Смута в Риме 238г

Рим, июль 238г.

         Эйфория по поводу победы над страшным фракийцем, опротивевшим, по мнению римлян, и богам, и людям, длилась недолго. Благодарственные жертвоприношения богам, театральные представления, гладиаторские игры, раздачи народу сменяли друг друга, но очень скоро радость уступила место новым заботам. Императоры-соправители Бальбин и Пупиен не очень ладили друг с другом. Пока они были порознь, это не обнаруживалось, но вот Пупиен вернулся из-под Аквилеи, и стало ясно, что эти двое уживаются вместе с трудом.
       Второй проблемой стали возвратившиеся в столицу после трех лет походов преторианцы. Грубые и бесцеремонные воины сразу же не понравились отвыкшим от них жителям Рима. Начались ссоры и потасовки, вызванные наглым поведением преторианцев. И одна из таких стычек повлекла за собой крупные беспорядки.
       Группа преторианцев, особо распоясавшихся, вымогала у одного ремесленника крупную сумму денег по какому-то действительному или вымышленному основанию. Не получив денег в требуемый срок, воины явились к должнику, но не нашли в его лавке ничего, кроме изготовленных на продажу медных кастрюль и сковород. Тогда преторианцы потребовали от должника продать себя в рабство и, для подтверждения серьезности своих намерений, стали его избивать. Однако, ремесленник сумел вывернуться и выскочить на улицу, в гущу народа, громко призывая на помощь. Вид избитого возмутил римлян, и без того давно раздраженных на воинов за их поведение, и это событие стало последней каплей. Толпа мгновенно самоорганизовалась и бросилась на преторианцев, которые в страхе побежали. Горожане гнались за ними и забрасывали камнями, ранив нескольких. Преторианцы бежали в свой лагерь, где подняли своих товарищей, заперли ворота и встали на стены. 
         Тем временем, под впечатлением от произошедшего, город закипел. Волнения начались на римском форуме. Здесь, в сосредоточении народа, издавана узнавали новости. Кто говорил о делах о дворце, кто — о новых налогах. Кто-то, кто служил в войске, рассказывал о военной кампании и описывал сражения, в которых участвовал сам. Говорили о ближайших гладиаторских боях и скачках на колесницах, о сплетнях касательно членов именитых фамилий. Но в этот день все речи были о произволе преторианцев. 
         В Риме стремительно разгоралось восстание. Толпы граждан ворвались в склады с  оружием. Затем, отперев гладиаторские казармы, они вывели на улицы гладиаторов, вооруженных их собственным оружием. Сколько было в частных домах и мастерских копий, мечей и дротиков, — все тут же расхватывалось. Превращался в оружие любой подвернувшийся предмет из пригодного для сражения материала. Собравшись таким образом, толпы людей направились к лагерю преторианцев и сразу же бросились к воротам и стенам, словно на штурм. Преторианцы, стоявшие на стенах, лениво отгоняли их, пуская для острастки стрелы и отстраняя от стены длинными копьями. С наступлением вечера, когда утомленный осадой и жарой народ захотел уйти, солдаты, увидев, что те повернули и уходят беспечно, внезапно открыли ворота, выбежали вслед за народом, убили гладиаторов, и в толчее погибло много людей. Преторианцы преследовали их настолько, чтобы недалеко отойти от лагеря, и, возвратившись обратно, остались за стенами. Так гвардейцы надеялись проучить непокорный народ и отбить охоту к сопротивлению. Не вышло. 
        Пока все это происходило, императоры Бальбин и Пупиен сидели у себя в Палатинском дворце тихо, как мыши, не в силах что-либо предпринять и, скорее, опасаясь за собственную участь больше, чем заботясь о наведении порядка.
        Улицы были опасны из-за бесчинства разбойников. В страхе перед грабежами и убийствами жители с наступлением темноты лишь по крайней необходимости покидали дома. Богатые выходили с многочисленной свитой из клиентов и слуг.
        Утром следующего дня беспорядки продолжились. Вооруженная толпа, еще большая, чем вчера, с рассветом снова взяла в осаду преторианский лагерь, на сей раз, с твердым намерением расправиться с воинами. Начались нападения на стену лагеря, но у штурмовавших ничего не получалось – преторианцы оборонялись упорно. Стрелки, рассыпавшись в домах и на крышах в самом городе, вели охоту на людей. 
        В это время, наконец, напомнила о себе верховная власть, ибо то, что считалось обычным и нормальным где-нибудь на персидской границе, было затруднительно терпеть в самом Риме. Император Бальбин издал постановление, в котором не повелевал, а умолял народ пойти на примирение, а воинам обещал амнистию и давал прощение за все провинности. Он, однако, не убедил ни тех, ни других. Народная масса была возмущена тем, что к ней с презрением относятся немногочисленные воины, а воины негодовали в ответ. Соправитель же, Пупиен, своего партнера по тандему не поддержал, храня никому не понятное молчание.   
        Возле преторианского лагеря же шла вполне нормальная война. И, так как штурмовавшие стену горожане не могли ничего сделать, то они решили отрезать все источники воды, по которым она втекала в лагерь, и заставить воинов сдаться из-за недостатка питья и нужды в воде. Взявшись за это, они стали рыть канавы, чтобы отводить воду в другие русла, отрезать и загораживать стоки воды в лагерь. Преторианцы же, видя опасность, отперли ворота и бросились в атаку. После жестокой схватки, народ обратился в бегство. Солдаты  гнались за убегающими и проникли глубоко в город. Потерпев поражение в рукопашном бою, массы народа взбирались на дома и швыряли в солдат черепицу и камни, убивая и калеча тех. Преторианцы не решались идти на приступ домов, боясь нападений внутри. Вместо этого, они стали подносить огонь к дверям и ко всем деревянным частям зданий, и подожигать их. В сухую и жаркую погоду пламя очень легко распространилось по большей части города. Пожар был велик и страшен. Огонь бушевал почти сутки. Сгорело множество домов. В огне погибло множество людей, не сумевших убежать, так как пламя, разгораясь мгновенно, успевало охватить все выходы.
         Под прикрытием хаоса и беспорядков действовали и мародеры. Были разграблены целые состояния богатых людей. Огонь погубил почти треть Рима. Разбойники и грабители, сбившись в шайки, захватывали и убивали заложников, убивали семьи сенаторов, всадников, убивали всех сколько-нибудь заметных людей, которых можно было ограбить. Бывшие рабы, городская чернь, обнищавшие колоны не просили и не давали пощады.
         Мосты на Тибре были разрушены или сожжены. Жители, желавшие скрыться от погромов, толпились на берегу. Перевозчики безбожно ломили цену. Лодок не хватало. Невзирая на холодную воду, люди порой бросались с берега, чтобы перехватить возвращающийся пустым челнок.   
         Император Пупиен продолжал сидеть во дворце, пытаясь переждать смуту. Его коллега, Бальбин, вышел на улицу, к разъяренному народу. Он тянул к толпам руки, умолял прекратить беспорядки. В ответ его бранили, швыряли камнями и палками. Мраморный бюст, выброшенный кем-то из окна, едва не разбил императору голову, упав в двух шагах на мостовую и разлетевшись на сотню осколков. От греха подальше, Бальбин убрался, роняя слезы огорчения. 
- А сколько убийств, о, боги, сколько убийств! – причитал он, сидя во дворце, - Разбой! По улицам ходить страшно!
        События полностью вышли из-под контроля. Империя августов-соправителей сжалась до нескольких югеров земли на Палатине. Но самое главное было еще впереди. 
        Несколько дней спустя, находясь в Палатинском дворце, Бальбин получил от кого-то из прибежавших из города слуг известие о том, что преторианцы, до этого рыскавшие по всему городу в поисках добычи и укрывавшихся мятежников, собравшись толпой, идут к императорскому дворцу, и вид их не предвещает ничего хорошего. Бальбин бросился к Пупиену просить у него стражи, чтобы защитить себя. Но коллега по императорству не испытывал к Бальбину теплых чувств. Напротив, отношения между ними были проникнуты недоверием, которое углублялось чем дальше, тем больше. И в дни мятежа императоры тоже вели себя по-разному. Пупиен решил, что Бальбин просит у него стражу для того, чтобы напасть на него, убить и остаться править империей в одиночку. В момент, когда каждая минута промедления грозила гибелью, соправители стали перепираться. Преторианцы, между тем, ворвались во дворец, перевернули там все и разграбили. Наконец, изловили Пупиена и Бальбина, вытащили на улицу, избили, а потом и вовсе убили обоих, бросив трупы прямо на дороге.
           В конце концов, хаос и беспорядки были прекращены усилиями сената, который избрал очередного несчастного, дабы одеть его в императорский пурпур. За последние полгода Рим проводил на тот свет пять императоров! Теперь избирали шестого. Им стал проживавший в Риме тринадцатилетний сын убитого Гордиана Африканского, которого тоже звали Гордиан. Мальчик, можно сказать, принадлежал к императорской династии, поэтому, признавался законной кандидатурой на царствование. Итак, облачив отрока в пурпур, сенаторы с балкона своего здания показали его народу. Удивительно, но это почему-то подействовало на толпу.
- Гордиан август! – орал плебс.
- Гордиана в императоры!
- Пусть обещает брать не больше налогов, чем при божественном Александре!
- Он будет раздавать хлеб!
- Он выдаст нам на расправу главарей преторианцев!
- А, он бросит нам всех их, как зверей для травли!
- Будут богатые игры по случаю нового правления!
- Да здравствует Гордиан август!
           Народ бросился к дому Гордиана, провозглашая его императором. А может, просто всем уже надоел беспорядок и анархия. Мятеж понемногу стал стихать. Преторианцы, побузив еще для порядка, тоже успокоились. В дальнейшем, они стали вести себя скромнее и, без особой надобности, в городе не появлялись. Настал хрупкий мир. 
           Юному Гордиану, за его несовершеннолетием, назначили опекуна в лице старого сенатора Тиместея, того самого, что еще за шестнадцать лет до этого принимал участие в восхождении на трон Александра Севера. Ради укрепления их союза, несовершеннолетнего Гордиана женили на дочери Тиместея, и к опекунским узам теперь прибавились и родственные.
          Отметили и Туллия Менофила, под руководством которого Аквилея дала отпор войску Максимина. Бывший консуляр получил назначение в провинцию Нижняя Мезия, где в то время как раз появились новые опасные соседи – варварские племена готов. Так, восстановлением видимого мира, завершился очередной этап смуты. Хотя мир был далеко не полным.

Часть 4. Гордиан III.

Провинция Нижняя Мезия, 239г.

         Вытянувшаяся длинной узкой полосой вдоль южного берега Дуная от Сингидунума (1) до Черного моря, Нижняя Мезия была захолустной пограничной провинцией Римской империи. Бесконечные поля и невысокие холмы сменялись ближе к устью Данувия необозримыми болотами речной дельты. Население жило сельским хозяйством, но крупных имений, в отличие от Италии и западных провинций, здесь было мало. В городах на морском побережье жили понтийские греки, занимавшиеся рыболовством и морской торговлей. Корабли из мезийских портов ходили по всему Понту. Мезия издавна служила местом ссылки для лиц, неугодных римским властям. Самым известным ссыльным был поэт Овидий, в самом начале новой эры сосланный императором Августом в город Томы на берегу моря, где он и окончил свои дни.
           Август выслал Овидия в Мезию в виде опалы. Юный же император Гордиан направил в Мезию Туллия Менофила в качестве награды. Отличившийся в боевых действиях против Максимина военачальник теперь получил командование над этой пограничной провинцией и над войсками, находившимися в ней, для сдерживания задунайских варваров.
        А варвары, после долгих десятилетий относительного спокойствия, пришли в движение. В прошлом году, когда в Риме еще сидели Бальбин и Пупиен, а преторианцы дрались с народом, дикие полчища внезапно перешли Данувий в самом его низовье и напали на город Истрию. Привыкший к миру и безопасности, город был взят безо всякого сопротивления, разграблен и сожжен. Римские власти даже не успели предпринять никаких мер, да и после тоже не предприняли – в том году в империи царила неразбериха, все были заняты борьбой за власть. Шесть императоров побывало на троне за год; пять из них за этот год были убиты – шутка ли.
        Но вот, все более или менее успокоилось, и новый наместник, прибыв, ознакомился с обстановкой. Активизация варваров была связана с тем, что с той стороны границы появился совершенно новый народ. Готы, германские по языку и обычаям, многочисленные, дикие и жестокие, прибыли откуда-то издалека, из лесов и болот на северо-западе. Впрочем, передавали, что и те земли не были их исконной родиной. И туда готы пришли, пройдя огнем и мечом, разбив и изгнав тамошних варваров. Родина же готов лежала где-то на берегах далекого Венедского моря, (2) где, по слухам, добывали желтый камень электрон. (3) И вот, три поколения тому назад покинув родные места, пройдя через много стран, объявились новые соседи у римских границ. Им покорились прежние обитатели припонтийских степей – сарматы. Вступили с ними в союз карпы – воинственные дикари из Карпат и прилежащих областей, близ римской Дакии. И теперь весь этот варварский конгломерат стал угрожать границам римского государства.

           Прибыв на место, Менофил тотчас же стал знакомиться с ситуацией на границе.  В разоренную прошлым летом и кое-как восстанавливающуюся Истрию он приехал в первую очередь. После длительного мира для города настали нелегкие времена. Когда век с четвертью тому назад отшумели дакийские войны Траяна, и на Данувии надолго наступило успокоение, Истрия широко раскинулась на берегу реки, не опасаясь варварских нашествий. Виллы богачей выползли за городскую черту, вдоль дороги, шедшей в Томы, (4) а оттуда во Фракию. Город имел все необходимые атрибуты — храм Юпитеру Капитолийскому, каменный амфитеатр. Белокаменные колонны муниципальной курии напоминали о римском сенате. Рядом возвышалась триумфальная арка, воздвигнутая в честь Траяна. На форуме, около базилики, стояла его же мраморная статуя, в панцире и воинском плаще.
           Готы появились внезапно, сразу с нескольких сторон, перейдя реку вплавь и на лодках. Неожиданное нападение лишило истрийцев возможности бежать или обороняться.
- Ах, какой был город! – с горестью говорили Менофилу еще до его прибытия, - Краса Скифии! Там стояли киликийцы, но и они – те, что уцелели, – теперь нуждаются во всем. Люди бегут. Войско кормить никто не хочет.
- Варвары активизировались повсюду, - вторили другие, - Позапрошлым летом прибыл корабль из Танаиса, (5) с дальнего конца Меотиды. (6) Корабельщики рассказали, что варвары подступали, город готовился к обороне. Следующей весной приплыли — уже нет города, все разрушено и сожжено. Несчастный Танаис, несчастные боспорцы! (7)
- Я все восстановлю и верну к прежнему положению, - угрюмо отвечал Менофил.
         Ниже по течению от Истрии, где начинается болотистая дельта Данувия, Менофил увидел римский пограничный форпост, вернее, то, что от него осталось. Готы пробили тараном бреши в каменных стенах, захватили форт и подожгли его. Часть деревянного причала уцелела. Обгоревшие бревна лежали, полузатопленные, на мелководье.
         По рассказам местных жителей, в последние годы варвары на мезийской границе совершенно потеряли страх перед римским оружием, переходят реку малыми шайками и осмеливаются нападать на пограничные селения, угоняют скот, а жителей часто уводят в плен. Повсюду теперь свирепствуют грабители, и передвижение по дорогам стало небезопасным.
 
         Вернувшись из Истрии, Менофил своей резиденцией избрал на первое время крепость Дуросторум на берегу Данувия. В один из первых дней он, не медля, созвал у себя совещание командиров провинциальных войск.
        Снег валил мокрыми крупными хлопьями, оседал на одежде, таял, превращаясь в
капли мутной воды. Зима – самое противное время года в Мезии. Небо затянуто низкими тучами, идет то дождь пополам со снегом, то снег пополам с дождем. И холода нет особого, но сырость неимоверная. Привычно тому, кто родился и вырос в этих краях. Но тяжко тому, кто прибыл сюда со знойного и сухого юга. Менофил ежился от холодной сырости, глядя со стены на прибывший эскорт из всадников с красными овальными щитами с изображением сидящего орла. Пограничные командиры, начальники гарнизонов явились по вызову наместника.
           Время шло уже к вечеру. Зимой сумерки наступали рано, и в каменном мешке римского форта было уже темно почти, как ночью. Менофил расположился в небольшом зале в преториуме крепости. В узкое зарешеченное окошко падал тусклый свет угасающего зимнего дня. На стене чадили факелы, укрепленные в медных подставках. Гипсовая голова богини Кибелы в короне в виде городской стены — рельеф, изваянный каким-то местным скульптором. Помещение напоминало тюрьму. Было привычно холодно. Римляне знали отопление горячим воздухом, но устраивали его только в банях и в отдельных комнатах богатых усадеб. Жильцы простых домов, солдаты в крепостях обогревались отопительными приборами, в которых кипятилась вода, или простыми жаровнями, бронзовыми или медными. Комнаты освещались светильниками и свечами. 
          Менофил железными щипцами снял нагар с медной лампады, освещавшей стол. На столе стояла  рельефная карта провинции и ближайшего предполья, весьма искусно сделанная, с нанесенными городами, крепостями, реками, значками стоявших там войск. Вдоль широкой голубой полосы Данувия, отделявшей римлян от варваров, были густо натыканы крепости и форты, крупнейшие из них: Эск, Новы, Дуросторум, Карсиум, Троэзмис, Капидава, Диногеция.
          В дни свержения Максимина Фракийца стоявший в Африке легион покрыл себя позором измены – остался верным тирану до конца, когда сенат объявил царственного варвара врагом народа. Гордиан III, придя к власти, в наказание расформировал его. Не сам, конечно — руками всесильного тестя, сенатора Тиместея. Оставленных из милости на службе империи солдат разбросали по дальним углам. Многие из них попали и сюда, на край империи, пополнив собой местные гарнизоны.
         В Нижней Мезии стояли два полных легиона: 4-ый Флавия располагался лагерем в Новах, выше по течению, а 1-ый Италийский стоял близ устья Данувия в Диногеции. Кастеллы и крепости вдоль реки занимали различные вспомогательные войска.
- А вы знаете о том, что происходит в варварских землях по ту сторону? – спросил командиров Менофил.
- Смутно. В основном от купцов.

1. Сингидунум — город Белград (Сербия)
2. Венедское море — Балтийское море,
3. электрон — янтарь
4. Томы — город Констанца (Румыния), столица провинции Нижняя Мезия.
5. Танаис — древний город в устье Дона, близ современного Ростова-на-Дону,
6. Меотида — Азовское море
7. Боспорское царство — полузависмое от Рима государство в Крыму и на берегах Азовского моря.


Иллюстрация: серебрянная монета (антониниан) императора Бальбина (238г.)