Выбор

Еще ребенком Павел прослыл любопытным непоседой. Многие дети не обращают внимания из какой тарелки едят кашу. Паша хорошо знал, что тарелки в мамином сервизе хоть и похожи: одинаково белые с идентичным рисунком, но имеют разный штемпель с внешней стороны дна. Две глубокие со штампом в виде синего треугольника, а все остальные с голубым овалом.

Однажды, солнечным майским утром, мать поразилась вопросом сына:

— Из какой тарелки — Свердловской или Питерской я сегодня буду есть?!

После завтрака мать пересмотрела все тарелки и убедилась — две заменены.

— А продали, как новый! — сокрушалась она за ужином.

Отец согласно кивал. Но матери это молчаливое согласие не приносило спокойствия. Она возмущалась откровенным обманом. То и дело перескакивая в рассуждениях с библии на Сталина, пыталась найти оправдание рыночным будням. Сервиз приобретен трудящейся семьей за большие деньги, и негодованию хозяйки дома не было предела.

Когда мать вышла на кухню за напитками, отец с укором посмотрел на сына и сказал:

— Твое любопытство уже сейчас приносит беспокойство! Что же будет дальше? Тебе ведь только пять!

Паша тогда не понял, почему отец остался недоволен проницательным сыном. Сейчас, спустя почти тридцать лет он вспомнил тот случай, и слова отца наполнились жизненной глубиной.

«Ведь поступаю правильно. Почему я все больше уверен, что эти поступки дурацкие!? Почему я чувствую себя виновным?» — думал Павел, медленно шагая от стола к стене небольшого кабинета, расположенного в здании восьмиэтажного бизнес-центра, где редакция газеты арендует шестой этаж. — «На фига мне все это? Вон Степка — не дурак, а может мимо пройти и не заметить первополосной новости. Может и замечает, да, только молчит?!»

В дверь постучали.

— Войдите! — Пригласил Павел.

— Привет! Я сегодня разговаривала с одним человеком... — дверь открылась и в кабинет ворвался поток быстрой речи Тани — стажерки.

«Только тебя мне сейчас не хватало!» — Подумал Павел, глядя, как высокая рыжеволосая девушка берет у него на столе сигареты, прикуривает, отодвигает от края подставку с ручками и усаживает свое стройное тело на их место. При этом голос ее не замолкает и еще до второй затяжки журналист узнает: снабженец местного завода по производству чугунной посуды, рассказал Тане, что на завод пришла партия чугуна, и на многих из ломовых изделий военная маркировка.

— Ну, почему молчишь?! — Таня выпустила тонкую струйку дыма, и не моргая посмотрела голубыми глазами в понурое лицо Павла.

— А, что сказать? Дядька твой, явно не в себе! Что у военных может быть из чугуна? Да, из чугуна уже лет сто ни кто, ни чего не делает! Кроме стояков для сортиров и кастрюль для того, чтобы стояки не бездействовали.

— Так, я о том и говорю! Ты, что не слышишь?! — Таня спрыгнула со стола и подошла вплотную к Павлу, — Это же, явно из какого-то военного музея! — Заявила она шепотом человека готовящего мировую революцию.

Павел отмахнул рукой выпущенный ею клуб дыма и лениво пошел к столу. Таня осталась стоять, как будто Павел все еще был перед ней. Журналист уселся за стол, девушка резко обернулась на тоненьких каблучках и, щуря глаза, выпалила:

— Значит так!? Куда уж нам! Павел Завьялов теперь не интересуется такими мелкими проблемами, как продажа музейных экспонатов! Он у нас уже в администрации президента и ему подавай проблемы мирового характера! Что там тонны достояния отечества, переплавленные в кастрюлькО!!! Павел Завьялов готовит предвыборную речь президента!!! СцукО!!!

Она замахнулась в поисках урны, но ее не было, пепельница осталась на стороне противника... Окурок с силой брошенный на ковролин, рассыпал искры и затух под туфелькой-лодочкой. Дверь содрогнулась от удара.

Павел остался один в небольшом кабинете без окон, глядя на раздавленный окурок, безразлично закурил.

Больше Завьялова никто не беспокоил и остаток дня он провел в кабинете.

В редакции ждали, когда их бывший товарищ покинет родные пенаты, и отправится по карьерной лестнице к заоблачным гонорарам. Многие знали Павла как рьяного борца за справедливость, сделавшим немало репортажей обличающих власть, коррупцию. У него за спиной не одно обвинение, но судимости он избегал — хотя, довольно часто посещал суд в качестве обвиняемого или свидетеля.

Понимали, что герой-журналист не откажется сменить провинцию на столицу, на высокую, стабильную зарплату. Каждый примерял к себе — если бы мне предложили, отказался-бы я?

Вечером, когда уже Павел собирался выключить свет и выйти в редакционный зал, раздался звонок. Журналист насторожился, он догадывался, что ему скажут в трубке, вернее спросят.

— Алоо, Завьялов, слушаю, — Павел обратился в слух. На том конце явно слышались звуки оживленной деловой речи, видимо, в большом помещении. Через пару секунд мужской голос поздоровался, и, назвав Павла по имени отчеству, поинтересовался его решением на поступившее предложение.

— Знаете, у меня тут открылись новые интересные дела, — изображая беспечность, отвечал Павел, — я займусь ими. Нет! Я отказываюсь!

В трубке наступила тишина, и даже не было отдаленных голосов или еще, каких-либо звуков, Павлу на мгновенье показалось, что оборвалась связь, но он продолжал слушать, прижимая плотнее трубку телефона.

— Что ж, — раздраженно произнес оппонент, — мы сделали для вас все что могли. Надеюсь, вы понимаете, что от таких предложений не отказываются?!

— Нет, не понимаю! — язвительно ответил Павел.

Связь прервалась. Завьялов положил трубку городского телефона и присел на край стола. Он старался собрать мысли, но они отсутствовали. Бывает так, что хочешь, о чем-нибудь подумать, но не можешь. Мозг словно кит оказывается выброшенным в пустыню, где нет ни края, ни верха, ни низа, ничего — обездвиженный вакуум. Кит стучит хвостом, рефлекторно сокращаются створки дыхала, дергает плавниками, но вокруг пустыня. Морскому млекопитающему остается два варианта — ускорить смерть и продолжать движения или затаиться в ожидании чуда, продлить минуты жизни... Обычно, мозг выбирает второе и вскоре пустыня сменяется будничным хаосом.

Журналист поднялся, погасил лампу и вышел в светлый зал, разделенный перегородками образующими рабочие места, окинув взглядом смотрящих в его сторону коллег, поспешил к выходу.

Конечно, его телефонный разговор менеджер Сонечка включила на громкую связь и коллектив слышал разговор Павла с московскими «товарищами», но обсуждать это Павел не хотел ни с кем. У дверей лифта его догнала Таня.

— Павел Сергеевич! — затараторила она, — Вы такой! Вы бы знали, что про Вас говорили в редакции! Вы сегодня со мной в кабинете не захотели разговаривать, я даже подумала... Ой, вы меня извините...

Они спустились на первый этаж. Пройдя через широкий холл, Павел открыл тяжелую дверь и пропустил вперед Таню, которая рассказывала, как коллектив переживает за его судьбу.

Город встретил промозглым вечером. Неврастеник — дождь осенний собирался прогуляться.

— Таня, — прервал монолог девушки Павел, поеживаясь от порыва ветра, — из тебя получится хорошая журналистка, но может тебе лучше в актрисы пойти?!

Автомобили замерли на красный сигнал светофора, дорога опустела, журналист поспешил на другую сторону, на тротуаре обернулся. Таня стояла пораженная и видимо обиженная его словами, между ними двигался плотный поток автомобилей. Он помахал ей рукой.

Таким она его и запомнила. В коротком не застегнутом пальто, с уставшим лицом, вчерашней щетиной, и живыми горящими глазами.

Месяцем позже, труп Завьялова обнаружили на окраине города. Экспертиза установила, что его пытали, прежде чем свернуть шею. Убийц не нашли. Самая распространенная версия: расправа заводских миллионеров, которые приобрели музейные экспонаты по бросовой цене с целью использования в качестве сырья, либо самих поставщиков этих же музейных ценностей.

Таня думала иначе. С детства любопытная, замечающая многие мелочи, на которые не обращают внимание другие, сейчас она была в своем кабинете. Год назад, в нем, она заклеймила своего кумира, плюнув ему — сцуко! Татьяна прошла по серому ковролину к тому месту, где потушила окурок, здесь остался черный след — ожог. Поковыряла носком туфли ворс, и заметила — кусок сдвинулся. Упав на колени, сожалея о том, что не отпускает ногти, как другие девушки, Таня стала отковыривать часть ковролина. Через минуту в ее руке лежал маленький квадратик напольного покрытия, на основе блестел полиэтиленовый пакетик с картой памяти.

Журналистка поспешила к ноутбуку, вставила в выдвижную пластиковую ячейку карту. На мониторе очередью выстроились текстовые и графические файлы. Открыла первый текстовый:

«Если ты читаешь этот текст, значит, меня уже нет...» — таким было начало файла без названия.

Девушка напряглась, чтобы не зарыдать, слезы душили, но рука прокручивала колесико мышки вниз. Открывались подробности махинаций с бюджетом. Жуткие детали деятельности администрации края, сотни смертей нелегальных рабочих, миллионный оборот денег. К концу статьи выяснилось, что вся эта деятельность контролировалась президентской управой.

Статья оказалась не закончена. Павел отметил необходимые пункты для разработки.

1.Установить организаторов.

— Значит, он считал, что московские ставленники не верхушка?! — скорбь, обида, ненависть обдавали жаром. Сердце Тани бешено колотилось, жажда справедливости становилась невыносимой. Журналистка жадно дочитывала план статьи... Последний пункт заставил вздрогнуть:

8. А может лучше в актрисы?!




PS09.04.13
Прошу обратить внимание на мой сегодняшний дневник.

http://www.proza.ru/diary/asia1/2013-04-09