Esse homo...

И меркнет день... И тут же воздух и весь космос стал материален, обрушившись всей своей колоссальной массой на плечи одинокого человека. Человек стиснул зубы. Он опять был на этом месте. Одинокий человек рядом у одинокого дерева на одиноком холме среди необъятного поля маков. Какой раз он вот так безмолвно и неподвижно провожает день на этом холме, одинокий человек не знал. И зачем он приезжал сюда раньше, не знал. Как не знал и то, как он вообще нашел это место. Впрочем, это его особенно не волновало. Космос давил... И один маленький одинокий человек подобно мифическому Атланту держал его на плечах. Он знал это, но никак не выражал другим людям. Зачем? Им не понять... В такие моменты его холодные серые глаза лихорадочно блестели и если кто то мог бы поглядеть в них в этот момент, он бы увидел бесконечное спокойствие степей и полей, всю вековую мудрость седых утесов и вечный холодный тоскливый ужас льдов. Но он был одинок и спустя мгновение из глаз его вновь смотрела бездна и тоска без начала и крик без конца. Одинокий человек походил бы на изваяние если бы не горькое красное вино в венах и не беспокойная птица в груди. Столь же одинокое дерево стоящее рядом, одинокий человек считал своим молчаливым союзником, немым сообщником, посвященным в тайну живого небытия. По стволу дерева словно бежали некогда тысячи слез, оставив глубокие трещины на могучем теле. Почему плачут деревья, одинокий человек не знал. Он слушал таинственный шепот листвы, этот вечный рассказ деревьев о сущем и былом, но не мог понять его, иначе он бы знал, наверное, почему же плачут деревья. Шепот листвы понимал, наверное, только вечный мятежник - ветер, что играл с ней, да одинокий холм, что стоит среди макового поля и на котором растет одинокое дерево, рядом с которым стоит одинокий человек. Термоядерный кошмар, бушующий миллиарды лет, опускался за горизонт. Напоследок, он, словно забавляясь раскрасил все золотом. Плыли по небу золотые облака - вечные изгнанники. Словно идол Эльдорадо стоял одинокий золотой человек. В каждом листочке одинокого дерева плескалась капля золота. Даже одинокий холм казался золотым среди макового поля. В предзакатном сумраке казалось, что исполинская глыба золота лежит в океане запекшейся крови. День прошел. Воздух и сам космос вновь стали невесомыми, эфирными. Одинокий человек расправил грудь, выпрямился. Лишь гаснущий блеск серых глаз, прерывистое дыхание и мокрый след на щеках от выплескивавшегося Одиночества напоминало о минувшем. Минувшем, где было их трое - одинокий человек, дуб одинокий, да холм одинокий, что в маковом поле.