Последний старец по страницам 69

*   *   *

      4-я панцерная дивизия выдвинулась длиннющей колонной к Мценску. Над старинным русским городом поднималось мутно-красное зарево. Это горело зернохранилище, которое, надо думать, подожгли «пархатые большевистские комиссары», со сладкой злобой взвесил Дитер. Находясь в командирской башенке своего Pz. Kpfw. III Ausf A, задрапированного полотнищем со свастикой, он ехал первым по этой глинистой, подернутой изморозью дороге, что уходила в черную щетку близкого леса. Позади, барахтаясь в грязи, лязгали гусеницами панцеры его батальона: 4 машины Pz –II Ausf . L ,   20 Pz -III Ausf . H  (один был оснащена устройством для дымовой завесы) , а также 10  чешских панцеров 38(t). Подразделение его танков первым должно было вступить в горящий город. С утра в штаб дивизии поступило радиосообщение от разведывательного моноплана «Физелер-Шторх». В нем говорилось, что на окраинах горят продолговатые здания, с виду напоминающие склады, в центре города, у церкви, наблюдается сутолока, а на главной площади, где на постаменте высится памятник какому-то большевику с вытянутой рукой, разносят магазин: жители выбегают с тюками и мешками.

   Позади танков растянулись огромные трёхосные грузовики «Хейншель». Они перевозили военные грузы. Их охранили бронеавтомобили Sd. Kfz. 231 M. Считавшиеся лучшими в начале 30-х, они безнадежно устарели. Их 20-мм пушки на башенках от Pz-II годились разве что против пехоты и легко бронированных целей. Их отличала низкая проходимость по русскому бездорожью. Несмотря на шесть колёс, закреплённых тремя осями, и полный привод эти машины считались в вермахте «дорожными» ещё со времён польской компании.

   Кроме того дивизия почти не имела тяжелого вооружения. Кроме двух 105-мм пушек К –18, а также 88-мм швейцарской зенитки от фирм «Рейнметалл-Борзинг - Бофорс» противотанковый парк располагал 48 штатными  Pak –35/36. Они легко пробивали 13-мм броню русских 26-тонных «Кристи» (БТ). С 300-400 метров эти короткостволые пушки могли поразить в борт и Т-34. Именно, могли…

   Первое, что увидел Дитер у двух возвышенностей, были две вспышки. Запоздалые хлопки донес ветер. Раздался металлический щелчок – его командирский Pz-III, оснащенный макетом орудия,  закрутился волчком. Было видно, как разматывается узкая полоса гусеницы с искалеченными траками. Она  напоминала шкуру от птеродактиля или аллигатора. Не дожидаясь команды, башенный стрелок застрочил из курсового пулемета. Но краем глаза Дитер заметил на обочине нехорошее оживление. Ломая редкие сосновые деревца, вдоль обочин (справа и слева) вынырнули с десяток «Кристи». Они имели странный вид. Их удлиненные корпуса, обтекаемые и продолговатые башни со звездами поразили воображение германского майора. Где-то он их видел. Но где…

    - Макс! -  заорал он стрелку. – Радируйте командирам взводов – пусть перестраиваются в боевой . Никакой «собачьей свары»!

   - Командир – в свою очередь завопил Макс. – Это 62-тонные! Они раскатают нас!

   Его голос потонул в череде разрывов. Сначала густо загорелся, источая черно-оранжевые клубы, идущий за ним Pz-II. Чешские панцеры вспыхивали как спички. Их клёпаная броня не выдерживала даже ударов по касательной. С болтов слетали шляпки – они ранили и калечили экипажи. Проносящиеся вдоль колонны «Кристи» расстреливали из поворачивающихся башен сыплющуюся из грузовиков и транспортеров пехоту. Их скорость на бездорожье составляла 80-100 миль в час. Такое германским панцерам и не снилось! Они вязли своими узкими гусеницами во влажном грунте. Садились стальными днищами в грязь. Такова была печальная картина блицкрига. Расположившиеся у лесистых возвышенностей русские бронебойщики и противотанковые орудия довершали дело.

   Через час над полем битвы, которое хотелось назвать побоищем, источали клубы 133 панцера. (Уцелел лишь штаб с командиром дивизии, который к удивлению многих панцер-офицеров так и не выдвинулся к городу.) Попытки принять организованный бой и перестроиться из походного порядка в боевой, ни к чему не привели. Русские не дали им этого сделать. Успехом не увенчалось применение 37-мм Pak., а также 88-мм Flak. –18 («Бофорс»). Последнее все-таки удалось снять с передка и привести в боевое состояние. Но юркий «Кристи» обошел тяжеловесную зенитку и расстрелял ее с тыла. Это был сущий ад…

   Первое, что увидел пришедший в себя (легко контузило близким разрывом 45-мм снаряда) Дитер, был догорающий «Хейншель». Остров грузовика извергал струи дымного пламени. Из него с шипением и свистом вылетали пиропатроны от сигнальных ракет. Разлетаясь в разные стороны, они грозили навлечь на жалкие остатки 4-й панцерной дивизии огонь своей же артиллерии, налет своих же штурмовиков или бомбардировщиков. Посреди двух сгоревших , с отброшенными башнями германских танков выпускало снаряд за снарядом Pak 35\36. В прогнутом шитке зияли пробоины от осколков. Приглядевшись повнимательнее, Дитер заметил цель. Это был обездвиженный русский «Кристи». Он стоял с повернутой башней и источал густые клубы черного дыма. 37-мм снаряды легко пробивали его броню.

   - Мы подбили Ивана! – радостно завопил офицер, измазанный до ушей липкой русской грязью. На голове у него топорщилась марлевая повязка с пятнами проступающей вишневой крови. Яркая струйка стекала по левой щеке. – Но надо… надо добить эту свинью! – офицер истерично захохотал. – Йорген! Я приказываю тебе, солдат: снаряд… забей ещё один снаряд…

   В следующий момент он виновато заморгал. Кулак гауптмана в черной шинели с розово-серыми петлицами врезался ему в подбородок. Затем Диггер ладонью в перчатке отхлестал его по лицу. Он автоматически понял: он видел этот «Кристи» в учебном фильме. Это был…БТ-7 М, но никак не 62-тонный.  Его бы не взял штатный снаряд 37-мм «армейской колотушки» или 35-мм «штуммель» панцера.

                *   *   *

Из воспоминаний Гейнца Гудериана:

“Подчиненная мне 2-я танковая группа, так же как и действовавшая севернее 3-я танковая группа генерал-полковника Гота, входила в состав группы армий «Центр».
Организация 2-й танковой группы была следующая:

- командующий - генерал-полковник Гудериан;

- начальник штаба - подполковник барон фон Либенштейн;

- 24-й танковый корпус - генерал танковых войск барон Гейер фон Швеппенбург;

- 3-я танковая дивизия - генерал-лейтенант Модель;

- 4-я танковая дивизия - генерал-майор фон Лангерман унд Эрленкамп;

- 10-я мотодивизия - генерал-майор фон Лепер;

- 1-я кавалерийская дивизия - генерал-лейтенант Фельдт;

- 46-й танковый корпус - генерал танковых войск барон фон Фитинггоф (Шеель);

- 10-я танковая дивизия - генерал-лейтенант Шааль;

- мотодивизия СС «Рейх» - генерал-лейтенант Гауссер;

- пехотный полк «Великая Германия» - генерал-майор фон Штокгаузен;

- 47-й танковый корпус - генерал танковых войск Лемельзен;

- 17-я танковая дивизия - генерал-майор фон Арним;

- 18-я танковая дивизия - генерал-майор Неринг;

- 29-я мотодивизия - генерал-майор фон Больтенштерн.

   Кроме того, в танковую группу входили армейские части: авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия генерала Фибига, зенитный артиллерийский полк «Герман Геринг» генерала фон Акстгельма.

Артиллерию возглавлял генерал Гейнеман, инженерные войска - генерал Бахер, войска связи - полковник Праун, разведывательную авиацию - подполковник фон Барзевиш (заменивший полковника фон Герлаха, который был сбит на третий день войны). Район наступления танковой группы в первые недели боевых действий прикрывали истребители полковника Мельдера.»

“24-й танковый корпус выступил из Глухова на Севск, Орел, имея впереди 3-ю и 4-ю танковые дивизии, за которыми следовала 10-я мотодивизия. На 6 октября воздушный флот обещал нам усилить прикрытие истребителями, и поэтому можно было рассчитывать на улучшение положения. С этого дня наша 2-я танковая группа стала называться 2-й танковой армией. Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить.”

   “Серьезность этого сообщения заставляла задумываться. Поэтому я решил немедленно отправиться в 4-ю танковую дивизию и лично ознакомиться с положением дел. На поле боя командир дивизии показал мне результаты боев 6 и 7 октября, в которых его боевая группа выполняла ответственные задачи. Подбитые с обеих сторон танки еще оставались на своих местах. Потери русских были значительно меньше наших потерь.

    Возвратившись в Орел, я встретил там полковника Эбербаха, который также доложил мне о ходе последних боев; затем я снова встретился с генералом фон Гейером и командиром 4-й танковой дивизии бароном фон Лангерманом. Впервые со времени начала этой напряженной кампании у Эбербаха был усталый вид, причем чувствовалось, что это не физическая усталость, а душевное потрясение. Приводил в смущение тот факт, что последние бои подействовали на наших лучших офицеров.”

   “4-й танковой дивизии на 9 октября была поставлена задача занять Мценск. Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях. Например, наш танк Т-IV со своей короткоствольной 75-мм пушкой имел возможность уничтожить танк Т-34 только с тыльной стороны, поражая его мотор через жалюзи. Для этого требовалось большое искусство. Русская пехота наступала с фронта, а танки наносили массированные удары по нашим флангам. Они кое-чему уже научились. Тяжесть боев постепенно оказывала свое влияние на наших офицеров и солдат.”

“11 октября. Одновременно в районе действий 24-го танкового корпуса у Мценска северо-восточное Орла развернулись ожесточенные бои местного значения, в которые втянулась 4-я танковая дивизия, однако из-за распутицы она не могла получить достаточной поддержки. В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех. Об этой новой для нас обстановке я написал в своем докладе командованию группы армий, в котором я подробно обрисовал преимущество танка Т-34 по сравнению с нашим танком Т-IV, указав на необходимость изменения конструкции наших танков в будущем. Я также потребовал ускорить производство более крупных противотанковых пушек, способных пробивать броню танка Т-34.”


*   *   *

   Первый бой полковника Катукова произошёл под Клеванью. Командуя в составе 8-го мехкорпуса генерала Рокоссовского танковым батальоном, он попытался остановить натиск 2-й панцерной группы. Вывел все свои 33 танка в лобовую атаку. По сравнению с германской бронетехникой БТ-5 с 13 мм и БТ-7 с 22 мм бронёй, вооружённые 45-мм пушками (командирские машины имели 76-мм) были верхом технической мысли! Но не тут-то было…

   К тому времени мехкорпус уже понёс значительные потери в людях и технике. Он бомб в первые же дни войны серьёзно пострадала матчасть. Корпус практически лишился служб снабжения, ремонтных мастерских, потерял значительное количество машин-бензовозов. У оставшихся оставался ограниченный лимит горючего – на одну-две заправки. Этого было явно недостаточно для скоростной, мобильной войны.

   Корпусной и дивизионный комиссары неистовствовали – требовали выполнить директиву Ставки №1. А в ней значилось – «обрушиться всеми средствами на врага», «границу не переходить». Ура, ура, ура!

   В полку, где служил Катуков, события разворачивались совсем драматично. Комиссар Добрышев подкатил на ГАЗ-61, раскрашенной по такому случаю в неровные, серо-зелёные разводы. Выйдя наружу, мрачно осмотрелся. Подозвал замазанного в горючем полковника, что в промокшем комбинезоне был похож на чёрта:

- Вы ещё здесь?

   Полковник оставался в положении «фрунт». Его глаза были скошены на почерневшие от гари щёки. Ресницы хлопали, как у лошади, отгоняющей от себя жирных слепней. Он и впрямь не знал, что сказать комиссару. Их институт, упраздненный Сталиным за ненадобностью (приглядывали с гражданской войны за военспецами из бывших старорежимных офицеров), «реанимировали» после боёв на Карельском перешейке, когда ряд командиров, отдавая противоречивые, вредительские приказы, довели Красную армию до «белого каления» бессмысленными потерями.

- Не слышу, полковник? – рука Добрышев скользнула к клапану кобуры. – Или в молчанку будем играть?

- Товарищ полковой комиссар… - засопел себе под нос полковник. – У нас некомплект в матчасти. Заправка только на один бой! Двигатели сильно изношены при переходе. Предлагаю занять оборону – скрыто рассредоточиться и огнём из засады их…

- Что я слышу?!? – страшно округлил глаза Добрышев. – Командир доблестной Красной армии, коммунист сомневается в силе наступательного порыва! В решениях партии! В директиве за подписью товарища Сталина! Так?

- Так, разъэдак… - горько хмыкнул полковник. -   Ты меня не стращай, Добрышев. И твою машинку я не боюсь. Ребят жаль, - он осмотрел мальчишек-танкистов, копошащихся у вытянутых, с «клювами», корпусов «бэтух». – Угробим все танки.  У нас ни разведки, ни прикрытия с воздуха. Надо переходить к обороне – товарищ Сталин всё поймёт, всё простит…

    Кобура раскрылась. Из неё в руке Добрышева выпорхнул иссиня-воронённый пистолет ТТ.

- Иуда! По чём продался врагу?!? Застрелю, если хоть минуту помедлишь! Ты слышал? Вперёд – до подхода главных сил захватить город. Удержать…

   Полковой комиссар был неумолим. Он выполнял приказ другой «жертвы сталинских репрессий» - комиссара 1-го ранга, начальника политуправления  КВО Вашугина. Именно этот субъект своими приказами дезорганизовал боевые действия 8-го и 22-го мехкорпусов, заставив их командование, под угрозой расстрела, идти в бой без должной разведки и по частям. Вскоре, «не вынеся груза ответственности», Вашугин застрелится…

   В этом бою Катуков потерял все свои 33 танка. Столкнувшись в лобовой атаке с германскими панцерами, он тут же отметил всю слабость блицкрига. Скоростные БТ имели свободу манёвра. Они успешно поразили в борт даже Pz-IV, который считался в панцерваффе средним танком. Хотя обладал фактической бронёй в 17 мм ( с башенной «бронеюбкой» она была 30 мм). Но тут же столкнулись с «ежом». Так в вермахте называли противотанковую оборону. Панцеры, выяснив, что противник сильнее, оставили на поле боя горевшие машины. Они  немедленно рассыпались и ушли. Катуковцы столкнулись с 37-мм пушками. Исход такого поединка был предрешён. Снаряды «Бофорсов» дырявили тонкую броню «руссише панцерс». Залёгшая инфантерия расстреливала боевые машины из противотанковых ружей, ружейных гранат, забрасывала противотанковыми на длинных рукоятках. С флангов возобновили свой «дранг» маломощные танкетки с 20-мм пушками, со спаренными или курсовыми пулемётами.

   Под прикрытием огня уцелевших бронемашин, катуковцы перебежками, скачками, а то и по-пластунски покидали проклятое место.  Полковнику опало брови и ресницы – он вытаскивал сквозь нижний эвакуационный люк механика-водителя. А в небе уже повисли чёрные точки пикировщиков. Они принялись утюжить боевые порядки нашей пехоты, что спешивалась с полуторок. Положительно – войну надо было начинать не так…

   Вечером, когда с полей сражений несло гарь подбитых машин с распущенными гусеницами и сорванными башнями, Катукову доложили, что взятый в плен панцер-офицер просит позвать «руссиш командир». Он сильно обожжён и умирает. Напоследок хочет сказать что-то важное.

   Хмыкнув, полковник отправился к нему. На брезентовом чехле, рядом с трупами наших ребят в опалённых синих комбинезонах, с обгоревшими, как головешки лицами с красно-белым «фаршем», лежал германский офицер. Чёрный короткий мундир был распахнут на груди, что спеклась от крови. Руки и левая часть лица покрылась зловонной, желтовато-чёрной коркой.

   «…Ви есть старший здесь, в этот часть? – неожиданно обратился он по русски. – Сядьте здесь. Не бойтесь, командир. Я есть немного говорить по русски… Учиться в ваш танковый школ в Казань. 1920-й год. Как плёхо, что мы есть воевать с вами! Воевать друг с другом! Отшень  плёхо…»

   «Вот именно, - не моргнув опаленными ресницами, вымолвил Катуков. -  Такого же мнения, герр-хер хороший. Какого ж рожна надо было лезть? Вы о себе подумали? О своей Германии? О детях…»

   «Не надо ругаться, - сморщенные, треснувшие губы панцер-офицера изобразили подобие улыбки. – Я не есть нацист. О, нихт! Я есть дружить с ваш командир с Казань. Знать комбриг Кривошеин. Знать Жуков. Он есть приезжать в Казань. Знать в Москва один русски монах. Он жить до сих пор в лавра… Сергиев посад… Передать ему от меня привет. Сказать: «мальчик» не забывайт этот встречь. Он хотеть ещё по линий 401. Ви запомнить? Это важно для России…»

   Катуков почувствовал, что перестаёт дышать. Он произвольно коснулся чудных серебристого басона петлиц на розовой подкладке этого гитлеровца:
   «Ладно, не бойся. Передам… Я тоже в 20-м проходил в Казани стажировку. Ты в какой группе обретался?»

   «Я быть в закрытый курс. Нас расположить в «Интурист». Возить на занятий по ночам. Только ночь. Kaine shanse! Geheime…»

    Я те дам, «гехайм-нехайм», чуть не сказал Катуков. Но вовремя спохватился: это слово по немецки означало не только гестапо или тайную государственную полицию, но – «секретно». Уж что, что, а секретностью нас не удивишь. Кого хошь сами ею сразим.

   «… Я совсем умирайт! Очень скоро, - продолжал уже как заведённый немец. Камрад! Руссише! Возми в мой карман внутри. Там  мой документ. Мой письма жена и сын. Передать всё в ваш разведка генштаб. Geheime nixt! Vershein? Я давно работать на вас. Я верить тебе. Ты есть друг. Но у вас есть враг. Он есть у Хозяин. Совсем –совсем… Ты понимайт? – чёрные, обгорелые руки немца потянулись ко рту Катукова. Пальцы с белыми, с сочащейся сукровицей ногтями коснулись небритого подбородка.

   Тот кивнул. Сердце сжалось. Как будто хоронил своего парня-танкиста в зыбучих песках на Халхин-Гол. Как будто это был он сам… А вокруг, правда на почтительной дистанции скапливались младшие командиры и бойцы. Возле уцелевших «бэтух» и «тешек» 9-го мехкорпуса. С помятой бронёй. С отверстиями от вражеских снарядов и дульных гранат.

   «…Я видеть сороковой год во Франций – разве это война? – шептали губы немца. – Я быть в Польша – получить из рук Хайнц Гудериан Рыцарский крест! Это быть не война – короткий прогулка… Русски танкист давить мой горящий панцер. Как скорлупу орех! Я видеть русский пехот под Сокаль! Они идти на нас со штыком! Это – война! Это - гибель рейх! Это есть… Hitler kaput! Itch Douche Ferfluht? Mein Veben! Mein Liber Muter…»

   Раньше надо было кумекать мозгами, гнида фашистская. Эта мысль чуть было не вырвалась наружу, но Катуков вовремя прикусил язык. Вскоре на БА-20, покачивающемся на рессорах, с круглой пулемётной башенкой, прибыл делегат связи от 20-го мехкорпуса. Они спешили на выручку. Тоже не знали, что творится кругом. Питание у раций на исходе. До войны сколько было запросов в штаб фронта – пополнить аккумуляторы. Без толку! Подошло 400 танков с пехотой и артиллерией, что тащились во вторых эшелонах. Половину личного состава и матчасти потеряли в двухдневном марше – не давали покоя вражеские пикировщики. Наши «ишаки» летают нерегулярно и плохо. Да и сражаются не лучше. На один немецкий самолёт приходится два, а то и три наших! А всё «не будем фигурять», лозунг товарища наркома ВВС, 30-летнего генерала Пашки Рычагова! Мать его за ногу… Доучились на парадах петли да скобы делать, а боевую подготовку свели до минимума. И самолёты крылом к крылу на аэродромах поставили. Вот теперь и пожимаем… Лишь АДД, ТБ-3, ТБ-7 да ДБ-3ф, грузно вращающие лопастями четырёх двигателей, вместо положенных пяти (!?!) барражируют часто за линию фронта. Бомбят переправы, дороги да скопления противника. Бомбовая нагрузка у них высокая – по сто осколочных «игрушек». Но без пятого двигателя им не набрать недосягаемой для «мессеров» и зениток высоты! Их же спаренные блиссеры под винтовочный патрон бессильны против металлической оболочки Bf 109.

   На рассвете тяжёлые, средние и лёгкие «руссише панцерс» волнами обрушились на позиции врага.  Воздух снова наполнился воем сирен: пикировали Ju 87 D. С хищно расставленных крыльев срывались бомбы. Расположенные возле кабин пушки обстреливали очередями  БТ и Т-26.  Сверху сыпались частым дождём латунные продолговатые гильзы. На излёте они пробивали голову танкистов, что высунулись из люков. КВ-1 с линкорными башнями старались огнём из своих 152-мм гаубиц подавлять противотанковые батареи в капонирах. Катуков, возглавивший остатки 2-го танкового батальона своей мехбригады, усиленного трёхбашенным Т-35 и двумя «тридцатьчетвёрками», пересел в пушечный бронеавтомобиль – только в нём было приёмо-передающее устройство ТПУ-7. Они сумели прорваться сквозь гибельный огонь с фронта и флангов. Потеряв почти все «бэтухи», расстреляли грузовики снабжения вражеских батарей.

   Но в Раззивиловском их ждал неприятный сюрприз. Вдоль мощёной улочки, где особенно не развернёшься, «коллеги» установили длинноствольную зенитку. Та одним выстрелом пробивала 48-мм броню Т-34. С окон готических домов под черепицей с мансардными стёклами летели длиннорукие гранаты и бутылки с «молотовским коктейлем». В башенку БА-10, что, ломая заборчики и подминая клумбы, пытался объехать и поразить злосчастное орудие, угодил небольшой стальной цилиндрик. Группа немецких солдат, укрывшись за фонтаном, выпустили ещё одну ружейную гранату. Из винтовочного ствола, оставляя за собой кометный хвост, с шипеньем вылетела новая «петардочка». Шаровой механизм башни тут же заклинило, орудие и спаренный с ним ДП были искорежены. Отстреливаясь их ППД и пистолетов, экипаж машины боевой оставил броневичок. Вновь, передвигаясь ползком и перебежками, они стали пробиваться к своим. На перекрёстке Катуков увидел – стоящий гигант Т-35. Он отстреливался из 67-мм орудия головной башни. Башня с 45-мм пушкой была сплющена и провалена. Из корпуса дымило… На противоположном конце улицы, лязгая по булыжнику траками, катила немецкая «крестовая» самоходка. Длинноствольная пушка за широким стальным щитом выбросила треугольник пламени. Снаряд ударил в гусеницу гиганта. А из подъезда выбегали кое-какие недобитые местные. Недовысланные тоже. С топорами, дробовиками и бутылками, заполненными до краёв мутной жидкостью. Запаливали просмоленные «язычки»...

    Отступая с границы, Катуков впервые задумался о тактике боя из засады. Во многом, благодаря кровавому уроку. Немцы сами подсказывали ему тактику. Сперва – «артисты» (так он называл отвлекающую группу) имитируют лобовую атаку. Подобно немецким «коллегам», в случае опасности, уходят назад, где сосредоточились танки и ПТС, скрытые в засаде. Причём, перед наступающим врагом, если позволяет время, отрываются «декорации»: ложные артиллерийские и пулемётные ячейки. Изготавливаются по ситуации макеты пушек и пулемётов. Увлёкшись погоней, панцеры, оторвавшись от инфантерии и противотанковых орудий, ввязываются в бой с чучелами. Затем… У Катукова, измотанного в боях, потерявшего многих товарищей и боевую машину даже спёрло в ушах! Можно применить систему «артиллерийских мешков». Создать систему перекрёстного огня из батарей, одиночных орудий, вкопанных и подвижных танков, что укрыты в засадах. Так, располагая меньшими силами, действуя по-суворовски «побеждай не числом, а уменьем!», можно уничтожить целое танковое соединение врага при минимальных потерях.

   Пробираясь по лесам, болотам и долам до Смоленска, Катуков материл то, что накануне войны преподавалось в военной академии и на командных курсах. Упреждающим ударом, уничтожить, сокрушить… Это походило на тактику «перманентной революции» в исполнении  «товарищей» Троцкого и Тухачевского, коих Катуков действительно считал врагами трудового народа. Это надо же, додуматься – вести войну за освобождение рабочего класса «на чужой территории и малой кровью»!?!  В финскую тамошние пролетарии к этому отнеслись крайне негативно – освобождению и присоединению к СССР. Не получилось воевать ни малой кровью, ни на чужой территории, хоть и была захвачена Карелия. (Ликвидирован опасный плацдарм для возможного вторжения в ленинградскую область, по причине которого «колыбель революции» долгое время оставался приграничным городом.) Упреждающим ударом авиации и артиллерии сокрушить врага в развёртывании… Хорошо! Если не получилось – как дальше? Вот он нас и сокрушил, а мы? Только наступлению научены, а он в обороне себя сносно чувствует. Нас же обороне учили лишь в тактическом смысле. Считалось, что глубокая, эшелонированная оборона и тем более отступление – пережиток буржуазной стратегии. За такие мысли можно было загреметь в «отдалённый курорт», что на севере.

   РККА накануне войны располагала 14 200 танков.  В первые месяцы боёв потери составили до  12, 2 тысяч. Причём большинство танков было не уничтожено в боях, но  брошено из-за нехватки горючего и ремсредств. Склады развёрнутых близ границ соединений проутюжила в первые часы вражеская авиация и артиллерия. Но у действующей армии оставалось еще 2 тыс. Кроме это 8 000 боевых машин расположились  во внутренних округах. Немцы тоже понесли серьезные потери.  Так в наступательной операции «Тайфун» приняло участие лишь 1700 с небольшим «роликов» из  3 350. Для перевеса в силах пришлось оставить попытки взять штурмом город-крепость Ленинград. Часть «панцерс» из группы армий «Север» были в срочном порядке переброшены на центральное направление. Приданы частям 2-й, 3-й, 4-й панцерных групп. Вследствие этого они получили горделивое, но насквозь дутое название «танковые армии». Так был достигнут перевес – 1700 единиц бронетехники… Учитывая, что половину из них по прежнему составляли танкетки Pz I с 7,62 мм «противотанковыми» пулемётами, а другая половина была представлена сотнями Pz II с 20-мм  пушками, такое преимущество  могло выйти боком. При умелом противодействии! Но его как враз-таки не было.

   Кроме того, советская промышленность выпускала несколько сот танков в месяц. Поэтому даже после ужасающих потерь Красная Армия сохраняла превосходство в танках перед противником. Правда,  на итогах боев это все равно не отразилось.

   «Дело в том, что «танки новых типов при получении их частями ставились в НЗ, в учебно-боевой парк выделялось буквально по несколько машин (по состоянию на 1-е июня 1941 г. общее количество Т-34 и КВ, выделенных в учебно-боевой парк, составляет 67 КВ и 37 Т-34 на все западные округа, то есть на 1301 танк новейших типов). И такое положение дел было вполне оправдано, учитывая ничтожно низкий - менее 100 моточасов - моторесурс дизелей В-2 в 1941-м году». Дальше мы увидим, каков был реальный моторесурс...» - так объяснил причины низкой боеспособности советских войск один современный исследователь.