***

…Длинные тёмные коридоры, казалось, никогда не закончатся. Вот уже две минуты чья-то тень бесшумно бежала вдоль сырых каменных стен, мимо приоткрытых дверей караульных комнат, камер других заключённых и бесчисленных ответвлений. Тень чувствовала дорогу, безошибочно ныряя из одного перехода в другой, переходя между этажами и лишь изредка приостанавливалась, чтобы сверится со своими чувствами. Они почти каждый день работали в поле. Тысячи раз для каждого из сидящих в этом лабиринте камер повторялся один и тот же маршрут, и хотя заключённых проводили сквозь этот огромный тюремный город с завязанными глазами, тело запомнило её досконально. Нужно только выбраться отсюда, и никто уже не найдёт его среди бескрайнего моря подсолнухов и пшеницы. Из маленьких зарешеченных окошек, выходящих на запад, в помещение то и дело врывался неясный блеклый свет, создавая иллюзию движения и заставляя беглеца вжиматься в холодный пол. В голове мелькнула молниеносная догадка, и тень неуверенно задрожала, зашаталась, словно ударилась о волну паники. Прожекторы! Откуда в этой дыре взялись прожекторы?! Проскочить мимо них будет очень сложно. Не думать, не поддаваться страху, это ждёт впереди. А сейчас нужно выбраться из стальной коробки… Тень замешкалась лишь на секунду, схватилась за толстые ржавые прутья окошка. Тоскливый взгляд полетел на север и утонул в спокойном, безветренном море…
…Осталась последняя маленькая комната. Холодная решимость заполнила вены беглеца, мощный выброс адреналина заставил тело по-звериному выгнуться, кулаки сжались, ногти до крови впились в ладони. Тень стала ещё тише, ещё незаметнее, ещё опаснее. Он пойдёт на всё ради спасения. Аккуратно выглянув из-за двери, он увидел лишь пьяно спящего солдата-караульного, а рядом с ними на криво вбитом гвозде был ключ сигнализации. Ему повезло! На серой бетонной стене, напротив пульта сигнализации, висел невесть откуда взявшийся пропагандистский плакат «Ein Kampf, ein Wille, ein Ziel: Sieg um jeden Preis!», а по соседству, в парадоксальном сочетании, красовалась большая качественная репродукция чьей-то картины, скрашивая аскетичный (близкий к убогому) интерьер. На репродукции были изображены подсолнухи. Блаженное мирное время, грозное военное… Этот контраст ударил по нервам, нахлынувшие воспоминания привели чувства в смятение. Беглец схватил недопитую бутылку какого-то пойла со стола, хлебнул даже не заметив вкуса, не задумываясь, сунул её в импровизированную сумку.  Алкогольная горечь вывела мозг из небытия. Он отключил (всего на несколько минут, чтобы успеть уйти) сигнализацию по периметру и стремглав выбежал в летнюю ночь…
…Ему снова повезло. Никаких прожекторов не было, вспышки в окнах оказались просто грозой. Армада тюремного замка осталась позади, ров с водой остался позади, километры колючей проволоки были позади, а впереди маячила спасительная стена леса. Он уже не был тенью, каждый шаг был тяжелее предыдущего, отдаваясь в ушах барабанным боем. Вдруг из сумрака донёсся приглушенный топот множества ног (или лап), затем тихое волчье рычание. Побег обнаружили! По его пятам стаей бежали четвероногие тени. Беглец резко развернулся, и глухие вспышки, младшие братья разбушевавшейся на западе грозы, озарили безжизненное пространство, на мгновение подарив этому безликому месту краски… Вспышка! Вспышка! Вспышка! Рычание сменилось скулом. Из сумрака, словно приведение, на него бросилась овчарка, и невыносимая боль пронзила всё тело. Вспышка! Овчарка отцепилась от его ноги, но бежать уже не было сил, только ползти…
…Шансы на спасение таяли с каждой секундой. Пока вокруг лишь потрясающая, немая тишина! Однако выстрелы обнаружили его, он уже мысленно представлял цепь солдат, которая растянулась по полю словно змея, и нечего было надеяться на спасение. Без сил, обречённый прислонился к дереву и достал бутылку. Далёкая молния осветила этикетку – коньяк, казахстанский, пятилетней выдержки. Хлебнул ещё раз – хороший, с ароматом и послевкусием… Он знал, что смерть уже близко и ему не уйти, но был спокоен. Развернувшись, беглец зачарованно смотрел на юго-запад…
…По небу сновали бесчисленные молнии. Они бушевали в своей жестокости, не зная милосердия. Они то появлялись одна за другой, вдруг озаряя ночной небосвод своим ярким  холодным блеском, то так же стремительно исчезали в тёмной ночи. Молнии далеко, за многие километры отсюда, их совсем не слышно, но эти немые призраки всё равно вселяли  какое-то жуткое чувство опасности, страха и преклонения перед великой мощью разбушевавшейся стихии. Где-то, на юго-западе сейчас эта стихия полноправно властвует над небольшим городком среди широких, необъятных полей подсолнуха, столь обычного растения для этих широт.  Сильная, неутомимая, упрямая гроза не прекращалась – об этом безмолвно говорили всё те же отблески на небе – доказательства летней бури. Здесь же, среди деревьев безгранично тихо, не было ни капли дождя, ни дуновения даже лёгкого ветерка, лишь птицы задавали тон этой тёплой июльской ночи.
…И только перед казнью он узнал, что умирает из-за нелепости. Кто бы мог подумать, что выбравшись из пьяного небытия, часовой на посту в первую очередь потянется за своей бутылкой…