Спасение на водах

Лето в этом году выдалось теплым, но не жарким, вполне комфортным, к тому же через каждые два дня умеренного зноя, когда температура зашкаливает за +25, непременно приходят охлаждающие дожди, иногда с грозами, в виде затяжного ливня на всю ночь, после чего воздух становится прозрачен и свеж, наполнен ароматами трав и злаков, мокрых листьев, а вчера постриженная трава вновь пускается в буйный рост, словно сальмонеллы в «размороженных» и вздувшихся консервах с этикеткой «тарифы на услуги ЖКХ» или  внезапно взлетевшие вслед за подорожавшей водкой цены на кошачий корм.

Так получилось, что начало и теперь уже все продолжение этого лета до самой его середины у меня были отмечены малозначительными на первый взгляд событиями, как то покупка нового автомобиля, приезд друга с супругой из Москвы и аванс за «халтуру», вызвавшими, а справедливее сказать продлившими, и без того весьма затяжные периоды ежедневного выпивания алкоголя.  Водка, иногда перемежаемая вермутом, оформленным в красивую литровую бутылку, или реже дешевым шотландским виски, купленным при этом со скидкой со стойки «элитки» в местной «Пятерочке», пьется легко, безо всякого надрыва в течение нескольких дней, не вызывая абсолютно никакого отвращения, но сопровождается неизменным тяжелым утренним похмельем. Отчасти непрерывности процесса способствует элемент спорта, когда в процессе выпивания я связываюсь по мобильному с друзьями, и, с радостью обнаружив их за этим же занятием, синхронно продолжаю под хронометраж по СМС и веселые комментарии по телефону, обнуляющие в итоге баланс и уводящие в минус и беспамятство. При этом я начал замечать, что в череде своей грустные поводы для пьянства уравнялись с праздниками души, что безусловно должно свидетельствовать о чуткости и повышенной восприимчивости моей человеческой натуры и растущем гуманизме. Тезис этот, однако, оспаривается моей супругой, предпочитающей видеть причиной моей тонкой психической организации и обостренного чувства социальной справедливости в банальном бытовом алкоголизме. В этом она практически уподобляется нашей лицемерной и антигуманной власти, удушающей непомерно высокими штрафами и административными арестами всплеск справедливого народного возмущения по поводу мошенничества на выборах. Не являясь оголтелым сторонником потасовок с ОМОНом, я тем не менее как русский человек понимаю гнев моих сограждан, ибо даже в глубокой русской традиции карточной игры карточный шулер, мошенник, пойманный за руку с тузом, возникшем из рукава, немедленно подвергался публичному унижению, часто физическому наказанию и изгнанию из-за игрального стола, равно как и из благородного общества. Сегодня, однако, я хочу говорить не о наказании, а о сострадании, которое, как мне представляется, покинуло души наших сограждан в основной их массе.

Это вполне в русской и даже, пожалуй, мировой культурной традиции, что сострадание, глубокое переживание за судьбы людей сопровождалось у многих известных гуманистов с употреблением алкоголя. Не удивительно поэтому, что, в конечном итоге, сей сюжет закручен на этой немаловажной теме, и в основе его лежат реальные не вполне трезвые обстоятельства.
Но не будем ханжами, отбросим сегодня напускную маску трезвости и обратимся к рассуждениям на важную, как мне кажется, тему. Поговорим о душевной черствости.

На размышления на эту тему меня натолкнули события последнего времени, выстроившиеся сегодня в моем сознании в одну логическую цепочку.

Затруднюсь, пожалуй, утверждать, в какой именно последовательности имели место нижеупомянутые события, но это и не так уж важно, в конечном счете.

Мой брат, считающийся человеком просвещенным и добровольно, и практически бескорыстно взваливший на себя миссию духовника местной власти, увещевая ее с цифрами и фактами, текстами законов и постановлений в руках принимать гуманные решения, как то - выделять бесплатно землю многодетным семьям вопреки сложившейся практике откровенной спекуляции этим товаром или помогать обманутым дольщикам строительных пирамид, с высоты своего авторитета с искренним возмущением взирающий на многочисленные злоупотребления и нарушения во власти, вдруг оказался в моих глазах черствым и эгоистичным человеком.

Случилось так, что мой хороший знакомый, отец моего покойного друга, известный литератор, публицист, знакомый калужанам по острым фельетонам в единственной, увы, прекратившей существование оппозиционной газете, написал и напечатал-таки за свой счет замечательную «Летопись провинции», блестящий и богатый исторический материал, свидетельствующий глубокую лживость власти и продажность псевдожурналистики, скрывающей свое стыдливое лицо за сокращением из трех букв. Старый уже человек, практически слепой, он остается верен своему ремеслу журналиста с большой буквы, но главное – неравнодушным к безобразию и подавлению человеческого достоинства. В восемьдесят с лишним лет он освоил компьютер и при своем совсем слабом зрении продолжает писать, поражая своих друзей, коллег по цеху и истинных ценителей его таланта удивительной работоспособностью,  острым умом и фантастической памятью. Тираж получился невеликим, но хотелось при относительной скудости доходов пенсионера хотя бы компенсировать затраты на книгу, тем более понимал, что здоровье его самого и супруги, страдающей все более частыми провалами памяти, потребует значительных расходов на лекарства и уход. Одним словом, захотел попытаться поскорее продать книги, а для этого обратиться за помощью к уличным торговцам, профессионально и вполне легально зарабатывающим на продаже книг на лотках. Их совсем немного в Калуге, у кого можно купить «умные» книги, а доход от них в последнее время стал совсем невелик по известной причине – люди перестали читать. При этом я говорю о настоящих книгах, о художественной литературе, публицистике, исторических материалах, философских трудах, о той же классике. Сегодня мы являемся свидетелями глубокого кризиса в человеческом сознании, кризиса духовности, кризиса образования, отсутствия востребованности таких основополагающих свойств и способностей личности, как потребность в знании, стремление к совершенству, не говоря уже о желании знать свою историю, научиться мыслить не штампами, а логически и грамотно излагать свои мысли. Все тупо мечтают стать чиновниками и брать взятки, и это сегодня стало пресловутой национальной идеей, лелеемой нечистыми на руку власть предержащими. Ей богу, противно смотреть, как, вместо того, чтобы стимулировать молодежь к овладению современными профессиями, новыми технологиями, их совращают, формируя т.н. молодежное правительство, рассаживая особо ретивых последователей на места, нагретые «сидельцами», не умеющими читать проекты постановлений, но научившимися голосовать правильно и дружно.

Так вот, я попытался обратиться к брату с просьбой прочитать вновь изданную книгу моего знакомого и в определенном смысле учителя, а по большому счету дорогого человека для всех нас, сохраняющих добрую память о рано ушедшем друге. Попросил прочитать и высказать свое суждение, наверняка положительное, поскольку он был прежде знаком с покойным главным редактором той самой оппозиционной газеты, разделял его гражданскую позицию и даже печатал в ней сам статью весьма критического содержания. Посчитал, что он мог бы посоветовать книгу своим знакомым и тем же продавцам «умных» книг, знакомым ему лично весьма продолжительное время. И вдруг, о чудо, я услышал в ответ отказ и какое-то невнятное мычание, ссылки на то, что «и так предстоит прочитать массу книг по составленному обязательному списку, так что читать приходится даже в сортире». Он продолжал по своему обыкновению твердить мне о достоинствах приоритетных для него зарубежных авторов, о великом гуманисте Брэдбери, у которого многому научился… А я не стал более прерывать его сессию на толчке и, извинившись, положил трубку.

А потом в течение двух дней подряд произошли еще два события, уже никак не связанные с ранее упомянутыми обстоятельствами.

От дефицита общения и просто по старой доброй памяти я пригласил разделить со мной бутылку водки старого знакомого, который двенадцать лет назад работал у нас на строительстве дома и показался мне вполне ответственным работником, а кроме того человеком умудренным жизненным опытом. Не скрою, принималось во внимание и его неравнодушное отношение к спиртному, разделяемое мною.

Я вызвонил Константина из дому по мобильному, который ранее подарил ему в порыве человеколюбия. Он не заставил себя ждать, и вот мы уже ехали на моей новой машине в сторону выезда из города, где в пяти минутах от нашего жилища я уже давно открыл для себя прекрасный естественный водоем – небольшое лесное озеро с прозрачной, прохладной водой, бьющей ключами из под земли. На том озере уже второй год я наблюдаю больших диких птиц, вероятно, это цапля, которая кружит над водной гладью, а потом исчезает в зарослях камыша. В озере том водится рыба, привлекая туда рыбаков с удочками, но чаще браконьеров с сетями – ленивых дураков, стремящихся схватить в этой жизни все и сразу, затратив минимум усилий – типичная манера жизни и психология сегодняшнего российского обывателя и чиновника.

Я прекрасно осознаю, что выпиваю на озере, а вслед за этим садясь за руль, я совершаю правонарушение, за которое полагается серьезное наказание. Но мой опыт пьяной езды настолько продолжителен, а навыки вождения в любом состоянии настолько безупречны, что смею уверить взыскательного читателя, я не совершаю ДТП и не создаю избыточной угрозы пешеходам и водителям транспортных средств. К тому же недавно мой знакомый порекомендовал мне эффективное средство, снимающее опьянение буквально за час, таким образом, я еще более обезопасил себя на этот случай.

Итак, мы прибыли на озеро и, обнаружив почти полное отсутствие посторонних, за исключением одинокого браконьера на резиновой лодке, погрузились в водную стихию нагишом. Ощущение от такого купания просто непередаваемо словами, тем более его острота добавлялась по мере принятия алкоголя. Закончив наш пикник, мы собрали за собой мусор и унесли с собой в машину, посетовав, что далеко не все наши земляки поступают таким же образом, но, напротив, цинично оставляют после себя извечный срач, не отягощая себя мыслью о завтрашнем дне, в котором они сами могут оказаться на лоне природы в окружении пустых бутылок, банок из под пива, пластиковых пакетов и стаканов, а хуже того – по соседству с горой стеклянных осколков.

Тогда я отвез товарища домой, но прежде с нами произошло неприятное происшествие, омрачившее конец дня. Вернувшись к машине, Константин обнаружил пропажу очков, без которых, как он сказал, не мог смотреть телевизор, подолгу лежа на диване. Товарищ не работает, поэтому потеря была весьма ощутима и болезненно нарушала размеренный образ жизни. Очки не нашлись и после тщательного обыска места нашего пикника, и тропинки, ведущей  через лес к дороге. Товарищ заметно сник, а я решил, что отчасти виноват в его потере, посему вызвался выручить его, подарив свои старые очки с какими-то небольшими диоптриями, оказавшимися, впрочем, подходящими для телевизионного просмотра. Константин меж тем предложил мне довезти его по пути до ближайшей «Оптики», где намерен был бесплатно пройти обследование и получить рецепт новых очков. К слову сказать, старые были у него уже слишком давно, а зрение ухудшилось. Предложение выглядело логичным, поэтому уже вскоре я доставил моего товарища в «Оптику» возле остановки троллейбуса «Машзавод», где он был обласкан персоналом, несмотря на исходивший от него свежий запах водки. Пока я скучал на улице, окулист, молодой человек лет тридцати пяти, бойкий и опытный специалист успел вполне обаять моего спутника, о чем я узнал уже вернувшись от банкомата, где снял с карточки 800 рублей. Надобно объяснить, что, войдя в «Оптику», я сразу же пояснил ассистентше окулиста, что моему коллеге необходимо поменять линзы в его оправе, что, с ее слов, должно было стоить не более 700 рублей.

Вернувшись, я вдруг обнаружил, что моему Константину выписан чек на 2500 р., из которого следовало, что он заказал себе помимо линз еще и недешевую оправу. Врач долго суетился вокруг него, прилаживая на покрасневшем носу моего спутника золоченую металлическую оправу и расхваливая ее вид и прочностные качества. На мой скромный вопрос, почему не вставить линзы в старую оправу, опытный окулист ответил, что «товарищ не хочет старую». Я посмотрел вопрошающе на Костю, а тот лишь мотал головой и твердил, что «пускай будет новая». При окончательном оформлении документов возникла секундная заминка, когда врач предложил расписаться в чеке и договоре и обратил при этом свой взор на меня, как возможного подписанта, однако я, отдав 700 р. аванса,  далее всем своим видом дал понять, что не буду более участвовать в этой сделке, а товарищ бодро подмахнул чек и великодушно согласился оставить хитрым дельцам  свой номер мобильного.

По правде сказать, мы собирались было продолжать, но тут, выйдя из гостеприимной «Оптики», я потерял интерес к продолжению общения, пожелал товарищу доброго здоровья и удалился восвояси. Он пытался было остановить меня, помня о наших планах, потом стал глупо благодарить, называя «настоящим другом». Но я в ответ лишь спросил его, зачем он так легко «повелся» на пошлые уговоры наглого торгаша от медицины. Товарищ смутился, а потом уверил меня, что «дочка все оплатит». На том и расстались.

Настроение мое испортилось, поэтому, вернувшись домой, я выпил вслед еще бутылку водки, взятой по пути в сельском магазине по цене удивительно низкой в свете недавнего глобального подорожания. На этот раз без компании.

Утро следующего дня выдалось пасмурным и в воздухе стояла высокая влажность, отчего я потел «после вчерашнего», однако же покосил траву и полил парники, выполнив наказ супруги. Затем поехал к Марии Павловне, жене покойного учителя, и отвез, как обещал, ее на дачу за рекой. По ее просьбе я привез на дачу пяток двухметровых досок, чтобы ей смогли починить прогнивший порог. Хозяйка сетовала на дочь-пьяницу, живущую уже давно в Италии, на вторую, живущую там же и требующую «подписать» ей квартиру в обмен на гостеприимство. Мать мечтала уехать к ней в Италию и прожить там остаток лет…

На даче я не задержался и вскоре вернулся домой. Работы пока не прислали, поэтому быстро собрался, отлил из целой «Российской короны»  250 граммов в чекушку «Дудки», сделал бутерброд, взял огурец, и, забыв стакан, уехал купаться на свое озеро. Цапля снова кружила над водой, но браконьера не было. Не было вообще ни души по той простой причине, что зарядил мелкий дождик, не переходящий, однако, в ливень. Так моросил он, делая дорогу к самой кромке озера грязной от рыжей глины, но не доставлял мне никакого неудобства во время купания и выпивания на берегу. «Российская корона» самарского разлива, перелитая в чекушку, шла удивительно мягко из горла. Прохладная вода несколько остужала тело, но лицо вскоре все равно покрывалось испариной от «вчерашнего» и высокой влажности. Выйдя к машине, я взял из бокового кармана на двери пластиковую бутылку с водой, но вода оказалась неприятно теплой, и тогда я решил доехать сто метров до родника, где всегда запасаюсь чистой водой для чая.
Подъезжая к роднику, я встретил процессию, состоявшую из цыганки лет 25-ти и ее «выводка» - трех цыганят мал мала меньше, лет 4-6. Цыганка шла с костылем, и скользкая дорога давалась ей нелегко. Я быстро набрал воды в бутылку, умылся у родника и поспешил назад, догнал цыганку с детьми и предложил подвезти до города.

Они сели все на заднее сиденье: мать на одно, а двое пацанов и девочка, самая младшая, -на другое.  Ехали молча, но я спросил все же:

- Как же ты умудрилась ногу сломать и куда со сломанной ногой и детьми потащилась одна?
- Ногу отрезали. Поругалась дома со всеми и вот выгнали. Им здоровая нужна, чтоб работала. Поеду в Брянск.

Я воздержался от комментариев, про себя подумав, что частенько видел праздных цыганских парней, катающихся на разбитых Жигулях, тогда как их женщины с лошадью, запряженной в телегу, вечно собирают металлолом по окрестностям, зарабатывая гроши на жизнь. А еще вспомнил другую цыганку (а может это была и она), когда два года назад приезжал на то самое озеро летом. Тогда было намного жарче, купаться ездил каждый день. Однажды на другом берегу увидел парочку на велосипедах. То есть вначале они лежали и занимались любовью, а после оделись и  подняли свои велосипеды, чтобы уехать. Но прежде цыганка позвонила по мобильному куда-то, и я понял, что звонила своему мужу. Говорила, что находится на работе, в цехе, что все работают плохо, поэтому задерживается... Ее спутник, молодой высокий парень  во все время разговора молчал, сохраняя конспирацию.  Деревня, где живут цыгане, находится наверху по дороге от озера, в паре километрах.

Я довез цыганку с детьми до поселка Северный, и там они вышли. Еще спросил, есть ли деньги на дорогу, на что она ответила, что поедут на электричке. Я давно не ездил на электричке, но вспомнил, что цыгане всегда ездят бесплатно, при этом частенько досаждают своими приставаниями остальным законопослушным пассажирам. Но последнее обстоятельство не имело значения сейчас. Да и денег у меня с собой все равно не было.

Через пару минут я уже был дома, но мысль о цыганке без ноги, с малыми детьми изгнанной из дома, не выходила из головы. Выпил стопку водки, но не помогло. Прошло еще минут пятнадцать-двадцать, и вдруг я подхватился, взял тысячу рублей из зарплаты, которую сдал жене, но она все еще не успела ее припрятать, прыгнул в машину и помчался на вокзал станции Калуга-1, захватив с собой также дюжину т.н. «бомж-пакетов», как называют в народе кашу с мясом быстрого приготовления. В данном случае это был гуляш по-венгерски, срок годности которого истек буквально недавно, но я хранил его в холодильнике. Сам пробовал пару раз и отвез Константину немало, однако он отказался, заявив, что «без водки каша в горло не лезет». А теперь подумалось, что голодные цыганята с удовольствием уплетали бы эту кашу в долгой дороге до Брянска. Уж кипятка добыть их мать наверняка сможет.

Теперь я стоял напротив вокзала, высматривая своих спутников среди пассажиров подходящих автобусов, обежал вокзал со стороны перрона – все тщетно. И тут понял, что сглупил, приехав сюда, потому что электричка в сторону Брянска уходит  с Калуги-2. Снова помчался на машине, соблюдая при этом по возможности скоростной режим в городе. На ст. Калуга-2 глянул в расписание: электричка на ст. Сухиничи  ушла час назад. Могли успеть. Еще подождал, обошел вокзал и перрон и подошел к пьянице, нищенствующему у входа в вокзал. Спросил, не видел ли цыганку с детьми на костылях – не видел точно. Собрался уже уехать, но тут вспомнил про бомж-пакеты и предложил все местному пьянице. Однако тот отказался.

-  Что ты не видишь, мне вот что нужно. Сам понимаешь, - сказал он, указав на грязную кепку с мелочью у его ног, кстати, абсолютно целых и здоровых. – Ну ладно, дай штоли одну, - прогнусавил он мне уходящему вслед. Я  вернулся и дал одну упаковку каши. Потом сел в машину и почему-то с превышением скорости поехал домой. По дороге в том же сельмаге взял еще водки, итого получилось изрядно, отчего не помню, как уснул, не дождавшись жены с работы.

А что, может, обманула меня цыганка? Подвязала ногу, чтобы просить милостыню. Воровка? Пожалуй. Но подумалось, что все эти убогие, нищие калеки у ворот храма на то и даны нам по жизни, чтобы не разгоняла их полиция, а напоминали они людям о скорби и сочувствии, снимая налет жестокости и черствости с наших душ и сердец, отравленных неуёмной жаждой денег.

Думаю, что, к сожалению, меня мало кто услышит из тех, что роятся сегодня в гипермаркетах в разгар рабочего дня, толкая перед собой полные тележки с продуктами. Во всяком случае, они знают и думают о сострадании и чести гораздо меньше тех, кто надрывался, толкая перед собой не продуктовые тележки, но тачки с бетоном на «Беломорканале» и БАМе - тех комсомольцев-добровольцев, судьбы которых во многом оказались схожими с изломанными судьбами т.н. «забайкальских комсомольцев», а проще зека, с беззубой улыбкой во весь рот толкавших свои тачки навстречу счастливому будущему, навстречу утру страны, которое так часто не бывает добрым. 

12 июля 2012 г.