Артиллерийский маразм по тухачевскому 15

Заметим, что в боекомплект германской артиллерии любых калибров шрапнель не входила. Немцы не желали брать её в номенклатуру боеприпасов. То бишь можно предположить, так как их мемуаристы хранят на эту тему глубокое молчание: изначально тактика рейхсвера и вермахта строилась на блицкриге – молниеносной войне. Войска противника разрезанные стремительными контрударами по сходящимся направлениям, оторванные от своих оперативных тылов, следовало методично уничтожать всеми огневыми средствами, из которых миномёты, гаубицы и пехотные пушки 75 и 105-мм находились на первом месте. Безусловно, зарявшегося в траншею пехотинца чрезвычайно трудно достать осколками полевой пушки, чей снаряд не клюнул, а упал плашмя. Гаубичный снаряд, ударивший в траншею, хоть и выбросил половину осколков в её стенки, но другую половину рассеял-таки по «каналу», где присели или залегли вражеские солдаты. Для большинства из них такое приземление такого «чемодана» закончится тяжёлыми ранениями или смертельным исходом.

Но задумаемся вот о чём: в использовании шрапнели могли бы помочь взрыватели мгновенного и замедленного действия. Тем более, что их можно было расположить…

В частях РККА на батальонном уровне подобные задачи – молотить спрятавшего противника по навесной траектории – выполнял 120-мм миномёт образца 1938 года. Считается, что он ни в какое сравнение не шёл с «18», но это не так. Во-первых, мины его обладали большим осколочно-фугасным эффектом. Единственным недостатком советского «вундарваффе» было то, что это был всё-таки миномёт, исключавший пушечную стрельбу по настильной траектории. Но в вермахте и СС подобных артсистем не было вплоть до 1943 года. А с указанного срока их стали срочно выпускать и вводить, причём, по захваченным советским технологиям. К другим недостаткам обычно причисляют скорость транспортировки по шоссе: у 75-мм она достигала 50 км/ч, а у 120-мм миномёта, видете ли, равнялась всего 35-ти. Но здесь уместно только пошутить в том смысле, что на войне не всё приходится делать по шоссе – чаще всего, по бездорожью… А там даже подрессоренный ход германской лёгкой и пехотной не срабатывал. Кроме того Широкоград отмечает, что допустимое отклонение на дистанции 2 км у нашего чудо-оружия составляло 4 метра, а у германского – всего 2 метра. Но и здесь стоит горько пошутить, что пехотинцу, собственно – всё равно, с какой дистанции  обрушился град осколков. Ему  будет легче,  если они его изорвали в клочья с 2-х или 4-х метров? Летальный исход останется один и тот же…

Другое дело, что – представим: была бы массовой дивизионкой РККА 76-мм Ф-22(УСВ), у которой угол настильного огня такой же, что у лёгкой и пехотной «18». И наряду с 120-мм миномётом эти артсистемы вдое увеличили бы огневую мощь дивизий РККА над германскими дивизиями. Но ситуация на 1941 год выглядела примерно так: на четыре 76-мм полковушки образца 1927 года (ВН 4,50) приходилось  шесть германских полковушек 75-мм (ВН 750). Разница, конечно небольшая, но учитывая ограниченный вертикальный угол у нашего орудия, на первый взгляд, – ну, очень существенная. То, что наша полковушка могла добросить снаряд до цели «клевком» с расстояния 13 км, а германская – с 3 км, выглядит как полный конфуз Грабина и советской полковой артиллерии…   И первой же мыслью у исследователей, у того же Широкограда с Мухиным, встаёт «железобетонное» – наша полевая  артиллерия палила куда попало, только не по противнику, была годна ислючительно как ПТО и для стрельбы шрапнелью.

В эту статистику привычно и по сложнообъяснимой для нас тенденции упорно не включают 16  полевых гаубиц 122-мм образца 1909/37 гг. («лубки»), у которых угол ВН составлял +450. Напоминаем, что они были придана артполкам дивизий и насчитывали в целом 16 единиц. Обладая приличным походным весом (2510 кг) на передке, большим,чем у с  10,5cm sIG 33 и схожим с Ф-22 (УСВ), это модернизация Грабинской мысли обладала и приличной скорострельностью – 16-20 выстрелов в минуту. Заметим, что 122-мм могла швырять снаряды «клевком» на максимально-короткое расстояние – 5 км. Всего на 3 км больше, чем у «18»! Но речь идёт не о полигонных стрельбах, но – об интенсивном огне в боевых условиях, когда за каждой пушкой идёт настоящая охота. И приличное расстояние в данном случае – куда большая защита, чем возможность точно «клюнуть» с короткой дистанции, после чего твой капонир будет изгвоздан минами калибра 82-мм или 120-мм. Или дальнобойными снарядами того же калибра. Что же до приличного веса «лубка», то, во-первых, как уже говорилось, он обусловлен был однобрусным кованым лафетом и избыточно-тяжёлом щитом в 50 кг. И то, и другое подлежало немедленной модернизации, как и неподрессоренные колёса, но со всем этим ГАУ было несогласно. Что это было, вредительство или шпионские мероприятия – пусть решает читатель…

Скажем несколько слов об организационной структуре германских дивизий различных классов, после поступления в них 75-мм le.IG.18. Как уже говорилось, вся артиллерия в рейхсвере, а затем в вермахте была не дивизионного, а полкового подчинения. На удивление и вопреки шаманским завываниям иных авторов, что немцы засыпали головы красноармейцев и прочих «пуалю» с «томми» снарядами этих «вундер-пушек», их в полковые штаты поступило не очень много. Так, после 1935 года превалирующей в вермахте становится танковая дивизия. К 1939 году их создано целых три и создаёт их генерал-полковник Фридрих Паулюс, будто бы самый прогрессивный из всех своих коллег. Но на одну танковую дивизию приходится всего 22 легкие пехотные пушки! В лёгких пехотных дивизиях (аналог обычных пехотных, без бронемашин и бронеавтомобилей) 75-мм были даже в ротном подчинении. На каждую роту их приходилось всего по два (германская дивизия комплектовалась из восьми полков), а всего их по штату полагалось 16. В горно-егерских дивизиях, где арсистема распределялась по такой же организации, 18-х было и того меньше – всего 14. В стандартных пехотных дивизиях вермахта и СС их по штату было поболее – до 20 единиц.

Самым незначительным оснащением 75-х подвергались охранные дивизии, которые хоть и принадлежали к вермахту (были, правда, охранные дивизии СС), но выполняли те же функции, что и войска НКВД по охране тыла. Чудо-пушки (с большой натяжкой, конечно!) там насчитывали всего… 6 штук! Всего по две «18» было придано разведподразделениям, которые представляли собой группы на мотоциклах, бронемашинах и бронетранспортёрах.  А знаете, где было «18» больше всего? Вы наверняка не поверите, но – в кавалерийских дивизиях! Там их полагалось иметь до 28. И это вопреки сложившемуся мифу о наших маршалах-лошадниках вроде Будённого и Ворошилова, что млели перед пулемётными тачанками и видели Красную армию исключительно на быстроногих лошадках.

Интересные данные о потерях. Так с 1 декабря 1941 по 24 февраля 1942 года вермахт из более 6 000 le.IG.18 потерял на восточном фронте 540 единиц. А потери 37-мм Pak.35/36 с июня по сентябрь 1941 года составили более 3000. Это при том, что обе артсистемы были рассчитаны на борьбу с вражескими танками. Но повторимся – у 75-мм вся эффективность  выстрела строилась на крутой баллистике. Низкие противотанковые характеристики осколочно-кумулятивных боеприпасов не позволяли бороться с Т-34 и тем более КВ.

Таким образом кроме качественных характеристик артсистем надобно добавлять ТТХ боеприпасов, из которых ими стреляли. И задаваться вопросом, а почему…

Получается, что основным принципом советского тактического боя было – уничтожить противника артиллерийским огнём с дальних (с 13 км – для полевой артиллерии) дистанций. Иначе, как тогда понимать, спросите вы, а вслед за вами я, установку Грабиным ЗИС-3 на лафет с горизонтальным наведением в 380? А 76-мм полковушку – на лафет в 240? Это, если не верить в заговор «тёмных сил» (по М.Солонину), которые упорно не желали производить модернизированную трёхдюймовку с крутизной снаряда в 750. Советские артсистемы, аналогичные пехотным германским, стреляли по навесной траектории лишь с дистанций от 5 до 13 км, тогда как у вермахта и СС «полковушки били с 3 км.

Было ли это лучше или хуже? В условиях боя, когда пехота стремительно атакует и вырывается вперёд, чтобы захватить и удерживать рубежи, огонь артиллерии нужно постоянно точно корректировать. Делать это практически невозможно голосом и по цепочке, тем более через курьеров (делагатов) связи на мотоциклах, вездеходах, БТРах и лошадках. Для таких функций уже со времён Великой бойни 1914-18 гг. использовалась проводная и радиосвязь. Чем быстрее доложат в наушники или в мембраны трубок ориентиры целей (расстояние до них и координаты расположения на карте) – тем быстрее и эффективнее обрушит на них град снарядов и мин артиллерия.

Дроздов Евгений Парфенович вспоминает по поводу связи на войне:

«Единственным средством связи с большими отрядами был телефон. Характерен следующий эпизод. Прекратилась связь с отрядом Госпрома. Два посланника связиста погибли, третий связь восстановил, но не вернулся, полагая, что он ранен командир взвода связи послал по линии двух связистов, которые обнаружили своего товарища. Правая рука по плечо была оторвана миной, оборванный кабель он держал в зубах, придерживая левой».

Вот так приходилось военным связистам на войне! Конечно, радиосвязь была значительно лучше. Но в таких случаях иные исследователи хвалятся за немцев: у них де была мощная радиоразведка и служба перехвата…

Здесь необходимо учитывать, что помимо привычной артиллерии существуют артиллерийские снайперы. Так называемые контрбатарейные взводы или роты. Чьи задачи схожи со снайперскими или истребительными – уничтожать вражеские батареи. Когда радиметрическая, авиационная или наземная разведка докладывает об обнаружении вражеских орудий или миномётов, то задача контрбатарейщиков – в секунду нанести мощный удар по заданным координатом и сменить позицию. Говорить не приходится, что контрбатареи должны быть высоко мобильны и обслуживаться наиболее опытными артиллеристами. И вот представим, что обнаружена германская 20-орудийная батарея 75-мм в 3-х км от нашего рубежа. Конечно, хлопки от её выстрелов в шуме боя едва слышны и вспышки выстрелов из тупых рыльцев стволов едва видны. Да и сами пушечки величиной в 1600 см, особенно, в укрытиях, не слишком заметны. (Чего не скажешь о разрывах их выстрелов – блики красного фосфора как красные растения уэлсовских марсиан…) Но тем не менее батарею разведка засекла – с дистанции 13 км по ней «долбанули дивизионки ЗИС-3 или Ф-22 (УСВ). С дистанции 5-8 км – 122-мм гаубицы «лубки». Первые артсистемы вряд ли будут накрыты ответным огнём. Их на прилично-удалённом расстоянии не очень-то видать и слыхать, если над их позициями тут же не принялся кружить корректировщик «рама». А вот германские полковушки могут попасть и «под раздачу». Они – в боевых порядках наступающих, на которые с неба и с земли сыпется всевозможное железо. Как прицельно, так и не прицельно – они могут стать жертвой обстрела как дивизионной, так и гаубичной артиллерии. Кроме того даже с дистанции 13 км орудийный капонир можно засыпать двумя сотнями шрапнельных пуль, которые кого-то да заденут. А германская «18» и этого не сможет, так как её желаемый предел – 3 км. Она является узкоспециальной системой поддержки пехоты в бою, с частичными функциями полевой пушки. Основная же её задача – настильный обстрел укрывшегося противника с близких дистанций. На которых для неё – повторимся! – будут опасны даже вражеские снайперы, что имеют обыкновение забираться в тыл и стрелять из засад.

И, честно говоря, когда пишут про злых чекистов и особистов СМЕРШа, что «выловливали» за восхваление германского оружия – становятся понятно, по какой причине это происходило. Вернее, почему так шокирующе воздействовали на человеческую психику параметры германского вооружения. Откуда появились легенды про пехоту с засученными рукавами, поголовно вооружённую «шмайсерами», тяжёлые танки с белом крестом ещё в 1941 году. Как изрёк Иозеф Геббельс: «Солги посильнее и что-нибудь от твоей лжи да останется».