Завтрак

.
Мой приятель, Мишка,  дружили ещё с песочницы,  после окончания института был направлен в 1980 году в Казахстан, на оборонное предприятие  инженером. Вскоре сделал карьеру, став через два года начальником цеха, а вскоре и заместителем главного инженера. Когда он приезжал в Москву в  отпуск домой к матери, то всегда привозил огромный картонный ящик со знаменитыми яблоками -  алма - атинским апортом. Аромат яблок растекался по квартире, яблоки, все как на подбор вишнёво красные, грамм по четыреста каждый, вкус божественный. Мы все -  друзья Мишки  дружно звали его вернуться обратно в Москву, тем более, что он уже отработал почти пятилетку , но Мишка отнекивался тем,  что привык и город ему приглянулся и квартиру двухкомнатную ему  выделили, а девушки там и Мишка закатывал глаза к небу и цокал восхищённо языком.
Время бежало -  не остановить. Постепенно мы все определились в жизни,  в профессиях, переженились, завели детей. И только Мишка всё ещё оставался холостяком, правда  богатым и знатным. Он был уже главным инженером с непререкаемым авторитетом и служебной машиной. При встречах с нами, Мишка говорил:
-- И что я у нас в Москве забыл. -- Там на заводе я Бог и Царь. -- У меня есть всё, ну или почти всё –
Кокетничал Мишка перед нами.
И  в правду,  Миша был большим начальником.  Роскошная дача Мишки у реки,  в предгорьях Алма - Аты,  у быстрой реки вызывала у нас неподдельную  зависть. В гостях у Мишки мы сидели на  резном деревянном топчане над стремительной горной речкой, наслаждались прохладой, с края топчана в ледяную воду свисали на верёвках бутылки с водкой.  Дедушка Сабирбай из близлежащего посёлка готовил на открытом огне бешбармак. Кушанье булькало в котле,  вызывало у всех присутствующих обильное  слюнотечение, куда там до нас  собакам Павлова. Девушки,  которых пригласил Мишка,  щебетали,  словно райские птички. И первый тост у нас всегда был один, чтоб я так жил.
Мишка счастливо улыбался.
Неожиданно разом,  словно мор, накатили лихие девяностые. Предприятие разом захирело, закрылось. И процветающий Мишка остался вдруг без любимой работы, денег и привычного образа жизни к которому он привык за пятнадцать лет.
А тут умерла внезапно мать Мишки.  Квартира оказалась неприватизирована и отошла в фонд Москвы. Так Мишка в одночасье превратился из потомственного москвича в «чебурека -.иноземца»  со всеми вытекающими последствиями. Мишка два  года проедал, что накопил, а затем устроился на работу в иностранную фирму.  Чем та фирма занималась и что делала,  Мишка не распространялся, но платили там хорошо по тому,  как Мишка вновь при встречах с нами светился улыбкой.
По делам фирмы Мишка частенько наезжал в Москву.  Я предоставлял Мишке для проживания «однушку»,  что мне от деда досталась.  Мишка бывало, за три четыре дня управлялся с делами и улетал опять к себе  Алма - Ату на работу.

История о том, как Мишка позавтракал.

Мишка проснулся,  открыл глаза, потянулся до хруста в теле, поднялся с кровати и пошёл пить кофе на кухню. Сегодня он должен был получить деньги за выполненную работу и деньги немалые около пятнадцати тысяч долларов. Мишка намеривался положить деньги в банковскую ячейку Райфайзен банка.  И на следующий день улететь в Алма - Ату. В девяносто седьмом в аэропортах, ещё не заставляли раздеваться, не шарили цепко и профессионально по телу,  то есть при определённом везении и смекалке жить и работать было можно, что Мишка собственно и делал.
Для перевозки денег и немалых Мишка сам скроил трусы из чёрного сатина почти до колена. Затем вручную пришил крепко накрепко два накладных кармана справа и слева строго по размеру сотенных купюр.  Чтобы деньги не дай Бог не выпали, Мишка на один из карманов, чтобы тот случайно не расстегнулся, пришил огромную перламутровую пуговицу размером с «пятирублёвик»,  второй карман на трусах надёжно перекрывала семи сантиметров хромированная  булавка. В этих трусах Мишка и осуществлял перенос своих  денег  то  в Москву,  то обратно, в зависимости от обстоятельств на работе.
Кроме того,  У Мишки был пунктик довольно странный, но которым он даже кичился,  перед всеми. Мишка всегда был одет с иголочки модно и стильно, как теперь принято говорить - от кутюр.  Но всегда ходил в носках с дырами на пятках. Как Мишка сам заявлял,  он,  видите ли,  Исааку Эйнштейну подражал,  ни много ни мало. То есть госпожа Гордыня им ещё как управляла.
Мишка прошёл на кухню включил кофеварку,  нацедил кофейку, выпил его с удовольствием,  и уже было собрался идти за деньгами, но в желудке вдруг некстати выделился пищеварительный сок и Мишка решил съесть пару другую сосисок венских,  которые купил вчера в супермаркете  Рамстор.
Он  вынул, из морозильного отделения холодильника, полкило сосисок в пластиковом пакете хотел было оторвать две или три, но  смёрзшиеся сосиски не поддавались,  и все дела.
Мишка осторожно ударил смёрзшиеся сосиски о стол ни в дугу. Сосиски прилипли  друг к другу,  словно в любовном экстазе, и разъединяться не хотели ни в какую.  А пищеварительный сок в желудке требовал поступления  пищи. Тогда Мишка огляделся, взглядом нашёл большой кухонный  нож, приставил острие к слипшимся мерзлым сосискам и держа нож правой рукой ударил по ручке ножа  ладонью левой  с размаху.
Нож скользнул по смёрзшимся сосискам,  нашёл более лёгкое дело, Мишкин большой палец прорезал его  у основании почти наполовину и угомонился упал на пол. На сосиски закапала кровь.
 Мишка чертыхнулся, взял полотенце,  заложил его между пальцев, сжал пальцы и стал губкой вытирать пакет с сосисками  левой рукой. Кое - как вытерев пакет, Мишка сунул его  обратно в холодильник. Есть, как ни странно, совершенно расхотелось. Он зашагал из угла в угол, чертыхнулся вторично, поездка за деньгами откладывалась. Тем временем кровь уже успела промочить полотенце и капала на кухонный пол,  следуя точно за Мишкой. 
Мишка внезапно увидел кровь на полу и выругался уже более серьёзно.  Прошёл в ванную комнату,  открыл холодную воду.  Осторожно вытащил полотенце, зажатое между пальцев и обмер. «Екарный бабай» сказал  он сам себе, а я ведь пол пальца отрезал.
И тут Мишка испугался. Надо что - то делать подумал он,  может в больницу? Затем опомнился.  Какая больница?  я ведь без регистрации, а вдруг «ментам» сдадут, заявят, что поножовщина, голова слегка кружилась. Мишка сел за кухонный стол хотел написать записку, но не смог найти карандаша. Между тем кровь продолжала сочиться, из полотенца между пальцами, не переставая.
И тут Мишка впервые по - настоящему испугался, так ведь и «коньки» можно отбросить пробормотал он и набрал «скорую». Адрес,  место жительства, полис,  пророкотала диспетчер скорой помощи.  Мишка обречённо промямлил:
-- Я не местный, из Алма - Аты приехал. –
 Умирать не оставим,  усмехнулась в трубку диспетчер ждите.  К моменту приезда машины скорой,  Мишка едва не потерял сознание от потери крови.  Вечером,  я хотел с ним  встретиться, попить пива.    Мишка был всегда человеком обязательным. Он отжал полотенце на стол в кухне,  макнул палец в отжатую кровь и написал;  уехал в больницу.
Фельдшер скорой помощи  ойкнула и сказала:
-- Руку перевяжу и срочно в ближайшую больницу в хирургическое отделение, иначе кровью истечёт.—
-- Одевайтесь скорее.—
  В четвертую "градскую" больницу,  Мишка ехал под завывания сирены. Фельдшер сопроводила Мишку в регистратуру, расписалась, что сдала больного и уехала.   Мишку снова спросили:
-- Адрес, полис, фамилия.—
 Мишка опять обречённо повторил:
 -- Я из Казахстана.—
-- Казах что ли? -- спросила регистраторша.
-- Русский --  ответил Мишка с достоинством.
 -- Все азиаты так говорят -- отмахнулась принимающая сторона.
  Строго добавила:
-- Деньги есть?—
-- Первые сутки бесплатно, затем по тысячи  рублей в день,  потянешь? –
Мишка согласно закивал и попросил:
 --А можно скорее к хирургу?--   
Тут  дверь хирургического отделения открылась. Хирургическая сестра  пригласила Мишку в приёмную отделения.
--Посидите пока, сейчас Галина Дмитриевна выйдет.—
 И упорхнула в операционную.
Через минуты три вышла худощавая женщина. Закурила сигарету, окинула Мишку внимательным взглядом и устало спросила:
-- Ну этот то хоть москвич? -- Надоело  иностранцев да бомжей бесплатно резать да сшивать.—
 И вопросительно уставилась на Мишку? Мишка покраснел   и пробормотал что он из Казахстана. Галина Дмитриевна досадливо махнула рукой затянутой в хирургическую перчатку и отрывисто бросила,  раздевайся.  Мишка неуклюже одной рукой стянул, с себя щёгольское полупальто. Затем потянул через голову рубашку. Галина Дмитриевна, тем временем отвернувшись,  оживлённо  беседовала с медицинской сестрой.
-- Ну -- спросила она и повернулась к Мишке.
Мишка криво улыбнулся и заявил:
-- Готов разделся.--
  И тихонько добавил:
 -- Уже.—
 Галина Дмитриевна нахмурилась, улыбки как не бывало, и  отрывисто произнесла:
--Не думала, что казахи такие тупые. –
-- Я же русским языком сказала, раздевайся.—
 Поглядела на покрасневшего Мишку, смягчила голос на полтона и добавила:
-- Трусы, то есть исподнее,  можно не снимать.—
 Медсестра  захохотала, закатилась мелким бесом в сжатый кулачок.
Мишка стал расстёгивать брючный ремень.  И тут до него дошло,  что на нем надеты трусы,  для перевозки денег. Мишка взмок разом и остановил процедуру раздевания на пол - дороги.
Галина Дмитриевна, которой до чёртиков  надоело смотреть на полуодетого, потного, красного от стыда Мишку  отрывисто, как на полковом смотре заявила:
   -- Что не получилось бедненький ты наш, Наташа бы помогла, а раз не разделся,  в регистратуру его,  напиши, от помощи отказался и за ворота.--
Я понятно объяснила, обратилась она к Мишке.
Миша кивнул и стал стягивать щёгольские сапоги.
Затем Мишка снял брюки и предстал перед хирургическим персоналом четвертой градской больницы в полном великолепии. Чёрные сатиновые, смявшиеся трусы до колена, перламутровая пуговица чётырех сантиметров в диаметре на левом кармане притягивала блеском женские взгляды, как магнит. Пятисантиметровая булавка над правым карманом сверкала хромом.  Сквозь огромные дыры в носках  розовели Мишкины пятки. Мишка стоял пунцовый и переминался с ноги на ногу. Старший хирург с широко открытыми глазами сказала:
-- Оппаньки!! –
Ещё разок оглядела его с ног до головы,  и нараспев растягивая слова, произнесла:
-- Вот ведь «хрень» какая, двадцать пять лет у хирургического станка в больницах, но такого ещё не видела и она изумлённо всплеснула руками.
Медсестра ломалась в позвоночнике, истерически хохотала, дергалась, как припадочная. Галина Дмитриевна решила видимо добить Мишку окончательно.
-- Так может это ваш национальный праздничный наряд на  торжества перед свадьбой,  тогда извините, если обидела вопросами—
 И тут же строго  оборотившись к медсестре,  закончила:
-- Ладно, на третий стол его ко мне, я пуговицу эту перламутровую, к пальцу двадцать первому ему пришью.—
 Рассмеялась и заявила, что шутка.
За те сорок минут, что  штопали палец,  Мишка успел рассказать, что он москвич в четвёртом поколении и ещё пару тройку анекдотов, чем покорил Галину Дмитриевну бесповоротно и окончательно. Расстались они почти друзьями. Держи руку повыше до вечера, через десять дней приходи, посмотрю.
Через десять дней Мишка явился к концу рабочего дня с бутылкой коньяка,  шоколадным тортом и роскошной коробкой конфет. Выпили коньячка в стерилизационной комнате.  Смеялись,  вспоминали Мишкин вид  перед операцией.  На прощанье Галина Дмитриевна сказала:
-- Вот уж не думала, не гадала с казахом подружиться.—
И она подмигнула.  Ну, бывай больной, не хворай,  а ежели что,  всегда рада, где много  отрежем, где мало пришьём.  Они  расхохотались, а затем дружески  распрощались.
С тех самых пор Мишка одевался, с ног до головы, как истинный джентльмен.
Трусы для перевозки денег повесил, для истории, на шерстяной огромный иранский ковёр в зале гостиной.
К ножам крупнее перочинного не прикасался больше никогда.
 Великому Исааку Эйнштейну и вовсе  подражать перестал.
  Гордыню -  Мишка очень на это надеялся, усмирил.