Сказки Зазеркалья. 4. Мгамга

МГАМГА.

(иллюстрация Ольги Макиевой)

     Мне не спалось. И встав очень рано, в четыре часа предутра, я взял в руки толстую книгу в кожаном переплете. Это был старинный фолиант с ручными черно-белыми гравюрами, имеющий многообещающее название “Вечное Знание”. 

  А может ли быть знание вечным? Не меняется ли оно с течением времени? Какие-то грани знания мы находим в жизни, а иные забываются или порой в свете новых фактов реальности становятся относительно верными. Но относительно верное знание, не есть ли ложь?

  Ведь только поняв фундаментальные основы Вселенной, можно делать более-менее непротиворечивые выводы о процессах её развития. А изначальная основа мироздания не может не быть предельно простой, настолько простой, что мы её не можем ощутить никакими совершенными приборами. А время, по моему мнению, это настолько выдуманный людьми фактор, который реально, то есть физически не существует. Ведь нет ни квантов, ни корпускул времени, а есть просто определенный промежуток между двумя и более событиями, который условно называется временем.

Эти вопросы занимали мой ум.

     Листы книги с еле слышным шелестом переворачивались, и передо мною возникала картина знания древних пралюдей. ЙОГО – вечно текущий, созидающий поток праматерии, такой представлялась нашим исчезнувшим предкам основа Вселенной.
 
Лучи восходящего уже солнца забрезжили в оконных стёклах, когда я с сожалением оторвался от книги и пошёл на кухню, чтобы смыть с глаз и с лица набегающую от усталости утреннюю дремоту. Ярко отражающий на хромированной стали крана луч солнца радужно засветился и предо мной появился фонтон, светочеловечек  в ярко голубом одеянии.

– Привет, Гоу! Рад тебя видеть! – воскликнул я.

– Доброе утро, Ник! Вот летел мимо, решил проведать тебя. Что у тебя новенького?

– Новенького? Читаю очень интересную книгу, – ответил я и, перейдя с гостем в комнату, показал Гоу фолиант  “Вечное Знание”

– “Вечное Знание”! О, у тебя очень редкостный экземпляр! – воскликнул фонтон.

   И я стал по его просьбе перелистывать одну из глав, приглянувшейся Гоу книги.  Фонтон быстрым взглядом прочитывал её пожелтевшие страницы. На двенадцатой странице лежала чистая папирусная закладка размером со спичечный коробок. И почему-то она заинтересовала моего гостя. Впрочем, я знал, что фонтоны могут видеть то, что недоступно нашему обычному зрению.

– Что ты обнаружил, Гоу? – спросил я.

– Сейчас, секундочку, скоро ты тоже увидишь, – ответил он, делая какие-то манипуляции руками и светящейся палочкой, которую он достал из своего колпачка. Листик-закладка увеличился до размера книжного. И более того, он словно живой расслоился, и передо мной уже лежала сшитая из папирусных листочков небольшая тетрадь, на первом листе которой проступили буквы:
 
МГАМГА.

– Вот, что я тут у тебя нашёл! – сказал Гоу, – Почитай, насколько я помню довольно занимательная вещица.

 – Хорошо, вечером я прочту, обязательно прочту.

Мы ещё немного поболтали с Гоу о разных мелочах, а затем он, попрощавшись, исчез голубым лучиком в ясном небе.

      Незаметно пролетел рабочий день, а вечером, уютно устроившись в мягком кресле под бра, я открыл эту тетрадку, на которой было написано странное слово МГАМГА.

Повествование начиналось так:

   Никто, никогда не видел Мгамгу, но слухи о ней и даже описание её наполняли газеты и телезрение, а также умы жителей планеты ТаО, с обнаруженной знатоками частотой раз  в веколетие. И тогда некоторые храбрецы, безумцы, фантазёры и искатели авантюр собирались группами, а то и по одиночке, и отправлялись в тот путь, из которого никто ещё не вернулся.  Но храбрецы все-таки всегда находились, тем более что толстосумы ТаО, обещали удачливому смельчаку за шкуру добытой Мгамги целое состояние – секстет доллов. И к тому же на ТаО многие  верили молве, что обладание шкурой Мгамги даёт совершенное Знание и Счастье.

    Абсолютно случайно среди этих авантюристов оказался и Рич. И не был он: ни охотником, ни спецназовцем, ни путешественником, ни обладателем другой какой-либо подходящей для этого похождения профессии. Он был обычным аптекарем, захолустного городка Гео, и весь свой век провёл в своей крохотной аптечке, обеспечивая жителей Гео целебными снадобьями. Был ли он уважаем жителями своего городка? Вероятно да, ведь не зря одна из его посетительниц говорила:
– Идите в аптеку Рича, он всё знает. Он даже лошадь у нас спас, вылечил.

     Но пришли времена перемен. И Верховной Думой был принят закон, по которому предписывалось для аптеки иметь помещение на 100 кв. болов. А аптечка Рича имела всего лишь 20 этих кв. болов и ни как не вписывалась в эти новые нормативы. Понятно было, что принят этот закон был лоббированием толстосумов, которые стремились везде прибрать доходные места прибыли, но …  Но против лома, как говорилось на ТаО, не попрёшь. И санинспектор, следуя букве Закона, закрыл эту аптечку дававшую пусть небольшой, но стабильный и достаточный для Рича заработок.

     Воленс-неволенс, но пришлось Ричу искать новую работу. А где её в наше время найдёшь? Тем более по специальности.

А в это время и пошла новая волна слухов о Мгамге. Трещали дикторы на телезрении, надрывались жухлые газеты:
– Мгамга! Мгамга!

– У вас есть возможность получить секстет доллов!

– Не упустите свой шанс!

– Мгамга – это  реальность, а не вымысел.
 
Так вот Рич и попал в одну из этих групп искателей приключений, которой требовался врач, но они согласилась принять в качестве лекаря опытного аптекаря, умевшего в достаточной мере обращаться со скальпелем и шприцами.

  Шесть человек, экипированных для похода по территории Азонии, вооруженных полуавтоматическим и автоматическим оружием и снаряжением, отправились в путь. А седьмым был Рич.   
  Он имел при себе запас необходимых снадобий: склянок, коробочек, ампул с лекарствами и шприцов. Самым грозным его оружием было три скальпеля, один из которых был украшен старинной ручкой из сосновой кости и был сделан из неведомого самозатачивающего серебряного сплава. Это был подарок одного старого целителя, друга, который уже ушёл в безвестный мир.

      Смит, командор группы договорился с пилотами крутолёта о доставке команды на Ию, приток великой Азонии. И вот они, подшучивая друг над другом, высадились на берегу мутноволнующей реки.

– Ну, всё Мгамга наша! – воскликнул Ион, потирая ладони и восторгаясь изумрудно-яркой зеленью сельвы.

– Не крякай! Не время, а то сбрендишь, – хмуро отозвался Смит.

– Да, как бы мы сами в её желудок не попали.

– Мы? Да с этими железками мы всю сельву перевернём.

– Не гоношись, дело сначала сделай!

Смит с Джимом, штурманом группы, решили искать Мгамгу в верховьях Ии, в долине Мга. Отряд расположился в двух резиновых лодках и, заведя подвесные двигатели, рассек на них мутные воды реки. А по берегам её темно-ржавыми бревнами лежали в ожидании неосторожной добычи плагиаторы, а из-за нависших над водой ив и чернодерев кричали истошным криком пугаи, иногда взлетая над чащей яркими радужными цветами.
 
   Местность обширной Азонии была недостаточно исследована, а знатоки ТаО, утверждали, что здесь идёт постоянный процесс нового образования Жизни. И очень высокая биоактивность приводила к постоянной смене уже обнаруженных видов новых живых существ. Такова была особенность Азонии.

  Люди здесь не селились, так как были уверенны, что длительное пребывание в Азонии превращает человека в мутанта, а порой и в йетиобразное существо. Да и необходимости селиться в этой дикой местности не было, ведь на ТаО было достаточно места для его немногочисленного населения.   

     Такая малоисследованная, постоянно меняющая, как сон фантазёра, предстала перед отрядом  авантюристов Азония.  Вечер быстро склонился бело-розовым солнцем за край сельвы, и сразу же на реку опустился жёлтый светящийся туман. Идущая впереди лодка причалила к берегу, и другая тоже повторила её маневр. Продолжать путь  ночью никто не желал. Автожилые боксы быстро самонастроились и, примяв мелкий кустарник и траву, раздулись двумя вместительными герметичными шатрами. Включив антибиологическое трехдюймовое наружное поле, команда расположилась на ночлег.

–  Эх, жаль! нет в наших боксах, автодевочек, – не то пошутил, не то пожалел Ион, водитель и стрелок первой лодки.

–  Ничего, вот получишь свою часть доллов, заводи хоть автодевочек, хоть автомальчиков, –  отозвался его спутник Брег.
 
–  Да, уж с доллами-то, сам себе толстосум, делай всё, что телеса пожелают.

–  Твои-то? Да им, наверно, кроме самозажаривающих червей, ничего и не надо, –  вступил в разговор Ким –  Такое пузо в телезрении только и показывать в рекпопе прокладок и пива. 
 
 – Пузо пузом, а в дело тузом! – огрызнулся Ион.

     И только наступившая ночь утихомирила разговорщиков. Сон быстро смежил веки у всех. И у каждого он был свой, но что-то общее всё же было в этих снах. Это были жёлтые, как светящийся туман доллы. У одного они сыпались с неба, как осенние листья; в другом сне они лежали плотными кирпичными пачками на столе; у третьего они выскакивали из автобанка, превращаясь в пенящий напиток Экстаза; и у четвертого…пятого…шестого…
У  всех во снах тем или другим образом присутствовали доллы, как символ богатства, власти и радости на ТаО. 

    И только Ричу снилась лошадь, которую он спас. Она неслышно мотала головой и большими влажными губами захватывала мокрую от дождя зелёную траву.  В её крупных сиреневых глазах отражались бело-розовые облака утренней зари. Вот она подняла голову и улыбнулась, как это умеют делать лошади, слегка оскалив зубы.


            Ночь, прекратилось вместе с расплывшимся клочьями жёлтым туманом и Рич с сотоварищами вышли из автожилых боксов на свежий воздух. Но что такое? Лица всех стали столь же желты, как и лицо Кима, единственного среди них азийца. И даже более желты. Уж не туман ли, сжижаясь, осел на них?
    Рич повернул находящий снаружи кран с очищенной водой и умыл руки и лицо, а  вода окрасилась в жёлтый цвет, и его лицу  вернулся привычный светло-розовый оттенок.  Да, это просто, краска!
Но, увы, как не умывались его нынешние друзья, но цвет лица и рук по-прежнему оставался у них жёлт.

–  Док, что это такое? Что это за жёлтая лихоманка?
Рич, осмотрел глаза у пострадавших, но белки глаз были, как и положено чисто-белые, значит это не гепатит. Да и возможность заражения была очень низкой, ведь все перед отправкой сюда приняли основательную дозу мультиантиинфекционной сыворотки. И не ощущая никакого недомогания, они продолжили свой путь после доброго завтрака.      Моторы тонко запели свою песню и лодки, рассекая мутные воды Ии, двинулись по ещё широкой авкаглади в верховья реки.

–  Док, да ты, наверное, спиртом умылся? Глянь, какой розовый!

–  Ха, да он и внутрь его на ночь, поди, принял? Признайся, док.

–  Так, он тебе и признается! Тогда самому меньше останется.

    Через пятнадцать миль впереди послышался всё нарастающий шум, и через некоторое время появилось первое серьёзное препятствие в их походе. Впереди с уступа водопадом низвергались воды Ии.

  Впрочем, это не было неожиданностью, команда и, в первую очередь, командор Смит, и штурман Джим знали о многочисленных порогах реки – они были нанесены на имеющую у них карту исследованной части Азонии.

   Собрав и заминиатюзировав лодки и ненужное пока снаряжение, группа путников вступила в объятия сельвы. Дороги естественно не было и, пользуясь самоводом, люди с электромачете начали пробиваться через густосвисающие лианы и разросшийся кустарник дальше. Вдруг над чащей взлетели два пёстрых пугая, и с истошным, но различимым для человеческого крика возгласом:

–   Пузо!!! Тузо !!! –   они взмыли к вершинам экрейр.

    И тут же неожиданно, одна из срубленных лиан, упав и крепко обхватив руку высокого толстого Иона шедшего в это время впереди, стала удавливо сжиматься.

– Руби! Режь, режь её! –  завопил истошно он, повернувшись к, идущему следом за ним, Брегу.
   Брег и ещё двое его товарищей, с трудом разрубая и разрывая ожившую лиану, освободили руку Иона. Благо, что он, как и все другие, был в стеклопластиковой одежде, которая надежно защищала телеса. Но при внимательном рассмотрении изрубленной лианы обнаружили, что она выпустила острые коготки корней, которые стремились проникнуть в тело человека. И даже на месте швов им это частично удалось. Рич удалил оставшиеся занозы корешков и продезинфицировал ранки йоколем. 

    А вскоре они вышли на звериную тропу, которая значительно облегчила продвижение. И к началу ночи они поднялись на плато, с которого и низвергался один из водопадов Ии.

   Ночь, как и всегда, в этих местах наступила быстро. Хатта-Туя (луна) бледно осветила притихший лес, где путники, раскинув автошатры-боксы, уснули. Тихий неслышимый сон вступил в свои права. И снилась им зелёная густолистая сельва, жёлтая вода текущей Ии, которая вдруг брызгами распадалась на доллы, доллы, доллы… Ах, эти вечные спутники бренной жизни…

     А Ричу сначала приснились радужные пятна пугаев, потом они трансформировались в двух ярких с оранжевыми лентами бабочек. Ах, да! пару таких вот бабочек-адмиралов он прошлой весной выпустил на волю из своего сарая, где они перезимовали, а весной не найдя выхода, они беспомощно бились в запылённое окошко. Вот они присели на удивлённо открытые глаза ромашек то складывая,  то раскрывая свои крылышки – словно передавая этим сигналы друг другу, а может и ещё кому-то неведомому.

     Утро над тропическим лесом просияло лёгким всё просветляющимся рубиновым туманом, и словно из тумана рождались и обретали новые очертания высокие мощные стволы экрейр, утончённые стволы голубых пальмовелл, металлически чёрные гладкие с жестяной белесой листвой стволы чернодерев. А вокруг многих из них обвивались, зачастую свисая воздушными корнями вниз многочисленные и разнообразные лианы. Воздух был полон свежим запахом листьев и несчетных различных цветов: голубых с синими прожилками, розовых, сиреневых, синих до черноты, красных – как закатное солнце.

    Но нашим охотникам некогда было любоваться этими красотами. На ходу, завтракая, они стали сворачивать автошатры-боксы, но один почему-то никак не миниатюзировался.

– Э, да там Ион все ещё дрыхнет! –  воскликнул Брег.

– Так поднимите его, –  приказал командор.

Брег вошел в бокс, но тотчас же вылетел из него, как ужаленный.

– Да, он… Да, он… Он того… Он весь зеленый! – наконец, с трудом выразил свою мысль…

– Зелёный? Что за ерунда, то жёлтый, то зелёный.

– Да, смотрите сами.

    И командор с Ричом, приоткрыв стеклопластиковую дверь бокса, заглянули туда. Ион лежал на своём надувном матраце, на спине, и всё его лицо и руки, и другие части тела неприкрытые одеждой были пятнисто зелёными. В этой зелени угадывался свернутый рисунок листьев ожившей лианы, да и вот и она сама пробивалась сквозь одежду Иона ростком вверх, а корнем вниз, сквозь пол бокса. И Рич, и командор поняли, что Иона больше нет, что он стал растением, он трансформировался в лиану. Опасаясь его, или её тревожить, командор дал указание отсечь этот бокс от автошатра и оставить бывшее тело Иона в покое. Такой была первая потеря в отряде.

Уменьшившийся отряд разминитюзировав резиновые лодки и двигатели в составе уже шести человек двинулся, рассекая желтые воды Ии, дальше в глубь Азонии. Где-то там, в глубине сельвы, их ожидала заветная добыча – Мгамга. Мгамга – источник совершенного Знания и Счастья. Позади грохотал водопад, а впереди их ждал многомильный неизведанный путь по Ии, а потом и по сельве до высокогорной долины Мга. Именно где-то там и надо было искать это диковинное существо.

В первой лодке был командор Смит со штурманом Джимом и док Рич. А следом за ними, поднимая желто-белые буруны, летело второе судно экспедиции с Брегом, Кимом и Сионом. Настроение команды было несколько подавленно потерей одного из членов экипажа и поэтому все были настороже и мало разговаривали. Но, пройдя два поворота на реке они постепенно отмякли, сосредоточившись на том, чтобы не задеть какую-нибудь корягу в мутной воде Ии.

Скажи док, – спросил командор у Рича, – Ион принял безболезненную смерть.

– Да, я полагаю, он ее не почувствовал. Видимо, лиана выделяет сильное обезболивающее вещество, и он умер, не ощутив ничего.

–  Ты прав, но нам от этого не легче.

Неожиданно штурман, правивший рулем, сделал резкий вираж, но идущая следом вторая лодка не успела его повторить и её, словно гигантской бритвой, разрезало пополам.
 
– Спинорез! Это был плавник спинореза! – кричал Джим, оглядываясь назад и направляя лодку к берегу, заросшему осокой.  Слава Ваалу, здесь в верховьях Ии уже не было плагиаторов и лодка плавно ткнулась в илистый берег.

    Но позади творилось нечто ужасное. Брег и Ким, плыли, широко размахивая руками к берегу, а Сиона не было видно. Только бурое пятно, ненадолго возникнув, унеслось и рассеялось с желтых водах реки.  Моментально  Смит выбросил из самопалов навстречу потерпевшим крушение сорокаметровое лассо. Оно упало точно к пловцам. Ким набросил петлю лассо на Брега, помогая ему плыть, одновременно держась за веревочный узел. Переключив самопал-лебедку на режим сматывания Смит и Рич в течении трех-четырех минут вытащили пловцов на берег реки.

  Но тянущая следом за ними буроватая струя не предвещала ничего хорошего. И точно. Брег был уже трупом, а внизу там, где комбинезон был распорот плавником спинореза, все его внутренности были выедены пираньями, которые даже на берегу пытались продолжить свой кровавый обед. Рич штыком отбросил в реку пять рыбешек величиной с ладонь вгрызшихся во внутренности покойника.

Киму же посчастливилось – его комбинезон был цел и никаких ран на нем не было и поэтому кровожадные  хищники Ии его не тронули.

Похороны останков Брега заняли около часа. Углубив на полметра одну из ложбин между двумя пальмовеллами, они уложили растерзанное тело своего товарища, укрыв его сверху широкими листьями банановой пальмы. Черная мягкая земля Азонии, забрасываемая в могилу сотоварищами Брега, быстро укрыла зеленый саван покойника и возвысилась небольшим могильным холмиком.

  Установив в изголовье грубо сделанный крест Ваала, командор достал из багажа фляжку с ромом. Выплеснув немного огненной жидкости на холм и в мутные воды Ии, он помянул погибших:

– Азония, прими души наших погибших друзей и позволь нам идти по землям твоим! Ваал, будь свидетелем, уже три жертвы отданы нами земле Азонии!
Четверо оставшихся его спутников, сделав по глотку жгучего рома, повторили вслед за командором слова прощания и мольбы.

     После небольшого отдыха, подкрепившись спрессованными поликалорийными галетами, запитыми напитком из колы, отряд двинулся дальше, решив по совету их штурмана немного спрямить путь, пройдя до верховьев Ии, через отмеченную на карте заболоченную местность, чтобы более не подвергаться опасности исходящей от спинорезов.

    Мягко пружинил мох под ботинками первопроходцев, и пока они шли по звериной тропе заросли Азонии  не являлись большим препятствием, лишь изредка приходилось использовать электромачете, чтобы срубить некоторые низко нависшие над тропою ветви. Блики солнца яркими пятнами блестели на резных зеленых листьях многочисленных лиан и деревьев, но само солнце было скрыто от взгляда широко раскинувшимся пологом тропического леса. Здесь в глубине сельвы уже не было видно ярких цветов, растущих на открытых местах, а царил постоянный тоскливый полумрак. Под ногами рос мох с примесью различных осок, да иногда на глаза путников попадались зонтики грибов с фиолетовыми и с глянцево-красными  шляпками на тонких водянистых ножках.

    Неожиданно справа от идущей звериной тропы засверкала лесная прогалина. И когда путники приблизились к ней, то пред ними возникла картина крушения крутолета. Исковерканный салон летающей машины был пронзен стволом чернодерева, с обломанной вершиной. А сквозь ветровой стеклопластик кабины крутолета были видны потёки крови и размозженные тела двух пилотов. Смит и Ким, забросив на колесо машины самострельное лассо, добрались с его помощью до распахнутой двери кабины крутолета. Пятеро пассажиров были тоже мертвы, а весь салон был наполнен запахом разлагающей плоти. Ведь это Азония и поврежденные, а тем более мертвые тела быстро превращаются в прах, передавая свою плоть на поедание личинкам мух, жуков и других насекомых.

     Командор вынул из заплечного мешка у одного из погибших планшет с картами Азонии, а затем они с Кимом покинули разбившийся летающий гроб. Спустившись вниз Смит передал карты своему штурману:

– Сверь, наши карты с этими. Может в них есть какая-то новая информация, но предполагаю вряд ли.

– Почему?

– Потому что они использовали крутолет в той зоне Азонии, где очень часты гравитационные микровихри.  Никакой разумный командор не пойдет на такой неоправданный риск.

– Но, может, у них была защита от них.

– Защита? Не глупи. Такой защиты нет и даже теоретически она невозможна, тем более что эти  гравитационные микровихри непредсказуемы ни по силе, ни по месту возникновения. Да и любая техника в зоне Азонии может запросто выйти из строя, если не от гравитационных вихрей, то аннигиляционных всасывающих воронок или от потери заряда в  электроприборах. Это ведь не Еуропия, где все тихо и гладко. Тут сам Ваал башку поломает, пока разберется, что к чему.

    Оставив останки крутолета с погибшими авантюристами маленький отряд двинулся дальше. Сейчас их путь пролегал среди массива чернодерев, шумевших  на вершинах стволов жестянно жесткой листвой. Среди них мелькали крошечные птицы-дуплятники, которые питались сладким соком вытекающим из-под коры чернодерев через крошечные отверстия пробитых их клювами.

 В южных частях Еуропии и в Азийи это дерево было окультурено и оно обильно снабжало сладким соком человечество ТаО. И потому, выйдя к вечеру из мхового полусырого болота на возвышенность и разбив бивуак из автошатров, они не замедлили нацедить на ужин текущий из под коры сладкий и дающий силы сок.

     Сон смежил веки Рича и он уснул. Зелено-желтые пятна листьев, первое видение, пришедшее ему во сне, сменилось золотистыми шестиугольниками, которые было похожи на пчелиные соты. Да это они и были. Пчелы, выполняя свои ритульно-информационные танцы, тихо и покойно гудели, и ячейки сот одна за другой наполнялись собранным ими медом.   
    Великие труженицы одна за другой то улетали к растущим вдали цветам, то возвращались с тяжелой ношей обратно. Сознание Рича вспомнило некогда читаную информацию, чтобы получить чайную ложку мёда, 200 пчёл должны трудится целый день – от восхода до заката. В аптечку Рича летом часто через постоянно открывающие двери залетали пчёлки и не находя выхода они бились об оконное окошко и ему приходилось ловить пчёлок в прозрачный пакетик, чтобы потом отпустить их на волю. Может и в том улье, который ему снился, трудились и освобожденные им пчёлки.

Утро, пробудясь криками пугаев,
– Ким!!! Сним!!!

затрепетало лучами солнца на жесткой блескучей листве чернодерев.

  Проснувшиеся путешественники увидели сидевшего в отдалении Кима, который, прислонившись к стволу чернодерева курил трубку с трилистником. Командор обратился к нему:
– Что случилось, Ким? Ты, что не спал? Без отдыха путь не одолеешь.

– Спал, – ответил Ким, – да проснулся в часа четыре. Не спалось больше. Думал много. Очень много.

– Думал?

– Да, думал, что это не мой путь. Вы идите, а меня оставьте. Думать буду, как мне быть дальше, возвращаться назад или…

– Что или?

– Или остаться жить здесь. Здесь хорошо. Покойно.

– Да, ты с голодухи сдохнешь.

– Никогда. Я знаю, как здесь еду добыть. Я много знаю. Так, что об этом ты, командор, не волнуйся.

– Э, Ким, а как же наш договор, не бросать друг друга, пока не найдем Мгамгу и не вернемся обратно.

– Командор, прости, но я вам только обузой буду. Я чувствую, в жилах моих течет уже не кровь, а вода Ии, которой я вчера наглотался.

И Рич, и Джим разговаривали с Кимом, но азиец был настойчив в желании остаться там, где он и был.

Завтрак прошел без Кима, который отказался от него.

И вскоре трое путников направились дальше по мшистой подстилке к своей цели, оставив Киму автошатер с запасом продуктов.

– Что с ним будет? – удрученно спросил Джим.
– Что? Да, ничего. Будет нирванить со своим трилистником, пока не станет йети.
– Неужели, это правда?
– А то нет! ТаО не зря об этом слухом полнится.

Часа через три легкая мшистая дорога кончилась. Началось мокрое тягучее болото, грязь которого, смачно чавкая с трудом отпускала ноги шедших по ней людей, словно сама земля Азонии желала поглотить их. Хорошо, что их стеклопластиковые комбинезоны были герметичны от ботинок до лица, ведь вскоре густая грязь сменилась болотной жидкостью, и путешественникам пришлось брести по колено, а то и по пояс, в этой пахнущей метаноподобными газами воде. Самовод настроенный по направлению к долине Мга, показывал, что нее осталось двадцать   девять миль.

– Ещё сутки, двое и мы будем там, – объявил Джим.
– Не загадывай, сглазишь, – отозвался командор.

         Уже в десяти метрах был виден берег жидкого болота, когда из его глубин всплыл и вспучился гигантский пузырь. Он медленно, но неуклонно перекрыл путешественникам дорогу. Джим шедший впереди шестом проткнул его, и пузырь лопнул, обдав их брызгами зелённой дурно пахнущей гадости. Смывая эту гадость болотной водой, люди быстро преодолели остаток болота и выбрались на берег. Но к их ужасу стеклопластикавая ткань комбинезонов расплавлялась на их глазах, распадались и ткань рюкзаков, а металл, содержащий железо, неожиданно превращался в ржавую труху.

     О, Ваал! Они стояли на берегу болота, без одежды, без оружия, без еды, которая вывалилась наружу из расплавившихся рюкзаков и пластиковых оберток. Единственным уцелевшим предметом был серебряный скальпель Рича. Впрочем, нижнее белье путешественников, мокрое от болотной воды, тоже не пострадало, вероятно, оттого что оно было чисто хлопковым. Собирая, выпавшие на мох остатки спрессованных  поликалорийных  галет, они нашли также самовод штурмана, запрессованный в стеклянный корпус и две стеклянные лупы, бывших в их снаряжении, но уже без пластмассовых ручек, а также две стеклобутылки с водой, которые были закатаны алюминиевыми крышками. Вот и практически всё.

          Отчаяние едва не охватило их, но, сосредоточив остатки мужества и воли, они не сдались. Дав распоряжение собрать сухостоя, командор при помощи лупы смог от горячих лучей солнца развести костер. Просушившись и перекусив, путники пошли дальше. Но теперь они шли медленно. Ноги чутко ощущали каждый сучок и камушек. Мшистая местность, где купно росли чернодерева, скоро закончилась, и путь уже пролегал через заросли краснотала, смородинника и млины. 

           На ночлег расположились заранее, чтобы развести костер, пока не село солнце. К ужину, состоявшему из галет они добавили сок чернодерев, а также запекли добытых из под корней экрейр трех-четырех самозажаривающих червей, прозванных так оттого, что они чувствовали огонь и сами заползали в него, становясь деликатесом многих путешественников. Главное уловить момент, чтобы черви не пережарились, а стали из красноватых бледно-розовыми. Если же они раскалясь в огне становились белыми, то есть их было нельзя, так как произошедшие в их телесах новообразования были ничем иным, как многочисленными яйцами, из которых впоследствии вылуплялись личинки новых червей. Таков был их способ быстрого размножения. Человек или животное, съевшее червя в этой стадии, сами становились пищей его личинок.

       Сновидение пришедшее к Ричу, лежавшему как и все на подстилке из листьев банановой пальмы, сначала было беспокойным как блики костра. Красное текучее пламя сна плавно приобрело голубой, а затем зелёный свет. Зелёный свет распался на многочисленные листья с прожилками. Вот уже различимы два тополька, которые он посадил в детстве у школьного здания. Они стали  большими-большими.

   А эти три кустика белой смородины он  вырастил сначала зимой из срезанных веточек. Они пустили корешки  в бутылке из под кефира, раскрыли свои почки и зазеленели пахучей листвой. Потом уже весной он пересадил их сад перед домом, с западной стороны. А через два года дали первый урожай.

   Снились Ричу и три берёзы, посаженные у аптечного сарая, которые сосед потом обескровил, содрав с них на метр кору. Они засохли, и лет пять торчали белыми костьми из земли, пока их не свалил ураганный ветер. Снилась выросшая опрятная, густоветвистая, зелёная елочка, посаженная во дворе аптечки в память об рано умершем друге. Она была также для Рича памятью о местах детства, где многометровые ели изумрудными шатрами росли в привольных лесах предгорий Урава.

    И рябинки, рябинки, рябинки посаженные вокруг дома и аптечки. Весной они распускались резною травой и цвели пахучими щитками белокипенных цветов, а к осени приобретали ещё большую красу. Ягоды, зрея, становились алыми, а листва еще долго-долго была зелёной. Но потом и она бурела, краснела, оранжевела. Зимой же на них долго алели ягоды, пока в январе-феврале стайки птиц, налетев, мгновенно их не склевывали. Деревья, деревья – они порой казались Ричу самыми мудрыми существами ТаО. Самыми терпеливыми – терпящими безмолвно и рубку и обрезку. Самыми щедрыми – отдающими свои плоды и человеку, и животным. Самыми прощающими – ведь люди издавна пользовались их стволами для постройки жилищ и их обогрева. Деревья, деревья без вас не было бы самой жизни на землях ТаО.

Предутренний туман росой оседал на листьях деревьев, кустарников и трав и холодил землю. Рич проснулся от наступившей прохлады. Угли костра едва тлели и Рич подбросил в него мелкие сухие ветки, а когда они занялись огнём, то добавил более толстые. Огонь осветил, растушую вблизи экрейру, кусты краснотала, бросая яркие блики на ближайшую окрестность. Ни командора, ни Джима не было около костра.

“Куда они запропастились?” – думал Рич, “Не случилось ли чего?”

– Смит! Джим! Где вы! – крикнул он в тающую предутреннею полутемь. Ответом было молчание, но через минуту шепотом возникло отвечающее полуэхо:
– Жи…вы…      жи…вы…

– Идите сюда!

И опять через минуту возник эхообразный ответ:
  – Да … да…

   Остаток ночи Рич провел в одиночестве, поддерживая огонь костра и надеясь, что его сотоварищи вернутся. А когда солнце коснулось верхушек экрейр Рич, взяв завязанные в полотняной узел вещи: самовод, стеклянные лупы, серебряный скальпель и одну из оставшихся бутылок с водой и остатки галет, собрался идти оглядеть ближайшую от костра местность. Где-то  недалеко, по направлению к долине Мга, как определил по самоводу Рич, гулко прокричали пугаи:
– Мга!!! Мга!!!
– Смит!!!  Спит!!!
– Джим!!!  Жив!!!

     И пройдя около пятидесяти метров, Рич обнаружил своего командора спящим в углублении образованном торчащими из почвы высокими корнями экрейры. Лицо его было безмятежно и счастливо. А голые ноги, руки и шею окутывала тонкая зеленая вросшая в телеса командора паутина.

   Эдема бесподобная, вспомнил Рич ботаническое название этого растения-полуживотного. Она по ночам притягивает к себе живые существа, управляя их сознанием, а потом, окутав их своей зелёной вуалью, образует с ними симбиоз. Человек, попавший в сеть эдемы, становится блаженно счастлив и ничто не может освободить его от этого состояния. Он живёт долго: ходит, ест, пьёт, чтобы поддержать свои силы, но никогда не просыпается. Словно его сознание и тело живут раздельной жизнью.

   Метров через пять в почти подобном же состоянии Рич нашёл Джима. Но Джим в отличии от командора не спал, а шёл с блаженной улыбкой к Ричу. В руках у него были грибы с фиолетовыми шляпками. Подойдя к Ричу, он безмолно протянул ему эти грибы-галлюциогены. Рич отклонил его руку и тогда Джим направился к спящему командору, который, не просыпаясь, взял их и начал жевать улыбающимся ртом. Вероятно, таким образом эдема бесподобная усиливала свое воздействие на сознание живого существа, а также вновь накапливала в своей зелённой вуали галлюциогенные вещества. 

  Рич поняв, что он не сможет их освободить от этой напасти, сел вблизи от своих спящих товарищей и задумался. Продолжать путь одному ему казалось бессмысленным, впрочем, как и возвращение назад. Может быть, дождаться здесь следующей ночи, когда эдемы бесподобные становятся активными, и дожить свой век в объятиях сна и галлюцинаций, как и его сотоварищи. Или не дожидаясь ночи вскрыть себе вены и просто, и тихо умереть.
– “Нет!” – решил Рич, – “Он всего в девяти милях от долины Мга и останавливаться  бессмысленней, чем идти. И он пойдёт, пойдёт пока есть силы”.

   Немного перекусив и запив еду бодрящим соком чернодерева, Рич покинул своих спящих галлюциогенным сном товарищей и двинулся дальше. Путь, по которому он шёл, неуклонно и медленно поднимался в гору. А, пройдя высшую точку возвышенности, Рич увидел внизу зелённую равнину Мги, образовавшуюся в кратере упавшего гигантского метеорита. Солнце ярко освещало великолепный лес из экрейр и чернодерев. Опушка же леса утопала в многочисленных цветах, где роились дикие пчелы, мелькали живописными пятнами мотыльки и бабочки, зависали перед красными чашечками цветов мальгаммы трепещущие крыльями колибри.
 
Рич устало присел на поваленный от времени ствол экрейры и, перекусив остатками галет, впал в полудневную дрему. Но вскоре его полусон был прерван тихим треском сухих сучьев, доносившимся откуда то с низу.

    В небольшой низине поросшей ягодным кустарником – млиной, неторопливо, слизывая языком спелые ягоды, топтался неуклюжий медведеобразный, ростом в полтора фута почти чёрный, со светлой полосой на шее и белыми пятнами на морде зверь.

    –“Мгамга! Это Мгамга, ”– пронеслось в сознании Рича. “Это тот, самый Мгамга, ради которого он совершил, вместе со своими партнёрами многомильный, полный лишений путь через дебри Азонии. Но дошёл и увидел Мгамгу он один ”

    Что делать дальше Рич себе совсем не представлял. Он никогда не причинял умышленного вреда живым существам ТаО.
Да и чем он может убить эту громадину. Скальпелем? Какая глупость.
Рич спустился ниже, рассматривая Мгамгу. А Мгамга по-прежнему лакомился млиной, словно не замечая человека, стоявшего в метрах десяти от нее. Ягоды были рубиново-красные, спелые, источающие тонкий слегка уловимый аромат. И Рич тоже постепенно увлекся их поеданием, забыв и про Мгамгу.

    А когда вспомнил, то зверя не было видно.
– “Куда же он делся? – подумалось Ричу и он пошёл в ту сторону, где ранее лакомился млиной Мгамга. Зверь лежал в вытоптанном им углублении и, по-видимому, спал разморенный сытостью пьянящих ягод млины. Наблюдая за лежащим Мгамгой, Рич вдруг явственно и четко осознал, что зверь мёрт. Это мысль просто возникла в голове Рича и подтолкнула его приблизится к Мгамге вплотную. Зверь не шевелился, не сопел, не дышал. Он действительно был мёрт.

    Рич неторопливо вскрыл сонные артерии Мгамги, но остановившее сердце зверя, хотя не выталкивало кровь наружу, но все же слабая алая струйка крови окрасила, светлую полосу на шее в бурый цвет. Сняв шкуру с умершего внезапно зверя, Рич развел костёр и приготовил себе на ужин жареное мясо и сердце Мгамги.
 
     За этими делами застала Рича быстро наступающая тропическая ночь. Он поужинал, сидя на шкуре Мгамги, а потом лег, завернувшись неё, и уснул. И глубины сна в который он окунулся были беспредельно длительны. Он ощущал себя во сне сначала маленькой личинкой, которая только чувствовала жизнь и не осознавала себя как отдельную особь. Потом он увидел себя в образе мотылька, сгоревшего в пламени свечного огня. А, следом напрягая крылья, он скворцом перелетал Срединное море.

   Многочисленный ряд обликов и жизней, и животных и человеческих прошли перед Ричем в этом длительном сне.

Рич проснулся лишь, когда начался сезон муссонных длительных дождей. Это означало, что прошло три месяца. Три месяца, которые он проспал. Очнувшись, Рич никак не мог осознать себя. Сонные его глаза словно в тумане разглядывали свое тело. Оно покрылось черной шерстью, словно шкура Мгамги вывернувшись, вжилась в телеса Рича.

   Да так оно и было и только лицо было светлым и человеческим, но на голове уже вместо выпавших волос прорастала черная шерсть.  Он стал, вернее, становился Мгамгой. Рич это понял совершенно явственно и принял свое преобразование без мимолетного страха, как естественное течение жизни. Более того, он ощущал себя неотделимой частью жизни Азонии, и его сознание находило контакт с любым живым существом Азонии, как бы далеко оно не находилось. Вот лиана, бывшая когда Ионом, но забывшая об этом, переплелась с другой растительностью, заняв свое место под солнцем. А Сион резвился в реке Ии только что народившейся стайкой мальков пираньи. Брег же растворился в многочисленных существах животного и растительного мира Азонии, но в каждой из этих частей было неощутимое ими сознание человека, который погиб. Кима Рич-Мгамга увидел мыслевзором, как дерево трилистника. Трилистника к курению которого Ким настолько пристрастился, что не мог и существовать без него. Командор и Джим, счастливые сном и галлюцинациями бродили по сельве Азонии, поедая фиолетовые грибы, а также многочисленные травы и ягоды. Рич-Мгамга тоже был счастлив, ощущая себя единым целым со всей Азонией, со всем живым Мирозданием. Сейчас он направлялся в глубину долины Мга, где, он знал, что его возращения в новом образе ждет его милая подруга.

    Он знал все: что было, есть и будет в его жизни. Но это знание его не тяготило, а давало покой и уверенность. Сознанию Мгамги, которым стал Рич, подчинялись все существа Азонии и часть за пределами её. Но он никому беспричинно не навязывал своей воли, давая жизни развиваться и течь самобытно. А информация исходившая от старого образа Мгамги перестала течь в потоке ЙОГО и скоро почти все на ТаО на веколетие забыли о Мгамге. Пройдёт это веколетие и Мгамга напомнит всем о своем существовании. И тогда наступит новый период в жизни Рича-Мгамги. Он, сохранив Азонию, как источник вечно обновляющей жизни, перейдет в иные сферы жизни, а новый искатель Истины станет вечноживущим Мгамгой – всезнающим, мудрым и счастливым правителем Азонии. 
 
  На этом повествование в тетрадке обрывалось, и я, погасив бра и перебравшись в кровать, быстро уснул. Снов приснившихся этой ночью я не запомнил, но, вероятнее всего они были сформированы прочитанным на ночь  повествованием о Мгамге.

И меня не удивило то, что через день некоторые утренние газеты вышли с описанием феномена Мгамги, якобы обитавшей некогда в Амазонской сельве. Вероятно, мысли  и образы, проявленные в моем сне, достигли сознания некоторых репортеров чутких на подобные сенсации. Ведь Истина: Мудрость и Любовь направляют наш путь даже в не столь совершенных мирах, как наша Земля.

http://www.proza.ru/2012/07/19/279


далее сказка: Собачьи радости