Солнце на стекле

Нинина лапка опустилась на промежность любимого и деликатно потискала. В промежности все спало и после шестого раза пробуждаться не желало. Нинка посетовала на злое…ю долю, ибо натуру свою таковой не считала, и прикрыла глаза. Поскучав несколько минут и окончательно утратив надежду впасть в сон или заняться любовью, Нина потрепала Андрюхину малосодержательную шевелюру, в ответ на что, он тут же ступил на путь протрезвления ото сна. Оно и понятно - бывало, бывало, когда Нинины цепкие ручки, в ходе бытовой полемики, добавляли волосяному покрову Андрюхиной головы, эту самую малосодержательность.
"Что, что надо?!" - всхрапнул ошалело-полупроснувшийся Андрюха.
"Вставай ледащо ты мое, хватит вылеживаться, пошли на пляж досыпать".    

На песчаной сковородке, которую природа расположила на берегу залива, солнце деловито поджаривало пляжников. Пляжники, а по большей мере пляжницы, ибо активные  пляжующиеся были представлены в основном ими, были разбросаны  на пространстве сковородки, и представляли собой зрелища разнообразные по части фигур, лиц, причесок, комплекций, но с одним желанием, - стать негритянками. А иначе чем объяснить, в прямом смысле горячее, не так чтобы пламенное, но почти дымящееся желание, обрести темный цвет кожи, и терпеливо сгорать от нетерпения и солнца в ожидании этого свершения. Кстати, я где-то читал,  что некоторые негритянки, с помощью каких-то химических хитростей становились белыми. Вот уж действительно на вкус и цвет…
Мужики же присутствовали, по большей части, в качестве искателей пляжных знакомств, сопровождающих лиц при пляжницах, или детей различных возрастов.
Знакомая пара нашла местечко среди готовых к обугливанию граждан и гражданок, и Андрей тут же восстановил прерванный любимой сон. Любимая сбегала в речку и, улегшись рядом, принялась обозревать местную публику. Публика была уже в той степени разморенности, которая стирает индивидуальные личностные отличия и приводит всех поджаривающихся на песочной сковородке к единообразному дремотно-расслабленному состоянию. Наша героиня собралась было приобщиться к этой пляжной истоме, но тут ее внимание привлекла проворная фигура пожиловатой дамы  резво шныряющая между членами пляжного общества. Довольно скоро, Нина отметила, что тетку интересуют не все члены, а лишь обладатели и обладательницы пустых, или бывших на пути к опустошению, бутылок. В первом случае, дама как коршун набрасывалась на ставшую бессодержательной тару, и, не спросив разрешения, со словами льстивой благодарности вцеплялась в нее и прятала в обширную сумку, где вновь прибывшую ожидали ранее подобранные сестры. В случае если пустых бутылок не обнаруживалось, собирательница, словно шакал вокруг поедаемой львами жертвы, кружилась вблизи пребывающих в процессе употребления напитков граждан, и терпеливо дожидалась, пока процесс этот завершится, чтобы захватить новую добычу. Иногда нетерпение дамы достигало такого градуса, что она почти выхватывала не совсем допитую бутылку, или показывала всем видом, что текущий владелец бутылки задерживает делового человека.
"Вот сука наглая, - резонно отметила Нина, и, видимо, придя к необходимости конструктивных воспитательных действий, добавила, - ну погоди." Она извлекла из сумки бутылку еще прохладного пива и неторопливо откупорив, стала лениво отпивать прямо из горлышка запрокинутой повыше емкости.
Наконец охотница за тарой заметила цель. Она, само заискивание, приблизилась к Нине и заученно-стандартно, попросила бутылочку. Нина опустила бутылку и, посмотрев серьезно на вопрошавшую, назидательно сказала: "Ты тетка, если уж взялась клянчить, так не наглей, а то блин, изо рта вырываешь.  Хрен тебе, а не бутылку".
"Жлобиха" - услышала в ответ Нина. Ее взгляд тут же приобрел ледяной оттенок, лицо стало неподвижным, соседние пляжующиеся почувствовали пробежавший по их спинам холодный ветерок. Она могла принять как совсем незначительную досаду хорошую оплеуху со стороны любимого за свое слишком непосредственное общение с прочими лицами мужского пола, и пропустить мимо ушей такие комплименты, как "дура", "идиотка" и даже "шлюха", - жила наша героиня на этой земле не первый десяток лет, человеком была простым и видела много, достаточно много, чтобы не реагировать или почти не реагировать на такие мелочи. Но обвинение в таком нравственном уродстве как жлобство. Оскорбленное самолюбие требовало сатисфакции. Ни слова не говоря, Нина поднялась и неторопливо пошла между распростертыми телами прочь от места схватки. Ее провожала презрительная улыбка бутылочницы, уверенной в своей победе. Знай эта дама с кем связалась, радость не посетила бы ее глупую голову. Месть Нины обещала быть жестокой и неотвратимой. А пока бутылочница возобновила охоту снова застреляв своими птичьими глазками по сторонам, и кружась между телами, в готовности схватить цепкими лапками добычу. 
Минут через сорок охотница вернулась к месту стычки и, взглянув на него, окаменела. Возле хахаля молодой нахалки высилась гора пустых бутылок, а сама нахалка, весело перебрасываясь шутками с выпивающими пляжующимися, хохотала вместе с ними, и,  по окончании распития, просила у них, как бы между прочим, пустые бутылки, сетуя на низкую зарплату советского медика. Плажующиеся, прекрасно знали за какие гроши вкалывают советские медики, и не подвергали, естественно, ни малейшему сомнению слова молодой веселой и непосредственной собеседницы. Соседи, слышавшие разговор, сами подзывали ее и просили взять опорожненную тару.
При виде этой картины, сердце старой охотницы заколотилось, угрожая превратить ее из противницы Нины в пациентку. Однако, справившись с минутной слабостью, она устремилась в бой.
Страсти накалялись, добровольные обитатели маленького пекла заметили представительниц нового вида спорта, появились болельщики, сгорать стало веселей.
В счете явно вела молодая и веселая. То здесь то там, везде, где она появлялась, слышался смех, временами доходивший до полного ухохатывания. Она веселила всех на работе, умела развеселить и здесь. Сонное пляжное царство местами превращалось в зрительскую аудиторию театра одного актера. Старуха со своим льстиво-слащаво-наглым выклянчиванием оказалась как бы некстати, и все больше и больше чувствуя себя лишней, исчезла.
Андрей давно не спал. Он работал, - стеклотара погружалась в сумки принесенные из дома и транспортировалась туда же домой. 
Когда солнце устав от дневной работы побрело за горизонт, а пляжное общество поредело настолько, что перестало представлять деловой интерес, стали собираться и Нина с Андреем. Число еще недоставленных домой бутылок превышало возможности  двух сумок, поэтому одеяло, на котором лежали утром наши пляжники, было завязано в узел, и остававшуюся часть стеклотары погрузили в него.
Нина вошла в квартиру и увидела плоды дневной работы. "Ни хрена себе", - только и сказала.
С того дня Нина обрела новую специальность. Она проводила на пляже все свободное время. Ей нравилось делать что хочется, она отдыхала от своей основной работы, с ее хрониками, избалованными до наглости бесплатными скорой и неотложкой, нравилось общаться с кем хочется и как хочется, а не с кем и как предписано. Естественно, и деньги здесь были не в пример сестринским. Поэтому основная работа довольно скоро стала восприниматься как второстепенная, а бутылкосборное вначале почти что хобби, становилось основной трудовой деятельностью.
Конкуренты беспощадно выдавливались из бизнеса где мытьем, а где и битьем. Самой иногда тоже доставалось, но лишь поначалу. Как раз приспело освобождение Нининого брата влетевшего на полтора года в зарешеченные номера по какой-то хулиганской мелочевке. Он не входил в число лидеров преступного мира, но блатные считали его нормальным пацаном и уважали. Поэтому когда ему стало известно, что сестра стала бутылочной бизнес-леди, он взял на себя вопросы охраны и быстро установил на этом рынке порядок: для крутизны бутылкосборка интереса не представляла, а базарные были выдворены прочь. Они довольно скоро поняли, что сбор бутылок на пляже взят под контроль небольшой но жесткой, хорошо организованной бригадой и им, мелюзге связываться с ней - себе дороже.

Пришла осень. Пляжи опустели, деревья растеряли листья, дворники сгребали кленовые ковры в кучи и подвергали последние, неизвестно за что, аутодафе. Дым костров щекотал носы обывателей и вызывал ностальгию по еще одному ушедшему лету. На фоне засыпания природы и всеобщего сезонного охлаждения чувств, Нина выглядела нетипично. В прошлые годы она в эту пору посиживала на балконе и потягивала сигаретку, зачастую с винцом, в обществе кого-нибудь из своих дружков или подружек, а в случае их отсутствия, вяло переживала за дона Педро, просто Марию или богатых которые от безделья плачут. В эту осень, жизнь бурлила вокруг Нины и в ней самой. Деятельность по очистке территории района от бесхозной стеклотары не угасала ни на день, она лишь перенеслась с прибрежной пляжной полосы во дворы, парки, скверы, и подворотни. Только к зиме эта деятельность замерла, - бомжи перешли пить в подвалы, а граждане поприличнее - в  квартиры и кафе. Нина продолжала работать на неотложке, но уже не ради куска хлеба, а просто по инерции, и, возможно, из-за подсознательной уверенности советского человека в стабильности государственной службы и его, государства КЗОТа. Кроме того, скоро и здесь открылся источник доходов, которого она, будучи увлеченной работой на территориях, раньше как-то не замечала. Нина обнаружила, что в квартирах у многих пациентов валялись пустые бутылки и порой в немалых количествах. Она отметила также, что бутылки нередко покрыты пылью, что говорило о безразличии к ним жильцов. В этих случаях, Нина, что называется, давала наводку компаньону и тот приезжал на машине к нерастропным хозяевам, заглянув для виду в две - три соседние квартиры. Хозяева, как правило, не торговались, даже благодарили за такой сервис на дому, и бутылки скупались за гроши.
Прошла зима, солнце прогрело землю, население вновь проводило свой досуг на свежем воздухе и бутылкосборочная работа опять закипела.
Дело постепенно расширилось на соседние районы, бутылки, минуя пункты приема стеклотары, стали доставляться непосредственно на заводы по производству пива и прохладительных напитков. Доходы росли. Появились связи. Бизнес обрел солидные масштабы и официальный статус. Дело требовало неусыпного внимания, с медициной пришлось расстаться.
С течением времени возросшие масштабы средств и связей сделали и необходимой и возможной диверсификацию бизнеса, в нем появились новые направления.

***
Главному врачу поликлиники Валерию Степановичу Глощенко было не по себе. Необходимые расходы не укладывались в без конца урезаемый бюджет, персонал работал на пределе сил, выхода из этой ситуации было не видать, вставал вопрос о передаче части поликлиники в приватные руки. Недавно один его бывший сокурсник сообщил, что есть солидная фирма, которая заинтересована в длительной аренде части помещений учреждения здравоохранения под хозрасчетный спортивно-оздоровительный комплекс. Сокурсник обещал рекомендовать Валерия Степановича дирекции фирмы и посоветовал не откладывать.
Свое обещание он выполнил и Валерий Степанович, заручившись согласием вышестоящего руководства, отправился на встречу. Сейчас Глощенко сидел в кресле напротив секретаря директора фирмы "Солнце на стекле" и ожидал приглашения согласно предварительной договоренности. Наконец секретарь предложила главврачу войти в кабинет.
В глубине кабинета за широким столом сидела респектабельная, со вкусом одетая женщина, в облике которой Валерию Степановичу почудилось что-то знакомое.
Женщина вышла из-за стола и подошла к главному врачу.
- Валерий Степанович, не узнали? Богаче буду. Что ж, позвольте представиться: генеральный директор фирмы "Стеклянное солнце" Стеблова  Нина Александровна.
И тут лишь Глощенко вспомнил бесшабашную, ветреную, а порой и скандальную медсестру Нину Стеблову, которая когда-то работала в отделении неотложной медицинской помощи его поликлиники, несколько лет назад уволилась и в веренице дел была Валерием Степановичем быстро забыта.
- Вижу, вспомнили. Не удивляйтесь, все меняется в этом лучшем из миров.  Присаживайтесь и приступим к делу. Обсудим почем нынче поликлиники.