Хозяин

                Хозяин.
      (штрихи жизни начальника мехколонны)


  Суета нашей жизни проносит нас порой мимо людей, знакомство с которыми многое дало бы для становления тебя, как личности. Зачастую в глазах обывателя эти люди слыли «сухарями». Не было у них ни эффектной внешности, ни темпераментного красноречия, ни одеждой, или как теперь, престижной иномаркой они не выделялись. Мерилом им была внутренняя целостность, надежность, как в семье, так и на производстве. Это были великие трудяги, много сделавшие для развития страны. Их можно и нужно было оценивать глобально, но их нельзя было втиснуть в узкий, сальный мирок мещанского бытия с работой «от и до». С устоявшимися традициями. Угловатые, без подобострастия, они все время выпирали, выходили за рамки общепринятого, были неудобны.
За годы моей жизни на севере, я был свидетелем и первооткрывательства, и выхода на новые месторождения, и почему-то, нет-нет, да и мелькнет мыслишка, что теперешняя сытая, раскатывающая на иномарках, затянутая в кожу и меха публика, не поедет в тьму-таракань, на неизвестное место переносить лишения, начинать жить в бараках и вагонах, мерзнуть, мокнуть, преждевременно сжигать себя, не поимев при этом никакой выгоды для себя.
На это были способны они, не лауреаты каких-то там премий, не завсегдатаи президиумов и тусовок околовластных структур, не члены парткомов и профкомов, не делегаты партийных конференций и съездов. Они тащили свой крест молча, не жалуясь. Не скопив, не оставив, в общем-то, ничего для безбедной жизни детей. Когорта полузабытых пенсионеров, по сути уже безвестных тех тружеников, редеет. И вот, когда смерть вырывает очередного из них, начинаешь осознавать, как много уходит с ними, и почему-то гложет совесть, что что-то, по отношению к ним, делалось не так, что-то недодали им. И мы, живущие, в чем-то виноваты. Я речь веду о Сомове Олеге Ивановиче.
В приснопамятные семидесятые годы его называли надымским «Прометеем», это его люди дали в город свет по постоянной схеме, это его именем, в простонародье, назывался первый поселок на Югре. И вообще, эти его «сомовки» вырастали всюду, где он работал.
Сомов Олег Иванович.
Иной, съездив в туристическую поездку, потом не один год будет взахлеб рассказывать увиденное. Приукрашивать, преувеличивать свою роль, валя в кучу где-то вычитанное, услышанное, пережитое. А за плечами Олега Ивановича Сомова были  Египет, Сирия, Йемен. Красноярск, Норильск, Грозный, Душанбе, Винница, Одесса, Тбилиси и Байконур. Можно перечислять и перечислять.
Бывают у человека такие мгновения, когда хочется выговориться, выплеснуть все, что накопилось внутри. Несколько вечеров сидели мы. Говорил он. Была весна, хотя снег еще и не думал таять, поземка мостила заструги сугробов. А он, перемежая прошлое и настоящее, уже жил в ожидании предстоящей работы на даче…Его звала земля…
Олег Иванович Сомов в Надым перевелся после5 того, как построил в Египте очередную ЛЭП-500. В Египет попал…Причин, чтобы попасть куда-то всегда много…
«Работал я до Египта на Украине, в Виннице, начальником мехколонны,- рассказывал Олег Иванович.- Строили электролинию на Кишинев. Начальник нашего Главка раньше работал референтом у Секретаря ЦК Украины. Секретаря передвинули на другое место, ну, а референта трудоустроили к нам, в Главк. Сначала заместителем, чтобы опыта набрался, притерся в коллективе. Когда пришла пора выдвигать начальника Главка, нашего в министерство забрали, кинулись – вроде и выдвигать некого. Того явно не утвердит ЦК партии, не пройдет в кадрах, этот просто слаб, этот ершист, перебрали всех. Тут и дошла очередь до нашего зама: ЦК пройдет, референтом был, хваткий, для достижения цели, «если надо», в лепешку разобьется. Связи имеет. Выдвинули. Землю рыл, когда нужно было. А специалист никакой,- развел руками Олег Иванович.
Так вот, сдавали мы к какой-то дате линию на Кишинев. В те годы красные даты верстовыми столбами были, так и шли, от одного столба, то бишь, даты, до другого. Уже морозы начались. А на юге осенью грязища, чернозем, ноги, переходя дорогу, из суставов повыдергаешь. Нулевой провод для ускорения работ был проброшен по земле. Спешка, рапортовать надо было. Про провод забыли, ну, он и вмерз в эту грязь. Я предупреждал, что угробим материал,- все отмахивались, не до провода было. Перед приездом комиссии подчистили все. Линию сдали. Как всегда очередное совещание. Начальник Главка выступает, и начинает при мне рассказывать о нашей героической работе, о том, что, не считаясь с морозами, сделали нитку. Слова сыпались разные, знакомые, после которых, после той сдачи, не один седой волос появился на моей голове: надо, учтем, отметим достойных, герои…
Не знаю, черт ли меня за язык дернул, или нервы на пределе оказались, не выдержал. « А про 1000 тонн провода, что угробили, почему не говорите, а про работу на износ, а про то, как начальник потока инфаркт получил…» Он замолк. Посмотрел на меня, захлопнул папку и вышел. Сел в машину и в тот же вечер, никому ничего не сказав, улетел в Москву. Главный инженер звонит мне оттуда: «Что ты ему сказал? Приехал, как бешенный. Велел взять на контроль, проверить все, до последнего гвоздя…Он злопамятен…Натворил дел…Как вас развести? Слушай, есть возможность направить тебя в Египет. Поедешь?»
В моем случае отказаться – сломать себе жизнь. Поехал.
В Египте в то время наша страна строила Асуан, гидроэлектростанцию на Ниле. Работал я помощником у министра энергетики в правительстве Габделя Насера, отвечал за строительство линии электропередач Асуан – Александрия.
Патриархально – дремуч тогда был Египет. Народ оборванный, голодный. Пахали на коровах сохой, лишь наконечник металлический, а страна строила ГЭС, заводы с современной технологией, какой и у нас не было в то время, дороги. Мы свою ЛЭП-500 построили, опробовали, сдали. И начались проблемы – пробои изоляторов. Разряды такие шли, молнии такие сверкали – страшно. Настоящая гроза в небе. Чтобы уменьшить напряжение, повесили на пробном участке еще провода – результата никакого, еще повесили – вначале все нормально, а потом повторение старого. Довешали проводов до того, что верблюд горбом стал задевать за провода, до положенных четырех метров не добираем. Ситуация! Надо думать!
Как у нас вопросы решаются, когда их решать надо? Сплошные совещания, все что-то предлагают, а в суть никто не заглядывает. Говорильня. На одном из таких совещаний министр энергетики Египта, вальяжный, умный чиновник, слушал, слушал, и говорит: «Мы семнадцать лет назад прогнали англичан. Построенные ими линии электропередач работают до сих пор без отключений. Не проще ли будет вам купить изоляторы в Англии. Ведь вы не успели сдать линию, как возникли проблемы. Мы посчитали: стоимость изоляторов, монтаж, демонтаж. Это будет дешевле того, что я тут слышал…»Он разом заткнул всю нашу демагогическую говорильню. Пришлось сделать хорошую мину. Обо всем, конечно, звонок в Москву, в техуправление министерства. Предложения египтян, наши выкладки… В Москве считали, рядили, выгадывали. В грязь ударить перед египтянами нельзя. Ответ обескуражил: «Направляем вам установку по мойке изоляторов под напряжением».
Мыть изоляторы под напряжением 500 киловольт, дать туда воду? Я с таким не встречался.
Сахара имеет одну особенность. Она когда-то была дном моря. И там под слоем песка, камней – слой соли. И вот без конца ветры гоняют этот песок и камни, получается соляная пыль, которая оседает на изоляторах, а в период разлива Нила эта соль намокает и сечет изоляторы. Осыпается фарфор и сплошное короткое замыкание.
Прислали установку по мойке. Дистанционное управление. Метров двадцать шнур, пульт. Манипуляции: влево, вправо, вверх, вниз. Для мытья, по инструкции, нужен дистилянт. Разобрались в характеристиках, уговорили одного бригадира, чтобы он попробовал. Боязно. Никто никогда не имел с этим дело. Бригадиру пообещали за риск 500долларов. Он для смелости накатил маленько. Поехали пробовать. Мы где-то метров за пятьдесят остановились. Смотрим. Бригадир начал настраивать систему, попробовал пульт, начал примериваться: гонял, гонял, поймал, подкорректировал, да как даст струей. Раздался такой треск, будто брезент разорвали, поползли такие молнии по песку, по воздуху. Эффект непередаваемый, что-то жуткое. Бригадир наш тоже сдрейфил, выключил воду. Могу добавить, что показалось, что разряды до нас дошли. Минуты две приходили в себя. Огляделись, ощупались. Все живые, провода висят. Опоры стоят. Наш испытатель оклемался и снова, как даст струей, и снова треск тр-р-р…Но тут уж мы ожидали. Второй раз не страшно. Через несколько минут подошли ближе. Бинокль у меня был с просветленной оптикой, японский, начали рассматривать изоляторы. Чисто. Ведь напор воды – двенадцать очков. Соляную пыль смывает запросто. Недели две наш бригадир обучал арабов. Те привыкли, стали мыть обыкновенной водой. Уехал я из Египта, больше не интересовался: может, моют водой, может, заменили на английские изоляторы. Знаю одно – линия работает.
Еще один штришок, как мы там работали. Для крепления анкеров срочно понадобились гайки на сороковые болты. Хватились, не нашли на базе. По документам есть, а в наличии вроде нет. Пока привезут из страны – сколько времени уйдет. Мой начальник и говорит: «Рядом немцы такую же линию сдают, может, у них остались». Созвонились, поехали. Приезжаем, сидит инженер, выслушал нас, угостил пивом. «Да,- говорит,- применяем такие. Сейчас по картотеке посмотрю, сколько осталось.- Проверил бумаги, радостный, говорит.- Шесть штук могу дать!» Это на всю стройку сверх лимита выделено всего шесть штук гаек! Вот она немецкая пунктуальность, бережливость. А нам нужно тысячи полторы гаек. Поехали на базу, перерыли все. Нашли. Гайки поставляли в бочках, залитых отработкой, чтобы предохранить от ржавчины. Бочки замазанные, маркировки не видно. А руку сунуть в дочку лень, никто не додумался.
Отработал я в Египте срок, приехал в Главк отметиться. На моем месте другой человек работает. Вроде, справляется. Мне предложили на выбор Карелию, Вологодчину…Потом говорят:
- Есть интересное место. Необычное, новое. Впервые в мировой практике строить ЛЭП в экстремальных условиях. Тайга, болото, мерзлота. Опыта такого строительства нет…Сургут – Уренгой линия…Думающий человек нужен…Хозяин. Поедешь?
- Надо подумать…
- Думай, думай…
И тут же секретарь приходит и приносит билет на самолет до Тюмени – Сургута. Прилетел в трест «Запсибэлектросетьстрой». Для начала облетели на вертолете местность в радиусе 300 километров. Болота, лес, речки, протоки. Накручено, наверчено. Ни дорог, ни поселений. В районе Тарко-Сале было принято решение строить базу. Горельник кругом.
По смете вся стройка где-то 200 миллионов рублей. Прошел месяц, подают бумаги, а там налетано на одних вертолетах больше чем на пять миллионов рублей. И куда только рейсов нет: и в Армавир, хотя там у нас ничего нет, родственники управляющего живут, и в Краснодар…Созваниваюсь с трестом. «Раз я строю, то и деньгами сам должен распоряжаться. Иначе ничего не выйдет. Иначе не уживемся…»
Вызвали меня к управляющему. Разговор между нами такой был, как сказать, оценивающий, с приглядкой. Методом паса. Управляющий мне забросит крючок, ждет, заглочу его я или обойду, я его по-своему прощупываю. Тут заходит заместитель и говорит, что не могут найти начальника МК-105. Исчез, ни следа. Три дня колонна без начальника. Управляющий выматерился, предложил с ним слетать в Надым, разобраться на месте. Поехали мы в аэропорт. На самолет, и в Надым. Прилетели. В конторе тихо. Мухи от скуки подохли. Отдали команду найти руководителя живого или мертвого. Нашли, доставили. Мужик в жутком загуле. Глаза рачьи. Управляющий начал его распекать, а я на базу уехал, посмотреть хозяйство, может, думаю, пригодится, как-никак одно дело делаем. Когда вернулся, разговор был закончен. Мне с ходу предложили возглавить колонну.
- Этого героя я с собой заберу. Без надзора он не может. А ты работай. Мешать не буду. Но если что, спрошу по-полной…
Начинал я, когда Надым электроэнергией от ПАЭС и дизелей питался. Электроэнергии постоянно не хватало. От перегрузок, особенно в большие морозы, постоянные отключения. «Северного сияния» - плавучей электростанции в помине не было. В городе было шесть ПАЭС, пять дизелей МГ – 3500. Один на соляре работал, четыре на газе.
Принял я 105 мехколонну. Знакомлюсь с людьми, делами. Секретарь парткома начальником участка работал. Жена у него в подчинении. Он ей подписывал табеля в качестве библиотекаря, табельщика, кладовщика и еще должности были – всего набиралось 27 часов в сутки. Представь себе, как тяжело было бедной женщине, даже с мужем обняться, минутки выкроить, нельзя было. Ну, хотя бы часик на сон перепадал.
Зову я его к себе. «Вон бумага, пиши заявление на увольнение…» Он на дыбы. «Как! Я – коммунист, секретарь парткома. Я в горком пойду…Я управу на тебя найду…Видали таких…» Крик, угрозы…
Я ему говорю: «Партия не любит таких жуликов. Вряд ли она будет терпеть…По собственному желанию или переводом – как угодно будет вашей милости…Только ты и жену забирай…»
Он выскочил, пыхтит весь…Минут через двадцать приносит заявление на перевод.
Со 105 мехколонной считались в городе. Меня секретарь горкома партии Козлов Е Ф привез в Уренгой, посадил в президиум. В Уренгое тогда были два барака рубленных, один дом недостроенный и штук двадцать вагончиков. Так, когда Козлов сказал, что вот вам Прометей, который даст электроэнергию, свет и тепло, так зал захлопал.
Никогда не терпел, чтобы мое имя склоняли по поводу и без повода. Своего шофера, который возил предшественника, выгнал. Не чист на руку был. Где машина моталась – никто не знал. Я только из окна видел, как она по дороге туда-сюда, как челнок, сновала. В машине грязь, пробки. То мне скажут, что видели машину на базе ОРСа, то в аэропорту. Я шоферу говорю: «Все мою машину знают. Оправдываться, что это не я делаю, и там не свечусь – не в моих правилах. Предупреждаю в последний раз…» Шофер: «Все, понял. Больше не буду…»
Проходит какое-то время, попросил он съездить к трубостроителям. Раз надо, почему и съездить. Уехал, звонит через какое-то время, что пробил баллон. Удивляться нечего, дороги тогда в Надыме непроезжие были, арматура, куски бетона, доски, грязюка. Я ему и ответил, жди, сейчас запаску привезут. Нашли колесо, отправили. А его там нет. Три дня не появлялся. А машина мечется по городу с орущим магнитофоном. Появляется. Я ему: «Ключи на стол, техпаспорт на стол. Иди в гараж, слесарничай…»
- А, так…Да я тебя…
И …началось уголовное дело. Тогда братья, сваты, жены, кумовья – одно сплетение в городе было. Три месяца работы в управлении не было. Он через собутыльников – знакомых из ОБХСС подключил для проверки. Знал ведь, подлец, делишки прошлые. И пошло…Архив вези, бухгалтерские книги вези. Женщин конторских таскают для объяснений. До обеда в ОБХСС, потом назад.
Чтобы привлечь меня к уголовной ответственности, нужно было согласие секретаря горкома КПСС. С ним-то я сталкивался. Вызвали меня в горком. Козлов ЕФ посмотрел все бумаги, говорит: «Слушай, ты всего три месяца работаешь, когда успел столько наворовать?» Позвонил прокурору – разберитесь. Еще хуже стало. До обеда моих женщин в ОБХСС, после обеда в прокуратуру. Вообще все стало. Я к Козлову, в горком. «Или сажайте, если есть за что меня сажать, или дайте спокойно работать…»
Прокурор меня два раза вызывал. В чем меня обвиняют, понять не могу.
« Ты,- говорит прокурор,- напрасно так легкомысленно к этому относишься. Если на двадцать копеек криминала у тебя лично найдут, шофер твой найдет, загремишь под фанфары на всю катушку…Этот жук не остановится…Зачем ты его тронул, это ж навозная куча…»
Я, понимаешь, трешницу чужую никогда в руках не держал. Да, платили большие деньги, платили направо и налево. Просеку на «Нулевую подстанцию» сделать надо было. Управление механизации отказывает в техники, заявку поздно подали. Мой начальник участка к водителю – выручи. Тот определенным жестом потер пальцы – платите. 800 рублей в день. «Като» за два дня лес до «Нулевой» повалил. А я со своими «сотками» тычусь, они, как жуки на навозе крутятся. То одна, то другая в болото провалятся. Больше времени тратим, их вытаскивать. За «Като» наличными заплатил, как-то оформить нужно. И таких вопросов чисто производственного характера уйма было. Мои люди жили на трассе в городке «Севертрубопроводстроя». Трест просит взять пекариху – хлеб едите?! Помогите. Ну, плачу деньги пекарихе. Приехал в сентябре, в наличии 60 тонн солярки. Не успели завезти. Некогда предыдущему этим заниматься было Пил. А я сжег за сезон где-то 12 тысяч тонн. Как выкрутился – секрет фирмы! Пусть, держал одного человека, нужного человека. Пусть, он не работал – пил, зато я всю зиму заправлен. И керосином, и бензином, и соляркой. Та система заставляла крутиться. Связи, знакомства, авторитет, уважение, обязательность – это на одной чашке весов, а на другой – план, работа. Но всегда жил по принципу: хочешь спокойно спать – твои руки обязаны быть чистыми, ничего к ним прилипать не должно. Семью и производство не смешивай.
Как тот человек с нефтебазой рассчитывался – не мое дело. Главное, я заправлен.
Прокурор мне в укор: там платишь, там платишь.
«Да, плачу! Лучше дорого работать, чем дешево сидеть. Плачу, чтобы работать». Если честно, то платил людям не только в Надыме, но и на Земле, там тоже кто-то что-то для треста «делал». Такое наследство я принял. Такая была система…
В конце – концов вызвал меня прокурор. Выложил бумаги – подпиши. Подписал. «Иди, работай. Дело твое закрываем. Нет улик, нет доказательств...Внимательней к людям будь».
Одно время я работал в проектном институте лет семь. Как мы проектировали и строили в советское время? Мы заказывали и получали каталоги электронной промышленности, электротехнической. То, что мы проектировали, в лучшем случае, строиться намечалось лет через пять, а то и позже. Мы по каталогам закладывали в проект одно, а заводы выпускали совсем другое. Как доходит дело до монтажа, и пошли неувязки. На местах меряешь, подгоняешь, линейщики кумекают, как втиснуть в размеры. Смотрят, как бы из наличного слепить, чтобы работало.
Строили мы больницу в Надыме. Проект 1972 года. Делали его в Киеве. Общестроительная часть идет к завершению. Получил я чертежи электротехнические, и у меня сразу сомнения возникли. Я к Главному врачу, Швидкий Юрий Никитович, говорю ему, в проекте заложено оборудование десятилетней давности. Нестыковки будут. Вызови проектировщиков, пусть на проекте изменения внесут применительно к сегодняшнему дню. Приехал представитель, навел тень на плетень: сейчас оборудование менее габаритное, менее энергоемкое, так что в проекте запас. Ну, раз запас. То распишитесь на всех листах…
В проекте вся разводка идет под полом в бетоне, в трубах. Напичкано все оборудованием. По чертежам автоклав, допустим, был три киловатта, а пришел семнадцать киловатт. Нужен был провод шнурок, под шнурок и проложили трубы, кабель же нужен под семнадцать киловатт. Полы уже отшлифовали, плитку проложили…Перфоратор в руки и пошли бить. Ладно, пробили. Но ведь нужно прокладывать другие трубы, кабель. Кто платить будет? Где взять деньги? Разводят руками. Мне какое дело, где возьмут деньги, я предупреждал, вызывали представителя из проектного института. Думайте, ищите. Вы дали добро…А деньги…Начали трясти Дирекцию, стройбанк. Сплошные протоколы, разногласия, согласования. Время уходит.
Практически мы в два раза больше материалов в больницу загнали. Мы кабель проложили, пошли вентиляционщики и, крепя свои короба, перебили все наши кабеля. Вот такое было проектирование.
Или взять работу с трестом Надымгазжилстрой. Они решили прятать проводку в стены, в панели. Благое дело. Во время формовки закладывали трубу, чтобы по ней потом мы протаскивали провода. Трубы проложили, а заткнуть концы ума не хватило. На вибростоле отгрохали и все трубы заплыли. Пальчиком же бетон изнутри не выковорнуть, вот и ругались с главным инженером, кто будет бить штрабы, кто платить станет. Раз ума нет, бейте. И такие вот чисто производственные вопросы, которые сами руководители подразделений должны решать, зачастую, как сплетни. Разбирали в горкоме партии.
Пример. Строили завод крупнопанельного домостроения. Нам нужно проложить троллеи под кранбалку. Стоят одни колонны, а нас выгоняют на площадку. Ходим, смотрим…Куда выезжать, говорю? Генералы Севергазстроя соглашаются, что нужно повременить. Эстакад нет. Если мы проложим троллеи, ни один кран из цеха не выгонишь. Нам-то чего, у нас все готово: и кабель в наличии е5сть, и специалисты…
Вот совещание в горкоме…Глядя мне в глаза, представитель Севергазстроя, не моргая, заявил, что сроки нарушаются из-за того, что не проложен кабель. Вот так. Обливай грязью соседа, глядишь, и сам хорош будешь. Подняли меня. « Почему кабель не проложен?» Говорю: «Покажите место, мне некуда троллеи пристрелить. Не на задницу же прораба - севергазстроевца их цеплять. Я людей еще вчера мог вывести…»
Управляющий Севергазстроя думал, что я промолчу. Стушевался, начал мямлить…Так вот было.
От Сургута до Уренгоя тянется ЛЭП 500. Мы строили линию Уренгой – Пангоды – Надым 220 киловольт. Потом тянули промысловые линии. Все газовые промысла до девятого включительно подключали по постоянной схеме. Сначала опорами были металлические трубы, мы перепроектировали их на железобетонные. Они технологичны в монтаже. Буришь дырку в земле, в мерзлоте, засовываешь туда опору. Она конусная, двадцать два метра.
На «Нулевую компрессорную» линию построили, подстанцию «Морошка» сдали, потом от «Морошки» на аэропорт линию потянули. А там пойма и пятьдесят четыре незамерзающие протоки. Все проточки с отвесными берегами, метра два-три, не промерзают, съезда нет. Хоть по воздуху летай. Нашли выход: зимой завалили эти протоки лесом и снегом, зима как раз снежная была и выхватили объемы раньше срока месяца на полтора. А для Севера не то что полтора месяца, день иногда равняется году. Закончили до распутицы, до разлива. Не сумели б, не нашли выход – куковали бы до следующей зимы.
Когда строили линию на «Нулевую компрессорную» в районе треста Севертрубопроводстрой, в той пойме, у меня трактор ушел в болото. Я со своих снимал премии и все накрутки, если тракторист работал с закрытой кабиной и к форкопу не привязан «галстук», трос, выведенный на крышу и обмотанный за венттрубу. В Дивногорске и кабины снимал с тракторов. Там мы опоры по склону горы ставили, так нередко было, что трактора кувыркались.
Ну. так вот, шел трактор по болоту, зима, морозы стояли, а он провалился…Благо трактор лаптежник, болотник был. Между кабиной и краем гусянки щель есть. Тракториста ребята, которые за трактором шли, успели вытащить. У того в кабине унты остались, зацепились за что-то. Стали вытаскивать трактор. Сотка, новая. С неделю чухались. Я и палиспаст на пятьсот тонн раздобыл. «Стрелкой» вытаскивали, чтобы тащить с подъемом. Я всегда на новом месте требовал, чтобы это приспособление варили. Неделю возимся около трактора. Километров пять тросов порвали. В конце-концов посмотрел, что одной зарплаты мужикам плачу больше в день, чем «сотка» стоит. А у меня на спасении шесть тракторов задействовано было. Пришлось списать трактор. Может, лет через пятьсот откопают, кто-то диссертацию напишет.
Знаешь, бывало летишь по трассе на вертолете над газопроводом, посмотришь вниз – жуть берет. Чего там только нет: трубы, вагончики, трактора. Если собрать всю технику, что утоплена, Главк оснастить можно. Какая хочешь. И трактора, и машины. «Фиат-Аллес» сквозь воду в одном месте краснел. Глыба. А достать обойдется дороже, чем он стоит.
Вначале своего вагон-городка у нас не было. Люди мехколонны жили на газовых промыслах, В Пангодах, снимали разное жилье. Добился, нам выделили место под вагон-городок на Югре. Забили сваи. Проблем сразу возникло море. Тогда ведь главным производство было, а клубы, жилье, магазины, бани – это все на второй план отодвигалось, это было что-то внеурочное. Это по остаточному финансировалось. По согласованию с Дирекцией те деньги, которые мне выделялись на строительство притрассовых поселков, я в свой вагон-городок вкладывал. Все делал, чтобы у людей тыл был, чтобы, уезжая на трассу, не беспокоились мужики о ближних.
Бухгалтерия у каждого руководителя своя. Опоры я обычно зимой ставил. Летом в болото не сунешься. Это закон. Но опоры эти я никогда зимой не процентовал. Зимой шли дороги, лежневки, постройка притрассовых поселков, расчистка трассы. Летом, когда объемов нет, когда отпуска, вспомогательные работы, вот тут опоры и процентовал, вот тут и деньги…
Знаешь, наследство от прежнего руководителя получил гнилое. Чужой хомут, он всегда шею трет. Тот сам пил, и бардак развел в коллективе. Много лодырей, пьяниц, скандалистов пришлось уволить. А это нервы! Лодырь со всех сторон защищен…Постройком, партком, комсомол – всюду защитники, жалельщики. Но у меня железно: вышел на работу – работай.
До Надыма не только полмира объездил, по пол-Союза прихватил. Так вот люди с тех строек за мной ездили. Меня переводили, и они за мной, те, кто в меня верил, ехали следом. Бросали обжитые места, налаженный быт. Работяга, он и силен работой, когда работы много – он Человек!
Было у меня такое. принял я в Абакане мехколонну. Мороз всего два градуса, а на трассу никто не едет, не могут завести машины. День проволынили, два. Предупредил, что завтра в гараж приеду с кадровиком. Мне люди нужны были не для того, чтобы они задами батареи в гараже грели, не для работы на паркете, а на трассе. За это я деньги плачу. Приезжаем с кадровиком. Все сидят в гараже. То ли выжидают, то ли мое слово проверяют. У кого машина не заведена, кто не готов ехать – служебное несоответствие. Двенадцать человек уволил сразу. Что тут началось! Через пару дней комиссия приехала. И пошло словоблудие. Полнейшая демагогия. Что да как?! Людей воспитывать надо, учить…Кадрами нельзя бросаться…Этак и работать некому будет…А по мне, так лучше иметь трех надежных работяг, на кого положиться можно, платить им сколько заработают и еще сверх – вот и вся воспитательная работа. Седых сорокалетних да пятидесятилетних учить, только портить. Смешно, да они сами, кого хочешь, научат. Да у меня и не учебный комбинат, а производство. Мне километры и киловатты давать нужно.
Вот мы строили линию на Нулевую компрессорную. Сваи под опоры нужно бить шестиметровые. Это закон. Иначе брак. А у нас: чуть у сваи отказ, чуть застопорило – все, срубают, кусок бульдозером в сторону оттащат. И плевать, что потом будет. Сваебойщик ни за что не отвечает. Его не волнует, что обрубыш мерзлота потом наверх вытолкнет. Или опора поплывет. Такому работяге лишь бы наколотить, да в ведомости кусок пожирнее.
Я начал контролировать. Как найду у куста хотя бы один обрубыш, все, ребята. Перебить. В моих возможностях было куст сместить на десять метров в любую сторону. Раз заставил перебить, два, три. Всё, стали делать, как положено. Научились.
До оскомины надоели разговоры: рабочий – гегемон, творец…Да возьми любого рабочего. Он отработал свое, откидал, снял рукавицы, вымыл руки, не вымыл, и домой пошел. И все. Голова о работе у него не болит. А у меня круглые сутки. Днем, ночью телефон звонит. Самолет заправить нужно, электростанция сгорела, с трассы машина не вернулась. То ли обломалась в мороз, то ли замерзли в пургу, то ли запьянствовали. Сплошные нервы.
В молодости работал я сварщиком в ремонтно-наладочном управлении по ремонту энергопоездов. Варил котлы под давление 60 атмосфер, турбины. Зарабатывал в тятидесятые годы до трех с половиной тысяч. Громадные деньги. Голова ни о чем не болела. Съездишь в командировку недели на две-три, поработаешь ударно с продленкой по двенадцать часов, нагонишь средний и на отдых. Адресок оставишь с координатами, где тебя искать, и на юге пузо греешь до следующей командировки. Явишься к определенному числу, бригада собирается, инструмент складываем в кучу и поехали опять вкалывать.
У меня принцип был доверять людям. Нужно в такие условия подчиненных ставить, чтобы не только спросить с них можно, но и положиться во всем. Ценить людей нужно, дорожить.
Если стройка под боком в городе, прорабку из окна видно, кто, чем занят – это легко. Снял телефон, позвонил, да и пешочком сбегал, указание дал…А там, где все разбросано на сотни километров…
Вот мы строили трассу Ташауз – Ургенч. Три республики линия проходила. Таджикистан – Узбекистан – Казахстан. В Байконур из Душанбе нужно было через Алма-Ата лететь, в Каракалпакию через Ташкент. День в один конец самолетом. За тысячи километров участки – как вот там держать людей, которым не доверяешь? Причину придумать, почему не сделано, легко.
Строили мы сто пятьдесят километров линию электропередач в пустыне. Жара. Песок. Дали мне двадцать Уралов, а бензина нет, и по песку Уралы не ходоки. Предложили списанные военные БАТТы. У них своя проблема, ходовая через месяц-полтора, как нождаком обработана, горит. Идет БАТТ по бархану – пыль до солнца. Таскали ими опоры под мачты. На удавку и волоком. Ну, не на чем возить больше было. Пока дотащишь – металл отполированный, как зеркало. Неделю простоит опора – от ржавчины рыжая. Комиссия приехала, ходили, рядили. А тут еще буран поднялся, да такой, света не видно. Полетели после него по линии: где из-под опоры песок полностью выдут, бог знает на чем стоит, а в другом месте такой бархан надуло, что провода в песке оказались. Вот проблема! Как закрепить эти проклятые пески. Долго искали выход. И как всегда нашли в военном ведомстве…Привезли какие-то бутылки, распылили что-то возле опор, затвердело это что-то, вроде полимерной пленкой схватилось. Сверху с вертолета и не поймешь…
С Нурека до разборного водоузла несколько опор должны были пройти через хлопковое поле. Мои рабочие начали делать котлованы под основание, все согласно проекта, без отступлений. Потом смотрим, приехал председатель колхоза, раис, по ихнему. Следом за ним колхозная техника притащилась. Не разговаривая, все, что мы успели наковырять, молча стали закапывать. Чуть людей моих там не похоронили. Я в Душанбе, в трест звоню. С управляющим треста выезжаем к председателю. Они по-своему говорят, я молча сижу. Долго говорили, в конце концов пожали руки. Вышел мой начальник, я за ним. Сели в машину, поехали. Молчим. Отъехали километров тридцать. Остановились.
- Знаешь, опоры нужно передвинуть. Председатель покажет…
Передвинули мы опоры. Так ведь до этого план утверждали. Потом познакомился с председателем поближе. Низенький, круглолицый, шрам через глаз. У них басмачество до 1956 года было. Как-то спросил у него, сколько всего колхозников? Посмотрел на меня, хлопнул в ладоши. Подошел молодой таджик. Выслушал мой вопрос, ответил, что в прошлом году было восемнадцать тысяч, сейчас двадцать две тысячи. Видел, как зарплату давали. Сидят трое. Вызывают по очереди крестьян, те заходят. Раис посмотрит на вошедшего, а тот кланяется, кланяется, подумает и разрешает одному дать двести рублей, другому сто, кому больше, в зависимости от впечатления от вошедшего. Если тот начинал просить еще, ссылаясь, что детей много, одеть, обуть надо, послушав немного, морщился. Двое охранников выводили несчастного в другую комнату. Что там с ним делали – не знаю, но только возвращался он, низко кланялся, просил прощение за беспокойство. А другие не возвращались.
Раз он меня пригласил посмотреть виллу, дачу, называй, как хочешь. В лощине располагалась сие чудо, меж гор. Склоны гор лесом заросли, ручей со склон сбегает, быстрый, ревет аж. И дорога вдоль ручья. В горах раньше золото добывали или какую-то руду. Золото там жильное. Тянется полоса. Выбрали ее в базальте, кончилось золото, и шахту закрыли. Вот идем вдоль дороги. Железная дверь в скале. Открыл ее хозяин – черная «Волга». Сыну. Пошли дальше. Снова железная дверь. Белая «Волга». Другому сыну. И так четыре раза.
Ну, да бог с ним, с Таджикистаном. Там свое, у нас свое.  Строили мы межпромысловую линию с восьмого на девятый газовый промысел. Голое, продуваемое место, ни леса, ни сопок. Спрятаться некуда. Морозы за сорок. Я кинул туда ребят проверенных, и рабочих, и прорабов. Поехал посмотреть, как идут дела, добрался к ночи. Захожу к мужикам в вагончик, здороваюсь, никого не узнаю. Говорят – голоса знакомые, а лица задубевшие, почерневшие, в волдырях. Попробуй, поработай на морозе, на ветру, на верхотуре. Угроблю людей, думаю. Я снабженца в оборот: лети в Москву. Тот мухой слетал. Привозит 200 штук очков горнолыжных и масок. Полегче стало.
А как добирался до девятого промысла? Зимники на севере – убийство. Помню, едем, дорога – траншея, ни влево не свернешь, ни вправо. Метет, ничего не видно. Того и гляди, нырнем куда-нибудь. Я шоферу говорю: «Давай, я впереди, а ты за мной, только не дави…» Я трусцой впереди, он едет. Потом он трусил, я ехал. К Новому году промысел сдавать нужно было, так сплошные заседания, штабы. Надо, не надо – присутствуй.
О Владиславе Стрижове, генерале «Надымгазпрома», я уже наслышан был. Крутой мужик был. Много вокруг его имени накручено. Я с ним завязан по работе был. Как-то пришел к Стрижову, какие-то проблемы решать нужно было, только переступил порог, он встретил меня в бога-мать, дошел я до стола, молча повернулся, и ушел. Никаких вопросов. Второй раз пришел, опять он крупнокалиберно святыми поливает. Вы такие – сякие… Слава Богу, производственная школа у меня была не хуже его, я и с зэками работал, и на флоте служил. Ну, и открыл на него рот, и тем же матом. Он не ожидал от меня такого, сидит, смотрит, усмехнулся. Откинулся в кресле. Говорит, садись. Давай поговорим.
После этого отношения деловые были, до нежных не опускались, одним словом, партнерские, без подсидок. Правда один раз все управление их я без премии оставил. Авиаперевозки тогда Надымгазпром оплачивал. Оказалось, что они мне должны десять миллионов. Управляющий Стройбанка вызывает и говорит, что вынужден нас на особый режим финансирования перевести. А мне линию сдавать надо. Я в Москву, в приемную к министру газовой промышленности Оруджеву. Объяснил ситуацию. Оттуда целевым назначением двенадцать миллионов переводят мне. Пока я до Надыма добирался, Объединение эти деньги распихало. Я телеграмму в Москву: «Прекращаю работы…» Стрижова на ковер. Деньги нашли. Все их управление лишили годовой премии. Так после этого я по коридору Объединения боялся ходить, думал, укусит кто. Зато, когда деньги поступили, по двенадцать-четырнадцать бортов АН-12 садились. Круглосуточно работа велась. Металл сразу на полигон укрупненной сборки шел. Всласть наработались.
Взаимоотношения в городе налаживались постепенно. У меня в Свердловске снабженец сидел. Запчасти отправлял, металл. У него в городе все схвачено было. Вот он где-то оранжерейку нашел, и на восьмое марта отправил в Надым два ведра гвоздик. Большие такие, махровые. Дал я задание моим бабенкам из «бюстгалтерии», навязали они букеты. И в то бесцветочное время презент в Стройбанк. У стройбанковских от цветов глаза квадратные. Это не обычный набор из колбасы, шампанского и конфет. Благодаря вот таким нюансам знакомства завязывались.
В коллективе костяк должен быть. На кого в любом случае опереться можно, в кого веришь. У меня он был. Я всегда придерживался такого мнения: «Ребята, нужно сделать это к такому-то сроку. Стоить будет столько-то»…И все! А там хоть своими из собственного кармана расплачивайся. Сказал – сделай! Один раз надул, никакой веры не будет. Ты – мужик, штаны к чему-то обязывают.
В коллективе, конечно, не все гладко было. Особенно часты конфликты случались с теми, кто в Старом Надыме жил. Там у меня участок был, причал, база, орсовские склады, две вертолетных площадки, укрупнительно-сборочный полигон. И поселок. Само собой. От своей электростанции все запитано было. Один год зима выдалась морозная. Перегрузили станцию обогревателями, калориферами – сожгли. Дал вторую – сожгли. Дал третью…
На том участке были люди, в основном, старой закваски, те, кого по наследству принял. Требовать только мастера были. Чуть что, крик: «А! Мы тут мерзнем, а, наши мужья на морозе, а, все конторские себе гребут…»
Ну, и третью станцию сожгли. Больше брать неоткуда. Чрезвычайное положение. Полетел в Сургут. Кто-то подсказал, что в районе Нефтеюганска вмерзла в лед баржа и на ней есть ДЭС-200. Беру вертолет и туда. Нашли баржу. Вызвал вертолет МИ-6, на подвеску станцию забрали с баржи и прямиком в Старый Надым. Вертолет с подвеской летит медленно, люк открыт. Я задубел. Прилетели в Старый Надым – на площадке никого. Мороз 54 градуса. Пока я до вагонов добежал, все руки отморозил. Поставили станцию, подключили. Все нормально. Проходит день, и эту спалили.
Тут еще узнаю, что женщины письмо Брежневу Л И стряпают. Генерального секретаря  своими проблемами нагружают, подписи собирают : дескать, замерзаем, начальник, мерзавец, ничего для нас не делает. Все плохо, все такие-сякие…
Меня это до такой степени возмутило. Четыре станции за месяц сожгли. Я в Старый Надым поехал. Собрал всех. Зло обуяло. Киплю.
- Я вас всех бульдозером со всеми вашими вагонами и барахлом в кучу сгребу. Нет, чтобы утеплить вагоны, к зиме подготовиться, вы водку жрали, вам лень зады оторвать было, а теперь жалобы строчите. Все, мужики, у каждого из вас не по одному замечанию, теперь, малейшее замечание – без перевода на все четыре стороны…
Чехвостил, не выбирая выражений. Зал молчит, словно воды в рот набрали…
Так вот, знаешь, они сами через день где-то, то ли за бутылку купили, то ли украли где, но поставили станцию на 60 киловатт, и все нормально стало. Раньше двести киловатт не хватало, а теперь шестьдесят стало хватать. И больше ни одной жалобы.
И курьезы были. Не без того. Раз на мой адрес пришел вагон пивных кружек. Звоню, какой дурак их заказывал. Пиво в городе нет, а кружки есть…Правда, кружки все куда-то разошлись…Кружки это мелочи, угольные комбайны на промысла шли, зерноуборочная техника…И все это сначала где-то лежало, потом списывали, хоронили где-то в отвалах…
Мне легко работалось, потому - что у меня тыл крепкий был. Куда бы я ни ездил, жена всегда со мной ехало. Молча чемоданы укладывала, молча сыновей собирала. Когда знаешь, что после любых передрязг домой придешь, где тебя ждут – это ни с чем не сравнимо. Это отдушина, это только твое…
Мы не договорили с Олегом Ивановичем. Он улетал сажать огород на даче, мне пришлось несколько месяцев по больницам ходить. Осенью Олег Иванович обещал продолжить свой монолог. Но осень наступила уже без него…