от хохота стало уже невозможно передвигаться, Лелик и Марио икали от смеха.   
    
     Расквасившаяся на жаре пляжная публика оживилась, подобралась и стала наблюдать за поединком. Когда мы выходили из воды, нас встречали аплодисментами. На Лелика, как на победителя, надели зеленую, сплетенную из тростника шляпу, и все расползлись под благодатную сень пляжных зонтов. Марио свалился тут же, на песок. Смуглый, атлетичный, с необыкновенным красивым лицом, с  глазами пекинеса… И такого же крошечного роста. Он оказался едва выше моего  локтя. 

     - Почему Марио такой маленький? – отдышавшись, спросил меня Лелик.
     - Потому что он гном!
     - Настоящий?
     - Нет, игрушечный.
     - Настоящий!

    Марио остался валяться на песке, а мы пошли домой, собирать вещи.   
Майки с Че Геварой, статуэтки грациозных африканских рабынь и рабов, рвущих цепи, альбом про революцию, свернутая в трубочку огромная  фотка Хемингуэя с Фиделем, отломанный кусок термитника, парочка небольших, зато собственноручно добытых раковин-каракол, желтый кокосовый орех – сокровища быстро заполнили сумку. Оставалось бросить монетки в залив и отправиться на ужин.
   
    Меня очень украсило маленькое черное платье, а также ниточка жемчуга и туфли-лодочки. Они должны были отвлечь внимание от обгоревшего носа и разбитого Кубой сердца… «Буфэт» - так почему-то здесь называется ресторан - привычно ломился от яств. Я усадила Лелика в кресло и унеслась за добычей. Вернулась, вожделея паэлью, манго, сыр да еще кучку пирожных, живописно разместившихся на моей тарелке. Лелика и след простыл.  Тогда я бережео поставила тарелку с деликатесами на стол. Он не мог далеко уйти … Я сейчас вернусь! И все это осталось меня ждать, и все это меня не дождалось.
   
    Потому что ближайших полтора часа я искала Лелика. Вместо прощального ужина получился прощальный ужас -  я пробежала два километра по пляжу, обшарила пять бассейнов, залезла под каждый столик в трех лобби-барах и пятьдесят раз заглянула в наш номер. Рядом со мной, утешая меня и подбадривая, выбирая все новые и новые маршруты поиска,  следовал неутомимый Марио, со своими от рождения полными слез глазами. Когда я, обессилев, опустилась на ступеньки «буфэта», закрывая лицо ладонями, и всерьез задумалась о самоубийстве, на мое плечо легла горячая детская ладошка.
   
    - Я был там,  где курят сигары. Потом пришла Эви с пупсиками и мы пошли гулять. Ты почему плачешь?

     Смертная казнь отменяется, продолжается праздник! Психика не справилась с переменой событий.  Я покорно пошла в магазин за бутылкой рома и ананасным соком. По дороге я долго вспоминала, есть ли у меня в морозилке лед и кокосовые сливки, а также достаточно высокий стакан. На всякий случай прикупила в магазине еще и стеклянную вазу средних размеров, по форме напоминающую кубок. 
    
     Лелик  плелся рядом, увлекаемый железной материнской рукой. Я его так крепко держала, что ладонь схватывало судорогой.

    - Я есть хочу!
    - А я пить!
 
     Я вела его, почти  не замечая, что вокруг выстроился весь персонал «буфэта», спасатели из бассейнов, бармены из ближайших лобби-баров. Казалось, они вытирают скупые слезы счастья на смуглых лицах. Марио шел рядом и что-то говорил, говорил на непонятном языке,   можно было разобрать только слово «гитара». 
    
     Хороший мальчик Лелик, едва мы вернулись в номер, покорно достал молоко, кукурузные хлопья и начал спокойно ужинать. А я вынула из холодильника лед, выложила его в вазу и решительно залила ромом, израсходовав ровно половину бутылки Гавана-клаба пятилетней выдержки. Постояла, замерев, наслаждаясь потрескиванием льдин,  после затопила все это великолепие соком ананаса и декорировала кокосовыми сливками. Пинья колада готова, можно приступать.
    
     Но для правильного отдыха я сначала залезла под душ, смывая все страхи, и нарядилась в бордовую шелковую ночную рубаху, заканчивающуюся там, где начинаются ноги. Потом выползла на веранду чтобы почувствовать, как горячая субтропическая ночь обволакивает меня своими звуками и ароматами - плотными, как одеяло из верблюжьей шерсти. Хорошенько перетрясла свой гранд-коктейль, выстелила плетеное кресло пушистым полотенцем, устроилась поудобнее и начала свое «прощание с Кубой».
    
     Содержимое вазы заканчивалось, постепенно в меня перетекая, когда в сладчайшую негу вечера вплелась некая тревожная нотка, какая-то суета. На расстоянии вытянутой руки, за перилами веранды творилось что-то непонятное, сновали какие-то люди. Можно было легко разглядеть усы, сомбреро, посверкивающие в ночи зубы и белки глаз.  Здравствуй, белая горячка! Ладно хоть, Марио взобрался на веранду, и, ласково улыбаясь, сообщил что-то ободряющее. 
    
     Можно было, конечно, встать и убежать. Плотно запереть дверь номера и позвонить охране.  Но тут возникло сразу две проблемы. Первая – было непонятно, держат ли меня ноги, и вторая, собираясь спать, под ночную рубашку я опрометчиво ничего не надела. Так что на глазах у этого ансамбля кубинской песни и пляски покинуть веранду было никак нельзя. Да и ябедничать нехорошо.
    
     Две или три серенады я сидела, внешне благоговейно внимая страстным аккордам, якобы наслаждаясь исповедальными интонациями в пронзительных голосах гитаристов, а на самом деле  мучительно  соображая, что делать, радуясь, что хотя бы Лелик затих. Нельзя было поддаваться панике, и я гнала от себя мысль, что они не уйдут никогда. Так и будут петь, пока я не состарюсь. Петь и таращиться на меня из под магнолий своими внимательными черными глазами.  Но свершилось чудо – Марио в поисках контакта с аудиторией снова взобрался на веранду.
   
     - Спасибо. Вери мач. Пусть они уйдут. Гоу аут! Ай вонт ту слип! Я спать хочу. Файф о клок ай гоу ту Россия. У меня в пять утра самолет!

     Марио исчез, отвлекая на себя внимание музыкантов, а я, замотавшись в полотенце на котором сидела, в два прыжка оказалась в комнате. Откуда силы взялись. Джинсы, футболка, два пальца в рот, голову под холодный душ. Где ты, Марио Ай Эм?
   
     Звонок в дверь меня врасплох уже не застал. Марио пришлось выслушать пламенную речь на моем дурацком английском. Напоследок, обожженная его печальным глубоким взглядом, я вручила ему бутылку с остатками рома, зачем-то помогла развернуться и не сильно подтолкнула за плечи в сторону джунглей…
    
     Уже опасаясь раздеваться, я стала устраиваться под одеялом прямо в футболке и джинсах. Благословенную тишину неожиданно нарушил недовольный голос Лелика:
    
     - Мама, а зачем приходил Марио?

     - Под одеяло к нам просился! – это я так горько пошутила.

     - А ты его не пустила, да?
    
     - Да! Спи! Он уже ушел в джунгли!
 
     - Его тигр съест! – ужаснулся Лелик.

     - Мы его в следующий раз позовем, - пришлось успокоить ребенка.
    
     - В Екатеринбурге?

     - В Екатеринбурге деточка, в Екатеринбурге…

     Через два дня мы уже были дома. Ранним уральским утром я проснулась от того, что Лелик усердно перерывал мою кровать в каких-то нескончаемых поисках. Муж в это время поправлял галстук, поглядывая на сына через зеркало.

     - Ты что ищешь? – наконец, он не выдержал.

     - Марио! Где Марио?

     Муж обернулся и стал смотреть на меня с нескрываемым интересом. Пауза затягивалась.

     - Марио – это такой итальянец. Он очень красивый, но очень маленького роста, – начала я объясняться, холодея при каждом следующем слове, вылетающем как-то непроизвольно.

     - Как гном, только настоящий, - пришел ко мне на помощь Лелик.

     - В последний вечер он пришел петь серенады, а я пила ром на веранде в ночной рубашке, и не знала, как его прогнать. И тогда …

     - Можешь не продолжать! – муж, изобразив на лице глубочайшее отвращение, слегка помотал головой, решительно отказываясь вникать в этот бред.

     Так и ушел на работу, отложив на вечер "серьезный " разговор. А я долго сидела и размышляла, как надо ему рассказывать эту историю, чтобы она выглядела не такой дурацкой и двусмысленной. Получалось, что никак не надо.

     Ну вот, еще одно пятно подозрений на пыльной дороге моей верности, переливающееся всеми цветами радуги как веер из павлиньих перьев и черное, как глаза гнома Марио Ай Эм.