КВД - 6-Лестница на небеса

Картинка из интернета



                Лестница на небеса
                «…А про скольких ты сохранил память  в сердце,
                если не считать первую, и, допустим,
                последнюю,- и ещё одну?...»
                (миссис Батест. Р. Киплинг)
                муз. Тухманова  «По волнам моей памяти»

        Где-то в начале декабря, у меня возобновилась тупая боль под коленной чашечкой на правой ноге. Само колено опухло и неприятно жгло. Это могло растянуться надолго. А тут близились Новогодние праздники; они у нас самые протяжённые и непредсказуемые, как по местам проведения, так и по знакомствам на них. Как-то не хотелось сидеть в четырёх стенах общежития, когда мои друзья будут гулять почти десять дней в обществе прекрасного и неведомого пола. Обидно будет, если из-за колена это случится, ведь следующие, воистину, народные гуляния, придётся ждать целый год, а за это время многое может измениться.
         Я поспешил в поликлинику. Там  хирург осмотрел моё колено и прописал прогревание, вроде как электрофорезом, или, что-то в этом роде, точно не помню.  Прихрамывая, я направился в процедурную. Выждав свою очередь, я вошёл туда. За столом сидела моя знакомая Галка, она что-то записывала в журнал и, не обращая на вошедшего внимания, привычно сказала: - Проходите, садитесь.
        Я подошёл к столу и сел на стул.  Закончив с записями, Галка  подняла голову и, увидев меня, улыбнулась: - Приветик! Вижу, ты не ожидал увидеть меня здесь?
        Я искренне ответил:- Привет! Признаюсь, приятная неожиданность!
        - Как поживаешь? Не женился ещё? Я слышала, что Марина замуж вышла. – скороговоркой сыпанула она.
        Я подал ей своё направление и, пока она переписывала мои данные в журнал, ответил на её вопросы.
       - Ну, а ты вышла замуж за своего прапорщика? – полюбопытствовал я в свою очередь.
       - Ты же не предложил мне выйти за тебя. – Уклонилась она от ответа и тихо засмеялась.
        Я удивился. Насколько я помню, у нас с ней не было такого разговора. Я даже намёка на это не припоминаю. А что в её голове бродило в то время, мне неведомо было.
        Я с интересом посмотрел ей в глаза. Как мне показалось, Галка внешне немного изменилась. Черты её слегка скуластого лица округлились, на щеках появилась выпуклость с ямочкой и румянец. Её улыбка была по-детски, искренней, но в ней крылось некоторое смущение от нашей встречи. Ещё меня удивило её желание поболтать; раньше я за ней этого не замечал. Времени прошло вроде немного. Последний раз мы с ней виделись в конце лета в пионерлагере, хотя бывает и миг меняет человека до неузнаваемости.
        Закончив с записями, Галка сказала: - Пойдём, буду тебя лечить, - и поднялась со своего стула.
    Я встал вслед за нею, но тут же сел обратно, увидев у неё слегка выступающий животик.
Она смущённо улыбнулась: - Идём, идём! Тебя-то я успею вылечить!
        Я вновь встал и последовал за ней. Галка привела меня в отгороженный белыми шторами отсек и указала на кушетку. Я присел на её край.
      - Сможешь закатать штанину выше колена? – спросила она меня. – Не то придётся снимать брюки ниже колен.
        - Отвернись, а то я стесняюсь, - прошептал я с улыбкой.
        - Я, что-то за тобой этого раньше  не замечала, - так же шёпотом ответила она.
        - Ну, теперь ты замужняя женщина, - снова прошептал я, и указал на тонкое обручальное колечко, слившееся с перстеньком, которое я только сейчас заметил.
        - Извини, Коленька, что не пригласила тебя на свадьбу, - с некоторой иронией или обидой, прошептала она мне на ухо, - я слыхала,  что ты в это время за границей отдыхал!
«Значит, Галка вышла замуж в ноябре, - вычислил я, - а аккуратный животик указывает на четыре с лишним месяцев беременности. Хотя, я могу ошибиться, но не с большой разницей.
       Галка занялась приготовлением аппаратуры и приспособлений к нему, а я тем временем, снял без стеснения брюки и сел на прежнее место.
       Взяв в руки два диска величиной с наушник, соединённых проводами с загудевшим аппаратом, Галка повернулась ко мне: - Ложись на спину, будем прогревать твою коленку.
        Я покорно лёг на кушетку и протянул ноги.
      Она озабоченно осмотрела распухшую коленку, а затем, беглым  взглядом  окинула меня  с  ног до  головы. Я наблюдал  за ней с интересом. Наши взгляды встретились.  Застигнутая врасплох, Галка смутилась и шутя махнула на меня правой  рукой: «Да, ну тебя!»
       Я тоже почувствовал некоторую неловкость. Причиной тому было очень яркое освещение, белизна штор, стен, потолка и непривычные для моих глаз очертания её фигуры.
Галка слегка наклонилась надо мною, затем наложила диски с двух сторон коленки, накрыла их клеёнчатыми подушечками и поверх положила продолговатый, наполненный, чем-то тяжёлым, приплюснутый мешочек. Завершив укладку приспособлений на мою коленку, она крутанула переключатель на нужную отметку.
      - Покалывание чувствуешь? – спросила Галка.
      - Да! – ответил я.
       Она взяла сложенную простынку и, расправив её, укрыла меня до подбородка.
       - Если будет горячо или сильное покалывание, позвони. Вот кнопка. – Сказала она и скрылась за шторой.
       Я остался наедине со своими нежданными воспоминаниями прошедшего лета. О больной коленке я на тот момент позабыл. Лёгкое покалывание электрических разрядов не мешало моему возвращению в недавнее прошлое.
               
                ***

      С Галкой я познакомился в пионерлагере Ленметростроя, расположенном в п. Вырица, под Ленинградом.
        Я узнал от нашего парторга, что лагерю не хватает пионервожатых и, воспользовавшись своим прошлым опытом в этом деле и соответствующими документами, напросился работать пионервожатым на всё лето.
       Наше знакомство прошло на первой планёрке сотрудников лагеря формально. Я даже не помню, была ли она на ней  или нет. Все были мне незнакомы, а среди них больше половины были девушки – просто глаза разбегались! Честно, но в те дни мне голову вскружила сама работа с  детьми.  Ностальгия  по  «Лесной  республике»  брала  верх. В  голове  навязчиво вертелось: «Первым делом, первым делом.… Ну, а девушки? А девушки потом!..»  Впереди была целая вечность из 90 летних дней и столько же «белых ночей». Интуиция и опыт подсказывали, что «потом» не заставит себя долго ждать. Вон, сколько милых и любопытных глаз оценивающе осматривают незнакомых парней, и, соответственно, мою персону тоже не оставляют без внимания.
       Статистика прошлых лет была обнадёживающей. На 10девушек приходилось 2,3 реже 4парня. Хотя, она же нередко порождала и негативные - неприятные явления; девушки конфликтовали между собой, иногда открыто и грубо. Помню, одна, оставшаяся без внимания психопатка, из-за меня порезала себе вены:  «Видите ли, я на неё не обращал никакого внимания!» До сих пор удивляюсь, как ей не пришло в голову перерезать горло Валентине или мне? Жуть! Мы же с ней в одном отряде работали и в одной комнате спали. Одним словом, повезло мне тогда, хотя и упрёков наслушался от начальства.
       Да ладно, всё это осталось в прошлом. А сейчас меня определили в четвёртый отряд воспитателем вместе со студенткой Герценского пединститута. Рыжеволосая, желтоглазая, с кожей молочного цвета, не переносящего загара, на удивление очень общительная, не глупая и без гонора: «Мол, я дочь докторов, каких-то наук – не чета вам!»
       Как женщина, она мне не нравилась и я, соскучившись по работе с детьми, с головой окунулся в неё.
       Через несколько дней мне нашептали на ухо, что моя практикантка нашла понимание и признание своей индивидуальности и привлекательности у такого же пролетария, как и я, но только не из нашего тоннельного отряда. Я был не против, тем более, что она неплохо справлялась с обязанностями вожатой. Интимная же сторона её жизни меня ничуть не интересовала. Я не из тех людей, чтобы подсматривать в замочную скважину за другими.
Наверняка, я визуально оценивал привлекательность и обаяние незнакомых мне девушек, но в тоже время, не строил, каких-либо планов в отношении понравившейся мне претендентки.«Первым делом, первым делом!» - мне мешало разумно оценить иллюзорность вечности из 90 дней и ночей. Я не заметил, как первая треть «вечности» почти пролетела, как единый миг!.. Я даже отгулов не брал; так  заработался!
        И всё же, за несколько дней до окончания первой смены, я отпросился на один день в город по неотложным делам. Я не планировал эту поездку, но откладывать её до конца смены уже нельзя было.
        По случайному совпадению и стечению обстоятельств, в этот день отпросилась по своим делам  в город и Галка.
        Дорога до станции, затем на электричке до  города  и  уже  там до дома занимала не меньше двух часов. Мы с ней договорились выйти из лагеря пораньше. По пути мы вели обычный разговор, в основном о лагерной жизни. Я почти ничего не знал о её личной жизни, о её интересах, вкусах, пристрастиях и увлечениях, если у неё таковые были. Слухи до меня доходили, что у неё в городе есть вроде, как жених Николай, который служит прапорщиком в армии на сверхсрочной. Сама же Галка окончила медучилище и теперь, по направлению метростроевской поликлиники, работает вместе со мною в пионерлагере. Сегодня она везла, какие-то отчёты о своей работе, а заодно, решила  сделать свои личные дела.
Я ехал в город налегке – с пустыми руками. У Галки, как обычно бывает у всех нормальных женщин, в руках были, помимо маленькой сумочки, ещё две большие сумки.
       На всех картинах, которые мне довелось видеть, а довелось видеть их тысячи, художники всех мастей изображают женщину либо с младенцем или с детьми, либо с красивой безделицей в виде веера, письма, цветка или изящного бокала. Очень редко, я едва ли могу вспомнить, чтобы они на своих полотнах и листках обременяли  женские руки тяжёлыми вещами и предметами.
        А в реальной жизни женщина с раннего детства не расстаётся с тяжеленными  вёдрами, бытовой утварью, малыми родичами и, конечно же, с тяжеленными сумками, которые, по совокупности переносимого груза, любого мужика надорвать могут.
      За что им такое наказание? Ведь большая часть переносимого ими груза, это жратва,- ласковее не скажешь,- и питьё, поглощаемые  мужиками в несметных количествах! 
       Вот и сейчас, миловидная, хрупкая девушка на фоне живописной природы, а рядом две чудовищных сумяры, никак не вписывающихся в идиллический портрет воспеваемой женщины.
Я постарался устранить жизненную несуразицу на время нашего совместного пути до города.
       Выйдя из электрички на вокзале, я,  по-инерции, предложил Галке доставить  тяжёлую ношу прямо к её дому.
       - Если у тебя есть время, то я  буду  тебе  очень  благодарна! – радостно пропела она, - а то от метро до дома километра два идти. Руки оторвутся!
        У меня до полудня время было свободное и я, снова подхватив сумки, спустился с ней в метро. Через полчаса мы  выехали на поверхность её станции. Галка жила в новом микрорайоне, в панельной  девятиэтажке. От  метро до её  дома автобус ходил,  но его маршрут был круговой в одну сторону так, что пешком можно добраться гораздо быстрее, чем воспользоваться его непродуманной услугой.
        За разговорами наш путь незаметно сократился. Мы поднялись на седьмой этаж. Я, невольно, подумал,  хорошо, что не возят в одну сторону – сверху вниз. Хотя в новых домах этого исключать нельзя.
       Галка жила в однокомнатной квартире.
      Открыв дверь, она вошла первой, я за ней.
      В прихожей было темно, но Галка почему-то свет не включила.
      - Неси сумки в комнату. – Сказала она, а сама скрылась за дверью  ванной комнаты, из-за которой по периметру просачивался  бледной нитью свет. Она так уверенно это сказала, будто я в её квартире много раз бывал.
     Оставаясь на месте, я, в непривычном полумраке, пытался определить, какая из двух дверей ведёт в комнату, а какая на кухню; за обеими дверьми царил неведомый мрак.
      Галка вышла из ванной комнаты и, увидев меня в прихожей, засмеялась: - Я от солнца завесила окна, а комната за этой дверью. – И, отворив ту, что была напротив меня, исчезла за нею.
       Я взял сумки и направился ей вслед. Войдя в комнату и поставив на пол надоевший груз, я огляделся по сторонам затемнённой комнаты.
        Окно действительно было завешено плотной, коричневой материей; в таком цвете она просвечивалась. После дневного света, я едва мог различить обстановку комнаты, но Галка почему-то свет не включала. Она непринуждённо подошла к стоящему справа от меня трюмо и посмотрелась в тёмное зеркало.
        «Что можно в нём разглядеть, если ты не кошка?» - подумал я.
       Она же, будто никого нет рядом, взяла расчёску, похожую на щётку для волос,- в сумраке трудно определить,- и принялась расчёсывать свои волосы.
      Я слегка опешил от подобной выходки Галки. Я  подумал, что, возможно, в комнате сгорела лампочка или сломался включатель, а заменить их, у неё не было времени. А может быть, в этом крылся некий скрытый умысел или намёк.
        «Чужая душа всегда в потёмках! – пронеслось в голове, - А женская душа,  вообще, не поддаётся никакому  просвету!»
        Я сделал пару шагов к Галке и заглянул через её плечо в зеркало.
       Увидев  удивление на моём лице, Галка улыбнулась, но расчёсывание волос не прекратила. Я интуитивно воспринял затемнённую ситуацию и странное поведение девушки на свой лад. Тихо вздохнув на полную грудь, я с осторожностью взял её сзади за талию.
Руки её замерли над головой.
      Я не сводил загипнотизированного взгляда с тёмного отражения в зеркале. Время, как бы  остановилось в таинственном полумраке. Моё сердце ещё не отреагировало на изменения ситуации, а дыхание успело снизить свой темп. Я оказался в некотором замешательстве мыслей и чувств.
        До последней минуты у меня не было и мысли, о какой-либо близости с Галкой. Занеся сумки в её квартиру, я собирался тут же уйти. Теперь же, сделав спонтанно, ход Е-2 на Е-4, я замер в ожидании ответного хода или протеста.
        Прошла секунда, две; а может целый час из выделенного вечностью летнего лимита времени, а Галка, словно некапризная натурщица, не меняла своей загадочной и манящей позы. Я воспринял это за её ответный ход в импровизированной игре, предложенной мне волей непредсказуемой Судьбы. Совершенно не зная, как себя с ней вести на предложенной сцене жизни, я доверился интуиции и инстинкту. Её выжидательная поза в тёмной комнате, явно предназначалась не для отмашистой пощёчины, с криком: - Что ты себе позволяешь?!
      Я невольно предположил, что Галка ко мне неравнодушна, а сумки послужили ей неплохим предлогом, чтобы заманить меня к себе в дом. Теперь я не исключаю того, что на вокзале, я, как бы опередил девушку с предложением доставить ей тяжёлые сумки по назначению. Да это уже было не столь важно в данный момент.
              «…Будь уверен в одном, нет женщин тебе недоступных.
                Только сеть распахни, каждая будет твоей…»
        В данном же случае, я ощутил себя в сетях, ловко расставленных женщиной! Я легко попался в них, и она теперь терпеливо выжидала, когда я намертво запутаюсь в её хитросплетениях. Полумрак. Невидимая обстановка. Да и сама девушка, кроме имени, мне совершенно незнакома. Никакие книжные или киношные шаблоны о встрече двоих на ум не шли. Оставалось полагаться на импровизацию втёмную в прямом и в переносном смысле.
       Не сводя взгляда с зазеркалья, я стал плавно поворачивать застывшее изваяние из живой плоти лицом к себе.
         Галка не противилась. Я едва дышал и чувствовал, что она тоже сдерживает своё дыхание. В изолированной от всяких звуков тишине, я слышал, как шуршит по невидимому полу подошва её обуви. Когда наши взгляды встретились, я прижал её к своей груди, не решаясь пока поцеловать в губы или в шею.
      Нежданная ситуация и обстановка сбивали привычный ритм сердца, мыслей и порождали сомнения и предательскую нерешительность. Пока я пытался разобраться с ними и настроиться на более решительные действия, Галка опередила меня и взяла инициативу в свои руки. Она петлёй опустила свои руки за моей шеей и сжала их.
       Тут уже интуиция не нужна была; запоздала дорогуша! Слова так же ни к чему были.
        Я мгновенно отпустил её талию и, обхватив всю фигуру, крепко прижал к себе.
       - Раздавишь! – прошептала она мне на ухо.
       Чтобы не услышать, чего-то лишнего из её уст, я тут же закрыл их своими губами. Я не раз сталкивался с тем, что женщины хотя и любят ушами, но более всего они любят излить свои чувства словами; эмоциональной, высокопарной ерундой, с явной провокацией на откровенность или на враньё со стороны своего партнёра.
       Я вознамерился вернуть инициативу через свои крепкие объятия, но я забыл, что в этих тёмных водах  сети «распахнула» женщина, и «каждым» оказался я.
       Галка ответила на мои поцелуи своими поцелуями и тут же, добившись того, что замышляла, неожиданно расслабила свои объятия: - Не сейчас! – тихо сказала она, - я очень тороплюсь, - и, не давая мне опомниться, крепко, с задержкой, поцеловала меня в губы.
      Я оказался в полной её власти,  и она теперь могла делать всё, что ей заблагорассудится. Тёмная комната, неопределённая ситуация и совершенно незнакомая девушка со своими потаёнными мыслями! Если бы я расставлял на неё свои сети, то я бы с радостью использовал полумрак и не стал бы слушать её  глупые, на мой взгляд, отговорки.
        Сейчас же я был на вторых, как бы пробных, ролях. Не теряя ещё надежды на подвернувшийся случай, я, неохотно отпуская Галку из своих объятий, спросил: - Вечером заехать за тобой?
       - Извини! Я ночевать дома не буду. В лагерь приеду только завтра     к    обеду. –Довольно   буднично,   ответила   она,   будто провожала меня из дому в энный раз. Я с сожалением вздохнул, а Галка хитровато улыбнулась. У порога она поцеловала меня на прощание.
        В полном недоумении и некотором разочаровании, я поехал в своё общежитие. В пионерлагерь мне надо было вернуться к семи часам утра, но, чтобы не вставать слишком рано, я решил вернуться сегодня, ближе к ночи. Я думал, что ещё раз заеду к Галке домой; мало ли, что может случиться или измениться за день у неё. А вдруг она окажется дома и притом одна. Попав же  в круг друзей, которых не видел почти месяц, я засиделся с ними до глубокой ночи и лишь рано утром вспомнил о Галке, когда был уже на вокзале и ожидал свою электричку.
       День был рабочий, едущих загород было немного. Не было смысла толкаться на перроне из-за выгодных мест в вагоне. Я прогуливался вдоль пустого перрона, думая о том, как там, в лагере практикантка справилась без меня с отрядом.
       Неожиданно для себя, я огляделся вокруг себя в поисках Галки. В вагоне подошедшей электрички я сделал то же самое. Я помнил о времени её возращения в лагерь, но инстинкт не слушался здравого смысла, и заставлял вертеться меня, пока электричка не тронулась. Когда мы выехали за город, я погрузился в свои размышления о ней. Я пытался представить её лицо, но, неожиданно для себя, видел только сумрачное отражение в зеркале. Несмотря на то, что мы много раз встречались с ней в лагере и на мою художественную память, я не мог описать её внешность. Графический портрет со сплошной ретушью всего фона, для издания произведений Достоевского – и всё!  Если она обладает интуицией и чем-то вроде колдовства, то ей, наверняка, приятно ощущать некоторую интригу наших, наметившихся, лишь контуром, как на негативной плёнке, отношений.
        До самой Вырицы, я гадал, как мне вести теперь с ней, ведь за месяц нашего знакомства, я ни разу не задержал своего взгляда на её лице и фигуре, и вряд ли это ускользнуло от её глаз.
       Я пытался логически осмыслить её вчерашнее, спонтанное поведение. Возможно, что она то же не ожидала от меня, каких-либо интимных действий и сдержалась лишь благодаря занятости или по иной причине. Сейчас я допускаю, что окажись я смелее и настойчивее, и мы бы оба запутались в её сетях. К сожалению, это уже во вчерашнем и далёком прошлом; не вернуть и не исправить!
        Сегодня же, я возвращаюсь в пионерлагерь, думая совсем, не о работе с детьми, а о Галке, чёрно-белая фотокарточка, которой маячит у меня перед глазами.
        Полдня томительного ожидания нашей встречи!!!
        Какова она будет для меня?! Как поведёт себя Галка? О чём она думала после моего ухода? И думает ли она сейчас обо мне?
       Из-за своих грёз и размышлений, я едва не проехал свою остановку. Живописные виды за окном вагона в этот раз так же были мною не замечены. По дороге к лагерю, я, нет-нет, да оборачивался.
       В лагерь я успел к самому подъёму.
      Рыжеволосая студентка встретила меня с радостным возгласом и даже чмокнула в щёчку.
       Пойми ты этих женщин!
      Вижу, что она искренне рада моему возвращению так, как вчера ей пришлось крутиться за двоих, но чувствую, что она всё же светилась, не от моего появления, а после «бессонной» ночи; глаза у неё красные, волосы закручены на макушке в небрежный узелок, движения заторможены. Подобную картину «на рассвете» я уже наблюдал, и не только за ней. Дети живы и здоровы, замечаний от начальства нет; остальное же меня не касается.
Наблюдая за плавающей в пространстве девушкой, я вдруг подумал: «А у Галки, случаем, нет здесь ухажёра?»
       Из-за полного погружения в работу я совсем от реальной жизни отключился. Треть лета позади, а я, как конь ломовой в шорах - от зари до зари в работе. Так и нечего будет вспомнить на старости лет. Трудовые будни, победы и так насточертели  в телике,  в газетах и журналах. А когда  выйдешь на пенсию, то, от отупляющей скуки прожитого, с ума можно сойти. Это не по мне! Я трудоголик, но не до такой степени… Да и в монахи записываться не собираюсь. Я не индус, и мне всего одна жизнь дана.
       Полдня пролетело быстро.
         Пару раз я наведывался в изолятор, но Галки там оказалось. Во время тихого часа у меня была возможность ещё раз прогуляться туда, но я сдержался. А вдруг в лазарете, кто-то уже «беседует» с ней после разлуки, хотя в квартире она, как бы намекнула на то, что свободна и не прочь со мною встретиться тет-а-тет.
       Во  время  полдника, я  всё  же  встретил  её  в столовой. Галка издали приветливо улыбнулась и махнула мне ручкой.
       Я подошёл к ней.
       - Приветик! – ответила она на моё приветствие. – Чем в городе занимался?
      - Да так, по основной работе бегал.
       - Ты ведь хотел заехать ко мне, но не заехал, - с хитрецой в голосе, сказала она.
       Я попытался понять её, спрашивает ли она меня или же упрекает за несообразительность?
        Она выжидающе смотрела мне в глаза.
        Мне ничего не оставалась, как сказать: «Извини! Не смог!»
       Галка усмехнулась. Видимо почувствовала ложь в моих словах. А может, обрадовалась моей растерянности; и, как бы встряхнула расставленные сети, а вдруг я ускользнул из них за выходной день, - я - то  лишь клюнул слегка её наживку.
       Зрачок её, слегка сощуренного глаза, пропустив сквозь свою призму солнечный свет, засветился золотисто-коричневым янтарём, и казался, как бы в оправе  золоченых век и ресниц. Я невольно отключился от её вопроса. Смуглый контур лица, на фоне голубой, неосвещённой стены мерцал матовой желтизной цветочной пыльцы.
       Мне всегда нравились портреты, в которых источник света находится либо за головой изображённого человека, либо, где-то в стороне от него, но слепит зрителя.
       Пройдитесь по любой галерее, и вы сами убедитесь в том, что такие портреты удерживают возле себя  гораздо дольше, чем те, на которых человек освещён в упор, как на допросе у следователя.
        Галкино лицо оказалось освещенным в выгодном ракурсе, отчего выигрывало перед своим заинтересованным зрителем. Чувствовала ли она это в моём взгляде, освещённом прямыми лучами вечернего солнца? Одно я понимал, что она добилась моего внимания к себе и на этом, возможно, уже строила свои личные и сугубо женские планы.
        Я же, заворожено разглядывая детали её лица, думал: «Как же я раньше не замечал Галки?»
      - Мы увидимся? – спросил я после затянувшейся паузы.
        Она игриво пожала плечами и, не ответив, пошла на кухню.
        Проводив её взглядом  до дверей кухни, я возвратился к своему отряду, который доедал печенье с молоком.
        Остаток дня, до отбоя, неожиданно растянулся во времени. Ожидание,    парадоксально,    влияет    на    ход     времени!   Оно, почему-то, начинает двигаться, как бы  в обратном направлении или, не с той скоростью, как обычно.
        Думая о предстоящей встрече с Галкой, я никак не мог сосредоточиться на работе; мне не терпелось сходить в изолятор… Когда же дети улеглись и можно было уже отлучиться на полчаса «по делам», я вдруг отказался от этой затеи. Во-первых, я не имел на руках «пригласительного билета» с указанием времени встречи. Спонтанные намёки, конечно же, приятны, но твёрдой уверенности не гарантировали. Во-вторых, я не знал, где именно ночует Галка, и одна ли она занимает комнату? И, в-третьих, моя вожатая, несмотря на тихий час, использованный ею для собственного сна, к вечеру уже спотыкалась на ровном месте и засыпала на ходу.
      Мне не хотелось в последние дни оставлять детей ночью без присмотра, тем более, что старшая вожатая завистливо следила за каждым моим шагом. Она ведь была поставлена на эту должность, как бы по блату, (она исполкомовский культработник), и я для неё, как бельмо в глазу. В последствии, я убедился в этом, когда в Куйбышевском райкоме комсомола, в комитете которого  состоял, я читал её докладные, а точнее, доносы на себя.
Взвесив всё, я решил, что утро вечера мудрее, и остался в отряде до рассвета, путая свои сны с грёзами и мыслями о Галке.
       Утром, под пенье птиц, я встал задолго до подъёма.
          Воздух был прохладным, а лагерь весь затянут туманом, он струился сквозь лес от реки. Настроение было на восходящей!
      Я пробежался до плотины, сделал там несколько упражнений и, ополоснувшись выше пояса в студеной воде,  вернулся обратно. Галка незримо присутствовала со мною.
      Во время утренней планёрки, я надеялся встретиться  с  ней  и прояснить наметившиеся отношения. «Белые ночи» и так урезали до предела интимную часть суток… Но, как случается иногда, Саня, который не даёт моей вожатой видеть большую часть девичьих снов, неожиданно, но приятно озадачил меня странным намёком: - Колян! У меня сегодня день рождения.
       Я не успел его поздравить, как он добавил: - Приглашаю на вечеринку у костра. Ты знаешь, где.
       Я спросил, кто там будет?
       Он перечислил человек пять, шесть и, через некоторую паузу, добавил: - Да, чуть не забыл. Я Галку пригласил. Не возражаешь?
       Последнее он произнёс со всей серьёзностью; без ухмылки и намёков.
       Конечно же, я  дал своё согласие, а сам задумался.    
        Получалось, что я целый месяц, как бы находился или пребывал сразу в двух мирах, и вот замечаю, что  уже второй день постепенно возвращаюсь в свой реальный мир. Туман или марево «Лесной республики» наконец-то, стал рассеиваться, прошлое отступает, и я прозреваю.
      Саня ещё не ушел, и я спросил его: - Чем помочь?
     - Не боись Колян! У нас всё на мази! Лишь бы погода не подвела… Вон, какой туман прёт!
      Для меня же, это не погода, а Галка туман напускает на свои расставленные сети.  Мне не верилось в то, что Саня, на авось, пригласил Галку на вечеринку и при этом спрашивает моего согласия. В такие случайности и совпадения я не верю. Думаю, что она «посекретничала» о своей тайной мечте со своей подружкой, а «сорока» на своём хвосте разнесла весть по лагерю или в своём узком кругу подруг и друзей.
        На планёрке Галки не оказалось. Я уже не сожалел об этом.
        Её «Пригласительный билет» был уже в моих руках, и мне оставалось только дождаться назначенной на вечер встречи. Какова она будет?
       Предыдущие знакомства и встречи с семейством Галок оставили не очень приятные воспоминания.
        Одна, словно дикая кошка, полосонула своими когтями по моей спине, едва я успел расстегнуть на ней бюстгальтер… Тут уж мне было не до любовной близости с ней, спасти бы шкуру свою, в прямом смысле, от лап, потерявшей рассудок, «закройщицы». Позже, она призналась мне в том, что из-за своих помутнений в голове во время поцелуев, от неё ушёл муж. Она, в последнюю с ним ночь, потеряв всякий контроль над своими эмоциями, ухватила его зубами за плечо, да так, что несчастному муженьку пришлось зашивать откушенный кусок мяса. Я вовремя учуял скрытую в ней неприятность и отделался лишь багровыми штрихами на спине, да недвусмысленными намёками своих друзей.
        Другая, из семейства Галок, курила и притом, как паровоз, почти без остановки.
Внешне она выглядела очень привлекательно; мила на личико, характер общительный, фигуркой, бог не обидел. На свежем воздухе запах никотина не очень ощущался, лишь горьковатый привкус на губах при поцелуях отвлекал; всё  время хотелось сплюнуть.  Когда же в одну из ночей, я заглянул к ней «на огонёк», в  маленькую и сильно прокуренную  комнату, в её отряде, то мне тут же захотелось уйти прочь. Удержало меня то, что она ждала меня лёжа на своей разобранной постели в одном лишь чёрном купальнике. В полумраке уличного освещения, она смотрелась маняще. Смуглая, загорелая кожа, рассыпавшиеся по спирали по подушке смоляные волосы, слегка округлые формы упругого тела…
       «Даная» Рубенса, по сравнению с ней, раскормленная свинья!
       И всё же, приблизительно, через полчаса, я от неё ушёл, как говорят: «Навсегда!» 
       Когда я, стараясь смириться с запахом дыма и никотина, целовал её в губы, то мне казалось, что я облизываю, не только пепельницу из затрапезной пивнушки, а и мутный стакан из-под вонючей самогонки. Меня, стошнить, не стошнило, но отвращение к ней впиталось в моё сознание, увы, «Навсегда!»
        А, жаль! Какое могло получиться полотно «Галина» Ломачинского!.. Мечты  о академии художеств реально не давали покоя.
       Третья  Галка, пожелавшая, чтобы я её называл только Галина, оказалась нашпигованной до предела папиным академическим воззрением на бытие: «Взаимоотношения между полами должно строиться на создании крепкой советской семьи, воспитании детей, в том же духе и на карьерном росте супругов!» Идеологическая зона; шаг влево или вправо – расстрел! Или же, не лучший вариант; ожившее воплощение чеховских героинь… Вот – вот, нафталином завоняет!
       Я согласен и со сценой, и с трибуной, и с  полками  толстых  и  заумных книг, но только не в своей будущей квартире.
       Если положить на весы свою четырёхместную комнату в общежитии и перспективу на голубом блюдечке с золотой каёмочкой, то можно воспользоваться её постоянными рассуждениями на тему коммунистической морали так, как папа – академик «сделал» своей любимой доченьке отдельную, двухкомнатную квартиру, а у него самого была ещё шикарная дача на берегу Ладоги и катер – мечта многих обывателей.
       Но мне пришлось, едва, академически, соприкоснувшись холодными губами, расстаться с довольно симпатичной и заманчивой перспективой своего ближайшего настоящего. Будущего там не просматривалось.
      Возможно, что некое проклятие на это имя скрыто в моём далёком детстве.
        В нашем классе училась одна Галка. Она была некрасивая, всегда мрачная, лицо с серым налётом, волосы лоснились от грязи и слипались в пучки, одевалась она в мятую и неряшливую форму и, ко всему этому, она была самой тупой, не только в классе, а, возможно, и во всей школе. То ли в четвёртом, то ли в пятом классе, я весь год просидел с ней за одной партой. Все, да и я тоже, называли её крысой – настолько она отвратительной была.
       Возможно, что с тех пор, у меня имя Галя  вызывает, как бы аллергическую реакцию: «Будь осторожен!»
       И всё же, я надеюсь, что проклятие имени, не распространяется на мою медсестричку.
       Пока в ней всё будит в моей голове приятные ассоциации и мечты. Костёр, вино, молочный сумрак белых ночей в глубине хвойного леса, непринуждённая обстановка провоцировали любовные фантазии. А тут ещё и старина Хаям нашептывал на ухо:
            «Увы, не много дней нам здесь  побыть дано,
           Прожить их без любви и без вина – грешно,…»

       И вновь время потянулось в ожидании, а Галки, как нарочно, нигде не было видать.  Случаем, она не уехала в город? От  этих Пташек всего можно ожидать, на то они черны снаружи и темны в своих мыслях. Галки – одним словом!
      До долгожданного вечера, я успел тысячу и одну ночь насочинять, так не терпелось встретиться с ней.
      После отбоя, я, вместе со своей вожатой, оставили  свой отряд на попечение соседей, и покинули пределы лагеря через лазейку в заборе, при этом нам пришлось соблюдать осторожность так, как ещё предстояло, в белую ночь, пересечь территорию чужого детского учреждения. Оказавшись на нейтральном участке леса, мы с ней направились по едва заметной тропе к месту общего сбора приглашённых. 
      Я знал, где Саня решил отпраздновать свой день рождения.… Вначале  июня, мы, в тайне от начальства и им приближённых, отмечали там начало летнего сезона.  Я тогда был у костра лишь из солидарных соображений; боялся за отряд и за своё место в лагере.
      Представьте, целое лето на свежем воздухе, невероятно интересная работа, отменное питание, новые знакомства, и за всё это, мне ещё идёт подземный стаж и средняя зарплата, в среднем, 360рублей. Есть причина идти по смешанному лесу, как на  одних «иголках».
Вскоре, между деревьев, я увидел оранжевые всполохи костра.
       Моя вожатая пошла быстрее, будто огонь её стихия и манил  к себе. Ближе к костру она, с распущенными волосами походила на жар-птицу. Подсвеченные светом костра рыжие локоны, при каждом, резком движении девушки, вспыхивали протуберанцами. Этакая, огненная бестия!.. Так и лес поджечь может.
       У костра были все, кого пригласил Саня.
      Галку я приметил ещё издали. Она сидела спиной к нам на корточках. Мне захотелось подойти тихо к ней и обнять. Услышав наши шаги, она не повернулась в нашу сторону. По мерному раскачиванию её  бурой фигуры, я предположил, что она, что-то нарезает ножом.
      - Привет честной компании! – сказал я, остановившись за спиной у Галки. – Саня, а тебе персональное поздравление и мужское  и т. д.!
      Моя огневушка – поскакушка, не дав мне закончить речь за здравие, подскочила к имениннику, обняла его, поцеловала в щеку и стала, что-то ворковать ему на ухо.
      Глядя на них, я подумал, что вот так же и Галка могла бы  меня сегодня обнимать и целовать, если бы  я, вначале лета, «первым делом, первым делом» поставил  «девушек»,… а работу? А работу, уж «потом»! Теперь придётся, частично, навёрстывать упущенное.
       Пролетарии  –  Саня,   Иван   и   Витек,  похоже,  уже   начали отмечать торжество, не дождавшись нашего прихода. Их избранницы, из культурных соображений, были ещё трезвы. «Стол» на покрывале был полностью сервирован, не хватало только шашлыков, которые доходили до кондиции на углях у ярко горящего костра. Вот она ночная идиллия, ради которой я весь день изнывал! Пленер был выполнен, в ночных красках, но от этого казался ещё более волшебным и многообещающим! Только ради таких мигов жизни уже стоит жить, и я чувствовал, как  гармонично вписываюсь в великолепный пейзаж ночного пикника.
       Именинник, садясь со своей вспыхнувшей подругой за стол, обратился к Галке: - Гал, ты за гостем-то поухаживай! Нечего ему стоять столбом у тебя за спиной, - и уже обращаясь ко всем, добавил. – Давайте наливайте, кто, что пьёт, а то в горле сушняк.
Галка повернулась ко мне с улыбкой: - Присаживайся гость! Что пить будешь?
      - А ты? – спросил я, садясь плотнее к ней. 
     - Для такого гостя  я настойку собственного приготовления захватила. Попробуешь? – предложила она и, не дожидаясь ответа, взяла бутылку с тёмной жидкостью.
       Вообще-то я планировал отделаться сухим вином, но отказывать гостеприимной хозяйке было бы глупо с моей стороны, тем более, что настойка делалась для дамских услад; не крепче сухого вина. Я так полагал.
       Галка налила в два стакана, граммов по пятьдесят и один стан подала мне: - Букет полевых трав, настоянный на чистом медицинском спирте!
        Далёкий от духовной культуры, Саня не стал долго ждать.
        - Все налили?- спросил он, и убедившись, что присутствующие подняли наполненные стаканы, произнёс. – Тогда первый тост за меня! Я думаю, что все со мною согласны.
        Он одним махом опрокинул содержимое своего стакана, и, крякнув, добавил: - А на закуску!... – и со чмоком поцеловал рыжеволоску.
       Все засмеялись от его простецкой выходки.
       Я, по привычке, немного замялся в нерешительности, но, всё же, выдохнув и закрутив кончик языка к низу, выпил настойку.
       Она оказалась очень крепкой и требовала соленого огурца или помидора. К сожалению, я не мог последовать примеру Сани, хотя,  думаю,  что  Галка  была  бы   не  против   подставить   свои сочные губки. Пришлось пригубить огурец.
      - Ты закусывай, закусывай, не только огурцом! Это не Рислинг! – сказала Галка и стала накладывать в мою тарелку картошку, колбасу и, что-то тёмное, похожее на овощное рагу.
        В очередной раз, я был удивлён её осведомлённостью насчёт своего отношения к выпивке и некоторого предпочтения к белым, сухим винам.
       Я не стал сопротивляться так, как мгновенно почувствовал в своём желудке действие спирта, а не букета полевых трав. Травы, конечно, внесут свою оздоровительную лепту в мой организм, но я вряд ли смогу оценить их целебную силу из-за боксёрского удара алкоголя, негативные последствия, которого я обязательно почувствую на рассвете. Но до утра было ещё так далеко, а рядом дышит здоровьем, травами и любовью девушка, которую я откладывал на «потом!»  Кретин и дурак, больше нечего сказать! Но это не вслух; в душе.
       Странно, работа и  молодость стартуют одновременно, но, где-то на этапе, старость подставляет ножку молодости и уже вместо неё, доползает с работой до пенсионного финиша, отравляя и тело, и душу, невосполнимыми потерями и утратами.
         Тьфу, ты!.. Не о том я! Впереди ещё целая жизнь молодая, а милая «Потом» уже наливает мне и себе по второму разу; конечно же, за молодость в наших жилах.
        После второго стакана, я, воспользовавшись мигающим сумраком от костра и тем, что все заняты собой и закуской, обнял левой рукой Галку за талию. Она тут же повернулась ко мне лицом, внимательно посмотрела в мои совершенно «трезвые» глаза, но руку не отстранила. Это уже жирный плюс!
      «Кто в ней доминирует сейчас, женщина или медик-нарколог?» - пронеслось в моей слегка охмелевшей голове. Спирт, явно, не  был разбавлен и, по - отношению к магазинной водке, шёл один к двум с хвостиком. Сегодня ей нужен был мужчина, а не пациент.
      Я не собирался напиваться, даже ради симпатичного Случая, с переливающимися от всполохов огня глазами, но третью дозу «букета трав», мог ещё себе позволить, без неприятных последствий для моих любовных мечтаний. К тому же, и кульминационное кушанье на шампурах дозрело, и его уже подали к столу.
      Галка, с  сияющей  улыбкой, налила  в  наши  стаканы, но  уже меньше прежнего. Она подняла стакан и попросила тишины. Все замерли, лишь костёр продолжал недовольно трещать и мигать на стволах деревьев и на лицах участников тайной вечери.
     Поздравив Саню в очередной раз и пожелав ему любви и здоровья, она добавила: - Извини, Саша! Мне надо уже идти. У меня там двое больных и завтра надо рано вставать.
        Саня встал со своего места и, слегка пошатываясь, подошёл к нам.
        - Спасибо, Галчонок! – сказал он и, чокнувшись с ней и со мною стаканами, поцеловал её в щёку. Девушки засмеялись, а Иван с Витьком восторженно крикнули: - О – о – о!
       - Я провожу тебя. – Сказал я Галке, когда мы выпили.
       - Хорошо! – ответила она, вставая из-за стола.
       - Колян! – обратился Санёк  ко мне, - мы тут ещё посидим.… Ну, ты понимаешь!..
       - Не беспокойся! – сказал я, вставая вслед за Галкой.
         Моя вожатая с виноватой улыбкой смотрела на меня, мол, извини  меня  Николай Николаевич, я  нечаянно  опьянела. Ты  же добрый, я знаю!
       Я усмехнулся  подобию французского арлекина, успокаивающе кивнул ей на прощание и, простившись с остальными, пошёл за Галкой, которая остановилась на границе бурой темноты и оранжевого света. Стена темноты, перед которой стояла Галка, была непривычной, и причиной тому был густой туман, окутавший освещённую поляну со всех сторон.
      Я подошёл к ней и обнял её за талию. Она вздрогнула; ночная прохлада была ни при чём.
      - Кажется, я немного опьянела, – шёпотом произнесла Галка, будто её могли услышать оставшиеся у костра.
       - Признаюсь, твоя настойка и на меня  подействовала. Пойдём отсюда. – Я плотнее прижал её к себе и решительно направился в кромешную тьму, как в облако невидимого пожара.
        Тропы не было видать.
       Я интуитивно ощущал её подошвами кроссовок. Сотни ног утрамбовывали чернозём, листья и хвою, и превратили тропинку в  асфальтированную дорожку. За первыми елями пожарный мрак превратился в тёмно - серую субстанцию, из  которой, нам навстречу, пугающе, выплывали сюрреалистические наброски     лапников, выполненных тушью; они  тянулись от заштрихованных туманом стволов елей. Соперничая  с ними, непрошенных гостей,  старались напугать и абстрактные, выполненные   той же тушью, аппликации веток кустарников и берёзового молодняка.
        В иной ситуации, я  бы  обязательно  остановился для художественного и поэтического осмысления, окружившей нас сказочности, и, наверняка, зарифмовал бы несколько строк или даже стишок небольшой написал бы с натуры. Не часто попадаешь в подобные места и моменты. Есть чему подивиться и над чем пофантазировать.
       Окружающая обстановка больше напоминала киносъёмочную площадку, на которой, вот-вот,  должны появиться страшные герои скандинавских сказок и эпоса.
       В другое время, меня бы вряд ли увидели здесь. Я не так смел, чтобы ради творческого вдохновения  рисковать жизнью. Ну, а коли, довелось заглянуть в темницу полночного леса, то наблюдательная память своего уже  не упустит… даже во хмелю!
      Пройдя с  сотню  шагов в параллельном мире, мы остановились.  Я затаил дыхание и прислушался. Галка восприняла это по-своему. Она тут же склонила свою головку мне
на грудь и прижалась ко мне. Я обнял её обеими руками, её же руки оказались у меня на плечах, передавая влажное тепло ладоней моей остывшей шее.
       Инстинкт, шепнул, чтобы я не терял зря время на страхи.
       Я наклонился к невидимому лицу и поцеловал сначала в горячую щеку, а затем в подставленные ею губы.
             «…Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
               Хмельному от радости пересуду нет…»
        Погружаясь в поцелуи, я мысленно отметил, что от Галки пахнет, не спиртом и закусками, а настоящими травами, от которых, возможно, и кружило мою голову, хотя я не ощущал привычного опьянения.
      «Надо будет у неё попросить настоечки для себя… на всякий – пожарный!..» - подумал я, машинально.
        Мышление и тело существовали, как бы в автономном режиме друг от друга. Тело ориентировалось на рефлексы, и мгновенно реагировало на физику окружающей среды, а мышление, всё время витало, где-то в облаках вечного и одухотворённого мироздания.
       Пока сознание оценивало достоинства напитка и туманной декорации леса, возбудившиеся, от девичьего дыхания и прикосновений, руки, не задерживаясь, проникли под тёмную кофточку к застёжкам бюстгальтера.
        Пока деловая извилина мозга соображала, как у девушки выпросить чудодейственное зелье про запас, разогретые кровью, руки успели опуститься в обтянутое трико и в плавки, к холодящим ягодицам, и дрожащими пальцами сжать их.
          Теперь, расставленная ею сеть, была в моих руках, и я ощущал, как  Золотая рыбка трепыхается в ней, без, каких-либо надежд на освобождение. Я был так возбуждён, что готов был тут же, на  невидимом ложе земли, предаться любви с, не менее,   возбуждённой Галкой.
        «…Да здравствует  жизнь, счастье, полнокровие! Долгая ночь обоюдоострых наслаждений! Полный ассортимент ласк!..»
        Мои эмоции мало, чем отличались от эмоций   Кости  В. Набокова, жившего почти сто лет назад в педантичной Германии.
        Случай и Время – несговорчивы!
       Всего один миг и... Ненависть и Вечность, убьют обоих ещё при жизни. Промедление смерти подобно!
      И всё же, моё сознание было не столь опьянённым зельем и бурлящей   кровью,  чтобы   укладывать    покорную   девушку   на осколки битых бутылок и кучи мусора, которыми был изрядно засорен окружающий нас лес, многочисленными отдыхающими из цивилизованного мира невежества. Галка, наверное, тоже это понимала.
       - Пойдём лучше домой! – прошептала она мне прямо в ухо. -  Здесь страшно!
        Я снова обнял её за талию, и мы плавно поплыли в густом, кромешном тумане, непрестанно закрывая свои лица от нежданно появляющихся веток деревьев и кустов.
       Выбравшись из берендеевского леса, прямо к забору наших соседей по лагерю, нам стало спокойнее и легче ориентироваться так, как тут уже несли ночной дозор уличные фонари, благодаря им, серо – чёрная масса речного нашествия превратилась в молочно – лимонный коктейль с вертикальными, тёмно – коричневыми наполнителями.
        Мы, беспрепятственно пересекли спящее царство дошкольников и, незамеченными, возвратились на свою территорию. Здесь туман окрасился в чистый матовый цвет так, как наш лагерь освещался люминесцентными лампами, а сами фонари были около четырёх метров  в  высоту. Только  видимость  от этого ничуть не улучшилась.
     Мы осторожно миновали мой корпус, будто спящий лайнер с погашенными иллюминаторами, как зайцы, перескочили центральную аллею, и скрылись за корпусом другого лайнера, дремавшего напротив. За ним, вдоль разделительного забора ещё одного соседа по оздоровлению подрастающего поколения, мы, с затаённым дыханием, прошмыгнули по  молочному туману к круглому зданию с мезонином, в котором, с парадного входа располагался восьмой отряд, а с тыльного входа находился лазарет.
       Не доходя до корпуса, Галка потянула меня немного вправо, где у других ворот находился караульный пост дневного дежурства. Там стоял длинный стол, с двух сторон были вкопаны широкие скамейки, и у самой калитки, возвышался деревянный, четырёхугольный зонт с круговой скамейкой вокруг столба; на случай дождя.
       У стола мы остановились. Прислушались. Идеальная тишина! Плотный туман глушил даже писк неугомонных комаров, которых, кстати, я в этот вечер не замечал. Собаки и те не брехали по округе. Спал весь мир, кроме нас. Мне подумалось, что оставшиеся у костра,  так же предались сну в затуманенном лесу.
       Пытаясь, что-либо разглядеть в матовой округе, я думал, что нам отсюда будет проще проникнуть незамеченными в лазарет, но Галка совсем не стремилась укрыться со мною в своей «крепости».  Стоя спиной к торцу стола, она неожиданно обняла меня и крепко впилась своими губами в мои. Я на мгновение оторопел. Я же представлял её «дом» белым, с мягким ложем, немного пахнущим лекарствами.
         «Неужели она решила со мною распроститься, как в городе, мол, мне некогда, у меня двое больных и прочее?!» - мелькнуло в моём хмельном сознании. – «Ну, нет, Галчонок! Широкий стол вполне может стать любовным ложем для нас!»
       Адам  тоже был осчастливлен  Евой, не в царских покоях…   при этом, он не был в обиде на свою возлюбленную за выбранное ею места для любовных утех. Случай не терпит предписаний и догм! Главное, обоюдный всплеск чувственных эмоций, а место приложения их неважно. В данный момент, я ощущал их прилив с новой силой.
        Пока Галка покрывала меня поцелуями, я подхватил её под ягодицы, приподнял и посадил на край стола. Она, бормоча, что-то  неопределённое, тут же обхватила моё тело своими ногами  вокруг талии.
       Бог ты мой! Зачем мне  белая  и мягкая постель, если её хозяйка неплохо чувствует себя на крашенных досках стола? А привилегию белых простыней и прочих благ, надо ещё заработать у неё, именно на этом испытательном стенде. Хотя, возможно, что причина убогости нашего «шалаша» может быть, довольно банальной… Галка делит комнату вместе с врачихой со скверным характером; таковой она мне кажется при встречах. Правда, могла бы в моей комнате расположить наше ложе любви, в данный момент оно  пустует, и, возможно, до утра нам никто не помешает. Ну, да ладно! Отвлекаться и возвращаться в данный момент –глупо!
        Отвечая на её поцелуи, я машинально ухватил пальцами за нижнюю  кромку её кофты и потянул к верху, чтобы снять.
        - Не надо. Стол холодный и влажный, – прошептала она, тяжело дыша.
        «Вот тебе, на! – невольно мелькнуло в моём мутном сознании. – Моя целомудренная Ева уже «знала», что этот стол станет для нас любовным ложем и, что ей будет очень неприятно лежать голой спиной на холодящих досках».
       То  ли   она   интуитивно   ощутила   сквозь  спортивное  трико оседающий на досках туман, то ли уже, с кем-то другим опробовала это, удалённое от обывательского любопытства, местечко для любовных встреч? В данный момент – это было не важно!         Подвернувшийся Случай не позволял делать, какие-либо выводы. Она мила, грациозна и доступна!..
        Эти мысли, будто метеорит, промелькнули бесследно. Главное: 
            «…Сегодня жизнь моя решается…
            Сегодня милка соглашается!..»
         Я отпустил край кофты и тут же ухватился за тугую резинку её трико. Холодна кроватка или нет, но с нижней одежонкой, дорогая Галочка, тебе придётся на время расстаться. Мы её вместо белых простыней расстелем, и ещё, ради такого Случая, я и своей спортивкой пожертвую, лишь бы тебе не отвлекаться на такие пустяки.
         Едва я успел слегка приспустит её трико, как она тут же  отпустила мою шею и легла на стол, как бы показывая мне, до куда я должен постелить нестандартные простыни.
Стаскивая впопыхах  прилипшее к её телу трико, я, невольно, вспомнил про её квартиру: «Вот там-то, никаких проблем не было, ни с чем! Настоящий Рай! Смотришь, и «яблочко» наливное нашлось бы в  уютном и охлаждающем закутке». 
       Я допускаю, что Галка просто испугалась своей спонтанной инициативы, а я, дурак, оплошал и ушёл ни с чем, а заодно и её озадачил. В результате, мы с ней оказались на лежаке времён первого топора, с риском быть обнаруженными «всевидящим оком» злорадного обывателя.  Экзотично, вроде романтично, но жутковато!
        Я уже снял и свою спортивку, и приготовился превратить из набранной одежды подобие постели. Галка вновь села на край стола и обняла меня. Я на ощупь, как-то стелил за её спиной , а заодно продолжал целовать её в шею и плечи. Она вздрагивала и тяжело дышала мне в ухо.
       И вдруг я услышал тихое удивление из её уст: - Лестница на небеса!
        Я вначале пропустил её слова мимо ушей.
        Какая ещё там лестница? На какие небеса?  Я её-то едва различаю в плотном тумане ночи.
       - Лестница на небеса! Красиво! – повторила она.
       Почему-то, мне подумалось, что она, каким-то чудесным образом слышит песню Лед Зеппелин «Лестница на небеса» и высказалась об этом  вслух. 
       Я невольно, прислушался. Кроме писка одиночных комаров и её возбуждённого дыхания, я ничего не слышал.
       - Коля! Она подымается на небо! -  воскликнула Галка, чуть громче.
       «Вот оно проклятие Галок! – промелькнуло в моей голове. - У этой, от настойки начались галлюцинации. Чего доброго, ангелочки с неба к нам по лестнице пожалуют, а таких свидетелей мне только и не хватало!»
      Я на мгновение оторвался от своих хлопот с ложем и от поцелуев и повернул голову туда, куда смотрела Галка, может и мне привидится, что-нибудь этакое – аномальное или бредовое, ведь я тоже испил её чудо - настоечки?   
      Обернувшись, я вздрогнул всем телом, как от холода. Затем, не веря своим глазам, мотнул головой: «Не иначе наваждение?!»
        Невдалеке, на высоте второго этажа, на сером фоне ночного тумана, ввысь возносилась настоящая лестница с четырьмя ступеньками. Она выделялась тонкой золотой каймой на жёлтом шаровом пятне тумана, устремившегося плотным потоком сверху вниз, отчего казалось, что лестница и впрямь взлетает ввысь.
        - Правда, красиво? – прошептала Галка мне на ухо, и принялась покрывать моё лицо поцелуями.
      - Да! – ответил я, отвечая ей взаимностью.
      Лестница была самой, что ни на есть, обыкновенной! Она оказалась пожарной, и шла от земли на чердак. А видимым оказался лишь отрезок из четырёх ступенек, на который падал свет; кто-то забыл выключить свет на чердаке и он, сквозь круглое, слуховое окно, струился на ниспадающие потоки  плотного тумана, и заставлял часть освещённой лестницы возноситься на небо. Будь я чуточку пьянее, и принял бы редкое видение за галлюцинации.
Вслед за волшебной лестницей, и мы с Галкой полетели на Небеса  полного ассортимента ласк и обоюдоострых наслаждений. Окруживший нас туман дарил нам ощущения истинных облаков. Жёсткость  и прохлада первобытного ложа остались, где-то далеко внизу, на грешной земле, и ощущались лишь на мгновение.
        Я впервые осознал, что моя медсестричка не из стаи мрачных и шумных галок, и, что проклятию, не под силу подняться на наши небеса. Их «потолок» полёта ограничен верхушками деревьев и крышами домов.
         Вернувшись с небес на грешную землю, я  снова  посмотрел  в сторону дома с мезонином.
        Туман поредел и стлался гораздо ниже крыши. Белая ночь передала эстафету едва заметному рассвету. Послышались редкие голоса ранних пташек. Чудо-лестница слилась с чёрным силуэтом досок и уже не имела на освещённом участке обманчивой позолоты. Теперь она, своей чернотой и невидимым нижним концом, как бы  указывала, нам, за наше грехопадение, путь, аж, в самую преисподнюю. Оставшийся на свету пролёт, хотя и стал черным, но по-прежнему оставлял нам надежду и дорогу в небеса.
     Галка, как женщина, указав мне на  двойственную сущность лестницы, всё же оставалась приземлённой материей Бытия. Для неё подобная трансформация видения оказалась лишь красочным дополнением её наряда, которому могли позавидовать её лучшие подруги. Она гораздо быстрее опустилась по лестнице в окружающий нас мир и в действительность.
      - А,   что  я  скажу  Марине? – с  некоторым  страхом  в  голосе, произнесла она.
      - Какой Марине? Что скажешь? – не понял я её удивлённого испуга.
       Не верьте тому, что все слова, просьбы и молитвы доходят до небожителей. А если, что-то и долетает до их ушей, то не всё  подлежит пониманию ими. Я смертный землянин, но, пребывая пока на небесах, на себе испытал полнейший неологизм, исходящий из уст только одной женщины.
       Галка удивилась моему непониманию её слов.
       - Ну, из восьмого отряда – интернатовцев! – сказала она, как бы настраивая связь, на моё запоздалое восприятие действительности.
       - А я тут при чём? – спросил я её, никак не желая ступить на землю.
       - Она давно просила, чтобы её перевели в твой отряд… Вроде, на вторую смену уже договорилась  со старшей вожатой.
       Я был в полном неведении о земной жизни, бурлившей вокруг меня. Одно я понимал, что, как бы не было хорошо на небесах, а на земле гораздо интереснее и веселее. Каждую секунду тебя ждёт сюрприз, в особенности, если за ним скрывается женщина. 
     Я не знал, что ей ответить? И «услышит» ли она глас с небес?
      Одно я знаю, точно. Она для меня осталась, не только приятным воспоминанием, но ещё более приятной ЗаГал(д)кой!!!
               
                Лед Зеппелин. Песня  «Лестница на небеса»