Пламя Презрения 1

                ДГ06-9 Пламя Презрения 1

                - Вы говорите мне, что взываете к Богу, но он вас не слышит? Это потому что вы не верите, что он может и готов вам помочь! Вы навешали крестов в ваших домах, а в ваших душах нет веры. Крест, дорогие мои, это просто символ. Согрейте его теплом своей души. Попросите о помощи.
                Вы молитесь, но дверь вашей души закрыта! Чего вы боитесь? Впустить свет, потому что ослепнете? Впустить того, кто хочет помочь, потому что считаете, что справитесь и одни? Но вы не одни. Один – это иллюзия. Или вы боитесь, что устанете от любви того, кто войдет?
                А вы еще не устали маяться без этой любви, и знать, что в вашей жизни – пустота, которую не заполнишь никакой беготней? Или вы боитесь, что тот, кто войдет, оторвет вас от ваших дел, и займет все собой? Или заберет вашу свободу? Но вы не боитесь отдавать все ваше время и свободу страху их потерять?
                Скажите конкретно, чего вы боитесь, и я помогу вам преодолеть этот страх. Только не молчите, только не закрывайтесь от меня. Только не вешайте дома крест, потому что от вас так требуется. Повесьте его в своей душе, ибо начинаться должно там, а не на стене!
                Прихожане сидели так тихо, что было слышно, как поскрипывают половицы под Релемиллом, который ходил по подиуму туда-сюда, страстно простирая руки к пастве.
                После проповеди я подошел к нему.
                - Здесь нужно положить кафельную плитку. – Я топнул ногой по деревянному полу, который жалобно застонал. – Может вам в соседней комнате камин сделать?
                - Домиарн, о чем ты думаешь? Ты слышал хоть слово из моей проповеди?
                - Жаркими речами зимой не согреешься. Вот деньги. Я сунул ему в руку увесистый мешок.
                - Ты ничего не хочешь мне сказать?
                - Я уезжаю, чтобы спасти любимого, а вы не одобряете однополую любовь.
                - Если ты действительно хочешь его спасти, то пол здесь ни причем. – Релемилл задумчиво покачался на скрипящей, прогибающейся половице, и положил деньги в ящик для пожертвований. – Будь осторожен.
                - Я был бы рад, если бы в этом мире нашлось оружие, способное причинить мне вред.
                - Будь осторожен с пламенем его души. Не дай ему сжечь вас обоих.
Я взглянул в его светлые, лучистые глаза, и там была любовь, которую нельзя было ни сдержать стенами, ни спрятать под каким угодно полом.
                - Мятежный ребенок. – Прошептал он мне вслед.


                У церкви меня уже ждал Арканд, держа под уздцы моего и своего коня.
                - Мне принился сон. – Сказал он задумчиво. – Как будто в лесу было две ямы. Один человек упал в яму, на дне которой были доски и камни, а другой шел, и упал в ту, на дне которой оказались мягкие подушки. Первый сильно изранился при падении, зато смог построить из камней и досок путь наверх, и вылез, а тот, кто упал на подушки, поначалу устроился очень даже удобно, зато так и не смог выбраться.  Мягкая подушка – не самый лучший материал, чтобы строить путь наверх, даже если она вышита золотом и драгоценными камнями.
                И мы понеслись галопом буквально с места, из чего я наивно решил, что едем мы недалеко. Минут десять спустя бешеной гонки в южном направлении, где не было ни одного поселения на мили и мили, я затормозил.
                - Куда мы едем, Арканд?
                Он обернулся в седле, мотнув волосами, упавшими на плечи непослушной волной. На секунду он показался мне таким юным, враз сбросившим силу и элегантность тридцатилетнего человека, знающего себе цену.
                И я понял, куда мы едем. Мы едем в его прошлое.
                - Ты хотел помочь мне с призраками, из-за которых я столько пью?Один из них живет в Корейне. Сколько мы сможем мчаться галопом? - Бальтонари подъехал ко мне вплотную, поправляя вышитый плащ.
                - Если отключу сознание обеих лошадей, и заменю его своим, то как минимум десять часов. – Я коснулся шеи его коня, наполняя его энергией, и мысленным приказом. Он заржал, и забил копытом.

                В сумасшедшем беге можно забыть обо всем. Какую цену вы заплатили бы за полную потерю памяти? Любую? Никакой? К сожалению или к счастью, цена за потерю памяти всегда одна и та же – возвращение в ту точку, где началось то, что вы желаете забыть.
                Все, что призошло с вами в прошлом, то, что пытаетесь залить вином, или чем угодно еще - эти проблемы снова возникнут в будущем.
                Люди, которые, как вам кажется, вас обидели, отразили лишь ваше собственное уродство. А потом незаметно прошло пятнадцать лет, но жизнь измеряется не временем, а пониманием. Поэтому многие стареют, никак не изменившись. И ничего не поняв.
                Арканд мчался рядом со мной. Его глаза были прикованы к горизонту, как будто все ответы были именно там, в городе, куда мы неслись в спускающихся сумерках. Мы ехали в его прошлое, хотя оно окружало нас так и так. Все то, что случилось с ним в прошлом, происходило каждый день в настоящем, потому что он не осознал причины.
                Пошел снег, и вихревые потоки осыпали меня мириадами тающих воспоминаний, которые на поверхности были только колющей болью, но внутри несли драгоценный заряд мудрости, которую еще предстояло разомкнуть и разгадать.
                Воспоминания так захлестнули моего спутника, что он обернулся, и прокричал мне сквозь воющую бурю -
                - Ты можешь быстрее?
                Могу, конечно могу.
                Со стороны могло показаться, что нас несли два серых облака, так быстро мы двигались. Он пятнадцать лет заливал эту, и другие свои раны алкоголем, и никуда не торопился, теряя бесконечное количество времени на ненависть и сожаления, а теперь вдруг мы уже не могли потерять ни секунды.
                Ветер усиливался, и снежные хлопья стали огромными, продолжая лететь нам в лицо с большей яростью. Но даже природа не могла адекватно отразить бурю, свирепствовашую в его душе.
                И также, как мы не знаем причины гнева богов, а только в страхе скрываемся и жмемся во время грозы, никто не знал причин, заставлявших Арканда каждый день напиваться до безумия, и драться до потери сознания, жизни, достоинства – ему было все равно.
                Вихрь, бушевавший в нем, уничтожал и разбивал все на своем пути, но он никогда не просил помощи – ни у Бога, ни, тем более, у людей. На стене его комнаты висел крест, и он иногда даже молился. Но толку от этого не было, так как дверь его души была плотно заперта. За ней безумствовала буря, существование которой он желал скрыть ото всех сразу.
                Нас накрыла совершенно непроглядная ночь, и снег не прекращался. Между отдачей энергии лошадям, и полной потерей температуры тела, я впал в забытье. Впереди показался лес, и в результате моей невнимательности мы влетели в него, сбившись с дороги, через кусты, пару поваленных деревьев, и нанесенные сугробы снега. Удивительно, что мы не сломали себе шею. Я очнулся, и стал следить за картинкой генератора, контролируя лошадей на поворотах дороги.
                Мелькающие на картинке силуэты деревьев, уходящие вдаль двумя рядами, создавая аллею, снова загипнотизировали меня в забытье, и тут прямо перед нами вспыхнуло бесформенное нечто, которое выглядело, как вибрирующий всплеск, если вообще возможно описать то, что я иногда видел через генератор.
                Остановить лошадей на такой скорости я не успел бы все равно, но также я не успел отдать им приказ обогнуть препятствие, когда мы врезались в это что-то, и у меня на картинке оно осело посверкивающими искрами на наших лицах, одежде, развевавшейся гриве лошадей, даже на летящих снежинках.
                И все. И мы пронеслись дальше. Столкновения не произошло. А секунду спустя я понял, что это было. Арканд кричал, пришпоривая лошадь, которая по определению не могла реагировать на его команды. Он кричал и кричал, оставляя всплески своей боли у меня перед глазами. Ее сгустки вибрировали и взрывались, оседая раскаленными, жгучими искрами на моей коже, в моей голове, и в моем сердце.