Прихлебатель

               
          В Благовещенье вечером я получил известие о смерти давнего знакомого, человека удивительно доброй души, притягивавшего к себе людей, как магнитом. Его искрометная фантазия скрашивала многим в общем-то унылое существование и в пору тоталитаризма, и в постсоветское время.  Болел он тяжело и долго, но никогда не жаловался, не подавал виду и до последнего дня общался с друзьями. Некоторые и не подозревали о его недуге.
         День похорон выдался чудесным, солнечным. Проводить усопшего  собралось довольно много народа. После кладбища, по традиции, все поехали на обед.
         В кафе, для этого предназначенном, столы были круглыми, поэтому они не выстроились в привычный длинный ряд, а стояли кучно, на небольшом расстоянии друг от друга. Каждый стол был сервирован на десять персон.
Между прочим, такая планировка оказалась очень удобной – каждый участник тризны был виден остальным. За нашим столом было одно свободное место.
          Все уже приступили к трапезе, когда на свободный стул опустился этот человек. Я сразу обратил внимание на его внешность и необычность поведения. Он напоминал собой загримированного киноартиста Сергея Мартинсона. Совпадало всё: черты лица, рост, комплекция, даже голос. Прибавьте к этому рыжую с проседью бородёнку клинышком, такие же длинные волосики на голове, зачёсанные назад. Короче говоря, фигура колоритная.
          Повёл он себя тоже своеобразно – по-хозяйски оглядев стол, придвинул к себе наполненные рюмки, отставленные к центру стола теми, кто не пил.
Бормоча: «Я же опоздал. Нужно догонять»,  он быстро осушил три рюмки подряд.
           Тут мне было предоставлено слово. Я выразил соболезнование родственникам покойного, закончив своё выступление восьмистишием, сочинённым прямо на кладбище. Человечек тут же наклонился ко мне и спросил: «А мне можно сейчас тоже прочесть стихи?»
- «В принципе – да. Здесь нет какого-то регламента. Нет тамады. Но всё же частить как-то не принято. Подождите немного», - ответил я.
- «Лучше сейчас, - настаивал человечек, - а то я потом и забыть их могу».
            Он поёрзал на своём стуле, потом снова обратился ко мне:
- «Так как, говорите, его звали?»
- «Странно, что это Вам неизвестно! Откуда Вы такой взялись?»
- «Я просто уточняю», - невозмутимо ответил человечек. Он не забывал подсовывать свою пустую рюмку, требуя её заполнения, поэтому пьянел на глазах.  Вдруг он подскочил, как чёртик из бутылки, и заорал:
- «Горько!!!» В зале воцарилась зловещая тишина.
            Человечка дёрнули за рукав: «Вы, что с ума сошли?!». Но он быстро нашёлся: «Горько потерять такого друга!» При этом имя и отчество всё-таки перепутал. Мой сосед справа сказал: «Не нужно ему больше наливать. Видите, какой балаган он устроил!»
            Человечек обиделся. Подозвал официантку, требуя водки. Девушка принесла целую бутылку, но мы её быстро отодвинули от бузотёра в сторону:
- «Вам хватит!»
- «Что значит хватит? – не сдавался человечек – Да Вы знаете, что Омар Хайям говорил о вине?». Цитировал Хайяма он довольно громко. Теперь уже весь зал смотрел на наш стол.
- «Перестаньте! – строго сказал мой сосед слева, - читайте это где-нибудь со сцены»
- «А что, Вы думаете, я никогда не выступал со сцены?» - парировал человечек. И начал сыпать фамилиями известными и совсем неизвестными.
-«Знаете, кто это? - спросил я у соседа слева, - Это типичный прихлебатель, который ходит по чужим поминкам, чтобы нажраться и напиться на халяву.
И при этом ещё хамит самым бессовестным образом»
            Человечек искоса посмотрел на меня и сделал вид, что не расслышал. Но всё же немного присмирел. Когда обед кончился, этот хитрюга притворился, что задремал за столом. Уходя, я оглянулся – человечек засовывал во внутренний карман пиджака почти полную бутылку водки,
одновременно другой рукой сгребал со стола конфеты. Наши взгляды встретились. Человечек заискивающе улыбнулся.
- «Ладно, живи!» - сказал я. Бить его не стал, чувствуя, что покойному бы это не понравилось.

                Апрель 2012 г.