Просветление

Однажды великий Будда прогуливался по большому городу и проходил как раз мимо станции метрополитена; а неподалёку, прямо на пути его следования, стоял военный патруль, судя по всему, вылавливающий дезертира. И один из солдат вдруг уставился внимательным взглядом на изящное украшение из бисера, которым вальяжно переливалась божественная десница Будды. И тогда военный человек окликнул его и спросил:
  - Послушай, ты зачем нацепил на себя женскую побрякушку, ведь ты же мужчина?!
И мудрый Будда, глубоко и радостно вздохнув, изрёк:
  - Хорошо, тогда позвольте и мне задать вам один вопрос, прежде чем я отвечу (если вы, конечно, всё ещё будете  этого желать?)   
  - Эх, заморочил! – сказал военный – ну да ладно, валяй!
И мудрый Будда снова изрёк:
  - Какой смысл в том, что бы задавать вопрос, ответ на который заведомо уже известен, и заранее спланирована реакция, должная непременно последовать за ответом, соответствующая тем нормам реакций, что приняты за стандартные в том мире, в котором живёт и благоденствует добрый человек, задающий подобные вопросы? Это всё равно, что разбрасывать деньги, желая всякий раз покупать то, чего у вас уже третий десяток, и чем вы намозолили глаза до такой степени, что помутился рассудок. А теперь у вас появилась нужда в том, чтобы кто-то помог понять, как прекратить это, для чего вы и задали этот вопрос. Просто таким способом вы освобождаете разум, уставший от ненужных наслоений. Ну, так что ж, вы хотите получить ответ?
Солдат стоял ошарашенный. Растерянно поправляя то бляшку ремня, то, одёргивая китель, он пристально смотрел, нет, он в буквальном смысле проваливался в эти бездонные зрачки, полуприкрытые красными, слегка набухшими мешочками век. Тогда Будда изрёк в третий и заключительный раз:
  - Да, вы достигли того, чего желали, обратившись к тому, кто в действительности исцелит от недуга, называемого «Замкнутость в кругу поиска смысла бытия». Изначально вы всё время искали выход из замкнутости, и казалось порой, что его просто не существует, и, если не броситься из крайности в крайность, душевного удовлетворения не получишь. Но, тем не менее, вы следовали по правильному пути, безоговорочно ища любовь! Теперь вы за пределами круга, и, вместо того, чтобы попусту растрачивать энергию вселенной, задавая глупые вопросы, двигайтесь глубже. Ведь, до сей поры, вы искали – и это прекрасно; и находили – что тоже не менее важно, но, найдя, не старались обрести. Ваш разум был загрязнён наслоением, суть которого – отвратить существо от духовного поиска, ибо это выгодно для системы, создавшей наслоения ради защиты самой себя от разрушения. Найдя очередной ответ, вы спешили поделиться этими переживаниями со своими близкими. Точнее говоря, вы хотели совершить божественное откровение, что вполне соответствует божественному порядку равномерного распределения энергии - информации. Но ближний, по той или иной причине возвышающий своё эго над вашим, заявлял, что бессмысленные иллюзии никогда не принесут ощутимого благосостояния. И вы были абсолютно уверенны, что ближний не обманет. Ведь родной человек не способен посоветовать дурного; и действительно так и оказывалось. Отныне всё будет практически так же, но конечный результат станет другим. И, поэтому, говорю вам то, что кое-кем уже было сказано: «Ищите и найдёте», а, найдя, обретайте, следуя лишь внутреннему водительству, а не внешнему, потому, что тысячи мудрейших советов, услышанных извне, не способны заменить того единственного, что исходит прямо из самой глубины сердца, а не от разделяющего всё на хорошее и плохое ума. Не старайтесь отыскать чьё-то мнение со стороны о ценности найденного вами сокровища. Слушайте сердце, а, услышав, примите же, если жаждите! Я непрестанно буду молиться о вас. Я искренне в вас, верю и благословляю на этот путь, ибо вы – дитя света!
Изумлённый солдат забыл свой родной язык. Мало того, бедняга не мог даже пошевелиться, потому, что в какой-то момент, пока великий Будда говорил ему всё это, тело юноши внезапно охватила непонятная волна, жгучий поток, сосредоточившийся поначалу в области крестца, а затем стремительно и резко пронёсшийся вдоль позвоночника. Разогнавшись по спине, словно по взлётной полосе, он чудовищным импульсом ударил в голову, повергнув военнослужащего в шок. Но, что странно, это был какой-то очень приятный шок, сменившийся затем ощущением тепла, мягко и равномерно разлившегося по всем частям тела; того тепла, которое пребывает в нас, как правило, только в раннем детстве, когда всё окружающее нас: предметы, здания, улицы, зелёные террасы, деревья, животные, люди и даже их одежда и поведение объято загадочным ореолом первозданного фиолетового свечения. Но, к сожалению, так бывает, что, охваченные гиблой рутиной повседневности, мы очень плавно и незаметно выпадаем из нежной колыбели этого фантастического переживания. Под чутким и заботливым руководством так называемых воспитателей, которые не по своей воле, а по установленным кем-то правилам взращивают нас до осознанной зрелости, желая только одного – чтобы мы были счастливы. Но счастье наше таким быть должно, каким они себе его представили, и они проецируют воображаемое на чувствительное детское восприятие. Конечно же, оно усвоит только то, что его обязуют усвоить в самом начале жизни. Но почему? Да потому что если поступить иначе, не получишь сладкого и будешь наказан, а значит лишён невообразимой радости наблюдать за тем как ласковые фиолетовые лучи завораживающе пронизывают всё сущее. И со временем этому маленькому Богу всё чаще и чаще приходится лишать себя желаемого в угоду окружающим. И постепенно ты начинаешь совершать насилие, которое изначально совершали над тобой твои воспитатели, постепенно увеличивая установленную по силам выдержки дозу. Таким образом, боль прививается очень медленно, так что ты привыкаешь к ней, а потом и вовсе забываешь о её существовании.
Забывал и наш герой, но сейчас он вспомнил, вспомнил всё. Вспомнил, как в десять лет ему каждый день нужно было подниматься в четыре утра и идти в магазин, чтобы выстоять там громадную очередь за молоком для младших братьев и сестёр, ведь мать не могла опаздывать на работу. Она работала по пятнадцать часов в сутки,  чтобы прокормить семью, и он был единственным помощником, потому что отец слишком много пьёт. И ничего не оставалось – он, как мог, выполнял его обязанности.
  - Триста двадцать третья – выкрикивала стоявшая впереди старушка, а затем записывала номер на руке.
  - Триста двадцать четвёртый – еле выговаривал он, и рубиновая жидкость брызгала из ноздрей на ладонь, готовящуюся запечатлеть на себе очередной набор из цифр. Затем кружилась голова, и темнело в глазах. Очнувшись на руках у какой-то женщины с глазами такими же добрыми, как у матери, он слышал нежные слова: «Ничего, малыш, не бойся, скоро всё пройдёт, всё будет хорошо, на вот попей водички». И всё действительно проходило, страх уходил, откуда-то появлялись новые силы. И он поднимался, героически отстаивая эту безумную очередь, и снова радостно нёсся домой с чувством выполненного долга, ощущая себя сильным и смелым воином, непреклонным ни перед какими невзгодами. «Но, боже мой, я же опять опоздал в школу!» - и снова наказания и унизительные выговоры учителей, плохие оценки. А за это отец, когда был трезвый, бил ремнём, но когда напивался, что происходило практически через день, бил по лицу руками. А мать заступалась, кричала: «Не тронь дитя, убью, гадина!» - и била его, а он в ответ её… И так вот жили «дружно и весело». На следующий день со слезами просили друг у друга прощения. Отец не в силах выдержать угрызений совести, подпитываемых алкогольным синдромом, заливал в себя с каждым разом больше обычного, что, в конечном счете, привело его к серьёзному заболеванию.
Кадры воспоминаний проносились, будто видеоплёнка в режиме перемотки. Глаза нашего вояки были сейчас так широко раскрыты, как никогда раньше, и с них спадали огромные градины слёз, разбиваясь о складки кителя на сотни мельчайших брызг, сверкающих отражением полуденного солнца. Натянутые черты лица сменились выражением детской невинности. Он почувствовал, как к горлу подступил комок, слегка затрудняющий дыхание. Да, это было настоящее испытание, которое можно было бы описывать бесконечно.
Рядом стоящие товарищи по службе были совершенно сбиты с толку происходящим, не зная, как реагировать на «ЧП», ведь они впервые столкнулись с подобным за всю свою немноголетнюю военную практику. Да и в уставе, что так тщательно они заучивали, не было и намёка на то, как бороться с такими инцидентами. Ведь эти двое в течение минут тридцати были неподвижны, и пристально глядя друг другу в глаза, не проронили ни единого слова.
На самом деле наш герой всё ещё понимал, что есть долг перед Родиной и что его надо выполнять, потому, что так сказали. Он понимал, что существует честь, и её надо отстаивать для того, чтобы избежать позора в результате её утраты; позора – эмоционального нагромождения, которое придумали те же, кто придумал и понятие чести, ведь если есть честь, значит должен существовать и позор её утраты; а если есть позор, то должен быть и страх перед позором, потому что без этого страха не будет и самого понятия о чести. Но самое главное то, что есть приказ, и его надо выполнять. Ведь сам приказ уже подразумевает под собой наказание за его невыполнение, подкреплённое уставом, созданным тем же самым существом, что придумало приказ; придумало опять же по приказу кого-то более значимого, придумавшего и утвердившего устав о наказании за неправильную трактовку и применение других приказов и уставов нижестоящими должностными лицами… Боже мой, какая путаница, как много всего, зачем? Сейчас он понимал это, и понимал не так, как принято понимать, не так, как его научили. Видя жизнь совершенно под другим углом, он мог распознавать сущность вещей и определять то, насколько правила, установленные всего лишь одним человеком, соотносятся с желаниями целой массы. Зная теперь самое главное, он отпустил себя, освободил своё стремление стать свободным вопреки всем наслоениям, пугающим наказаниями за несоблюдение грубых несправедливых правил и за вполне справедливое желание быть счастливым. Теперь он мог выбирать жизненный путь не по общепринятой схеме, но как того жаждет сердце, свободное и любящее.

         
     2004               


Рецензии