Глава 4. Переписка с иностранкой

      От того, что пользовался расческой матери, у меня не было своей, заразился перхотью. Часто на уроке рука непроизвольно лезет в волосы и выскабливает на парту белые чешуйки.

Искоса взглянув, увидел как Нуца, смеясь, показывает подруге на мои потуги. Я покраснел и с тех пор перестал так делать на уроке.

Мою мать перхоть не беспокоила, как и многих взрослых. Никто не знал, как от нее избавляться. Не было средства, или знаний.

Наша школа носила звание имени Юлиуса Фучика, поэтому наши пионеры вели переписку и обмен посылками с пионерами города Иглава Чехословакии под руководством учителя истории Мечислава Доминиковича, бывший фронтовик ходил с орденской планкой на выцветшем пиджаке.

Война нами воспринималась, как нечто очень далекое. Она была до нашего рождения. МД никогда не улыбался, но и не был очень строгим. Раз в два месяца приходила почта с посылками, которые распределяются среди тех, кто переписывается с иностранными школьниками. Владельцы ходят счастливыми, возбужденными, хвастались подарками, невыразимо красивыми, такие мы никогда не видели. В классе стоит тонкий обалденный аромат иностранного парфюма.

      Мы завистливо наблюдаем за чужой радостью и красивыми подарками. Я и не пытаюсь просить учителя и меня ввести в число избранных. Понимаю, нечем отдариваться.

Однажды МД сказал, что если у кого есть желание переписываться и обмениваться подарками, то им вручат посылки. Я посоветовался с матерью, сможем ли мы в ответ собрать посылку? И согласился. Славка тоже изъявил желание.  Нам тут же вручили по посылке.

Мне попадается от девочки Евы Ржезничковой, которая до этого переписывалась с девочкой. Мне теперь надо ломать голову над ответным письмом и ответными подарками.

Едва набрал слов на одну страницу: сообщил, что учусь в седьмом классе, живу с мамой. Её же подарки вызывают восхищение. Красиво проложены  синтетической стружкой, пахнущей особым ароматом, какого я больше никогда не встречу. Рубиновое стеклянное перо с винтовой нарезкой в виде шишки-конуса, писало восхитительно мягко и ровно. Одно наслаждение им писать.

К сожалению, скоро ручка упала с парты, и кончик пера отломился. Толстая книга «Ботострой без шефа» об обувном короле Батя.

       Славке досталась книга про Яна Жижку, более детскую, и поэтому более интересную. Свою, я прочту в более позднем возрасте, через два года. Из неё узнал больше, чем из учебника истории.

       С большим трудом собрали посылку общей ценностью на 150 рублей, с острым чувством стыда за убогость своих подарков, которые были намного хуже присланных. Но, лучших, в наших магазинах, не продавалось. Мы о них и представления не имели, если они где-то и были. В Москве?

Посылку надо предъявлять в открытом виде с перечнем подарков. Сказали, что на границе наши посылки вскрываются таможенниками и проверяются. Представляю, какой адский труд проверять тысячи посылок, сверяться с перечнем. А куда девается изъятое? В личный карман? Не стыдно ли детские посылки обворовывать? И так каждые два месяца.

Особенно понравилось пахучее мыло, которое издавало приятный запах, когда им умывался. Один кусок я сохранял несколько лет, пока он не высох и едва мылился, но продолжал тонко пахнуть. А Славка свои куски давно смылил в бане, они издавали приятный лимонный запах.

Однажды я с ним пошел в баню Бони, которая находилась за магазином. Там мы взяли по шайке и мылись на скамейке.

Славка измылил половину куска туалетного мыла, подняв шапку пены в тазу, которой и стал намыливаться. Я впервые такое видел. Он, конечно, выпендривался передо мной. И это ему удалось.

 В следующий свой приход в баню, я тоже попробовал поднять такую же шапку пены в тазу, смылил половину куска и понял, что это удовольствие не стоит затрат. Этим куском я мог мылиться месяц, а так его хватит на два раза.

У меня и без того каждая копейка на счету. В этой же бане, когда однажды я разделся у шкафчика и, прикрыв срам рукой, направился в помывочный зал, аджарец-банщик ласково спросил:

— Что же ты там прячешь? — словно ожидал, что я отвечу, мол, непривычно ходить нагишом среди взрослых.

Я стеснительно промолчал и ушел в отделение, где мылись из шаек, и,  в конце купания становились под душ на минуту-две. Было три душа на все отделение. С тех пор я перестал прикрывать срам, другие же этого не делали, постепенно и я привык не стесняться своей наготы.

Довольно скоро получили вторую посылку и письмо, в которой Ева писала, что живет с папой и мамой. Фотография всей семьи прилагалась, вместе с оригинальной подставкой – чернильным прибором, где между стеклами вставлялась фотография красивой девочки, живущей в нормальном мире, где не приходится краснеть от стыда за свои подарки и не подсчитывать скудные рубли.

Подставку поставили на стол. Два красивых альбома, одним до сих пор пользуюсь. Оригинальный значок из чешского стекла.

Я его долго носил на пиджаке, где он хорошо смотрелся, пока в 60-м году его не увели, к моему огорчению.

Вторую посылку собирали с большим напрягом. В магазинах ничего нет за наши деньги, которые мы могли позволить себе истратить. Купили жестяной диапроектор с несколькими диафильмами.

Я постеснялся включить его в перечень. Состояние непереносимого стыда перед чужой девочкой за свои убогие подарки было причиной к прекращению переписки и обмена посылками. Возможно, такое же чувство испытывали и другие ученики, которые отказывались переписываться? Мы не делились такими мыслями друг с другом.

 Приближались экзамены, которых мы ужасно боялись, понимая мизерность наших знаний. Доставали билеты, переписывали, пытались учить, начиная с первого билета. Учил и я. Особенно плохи были мои знания по-русскому языку.

Я ничего не знал и не понимал. Хватило сил на первые семь билетов и на последний, № 31. Который был самым легким, про прямую и косвенную речь. Остальные не осилил, лень одолела.

На экзамене — счастливая случайность позволила вытянуть № 31. Почти без запинки рассказал. Но учительница прекрасно знала мои знания, и поставила тройку.

Я же поражался парадоксу: сколько ни учил правила по-русскому языку, они моментально выветривались из памяти без следа, писал с ужасными грамматическими ошибками, едва выкарабкиваясь на тройку. Не помогало даже увлечение книгами. Я же не обращал внимания на написание слов! Я проглатывал их образ, не зацикливаясь, из каких букв оно состоит, поэтому слова оседали в долговременной памяти с ошибками. Мать удивлялась: Ты так много читаешь! Должен запоминать слова и писать без ошибок.

А зачем мне нужны отдельные слова? Зачем терять время?! Главное — это сюжет и действие. Как и многие мальчишки пропускал описания скучного пейзажа.

У кого-то в доме мать увидела полы, покрашенные в желтый цвет. Это было так нарядно и необычно, что мать несколько раз вспоминала:

— Когда у нас будет квартира, обязательно выкрашу полы желтой краской. Это так красиво.

Мне больше хотелось иметь свою квартиру. Полы – дело второстепенное.

        Как-то проходили по дороге в Бони и мать сказала, что мне надо записывать названия просмотренных фильмов.

Я промолчал, но подумал, что в этом что-то есть. Записал в алфавитном порядке все, что смог вспомнить, но их было мало. Поэтому забросил тетрадь. Позже у матери увидел листок, где в форме рассказа упомянуты все фильмы. Забавно и только.

На дороге от школы, перед поворотом в город, кто-то протянул веревку с флажками. Велосипедист мчался на полной скорости, не заметил флажков, как и самой веревки.
 
Я проходил мимо, когда он уже лежал на асфальте в мокром тёмном пятне. Кто-то сказал, что он мертв, поэтому моча и вылилась. Лица не видать, только скорченное тело. А до меня сразу и не дошло, что пятно от мочи. Глупая смерть.

 Кому и зачем понадобилось протягивать веревку, пусть даже с флажками – никаких производимых работ не видно, ничего не разрыто. Словно всё сделано для того, чтобы велосипедист умер. Судьба? Рок?

И только сейчас, через 55 лет, подумал, что возможно, верёвку протянули военные, чтобы перекрыть движение частникам, и забыли снять. По обе стороны от веревки находились воинские части. Но и это предположение несерьёзно. Они всегда выставляют регулировщика.

      В районе Бони единственный большой магазин, где можно купить всё, от костюма до конфет. Когда прохожу мимо, обязательно заглядываю в магазин полюбоваться товарами, иногда что-то купить. Так, было, присмотрел баночку майонеза, которая вполне по моим деньгам, а я не знал, что собой представляет этот майонез. Нужно попробовать, может быть, вкусно?

Зачерпнул чайной ложкой. Нет, не вкусно. Отставил в сторону. Мать тоже не знала, что с ним делать, и майонез у нас простоял больше месяца, пока не выбросили. Потом уже, видимо, мать у кого-то спросила, и мне сказала, что майонез кладут в салаты. Но мы салаты почти не ели, а если и ели, то обходились без майонеза. Зачем ненужные траты?

        В этом же магазине покупали вкусный белый хлеб. Иногда к ограде воинской части, к железным воротам, запирающими подъездные рельсы, подходили солдаты и
 просили купить им буханку белого хлеба.

Мы приносили и видели, как они вдвоем жадно съедали подовый хлеб. Мы удивлялись, как это без ничего съесть половину булки?

    Летом мать, непонятно зачем, пошла  в Салибаури, придумала какой-то предлог, и взяла меня с собой. Мне было интересно снова побывать там. Ничего не изменилось за пять лет. Поднялись по тропинке к дому Люси, но за ней мать пошла одна. От прежней Люси почти ничего не осталось. Приятная, симпатичная девочка.  Мы смущенно поздоровались.

Возможно, поговорили бы иначе, если бы рядом не стояла моя мать. Я чувствовал её внимательный взгляд. Тактом она никогда не отличалась. Мать порасспросила её об учебе, и мы простились. Даже не высказав желание, продолжить вновь наши встречи.

Мне хотелось вернуться к Люсе без матери и поговорить наедине, но постеснялся матери. Мы, словно утолили своё любопытство, посмотрели друг на друга, какими стали.

Я понимал, что должен быть раскованнее, не столь зажатым и молчаливым, взять инициативу на себя, но не знал, как она к этому отнесется. Проще промолчать. Нам ещё рано встречаться, мы изменились.

Много позже, вспоминая эту встречу, стал подозревать, что мать намеренно свела нас, возможно, предполагая продолжение старой дружбы. Но не мог понять, зачем ей это понадобилось? Строила какие-то планы? Она ничего не делала без причины.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/03/22/507