Заколдовали

             Заколдовали…

Деревенька Веретье тянется вдоль дороги. Десятка два разномастных домов в ней. Теперь жизнь чуть теплится в четырех избах. Остальные хатенки и усадьбы брошены. Три или четыре дома в свое время были куплены дачниками из Питера, но и те, года три, как уже не ездят. Дорога стала больно накладная. Да и ни магазина, ни телефона в деревне нет, случись чего, ни докричишься, ни дозовешься.
Избенка Татьяны маленькая, может, чтобы тепло сберегать такие строили, но больно уж убого она смотрится. Огород полностью затравенел, забор упал, яблони засохли. Избенка на пригорке тулится, так к крыльцу, с дороги, на бугор приходилось лезть.
Лет шесть как в ней не живут. До этого и Татьяна с мужем в отпуск с севера приезжали, и брат, который в соседней деревне жил,  присматривал, обихаживал усадьбу. Татьянин муж, с охотки, в отпуске, все по хозяйству колготился, то забор подправит, то канаву копать начнет, крыльцо наладил, тамбурок теплый пристроил. Соседка, старуха лет семидесяти, скрюченный обабок, все умилялась, глядючи, все приговаривала:
- Ай, молодец, ай, хозяин! То-то приглядно, когда у мужика руки, как положено, приставлены.
Уместно еще сказать, что вначале забор шел по меже, которая отделяла соседский участок метрах в трех от дома. Одна яблоня была на участке Татьяны, за ее забором, а яблоки на ветках свешивались на соседский участок. Яблоня старая была, дичок, плоды разве что мальчишки рвали. Забор, то ли снега было много, то ли ветром расшатало, как-то в одну зиму и упал. Вот в последний приезд муж Татьяны и перенес забор ближе к дому. В то лето зуд к работе у него в руках был. И колодец начал копать, а то для полива грядок воду издалека носить приходилось. До водной жилы не дорыл, но дождевая вода хорошо собиралась, ее хватало на полив. Чтобы воды копилось побольше, он еще прокопал канавку от стрехи до колодца.
Когда копал, пришла соседка, опершись на клюку, стояла рядом, одобрительно поощряла. Но так как забор перенесли, то получилось, что копал-то канаву он на огороде соседки. Там, правда, давно уже ничего не сажали, трава лишь одна росла. Вечером к соседке пришла Клавка, пьянь деревенская. Посидела, глядя в окно, спросила, чего это, мол, сосед на твоем участке канаву прорыл? И ведь, наверное, не спросился, им, богатым с севера, все дозволено. Погребовал, подарочек, какой, преподнести за испорченную землю. А я, говорит Клавка, скосила б траву, да деньги тебе принесла. Надудела бабке в ухо. Та, на другой день, чуть рассвело, и заявляется, руки в бока, палку, на которую опиралась, воткнула в землю.
- Ты, такой-сякой, зачем землю мне испортил, зачем без спросу канаву выкопал? Зарывай…
И понесло бабку. Приплела, как водится, всю родню, что всю жизнь на особицу жили. Мол, деревенские на палочки-трудодни жили, а вы в деньгах, как куры в навозе, копались. « Посбежали на свои севера за длинными рублями, а теперь, ишь, дачниками поприезжали…Мошной трясут,.. Пожечь вас надо»…
 Все в кучу свалила бабка. Заявила, что если не зароют соседи траншею и колодец, то сама все засыплет, а в колодец навозу набросает.
- От этой ямы,- ткнула она батожком в сторону колодца,- и в моем колодце вода пропадет.
Муж Татьяны слушал-слушал, смотрел-смотрел, как на него наскакивает старуха, да и возьми, толкни ее. Бабка и села на зад. Замолчала, раскрыла рот с двумя оставшимися передними зубами. Потом, кряхтя, поднялась, плюнула, прошипела.
- Ну, погоди…Попомнишь…
Отпуск кончился. Татьяна с мужем уехали.
На следующий год приехали, оказалось, старуха-соседка умерла. Схоронили ее. Канаву кто-то закопал, в колодце навозу навалено.
На приезд собрались соседи. Накрыли стол. Выпили по одной, добавили. Кто-то вспомнил умершую соседку. Предложили за упокой ее души выпить. Муж Татьяны заругался. Про канаву вспомнил, про колодец. Его успокаивать стали, мол, нельзя плохое, про умерших, говорить, лучше промолчать. Он, психанул, пить не стал, ушел на двор.
А ночью его инфаркт, хватил. Хорошо, что у соседей гости с машиной заночевали, врачиху привезли, да таблетки сердечные нашлись. Вот уж Татьяна побегала, попереживала, вот уж вспомнила проклятья. Но, ничего, обошлось. Выходила мужика. Только после этого он ничего не делал на этой усадьбе: ни сажал, ни убирал, ни копал. Как отшило. Палец о палец не ударил. Вот и затравенело все, вот и скособочилось.