Курьёз

                Курьез.

Без баб как-то спокойно в жизни, но скучно. Они интерес создают, адреналин в крови повышают, провоцируют мужика на поступки.
Иван Иванович, сосед мой по лестничной площадке, женился поздно. Теперь сначала образование получают, потом квартиру зарабатывают, варианты всякие прикидывают. Одним словом расчет правит всем.
Женился по любви или по случаю – тоже это совсем не важно. Свадьбы, как таковой, не было. Но это и дало повод поразмыслить. Все произошло по-современному, как говорится, самокруткой, под сосной на куртке. Остались довольны друг другом, ну и ладно. Прожили три месяца.
« Меня,- рассказывал Иван Иванович по прошествии времени,- в командировку занарядили.
Уж как я ни отнекивался, как дуриком не прикидывался, как ни выдумывал причины, чтобы не ехать - ничего не помогло. Выходило, на мне свет клином сошелся, кроме меня, тот вопрос, баржу отправить требовалось, никто решить не мог. Ребром все встало: или-или. Начальник уперся: командировка на неделю, если пошустрю, то можно и за день управиться. Да и передых в семейной жизни не помешает. Охолонь маленько, говорит, кожа и кости остались, глаза совсем провалились, другие, вон, женятся, так сразу толстеют, а ты…Заездили друг друга. Чувства на расстоянии проверить надо.
Когда уезжал, моя женушка слезами рубашку намочила. Клялась, что из дому, кроме как на работу, ни ногой. Будет ждать, скучать, уж так она меня любит, так любит…У меня аж горло комком забило…
За день я, конечно, не управился, рассказывал Иван Иванович, но на третий день, язык, высунув, все бумаги подписал. Поезд к нам поздно приходит, да еще задержали его, причину никто не объяснил, но, как я теперь понимаю, все в руках божьих, все, что ни делается, все имеет значение. Так что в свой родной город приехал я уже ночью. Пока с вокзала добрался, пока, в предвкушении встречи, в замочную скважину дрожащей рукой минуты две ключ вставлял, рисуя в голове обольстительные картинки, а время летит. В общем, захожу тихонечко…
Ночничок зажег. В квартире тишина. В прихожей на вешалке пальто висит, башмаки чужие стоят.  Может, думаю, родня нагрянула, запоздало, но отметить семейную жизнь. Просовываю голову в комнату, а там чужой мужик обнимает мою жену. Сладко спит на моем месте. И такое со мной сделалось, что ни злости, ни желания крушить и убивать сразу и не возникло. Как маленький ребенок растерялся. Опешил. Чуть слезу не пустил. Ведь три месяца прожили. И не ей обижаться на меня, верещала, коза дранная, все удовольствия получая.
Пошел на кухню. Сел, обхватил голову. Поник. В голове ни одной мысли. Что делать? А те спят. Устали. На глаза попался топорик кухонный. Маленький, блестящий. Взял его, повертел в руках, ну, и опять без злости, без желания мести, спокойно пошел в спальню. Растолкал мужика, а топор держу у него перед глазами. Тот открыл глаза, вытаращил их, и начал пукать…Я ему ничего не делаю. В голове полный вакуум. Меня ступор сковал. А мужик, словно загипнотизированный, словно я факир, а он змея, смотрит на этот топорик, будто на дудочку индуса, встает. На лице у него жилочка не дрогнет. И все, как в замедленной съемке: штаны надевает - пукает, рубаху натягивает - пукает, костюм, башмаки, пальто собирает в охапку - все пукает. По лестнице спускаться стал, слышно, пукает.
 Жена, сволочь, и та, завернулась с головой в простыню, заходится смехом. Проводил гостя. Чего его бить. Он как бы и ни причем. Благоверной же ввалил с любовью и уважением. Сказал, или уезжай к своей маменьке или убью, если на глаза попадешься. Уехала. А пукальщик, - как-то сожалеюще добавил Иван Иванович, - встречается изредка на улице, стороной меня обходит. Запомнил. Только, как увидит, рефлекс срабатывает, пукать начинает. Дефективный какой-то…»