КВД-4-В тени Рая

                В   Т Е Н И    Р А Я
               
                / «…И открылись глаза у них обоих, и узнали
                они, что наги,… И скрылся Адам и жена его
                от лица Господа Бога между деревьями рая…»
                Бытие 3. 7-8.
                Глюк «Орфей и Эвридика» .флейта.

          Летний сезон прошёл благополучно; без вездесущих эпидемий дизентерии, тяжёлых травм, увечий и, самое главное, без смертных случаев среди детей и сотрудников. Для пионерлагеря, в котором одновременно отдыхало 1100 – 1200 детей – это хороший показатель. А если ещё учесть насыщенную культурно – массовую и спортивную жизнь оздоровительного учреждения, то можно потягаться за призовое место с аналогичными учреждениями на республиканском уровне.
          Наше ГорОНО всячески старалось вывести свою «Лесную республику» на республиканскую сцену действий. И, вроде, всё для этого есть. Но!.. нет козырей – моря или реки. Живописный пруд, окружённый девственным лесом, не котируется у киевских чиновников. Артек – эталон! 
           Ну, да, бог с ними! Не в обиде будем!
          В этом году наш лагерь занял первое место по области – это значило, награждение и поощрение отличившихся сотрудников.
          Я, наравне с несколькими вожатыми был отмечен грамотой ОблОНО и значком «Лучший вожатый области». Вроде мелочь, а приятно! Наш начальник пионерлагеря, по такому случаю, организовал для всех сотрудников  двухдневный отдых на берегу Северского Донца в Славяногорске, для чего  заказал два автобуса.
          Конец лета – это подготовка к учебному году. У многих семьи и основная работа в школе… Желающих набралось около 30 человек, - почти вся молодёжь,- за исключением самого начальника, старшей вожатой и поварихи. От одного автобуса пришлось отказаться. Ещё взяли с собой  лагерный грузовичок, доверху набитый всем необходимым для отдыха на природе из расчёта 60 человек. Как тут было отказаться, от такого отдыха, когда в паре со мною собралась ехать Нелка, с которой мы работали в одном отряде, где в вожатской комнате, наши мечты и желания были всегда рядом -  днём и ночью. К сведению любопытных. По нелепому проекту, комнаты для вожатых в корпусах предусматривались в единственном числе – для одного пола. В отряде, куда я попал, оказались одна воспитательница, две молоденькие вожатые – практикантки из педучилища и я.   Опыт Людмилы Николаевны и доверие ко мне со стороны женщин, помогли найти компромисс – некое согласие сторон, и моя кровать оказалась рядом с Нелкиной. До моего прихода в отряд, кровать находилась в одной из палат мальчиков, что не устраивало ни ребятишек, ни, тем более, меня. Был  не  лучший  вариант – искать  угол  в  других  отрядах,  где    могли доминировать мужчины, но таких отрядов практически не было. Даже если бы и нашлась комната на стороне, то  это усложнило бы мою работу  в отряде в вечернее и утреннее время. Не говоря уже о взаимных симпатиях, возникших у Николая Николаевича и  Нели Ивановны, с первых же дней их совместной работы.
         Я был несказанно рад тому, что наше с Нелкой  лето продлиться ещё на пару дней. Но, за день до отъезда, её вызвали в педучилище, где она училась уже на третьем курсе. Меня же в душном городе никто не ждал, на основную работу надо было выходить лишь третьего сентября. Мне не хотелось отказываться от поездки в те места, где изумительно красивая природа и, где, недалеко от тех мест, я родился.
         На рассвете, все желающие стали садиться в автобус. Места занимали, кто, где хотел. Я сел у окна с правой стороны по ходу автобуса. В третьем или четвёртом ряду. Автобус быстро заполнялся, - дисциплинированность сказывалась. Те, у кого уже не было выбора, занимали свободные места. Я ехал  в Славяногорск отдыхать, и мне было безразлично, кто окажется моим попутчиком в соседнем кресле. Я хотел поскорее предаться сну в дороге и, едва заняв мягкое сиденье, опустил спинку кресла немного назад. Прошедшая ночь была так коротка.
        - У тебя, свободно? – Услышал я женский голос.
         Я повернулся. На меня смотрела Марина и пальцем указывала на кресло рядом со мною.
         - Да, садись. – Ответил я, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, тронется автобус, и я смогу погрузиться в блаженную дрёму.
         Моя попутчица работала в младших отрядах. Мы с ней встречались лишь на общих мероприятиях, и за всё лето не обмолвились ни единым словом личного характера, за исключением: «Привет!» и «Пока!»  Я о  ней ничего не знал и не стремился к этому. Марина принадлежала к типу людей центробежников, чрезмерное внимание и суета вокруг тяготили её. По-крайней мере, мне так казалось. Она очень походила на эрмитажный «женский портрет» Коста Лоренцо.  Это было не совсем моего вкуса, хотя фигура, пластика движений, у неё были в хорошем художественном исполнении. Наверняка, у Марины был парень, но мне до этого не было никакого дела. Знала ли она, что-либо обо мне? Как-то не задавался вопросом. Допускаю, что и я был не в её вкусе, иначе бы, я ощутил её присутствие, в, как бы случайных  намёках на внимание.  А тут, кружились вокруг одного светила два спутника на виду у друг друга, но вот орбиты их, не позволяли  им встречаться, либо на какое-то время, либо никогда.  В одном я был уверен, что она знала о моих близких отношениях с Нелкой; ей на ухо женская сущность нашептала. Но это её личное дело и меня оно не касается.
         Едва автобус тронулся, я тут же закрыл глаза и почти мгновенно уснул. Автопарк  предоставил первоклассную колыбельку! Очень благодарен ему! До самого Славяногорска, я просыпался пару раз, когда,  довольно   шумно,  со   смехом,  объявляли  бытовые   остановки: - Девочки налево, а мальчики на выбор! На задних сиденьях уже начали   «отдыхать», оттуда  неслись смех и шутки.
        Я же отдыхал тихо и в одиночку. Моя соседка либо спала, либо разговаривала тихо; я её голоса не слышал. Лишь, когда наш автобус въехал на мост через реку Северский Донец, я окончательно пробудился от её тихого восторга: - Ой, красиво-то, как! 
        «…Из Эдема выходила река для орошения рая…»
        Автобус выезжал на середину моста.
                Б. Сме’тана «Моя родина. Над Влтавой».
         Вид с нашей стороны, и впрямь, открывался великолепный, особенно для тех, кто приехал сюда впервые. По правую руку от нас, над рекой возвышался  меловый хребет, поросший лесом. Вдали, на выступающей к реке возвышенности, возносился к небу памятник Артёму. Издали он напоминал обломок штопора тридцатиметровой высоты. Здесь, вполне, могли устраивать пикники боги или титаны. Слева, насколько видел глаз,  простиралась лесистая долина. Вдоль реки тянулась двухсотлетняя дубовая роща, а за ней царила, в основном, сосна. Да, неплохой уголок Земли, где могло зародиться, истинное, эдемное «Бытие». Почему бы и нет?! Месопотамия, вся изрыта археологами, а ни одного артефакта не найдено. Не там искали!
         Автобус съехал с моста и, через некоторое время, повернул направо, на грунтовую дорогу. Медленно лавируя между  могучих дубов, он вновь возвратился к мосту, но уже снизу. В метрах пятидесяти от него, автобус остановился, следом подъехал  наш «обоз».
         Я вышел из автобуса. Почти у самого моста, к реке опускался пологий язык из мелкого кварцевого песка. На него было больно смотреть без тёмных очков, настолько сильно он отражал солнечные лучи. От этого он походил на россыпи сахара.
        День подбирался к полудню. Солнце с высоты припекало на совесть.  Многие поспешили к спасительной прохладе реки, я оказался в их числе. После недолгого купания, мы занялись обустройством походного лагеря из палаток разной вместимости. Иван, с которым я работал в пионерлагере второй год, предложил мне взять двухместную палатку; он тоже приехал отдохнуть в одиночку. Мы расположили все палатки полукругом,  замкнувшись крайними палатками у наших машин. Всю зону  огородили двумя толстыми бечёвками, закрепив их на вбитых колышках. Получился полевой стан времён скифов; технику спишем на табун в загоне, не зря же, в каждой машине под капотом, прячут лошадиные силы.
         Пока  мужчины корпели над зачатками градостроительства, женщины занялись своим извечным делом, по приготовлению пищи насущной. Разведение костров  и приспособлений к нему мы взяли на себя, с дровами нам подсобил предусмотрительный завхоз, он нагрузил их в машину на несколько дней отдыха. Честь и хвала ему от нас! Приблизительно, через час, мы уже сидели на корточках, возлежали, (кому, как удобно),  в   общем,  семейном  кругу  коллег,  готовые  начать  отдых   с ритуального застолья с пожеланиями. Все замерли в нетерпении. Слово взял директор пионерлагеря. Он, слегка поддавший ещё в дороге,  поблагодарил всех за хороший сезон от имени ГорОНО, теркома угольщиков, и предложил выпить за хороший сезон и предстоящий отдых. Мы действительно потрудились на все 100% и заслужили хороший отдых.
         Многие подняли стаканы с водкой и вином. Я отказался от спиртного. Духота и без него находила нас под кронами раскидистого гиганта и норовила помутить сознание.
         Когда, наевшись и выдержав время приличия за столом, я встал и направился к речке. Я всегда любил две стихии – воду и музыку. Одна сейчас  протекала мимо моих ног, а другая доносилась со стороны автобуса. До вечера я пребывал в обеих стихиях и лишь, когда тени накрыли наш лагерь и пляж, я спрятался в своей палатке до утра. Я отдыхал, как пенсионер в доме отдыха; хорошее питание, водные и воздушные процедуры и глубокий сон.
         За три месяца, проведённых в «Лесной республике», мне довелось побывать во власти Гипноса всего лишь два дня. В остальные же ночи, мне удавалось урвать у него 3-4 часа полусна-полузабытья. В первый раз глубокого провала в сон, я лишь прилёг на несколько минут, во время тихого часа, и меня разбудили, как и положено, в конце тихого часа, но только на следующий день. 24 часа без сознания!
         Людмила Николаевна держала под ключом вожатскую комнату сутки и открывала её лишь по крайней надобности и на ночь. Она всячески оберегала мой сон. Нелка говорила, что я спал, как младенец и не реагировал даже на её поцелуи. Ночью, она несколько раз проверяла моё дыхание. Ей, почему-то казалось, что я впал в летаргический сон. Нелка удивлялась олимпийскому спокойствию воспитательницы. Людмила Николаевна, за двадцать с лишним лет работы в пионерлагере, повидала немало подобных «летаргий» и, по-матерински, опекала спящего крепким сном.
         «…И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал…»
         Каково?!
         Я же почил, по-божески, от дел своих вожатских лишь в день шестьдесят третий, начиная со средины мая. Формирование 75-ти преобразователей будущего Мира, задача не из лёгких, и в шесть дней никак не вписывается.  Все текущие часы отдыха протекали лишь, как перекуры, и не могли способствовать полному восстановлению затрачиваемых сил.
         Проснулся я на рассвете, шум проезжающих машин  разбудил меня. Свет нового дня едва забрезжил. В палатке было прохладно. Ивана на своём месте не оказалось, его свёрнутое одеяло было не тронутым. Выглянув из палатки, я увидел у костра несколько человек, они почили от дел своих летних там, где застал их сон. Среди них оказался  и  Иван. Издали  я  видел, что  один  костёр  потух  и покрылся сединой   забвения.  Второй   же  был  ещё  полон   рубиновых   камней. Возможно, что сон лишь под утро одолел хмельной ум  людей, и теперь убаюкивал сам костёр.
         Я выбрался из палатки, умылся прохладой речной воды и ощутил прилив свежих сил, будто был только, что сотворён на божий свет. 
         До завтрака у меня было несколько часов побыть наедине с природой и со своими мыслями. Я направился гулять по просыпающейся дубраве, слушая пение птиц и шум жёсткой листвы, производимый лёгким ветерком  на верхушках деревьев. Я пребывал в состоянии Адама, в его первые часы жизни – созерцание и слух, и ничего более. Ассоциативные мысли приходили в голову лишь в восторге чувств. Размышления современности шли параллельным курсом и не мешали первозданному восприятию окружающего Мира.
         Возвратился я в реальный Мир, когда все проснулись и убрали со «стола» остатки ушедшего навсегда летнего сезона. Я помог  с разведением новых костров, с чисткой картошки и мытьём двух больших  котлов.
         Я любил возиться у костров и готовить на них еду, но в этот раз, мне не хотелось заниматься первобытным делом; я ещё пребывал в ином измерении, и  желающих было предостаточно.
         За завтраком, некоторые продолжили, не то «расслабляться», после дней трудовых, не то просто похмеляться, среди них оказался и Иван.  Начальник и старшая вожатая всё ещё пребывали во власти сна в своих палатках. Это было первое утро за лето без их присутствия. Было, как-то непривычно, без планёрки – разбора вчерашних полётов, наставлений и задач на день грядущий. Воистину, Седьмой день наступил!!!
          После божественной трапезы на лоне природы, я всё же не выдержал и включил в свой отдых, поход на гору, где планировал пройтись по хребту дальше за памятник Артёму. Сколько раз тут бывал и всегда мой маршрут обрывался спуском у его подножия. Мне хотелось побродить там одному. Я это честно заслужил!
         Но, по воле Свыше, мне не дано было насладиться первозданным одиночеством. Расплодившиеся потомки первых людей, отдохнули за ночь, поели сытно, и теперь желали общения с прекрасным, мира сего, с помощью гида в моём лице.
        Ко мне подошёл Юрка, с красивой женской фамилией Талия, и попросил сводить его и несколько девушек к монастырю, к пещере и к памятнику. Трудно было отказать ему. Он был мой настоящий воспитанник.
        Когда я учился в интернате, его, в составе двенадцати второклассников, привезли из г. Килии  Одесской области. Половина из них, все два года, пока я учился в школе, ходили за мною, как цыплята за курицей. С некоторыми, я поддерживал связь, когда меня перевели в горное училище и, когда я уже служил в армии.  Благодаря моей рекомендации, Юрка  попал  работать в  пионерлагерь, с опозданием  на  полмесяца, / его с основной работы  не отпускали/. Он, по привычке, по многим вопросам обращался ко мне. Вот и сейчас,  он уговаривал меня побыть в роли экскурсовода.
        Я дал согласие, довести весёлую компанию до входа в подземелье. Подыматься же к памятнику, я отказался… Ведь это был мой законный - Седьмой день, выделенный мне самим Создателем.
         Группа любознательных состояла из Юрки, меня и полдюжины девушек, среди которых оказалась и Марина. Все они не были на майских курсах, проводившихся здесь, и теперь желали воочию увидеть достопримечательности этих красивейших мест Донбасса.
               «… Солнце яркое светило,
               Ветер выдался попутный –
               Путешественникам выпал
               Путь приятный и нетрудный…» *
                • Шота Руставели.  18. 8
         Мы пошли вдоль берега к другому мосту, нам вслед прокричали, чтобы  не задерживались так, как после обеда будем собираться, и уезжать домой.  Отдых, хотя и Божественный дар, но он не бесконечен; даже, как-то хитроумно и незаметно сжат рабочими днями. Приходится всё время помнить об этом, а это уже в ущерб выходному дню.
         Я почти всю дорогу молчал. Девушки без умолку щебетали о бытовых проблемах и изредка задавали вопросы по теме нашей экскурсии. Для них, я, по-прежнему, оставался вожатым, пусть и без галстука, который поведает много интересного об этих краях, и не позволит им заблудиться в незнакомой местности. Милые создания, превратившиеся из серьёзных Мариван, Светлан Васильевных, в наивных болтушек – старшеклассниц.  Юрка, быстрей всего, рефлексивно увязался за мною. Он вчера перебрал маленько у костра и теперь с блеклым видом плёлся за нами.  Я не стал  возвращать его назад, пусть хоть немного нагрузки возьмёт на себя, это же его была инициатива с походом.   Молодой организм на свежем воздухе быстро отрезвеет и придёт в норму.
          Солнце уже поднялось над нашими головами и стало припекать. Я снял футболку с вертикальными, бело-красными полосами и закинул её на плечо. Юрка остался в рубахе с коротким рукавом, хотя его лицо покрылось крупным бисером пота. Некоторые девушки, у которых были купальники, последовали моему примеру. Марине не пришлось этого делать, у неё, вместо кофточки, выглядывал из юбки красный, цельный  купальник с молнией впереди, он был похож на спортивную майку и очень гармонировал с юбкой в крупную лилово-фиолетовую клетку. Фигуркой её бог не обидел. Она контрастно выделялась на едином одеянии своих подруг. Чувствовался вкус и возможность её родителей достать импортную вещицу.
          Проведя, по привычному для себя маршруту, вверенную мне беззаботную стайку девушек, мы достигли конечной цели. У входа в пещеру мы остановились. Воспоминания о весенней прогулке с Татьяной вновь захлестнули меня.
         Я не страшился повтора той ночи с одной из пришедших девушек  так, как знал, что сейчас в лабиринтах пещеры туристов и случайных людей, как в популярном музее; вон их сколько  бродит по окрестностям монастыря по одиночке и целыми группами. Где-то сверху горы, и то слыхать было их восторженные крики.
        О своих злоключениях в пещере, я  никому в лагере не рассказывал. А вот Татьяна, как?  Она ведь женщина и, притом, не давала мне никаких обещаний. Думаю, что ей невыгодно было делиться с подругами  той тёмной историей, хотя ей, как-то надо было объяснить им столь долгую прогулку с Николаем и нелепую раскраску тела и одежды. Наверняка, она, что-то придумала в своё оправдание.
         За всё лето, мы с ней,  ни словом не обмолвились о нашей прогулке. Да я, честно говоря, и вспоминать не хотел, не то чтобы говорить о ней. При  случайных встречах, тет-а-тет, я видел, как она кокетливо закатывала голубые глазища под длинные ресницы. Я, в шутливой форме, ускользал от неё по  «неотложным делам». Неприглядный эпизод фильма ужасов о  вальпургиевой ночи всегда будет разделять нас. Я очень впечатлителен и брезглив.
         Об этих тайнах пещеры, я своим подопечным экскурсантам не поведал. Они с новой силой защебетали у входа в чужые тайны, будто это был всего лишь заброшенный скворечник, в котором можно свить хорошенькое гнёздышко. Юрка то же повеселел. Видимо, лучам солнца всё же удалось расщепить отравляющие гидроксилы в его мозгу и вывести их в мочевой пузырь, слабостью которого он страдал с детства. Пока пташки спорили, кому достанется скворечник, Юрка, подпрыгивая, умчался в ближайший кустарник.
         Любопытно было наблюдать, как совсем недавно, «взрослые» тёти, облачённые властью и ответственностью, превращались в самых обычных девчонок, которым сейчас не хватало, только кукол и косынок. Они по очереди заглядывали во тьму пещеры, затем, с наигранным испугом, ахали, охали, взвизгивали и уступали пугающую витрину или экран следующей любительнице острых ощущений. Я стоял у входа, как зазывала, лицом к ним и видел на их счастливых лицах неподражаемую игру вернувшегося детства. Это было редкое зрелище; его нельзя сыграть и отрежиссировать. Братья Люмьер, где вы?
      Последней, к пролому в досках, подошла Марина. Она  остановилась у самой линии проёма, слегка наклонилась вперёд и завертела головой по кругу, пытаясь, что-то высмотреть во мраке.
        «Если бы она приподнялась на носочки босоножек, - кстати, подобранных под цвет купальника, -  и откинула назад правую руку, то получилась бы классная скульптура. Челлини  позавидовал бы ей». – подумал я про себя. В ней ощущалось, что-то притягательное.
                «…Однако все её движенья,
                Улыбки, речи и черты
                Так полны жизни, вдохновенья,
                Так полны чудной простоты…»
                М. Лермонтов               

            Мне вдруг захотелось дотронуться до, созданной моим воображением, Галатеи.  Я самопроизвольно протянул к ней руки и взял сзади за талию, как бы желая испугать её намёком на толчок.
          Я  думал, что Марина вскрикнет от  неожиданности, и попытается высвободиться из моих объятий, но она плавно положила свои руки поверх моих, - ладони оказались влажными и прохладными, - прижала их крепче к своей талии и сильнее прогнулась вперёд. У меня мелькнуло в голове, что эта Галатея , возможно училась в балетной студии, отчего не шарахнулась в сторону с идиотским визгом.
           Я был, застигнут врасплох: «Что бы было, если бы в ту майскую ночь, вместо той Марины, оказалась эта балерина, да ещё и с провокационными  речами и действиями?»
         Довольно трудно предугадать её реакцию к мраку,  на появление летучих мышей, к тому, что можно заблудиться  в подземелье без шансов на спасение, что можно быть отвергнутой избранником её грёз. Но, держа изящную фигурку  в своих руках, я, как бы читал через наши руки сокровенные мысли девушки: «Я бы ни за что не дала обмануться майским соловьям в их страстном пении! Я бы тебя околдовала!» Я и сейчас почувствовал приятную дрожь в своём теле.
           Я не мог так запросто расцепить свои руки. Они оказались во власти моей партнёрши по сцене, зрителями которой оказались её завистливые подруги; ведь я же не удостоил их своим вниманием. Это бестактно с моей стороны.
        Насладившись успехом, Марина плавно разогнулась, отпустила мои руки и, повернувшись ко мне с сияющей улыбкой, произнесла нараспев: - Спасибо!
Я был  просто ошарашен, но вида не подал. Марина, как ни в чем, ни бывало, отступила назад к подругам и продолжила, прерванный паузой молчания, щебет птичек обо всём на свете, в их представлении.
        Удивительно, но я впервые увидел её улыбку так близко.
        Ямочки на щеках и в уголках рта умиляли её личико.
        Это же козырь, который она пускает в ход лишь тогда, когда ей это нужно. На повседневной, обтекающей маске её лица, улыбка прорисовывает едва заметные штрихи миловидности и манящей привлекательности. На миг – «Утренняя звезда» А. Мухи!
         И всё же, несмотря на, явно, выигрышный билет лотереи, я отказался от него. Я сознавал, что для получения долгожданного выигрыша требуется Время. Вре - мя!!! Данный же отрезок времени Всевышний отпустил мне исключительно на Отдых. Его-то осталось всего, да ничего! Тратить же его на лебёдушку, поманившую меня за собой изящным взмахом крыльев, неизвестно для каких целей, было бы глупо с моей стороны. Надо признать, что Марина добилась бы своего, но регламент свёл бы её игру лишь к  пересмотру анкетных данных и, запоздалому,  душевному восторгу в её адрес.
         Прибежал Юрка, с улыбкой во весь рот и с безразличным взглядом  на  всё, что  относилось  к  Славяногорску. Освободившись  от всего негативного, что давило на него с головы до пят, он воспрянул телом и духом. Он, неожиданно, предложил всем вернуться к застолью и отметить отъезд из столь красивого уголка природы, которую он  успел  обозреть  сквозь  хмельную  пелену,  как   фотокадры   из   старых альбомов. Ну, не может, бедолага, устоять перед насильственным призывом: «Ты меня уважаешь?»  Видимо, он унаследовал от легендарно спасшегося Ноя, не самое лучшее. Тот тоже, принимая от Бога виноградную лозу, воспринял его слова: «Ты меня уважаешь?», по-своему – по-обывательски.
           Старика Ноя, я понимаю.
           Как тут не запить, когда знаешь о мучительной гибели тысяч себе подобных? Когда видишь, как их топят, как котят в бочке, - не в мешке и не поштучно,- а всех, от мала до велико. Как тут можно сохранять ум трезвым, когда он не имел права спасти даже близких себе людей?
           Я бы на его месте утопился! Уважение должно быть обоюдным!
          Девушки, явно, не спешили к палаткам. Когда ещё доведётся им побывать здесь на настоящем отдыхе?
          Над Юркой довлело иное мнение об отдыхе. Он, молодецки, подскочил к одной из девушек, обнял её за талию и воскликнул: - У нас лес не хуже! – И захихикал.
         Девушки в ожидании смотрели на меня; я в их глазах, сохранял статус вожатого, и, значит, решал всё за них.  А мне самому хотелось побыть немного в беспечном детстве. Я им искренне сочувствовал, но воспользовался Юркиным предложением по-своему.
        Всё, что можно было посмотреть мы, в общих чертах, узрели. Из запланированного, оставался лишь Артем. Он занял господствующую и неприступную для многих высотку, а это всё Время. Штурмовать её с отделением новобранцев в юбках можно. Но, когда эта пехота ещё стоит в босоножках  на каблучках и с тонюсенькими ремешками, которые лопнут при первых же метрах штурма крутого уступа, затея глупая. Обходной маневр к памятнику, - туда и обратно,-  займёт много времени.
        Нужно признать, что посещение памятника является кульминационной точкой всех экскурсий в Славяногорске. Не поднявшись на высшую точку панорамного обзора, равно тому, что вы, в роли зрителя, находились, во время спектакля, в оркестровой яме. Но об этом я умолчал. Время, время, время!
        Я желал отправить девушек с Юркой, но так, чтобы от них, чудесным образом, отделилась Марина. Пластика в её движениях позволяли  вписаться в план обхода, с большим запасом времени, которого нам с ней хватило бы на осуществление, спонтанно родившихся  грёз. Но, это в том случае, если Марина была честна со мною у пещеры, а не играла чувствами при зрителях. Рисковать же ногами и временем, ради проверки своей интуиции, я не стал. «Седьмой день», как любой отдых, тает быстрее мартовского снега.
        Пока я выбирал правильное – рациональное – решение, в прошлое улетела  минута или две.  Невосполнимая  утрата  для  молодости  и  для полноценного отдыха.
       Я, в двух словах, объяснил девушкам, что Юрка в руках надёжнее, чем кубический монстр прошлого в поднебесье. Юрка, у одной  из вас,  живой  и  весёлый, как  подарок  на  голубом  блюдечке  с золотой каёмочкой, а до каменного мужлана ещё добраться надо. Да он и никуда не денется от вас. Он же памятник! И строили его на века!
       Нам бы столько годков, Всевышний, отпустил, может меньше грешили. А то спешим, ошибаемся; на анализ мыслей и действий, времени не хватает.   Так мы вновь в обезьян превратимся или в пауков в одной банке. Не для этого нас Бог создавал по своему подобию!
       Ещё бы, для улучшения генетического и духовного фонда, наш Родитель, нарезал бы для прививки черенков «Добра» от своего Райского дерева, тогда бы не понадобилось прибегать к столь кардинальным мерам в виде Потопа.
Юрка засиял, будто я ему уже сделал прививку, по блату.
       Он, не раздумывая, направился в обратный путь, насильно увлекая девушку, которую обнимал за талию. Остальные, неохотно, с оглядкой на меня, засеменили за ними. На  прощание, я им сказал, что мне надо, кое-куда зайти и, что  я  их  догоню  за мостом.
       Когда мы шли к пещере, я обратил внимание на собор. Мне показалось, что дверь в него приоткрыта. Я решил, что если останется время, то загляну туда на пару минут.
        Меня всегда тянуло к старым строениям; к их кладке, к отделке, к росписям и убранству. Мне неважно было назначение постройки. Меня манило мастерство творцов ушедших времён. Я не изучал их технику, стиль и почерк, а лишь молча созерцал. Где-то, глубоко в подсознании, я формировал и тренировал свой «нюх» к прекрасному на будущее. Это у меня срабатывало на генетическом уровне, и я никак не мог повлиять на, как бы заочный, процесс обучения; да я и не желал этого. Мне льстила моя тяга к прекрасному.
Прекрасное, в объёмах данного собора, оказалось закрытым на внутренний замок или засов.
        Я не стал стучаться, а неспешно, отправился в обратный путь – Седьмой день неумолимо убывал в Небытие. Дорога была каждая секунда божественного Отдыха!   
        Поворачивая на мост, я бросил прощальный взгляд на монумент Артёму. Отражённый от меловой горы солнечный свет слепил глаза и мешал смотреть на него. Я отвернул,  махнул рукой и пошёл по гулкому мосту.
       Где-то на середине моста, я услышал за спиной шаги спешащей женщины. Стук каблуков и частота шагов всегда отличимы от нашей  поступи.
       Я не обернулся. Народу много прогуливается.  Мало ли, кто, куда торопиться! Где-то в пещере или на горе у памятника задержались и теперь стараются наверстать время.
       Если  бы  я  со  своими  подопечными  девушками  всё  же   решил осуществить встречу с Артёмом по круговой дороге, то, возможно, на мосту подняли бы настоящий грохот, спеша к отъезду.  Опаздывать негоже, дорогие воспитатели будущего поколения, даже на отдыхе!
       Спешащая  женщина, едва   приблизившись  ко  мне,  перешла  на едва слышимый шаг. Возможно, она устала или не захотела привлекать чужого внимания гулким эхом моста.
        Я невольно обернулся.
        Если бы за  своей спиной, я увидел Каменного часового этой горы,  то и в этом случае,  не так бы удивился, (моя фантазия даст   фору  многим).    Но  я  увидел  одну  из  тех,  кого   доверил легкомысленному Юрке.
        Я на миг замер, пытаясь справиться с нежданным наваждением или видением.  Марина, не мигая, смотрела мне прямо в глаза.
        Первой мыслью при её загадочном  появлении или телепортации было: «А где остальные? Не разбежались ли все девушки по округе?»
        Девушка, молча, смотрела на меня и преспокойно ожидала моей реакции на чудное явление простому смертному  в образе своей пресвятой  Тёзки.  Интуиция намекала мне, что Марина могла специально, под любым предлогом, отстать от подруг, чтобы побыть со мною наедине; хотя она вряд ли в этом признается, да я и не стал бы её допрашивать. Всё равно соврёт в своё оправдание. Меня сейчас заботили остальные девушки. По глазам Марины  можно было предположить, что те покорно последовали за своим петушком к курятнику.
        За время нашей экскурсии к пещере, я обратил внимание на то, что эта любительница сюрпризов меньше всех щебетала в кругу своей стайки.  Моя Нелка так же поражала меня своей неразговорчивостью. Она любила, иной раз, смотреть на меня в упор, с таинственной улыбкой на губах,  и тем самым,  легко сбивала меня с речи или с мысли. Такое поведение Нелки объяснимо было для меня. Мы с ней были знакомы целую Вечность – лето!
        С Мариной же я, как бы познакомился с полчаса назад у пещеры. Я там позволил себе немного пофантазировать в отношении неё. Время,  обновлённые данные в её анкете, а главное – контакт с девушкой, спровоцировали моё мышление. Но это было лишь лёгким дуновением мечты – и не более.
         В данный момент, мой законный Седьмой день отбивает курантным боем  своё завершение, оставив пару драгоценных часов на возвратную  прогулку по дубраве, на обед и  на общие сборы.
         Наше молчаливое противостояние или интуитивное взаимоизучение затянулось во времени. В драгоценном промежутке времени! Я почувствовал, как жгучее солнце сфокусировало на мне свои лучи, стараясь, что-то сжечь из моих мыслей. Я не каменный, долго так не простою, да Марина ждала от меня, каких-то решений и предложений.
         Я искоса посмотрел на памятник Артёму, будто он мог мне, что-то посоветовать. То ли Марина повлияла на моё абстрактное виденье окружающего мира, то ли сам монумент предстал моему взору в ином ракурсе. Не знаю. Но вдруг, мне показалось, что это вовсе не памятник пламенному    революционеру, а скрытный образ совсем другого человека. Но, кого именно, я не мог сразу вспомнить.  В голове пронеслось, что «пламенный борец» за торжество справедливости в России, в годы царского самодержавия и, не растерявший революционного пыла, такой же борец с врагами освобождённого народа, вряд ли пожелал бы своего бессмертия в кубических тоннах бетона.  Я бы лично был бы против подобного памятника  себе  в  веках. Если  будет  время, то  я обязательно поковыряюсь в архивах своей памяти.
        А сейчас, я глубоко вздохнул, как бы освобождаясь от галлюцинаций и наваждений. Затем, не зная почему, улыбнулся Марине или её хитроватой наивности и, развернувшись, пошёл по мосту дальше. Мне, признаться, было приятно её присутствие. От неё веяло неземным покоем и давно забытым блаженством, будто от букета полевых цветов. Это невозможно объяснить словами так, как оно улавливается  не анализирующим сознанием, а рефлексивной интуицией.
        Я вспомнил, как Марина догоняла меня. Время позволяло замедлить темп  моего шага, и я сбавил ход. Она быстро догнала  меня и пошла рядом. Мы сошли с моста  налево, и пошли по грунтовой дороге, петлявшей вдоль реки.  Нам предстояла неспешная прогулка по тенистой дубраве, посаженной князем Потёмкиным, специально, к приезду Екатерины ІІ. Когда мы шли по нему к пещере толпой, нам было не до него.
        Старый парк за два столетия немного поредел, но всё же сохранил магическую привлекательность для людей и для гроз. Мудрый князь, оказался дальновидным. Ну, как не вспомнить его добрым словом!
        У лодочной станции я сделал остановку. Марина тоже остановилась.
        Меня удивило то, что все лодки были на приколе. Привыкшие к постоянному вниманию отдыхающих, они сейчас недовольно гремели цепями, при каждом набеге маленьких волн. «Мы на лодочке катались». – Спето было не о нас. Время не позволяло расслабиться на  волнах  и  на  вёслах. А  я  был  бы  не против,  прокатиться  с  Мариной   «на  лодочке»  до  ближайшей, тенистой заводи; их вдоль берегов реки много.
         Я вновь посмотрел в сторону сомнительного памятника революционеру.  Что-то в нём мне не нравилось!
        Отсюда он стал похож, не поверите,  на лагерного вохровца на вышке, одетого по всей форме январских морозов, где-то в районе «солнечного Магадана». В «ежовых рукавицах» он держал не кепку и не пачку революционных листовок. Это была стопка рапортов своему начальству, а так же, доносов на него же. И всё же, несмотря на моё ассоциативное отличие от замысла автора памятника, в нём скрывался, кто-то другой. Думаю, что, вряд ли там, Наверху – за  облаками, доверят охранять уникальный уголок природы безмозглому охраннику в тулупе и в валенках. Мне придётся пробираться к архивным полкам памяти многотысячелетней давности – едва ли  не к первоисточникам письменности  Человечества.  Туда,  где  зарождалось  сначала «Слово!»  Здесь  знания истории и логика бессильны… Только провиденье интуиции поможет, если время позволит сделать такой экскурс в прошлое.
         Окинув прощальным взглядом скучающие лодки, я продолжил свой путь, как бы в одиночку, Марина молча пошла рядом. Своим безмолвием она ещё больше удивляла меня – она ведь женщина, и просто обязана, что-то говорить, даже если её не слушают. Возможно, она и в самом деле отстала от подруг, - отлучилась на минутку или поругалась с кем-то из них, - и потерялась. А теперь, боясь получить нагоняй от старшего и потеряться вновь, не решалась заговорить со мною. Она, как бы чувствовала себя виноватой, от этого не решалась заговорить первой.
         Это предположение вызвало у меня улыбку. Я взглянул на Марину. Она, восприняв улыбку на свой лад, ответила своей улыбкой, с ямочками симпатии на щеках. Я подумал, что в данное время разговор на любую тему  был не уместен. Оставаться в неведении друг о друге было выгодно для меня. Я мог выдумывать о малознакомой девушке всё, что угодно, - насколько позволяло моё здравомыслие и неограниченная фантазия. Пока мы молчали, Марина всецело принадлежала мне. Если бы позволило Время, я бы обязательно заговорил с ней, ведь мой Дух находился в материальном теле, которому требуется, не только воздух, вода и пища, но и женщина. Но, в отличии от других представителей фауны, человеку мешает пресловутое «Слово». Именно оно придумало прелюдию между мужчиной и женщиной, и исписало тысячи томов любовных подходов друг к другу, оказавшихся, в большинстве случаев, лишними и раздражающими обе стороны человечества. Остаётся надежда на первородный грех случайных встреч, скрытый от моральных догм «Слова», под проверенным, временем, покровом алкогольного опьянения.  Реже выпадает случай сближения сердец без спиртного. Только я хочу, чтобы не путали близость полов насильственным путём, оправдываемым любым предлогом. Это всегда преступный эгоизм одной из сторон полового удовлетворения. В этом случае чаще пахнет жертвенной кровью и смертью; но не «райским яблоком».
          Мы оставили за спиной монастырский комплекс со скалой, увешанной репродукциями Малевича, бессмысленно зазывавшем зрителей с другой стороны реки. На одном из его «Чёрных квадратов» в майскую ночь, дотошные искусствоведы, могли заметить бледные наброски девушки и юноши, но рассвет развеял все их предположения и сомнения. Автору удалось под чёрной краской скрыть свой истинный замысел, тем самым он в очередной раз ввёл в искушение и заблуждение  дилетантов  и  глупцов   от   культуры   и   искусства.  Ура, таланту юмориста!!!
        Воспользовавшись молчаливостью и кажущейся кротостью своей попутчицы, а так же, доверившись своей интуиции и мечтам, я осторожно взял  её руку в свою. От прикосновения, я почувствовал прилив крови в голову.
                « Кожа тоже ведь человек,
                С  впечатленьями, голосами.
                Для неё музыкально касанье,
                Как для слуха - поёт соловей…» 
                А.Вознесенский. Тишина.

       Марина не отдёрнула руку, а, улыбнувшись, опустила голову вниз, как бы рассматривая свои яркие босоножки. Я понял, что лучше опоздать к отъезду, чем лишиться такого уникального Случая.
                «Идём со мной! Куда-нибудь, идём,-
                Мне всё равно куда, но мы найдём!»
                В.Высоцкий «Маринка, слушай, милая Маринка»
      
       «Слово» ещё не успело растянуть свою колючую сетку между нами и  мы,  взявшись  за  руки,  составляли  единое  целое  этого мира. Для осуществления своих слившихся грёз, нам не хватало лишь укромного уголка, недоступного для Всевидящего Ока  невежественного и болтливого обывателя.
                «…И вдвоём по тропе, навстречу судьбе,
                Не гадая, в ад или в рай.
                Так и надо идти, не страшась пути,
                Хоть на край земли, хоть за край!..»
                Р. Киплинг   "За цыганской звездой."
          
        Со стороны, в нашем поведении ничего не изменилось.
        Гуляет молодая парочка в полдень под тенистыми кронами дубов, и пусть себе гуляет, - зона отдыха и прогулок на свежем воздухе, - полезно для здоровья! Спросите у Антона Павловича, он подтвердит.
        Мы же были озадачены поиском «райских кущей», покуда, тот же Случай, не сыграл с нами злую шутку, и не разлучил нас с ехидным хихиканьем за нашими спинами.
        Мы шли вдоль густых зарослей прибережья, огибая небольшие затоки, поросшие невысоким кустарником и камышом. Они годились для иных целей, но никак не для любви.
        Я слегка сжал узкую ладошку с длинными пальцами. Марина тут же прижала мою руку к своему бедру. Это походило на зарождающийся импульс, настраивающий свой биоритм под  партнёра, на любовную совместимость. Это тоже была прелюдия. Но, в отличии от словесной, она готовила незнакомые организмы к спонтанному половому сближению на физико-химическом уровне, согласно диалектики природы. Читайте Энгельса, дорогие человеки!
       Мне не раз приходилось слышать в компаниях разочарование одной из сторон: «А языком трепался, кролик несчастный!» или «Болтала на тысячу и одну ночь, а сама бревно – бревном!»
       Мы  с Мариной были застрахованы от любых взаимных упрёков в случае, каких-либо помех или осечек. С момента нашего знакомства у пещеры, мы не обмолвились ни единым словом так, как мы пребывали на законном отдыхе Седьмого дня, каждый на своём изолированном от всех островке. Всё остальное относилось к воле провидения  Случая.
       Вскоре путь нам преградила далеко врезавшаяся в сушу заводь. По её берегам произрастал  настоящий дикий лес  из  лип, ольхи, каштана, вербы и дубового молодняка. Его здесь никто не сажал и не культивировал. Эту хлопотливую работу, по возведению английских парков,  всегда  берут  на  себя  птицы  и  ветер.  Подлесок  густо   зарос молодняком из тех же пород деревьев и, частично, из кустарниковых семейств, и всё это, в изобилии, заполнилось разношерстной травой по пояс высотой, а зонтичные, те выше головы тянулись.
         Мы невольно переглянулись.
         Я  почувствовал,   как  Марина  попыталась  сжать  мою широкую кисть руки. Девичье сердце завелось и, набирая обороты, проверяло свой ритм на кровеносных сосудах моей руки. Я почувствовал, что можно  смело нырнуть с ней в заросли и, бросившись в объятия друг другу, тут же предаться животному инстинкту.  И всё же, что-то удерживало меня от соблазна поспешной развязки любовной сцены.
         С нашей стороны не видать было ни одной тропинки к затоке сквозь заросли. Это значило, что там могла быть сырая топкая почва, никак не пригодная для любовных утех. Я решил обойти её вместе с Мариной и там уже окончательно определиться с устройством шалаша для влюблённых.
         Держась за руки, мы обогнули облюбованный уголок нетронутой, цивилизацией, природы. Он находился на приличном расстоянии от мест массового отдыха и прогулок трудящихся, а случайным прохожим  тут нечего было делать; основная дорожка сюда не заворачивала, а шла по большой дуге вокруг затоки. Я выпустил руку Марины и сделал ей знак рукой, мол, схожу, разведаю обстановку. Она согласно кивнула.
          До затоки было около десяти метров.
          Я огляделся и, не увидев ничего подозрительного, вернулся к Марине. При виде меня она просияла в лице. «Этот тихий омут полон чертей, – симпатичных и хитрых чертей!» - подумал я про неё.
         Я провёл её к затоке, а там, вдоль поросшего бережка, мы направились к блестевшей сквозь кусты реке. Под густым покровом зелени царила влажная духота. За полдня поисков Эдема, моя кожа покрылась п;том и солью. Марина из-за светлой кожи выглядела свежее. В сумрачной тени её кожа отливала жемчужной белизной. Похоже, было на то, что она либо не любила солнечных процедур, либо загар к её коже не прилипал. Почему-то мелькнуло в голове: «А Ева, как относилась к загару? Успела ли она, в чём мать могла её родить, полежать на золотистом песочке у чистой-пречистой реки? Любовался ли Адам её нагой фигурой и нежной, бархатистой кожей? Или же он, подобно Ньютону, ждал, когда Природа  запустит в него белым наливом, и  точным  попаданием  в  цель, он, наконец-то  выведет  закон  всемирного тяготения мужчины к женщине?»
       Мне захотелось освежиться  в  воде. Теперь, когда  я  со своей Евой пребывал  в райских кущах, я освободился от кабалы Времени. Почему-то, мне пришло в голову, что первые люди согрешили именно к концу Седьмого дня, когда их Создатель расслабился от дел своих до храпа на всю округу, а архангелы, ангелы, херувимы тоже дрыхли, воспользовавшись бесконтрольностью со стороны Начальства. Эти ребята, наверняка, таскали яблоки «добра» и «зла», и, кое-чему научились.
       Найдя удобный  спуск в воду, я бросил свою футболку на пышный куст осота, как бы говоря: «Мы у цели!»
       Я повернулся к Марине, чтобы предложить ей, последовать за мною в непроницаемую гладь воды. Этот чёртик в девичьем обличье, в очередной раз удивил меня, будто мы, только что встретились.
        «Вначале было Слово!» Воистину – это так!!!
        Встретившись со мною взглядом, она произнесла первое во всей Вселенной слово: «Да?!» 
        От неожиданности, я открыл рот, будто это Слово слетело с моего языка.
        Я не понял, какой именно смысл она в него вложила. Вопрос? Ответ? Восторг? Одобрение? Признательность? Или Любовь? Оно могло послужить синонимом к любому слову общения между влюблёнными.
        Я машинально скинул спортивные штаны, снял сандалии и, оставшись лишь в плавках,  полез в воду. Марина аккуратно положила свою юбку поверх моей одежды и, разувшись, подошла к краю берега.
        Я понадеялся, что здесь пологий спуск, как на песчаном пляже у моста и глубина будет по колена или чуть выше. Но, едва я соскользнул в воду, то сразу погрузился чуть выше пояса. Из-под ног полез холодящий ил, его толщина была около двадцати см. Я ничего не сказал Марине, а с улыбкой протянул к ней обе руки. Она присела, положила мне на плечи руки и спрыгнула в воду, с коротким тихим визгом, словно в близких кустах просвистела неприметная пичужка. Я обхватил её за талию и прижал к себе, затем стал медленно погружать  в воду. Марина широко открыла рот. Вода ей показалась холодноватой или она специально приготовила разжатые губы  для долгого поцелуя. Едва наши глаза поравнялись, как Марина, слегка наклонив голову вправо, тут же прильнула к моим губам. Я почувствовал, как она задрожала всем телом. Доверившись силе моих рук Марина пока не пыталась искать почву под своими ногами. Она надеялась на то, что в Раю, как и в любом обустроенном под отдых, берегу реки, дно обязательно посыпают чистым песочком и выкладывают на нём декоративные и безопасные ракушки. Ей и в голову не приходило, что все работы по благоустройству всей планеты, включая и эту илистую затоку в зарослях, под цивилизованный быт и отдых, будет возложен на мои и её хрупкие плечи. А  пока  Творец Чернового варианта ландшафта планеты досматривал свои утопические сны, нам надо было спешить…
          Я чувствовал, как Марина, отдавшись жарким поцелуям, искала пальчиками ног твердь земную под песочком или хотя бы морскую раковину 20-30см. в поперечнике. Приятно всё же представить себя на месте Боттичеллевской Венеры. Я не стал противиться женскому желанию, хоть на миг ощутить себя богиней Любви. 
          Я слегка ослабил объятия, и Марина погрузилась глубже. Она, конечно, достигла искомого дна, но не желанного песочка с раковиной.
          Едва она осознала, что её холеные ножки с алыми лепестками педикюра, обволок чёрный, мерзкий ил с пиявками и червяками, она тут же резко их поджала и обхватила ими мои ноги.
          Марина отпустила мои губы и удивлённо посмотрела на меня.
          Я улыбнулся, затем подхватил её под ягодицы и поднял на высоту не доступную для илистой черни. Она тут же обвила меня своими ногами, но уже на уровне моей талии.
          Прижав к себе, самое ценное, что было Раю, я медленно пошёл в сторону реки; надо было найти под ногами твердь земную без холодящего ила, я знал, что ближе к руслу реки, поток воды регулярно промывает на несколько метров затоки. И, действительно, в четырёх, пяти метрах от нашего спуска в воду, я вышел на твёрдое, глинистое дно. Мне в миллион раз приятнее, когда к моей коже присасывается молодое, родственное во всех отношениях, существо в женском обличье, чем эта, пусть и в лечебных целях, мерзость!
         Я расслабил руки, но Марина не пожелала обманываться дважды, она и так комфортно устроилась на моём теле в позе лотоса, - и удобно и безопасно. Удерживая цветок азиатского поклонения левой рукой, я правой провёл по позвоночнику девушки в поисках молнии на её купальнике. Я забыл, что иностранные модельеры создавали этот купальник лишь для показа на подиуме, а вот про повседневку забыли. Марина тоже пребывала в некотором замешательстве.
Купальник был красив по покрою и по цвету, и, наверняка, ей достался по блату. Она вовсе не планировала идти в нём ко мне на свидание, да и сама встреча оказалась спонтанной для нас обоих. Её красивая вещица рассчитана лишь на завистливые взгляды подруг – не более!
         Не найдя на спине своей модницы молнии, я перенёс свою руку на её грудь и там, среди двух нераспустившихся бутонов роз, нащупал замочек молнии, он плавно заскользил по пластмассовым звеньям под воду, где упёрся в тупик, у самого входа в пещеру райского сладострастия.
         Марина, освоившись на моём теле, как лиана на стволе дерева, сняла свои руки с моих плеч и сама, грациозно двигая плечами и руками, опустила верхнюю часть купальника до пояса. Я тут же накрыл горячей ладонью правой руки белоснежную, похожую на молочный бисквит, выпуклость, с ярко-красной ягодой недозревшей ежевики на монете  из  сливочного  шоколада. Только  сейчас  я  заметил, что  у  неё кожа, в действительности, светлее, чем кажется. В её гардеробе есть ещё и раздельный купальник, который сегодня остался не удел, он то и защитил кожу от лёгкого загара на линии лифчика. Я думаю, что под водой тоже  скрыт белоснежный цвет кожи по форме плавок.
         Спрятав импортный  дефицит под водой, моя гибкая лиана обхватила мою шею обеими руками и сильно прижалась ко мне, я, невольно, отпустил её грудь, боясь, что она от напряжения изнутри и давления снаружи лопнет и прольётся кровь с молоком. Марина с новым порывом страсти стала покрывать моё лицо, шею и плечи жаркими поцелуями. Я отвечал ей взаимностью, не забывая при этом о главном, ради чего мы с ней забрались в воду в самых дебрях Рая.
        Я протиснул освободившуюся руку между нашими животами и, царапая её злополучным замком молнии, запустил ей в купальник, прижимая  ладонь и пальцы  к бархатному выступу ниже живота. Марина слегка ослабила сцепку ног и акробатически прогнула поясницу назад, моя рука ощутила свободу действий, и пальцы тут же нащупали вход в подводный грот с мягкими, эластичными краями. Едва средний палец проник вовнутрь, на всю длину, как по телу волнами пробежала сильная дрожь, будто я попал пальцем в розетку находящуюся под напряжением.
        Марина, неожиданно, отпустила мою шею и, раскинув руки в сторону, откинулась назад, едва не коснувшись спиной воды. Она сделала это так резко, что я едва удержал её левой рукой; я сам чуть не погрузился с ней в воду, потеряв равновесие на скользкой глине дна. Я услышал, как она застонала.
Я вынужден был, в срочном порядке, оставить грот в покое и прибегнуть к иной тактике, которую я познал от запретных плодов, найденных  моей прекрасной искусительницей на  «Древе познания Добра и Зла»!
        Я снова прижал Марину к себе, она с закрытыми глазами склонилась на моё правое плечо. Я понимал, что она сделала лишь пробный глоток из кубка с пьянящим вином и теперь готова была выпить его до дна.
        Я поменял свои руки за её спиной, освободившейся, левой рукой, взял её правую руку и опустил вниз под воду, между нашими животами, но только уже в свои плавки. Я почувствовал, как она вздрогнула, будто нежный пальчик наткнулся на шип спрятавшегося плода. Я разжал пальчики её руки и опустил их между моим животом и возбуждённым, детородным органом, они тут же сжались вокруг него и стали мять его сверху донизу, как бы сверяя его с иными экземплярами, о которых она наслышана из разных источников информации или уже опробованных ею ранее. Я приспустил свои плавки ближе к коленям и выжидал момента, чтобы избавиться от них вовсе, вместе с её купальником. Он мне и ей, чертовски мешал. Я понимал, что Марина, где-то в глубине своего коммерческого закутка подсознания, уже наклеила ценник на него, чтобы, по  возвращению  домой, избавиться  от  него навсегда, тем более, что лето уже закончилось и пора присматривать демисезонные модели дефицита. Она попыталась направить орган поверх опущенного купальника, но тот тупо упёрся в бархат лобка и лишь раздразнил её.
       Я почувствовал, как клубок из лиан завертелся вокруг ствола дерева – проклятая тряпка мешала ей слиться с облюбованным ею стволом в единое творение в стиле Модерн. Я, предположил, что моя райская пружина на грани срыва от толчков её сердца, - разум её, вот-вот  помутится, и тогда райский ангелочек превратится в сущего дьявола, способного на всё.
        Я быстренько стащил купальник с её упругих и горячих ягодиц до моего живота, затем, осторожно высвободил из её пульсирующей руки свою отличительную особенность противоположного пола, а саму руку вернул себе на шею.
        Умница! Слышит и говорит сердцем!
        Марина крепко сцепила пальцы рук на моей шее, затем опёрлась локтями на мои плечи и уж потом  рассталась с позой лотоса. Она бы с радостью опустила  бы ноги  на дно, но там же кишат противные пиявки и черви. Едва я взялся за края купальника, Марина мгновенно приподняла согнутые в коленях ноги и, через секунду, он уже летел на берег, как уценённый до минимума товар ушедшего сезона.  Занимаясь своими плавками, я заметил, что нагая девушка даже не глянула в сторону летевшего купальника, а ведь я мог, нечаянно, запустить  дорогую и красивую вещицу в грязь, на колючий кустарник или на репейник. Цена любой вещи без конца колеблется, как стрелка барометра. Сейчас Марина не думала, что в случае чего, она останется в коротенькой юбчонке и в босоножках. Это живописно и сексуально здесь на пленере и на вернисаже. Но, как быть с мнением разношерстной толпы в нашем лагере?  Видимо, она считает, что обо всём должен позаботиться мужчина.      Хороша логика! Завидую!
      Бог, ты мой! Я совсем забыл о том, что мы действительно не в Раю, а в Славяногорске, и что нас могут искать. Мы же вместе с обесцененными вещами, обесценили и реальное Время.   Если это так, то в любой момент донесётся до нас: « Дети мои, где вы?» 
      Если я намекну Марине на окружающую нас реальность, то все красивые эпитеты и образы, преподнесённые мною к её стройным ножкам, мигом превратятся в ужасный образ Горгоны Медузы, в изложении Древних греков, а не в исполнении Челлини. Этого делать не стоило.
      Едва моя рука забросила собственные плавки, как Марина, сохраняя в возбуждённом сознании коллекцию художественных эпитетов, включая и Горгону Челлини, тут же возвратила своё гибкое тело в позу лотоса и, прижавшись плотно ко мне, прильнула своими губами к моим губам. Моя рука ещё искала на её теле место приложения, а её плотный и шершавый язык уже гонялся за моим языком. Удивительно, но она находила  у меня на нёбе эрогенные точки, от прикосновения, к которым  кончиком её языка, у меня  по телу  пробегала приятная дрожь от затылка до лопаток. Я попытался сделать, что-то аналогичное своим языком в её горячем и влажном рту, как её губы тут же поймали его и сильным засосом, едва не вырвали его из моего рта.
        Не прекращая игру языков, я опустил руки под её ягодицы и приподнял свой подарок Счастливого Случая выше пояса. Пока я наслаждался поцелуями и подымал хозяйку эротического языка, на нужную высоту, Маринина правая ручка змеёй проскользнула между нашими животами и, нежно оголив вершину греховного сладострастия, вводила его между взбухших от прилива крови стенок в самую сердцевину пульсирующего изнутри грота. Она неохотно выпустила его из дрожащей руки на поиски эрогенных точек, скрываемых ею в самых потаённых и притягательных уголках своего желанного тела.
        Как только её рука вернулась на мою шею, я тут же ослабил мышцы рук и Марина, плавно изгибаясь, пошла на погружение под воду, на момент погружения, она оставила мой язык в покое, но тут же вонзила свои маникюры мне в спину. Ноготки оточены  прямо, с едва заметным закруглением по краям.  Вроде бы не острые. Но их было целых десяток, вцепившихся в мою кожу, что удесятеряло остроту болевого ощущения.
        Я не вскрикнул и не прогнулся вперёд от попытки проникновения пчелиных жал, а лишь замер на полпути к вожделенной цели: «Не забывайся, моя миленькая кошечка, моя кожа на спине не кора на стволе дерева. Твои коготки порождают ощущение боли, что напрямую влияет на давление в кровеносной системе всего организма. Это физика рефлексов, и её надо чувствовать интуитивно, чтобы избежать  ненужных сбоев».
        Марина у меня всё же умница!
        Оставив в покое уязвимое поле для своих аккуратных коготков, она сцепила пальцы рук на моей шее и тут же почувствовала нутром проникновение желанного гостя к заветной преграде её скрытного грота.
        Я совсем расслабил мышцы рук, но не выпускал  подрагивающих ягодиц из своих ладоней. Запустив их дальше, до тех пор, пока пальцы не встретились на линии разреза ягодиц, я осторожно упёрся ими в него и раздвинул ягодицы в стороны, и тут же услышал, как Марина простонала мне на ухо. Не отпуская разведённых половинок, я локтями упёрся в выступы бёдер и прижал свой озвученный цветок вниз, а навстречу ему, я сам выгнулся вперёд. Ещё немного усилий и мой интимный агент проникнет в святая-святых,- туда только гинекологи проникают с помощью специальных инструментов.
        Марина впилась в мою шею губами; зубки она не решилась запустить в мою кожу. Возможно, что моя драгоценная шкатулка с двойным дном, приберегла номер  вампиризма на следующий всплеск страсти. А пока, она попыталась отметить места на моей шее багровыми засосами, чтобы   легче  было  ориентироваться, когда войдёт в иное состояние своей природной многоликости. Нет, дорогая моя, ведьмочка,  я не желаю быть клейменым рабом Любви.    Евачка, райский, фиговый листок на шею не намотаешь,- не по сезону, и  нелепо выглядеть будет!
        Я отстранил подбородком головку двуногой пиявки от своей уязвимой шеи,  Марина тут же присосалась к моим губам.
        Неожиданно, она замерла – прилив возбуждения спал.
        Сколько же зарядов заложил Небесный пиротехник в это хрупкое орудие Любви, и какую мощность он спрятал в кульминационной взрывчатке?
Марина оставила мои губы в покое. Она откинула голову с растрепавшейся причёской чуть назад и пристально, даже, как-то отчуждённо, посмотрела в мои глаза. Видимо, её сознание ещё пребывало в помутнённом состоянии.
Где-то издалека, совсем из иного мира, донеслась мелодия, какой-то песни. Я едва её слышал. Марина же, вряд ли улавливала волну иного измерения. Бешеный ритм её сердца создавал шумовые помехи и надёжно укрывал её слух от посторонних звуков.
        Я напряг мышцы рук, и мой Лотос плавно пошёл на всплытие.
        Ощутив движение внутри своего тела, с лица девушки спала маска отчуждения, а вместо неё появилась милая улыбка. Она кокетливо сузила прорези глаз, затем, собрав губы в алое колечко, чмокнула меня в кончик носа. Первым актом любовного спектакля, Марина осталась довольна. Значит, она не зря выслеживала свою добычу и расставляла сети на неё.
        Я подумал, что если вездесущий Случай, по своей прихоти, прервёт наше грехопадение, то, и тогда Марина, не будет на меня в обиде. Я чувствовал, что наш Создатель, наверняка, проснулся и теперь рыщет по саду. В любую секунду, наш идиллический шалаш, может сотрясти: «Адам, где ты?» 
         Со стороны реки усилилась музыка. Счастливая Ева ничего не хотела слышать и ни о чём не хотела  догадываться. Почувствовав, что желанная сердцевина выскользнула из её потаённого места, она тут же направила своё тело на срочное  погружение.
         Она расцепила свои руки и положила их на мои плечи. Так ей сподручнее было контролировать ритм движения своего тела по невидимой, направляющей оси, до подхода следующего прилива умопомрачительного возбуждения. Я тоже контролировал свои движения, своевременно, как бы на лету, подстраиваясь под хаотичные скачки  в её движениях и ритмах. Я очень сожалел, что я не Шива; дополнительная пара рук мне бы очень пригодилась.  Вот Марина прогнулась назад на вытянутых руках, упругая грудь покрылась перламутровым налётом от влаги и пота. Мои руки были распяты под водой, а горячие губы находились на недосягаемой высоте от двух плодов белого налива.
         Можно выйти из воды на первозданную землю, но под тенью крон,  она  отдавала сыростью и кишела насекомыми. Способ же четвероногих, в Раю был так же неприемлем, - он  смахивал на насилие самца, а не на взаимную Любовь.
        Музыка со стороны реки усилилась до степени её определения знатоками и любителями, в неё вплелись смех и разговорная речь. Это плыл по реке экскурсионный пароход. Его не было видать за низко нависшими, густыми кронами граба и верб, нас, тем более, никто из плывущих на пароходе, не замечал. Мы с ними, как бы пребывали в параллельных мирах, с проходящими вблизи орбитами. Я с Евой  познал только всего одно единственное Слово: «Да!», а на другой орбите, - нам подобные, - щеголяли знанием французского языка, положенного на музыку. Сквозь атмосферы двух миров проникал голос Долиды. Если бы я не знал, где именно я пребываю, то подумал, что стою я в водах Сены или Луары, а в руках своих держу трепетную Анжелику или Лауру; во Франции есть свои райские уголки для влюблённых.
         Долида, разносила по заросшим берегам, иноземное: «Пароле, пароле, пароле!», а Марина увеличивала темп своих движений. Я чувствовал, как её дыхание участилось. Предательская глина под моими ногами не давала мне стоять на одном месте. Если бы не вода, я  уже давно бы  нырнул  вместе со своей заводимой юлой. Мои руки уже не поспевали за качками её ягодиц. Я чувствовал, как через стержень, соединяющий наши тела,  её энергия    перетекает  в мои мышцы и в кровь.
        Остановить на ходу кобылицу, довольно рискованная затея, тем более, когда она вошла в галоп. Но закончить бешеный бег  раньше неё, при этом, находясь с ней в одной упряжке, и того хуже! Я вынужден был попридержать её за узду. Всё же пытаясь сохранить ритм своей гонки, она посмотрела на меня диким взглядом. Я понимал, что она уже чует раздувающимися ноздрями запах заслуженной победы. Но ей было невдомёк, что моя финишная ленточка находилась всего в нескольких рывках от нас, и, что для неё, она окажется, предательски натянутым канатом, который, не прервёт её бег досрочно,  а лишь наполнит сладость победы ненужными ожиданиями и тревогами на недалёкое будущее. Думаю, что Марина, произнеся вслух самое сокровенное: «Да!», всецело доверилась мне, и я не должен был обмануть её надежды.
         Она ещё раз сделала попытку, другую на сопротивление, но, неожиданно, замерла в нижнем положении гонки за лидером, затем прильнула к моей груди и поцеловала меня в губы, как бы считывая с моих губ причину вынужденного сдерживания. Этой паузы вполне хватило, чтобы мою, злополучную ленту, перенесли за черту её финишной ленты.
        Я отстранился от её поцелуев и глубоко вздохнул пару раз. Жар спал с моих щёк.
        Марина вновь откинулась назад на вытянутых руках. Она резко мотнула головой в сторону, выскользнувшие из пучка на голове светлые пряди волос, словно грива, колыхнулись вслед за головой. Они у неё оказались вдвое длинней, чем я предполагал. Лицо девушки вновь озарилось улыбкой понимания и любви. Теперь она была уверена в своём успехе на все сто и с места рванула в галоп, догонять упущенное время.
        Непонятая нами француженка передала свой микрофон отечественной певице, а напоследок, прислала в нашу райскую гавань три волны, которые уже не могли помешать моему цветку распуститься, во всей своей красе. На последних метрах к полному кубку хмельного вина, Марина плотно прижалась к моему телу и скользила уже вдоль него; руки она опустила за моими плечами. Я чувствовал, как она боролась со своими коварными коготками, пытавшимися располосовать мою кожу на лоскутки. Когда моя бегунья рвала финишную ленту, я, мгновенно перенёс свои руки на её талию, затем сильно сжал её и резко осадил дрожащую девушку на, упругий до предела, стержень наслаждения. Марина застонала, как раненная и вновь потянулась вверх, будто у неё всё горело внутри, и нужна была вода для охлаждения.
         Не разгоняя опьянённую и всё ещё возбуждённую Марину, я не дал ей остановиться, - моя то ленточка была почти рядом, - теперь она не была помехой для моей победительницы, и я заслуженно сорвал её. Почувствовав это, она  инстинктивно попыталась удержать в себе виновника её наслаждений, она крепко сжала свои ноги вокруг моей талии и, обхватив руками мою грудную клетку, старалась опуститься, как можно ниже, лишь бы только наполненная неведомой жизнью субстанция осталась в её теле. В этот момент, сознание и рассудок у многих женщин блокируется на несколько, предательских секунд, – срабатывает инстинкт продолжательницы рода человеческого, - заполучить право на потомство.
         Нет, драгоценный мой инкубатор, я знаком с «Наукой любви» Овидия. «Похоть, кипящая в нас, помнит узду и закон…»  Я знаю, что и в этом случае, своего полёта на автопилоте, ты всецело  доверилась диспетчерской службе моего мозга. Вода охотно приняла и поглотила бесценную субстанцию, как плату за предоставленную ею услугу. Что она сделает с ней, неизвестно даже богу.
Марина от такой потери тихо и протяжно простонала. Её ноготки всё же впились в мою кожу; не глубоко, но довольно чувствительно. Я сильно сжал сведённое судорогой тело девушки. Это был финальный всплеск райского, подводного гейзера. Она обессилено уткнулась лицом в моё правое плечо; я почувствовал тяжёлое  дыхание, исходившее из её горячих ноздрей. Марина приходила в себя и в реальный мир.
        Пароход  увёз магнитофон с записями эстрадных песен вниз по течению. Увы, мы не успели оценить. Плыть надо медленнее! Здесь вам не стационарная сцена, и слушатель был особенный. Извините! Как-нибудь, в другой раз встретимся.
        В кустах засвистела волосянка, возможно, она и раньше напоминала о себе, но я только сейчас её услышал. Прости меня, не часто Еву встретишь в твоих райских кущах! Стараясь сбить птицу с ритма, зажужжали жуки и шмели. Им-то, что делать здесь. Единственный цветок уже отдал  нектар, мёд и пыльцу и теперь, покойно раскачивается на крепких ветвях, удерживающего его древа.  Я не торопился. Я чувствовал себя человеком, вынужденным покидать свой Эдем.
Марина подняла голову и посмотрела мне в глаза. От близкого расстояния, её взгляд метался между моими глазами. Что она хотела в них увидеть или прочесть?
         Неожиданно, задумчивость в её глазах сменилась детской весёлостью, она закрыла  их и нежно, едва касаясь, поцеловала меня в губы, видимо, это была благодарность за моё хладнокровие, в момент потери ею контроля над своими инстинктами. Коготки-то она не зря выпустила в момент  отключения своего сознания! Могла бы не напоминать. Вода в реке населена не только рыбой и лягушками. Микроскопическая тварь так и норовит проникнуть сквозь царапины в ослабевший организм. Надеюсь, что заживёт, как на собаке.
Ну,  что  ж, помимо  летнего  сезона, закончился  и  его райский отрезок; пора возвращаться с небес на землю.
         Я слегка отстранил от себя Марину, чтобы взять её на руки, как невесту, и перенести на берег. Она поняла мой замысел и, повиснув на моей шее, рассталась с позой Лотоса. До берега было около двух метров. Стараясь, не скользить на глине и не цепляться за невидимые корни деревьев, я поднёс её к берегу. Здесь вода доходила мне до колен.
         Марина предстала моим глазам в первозданной наготе. Я, совсем неожиданно, приподнял её на руках и поцеловал прямо в пупок. Она засмеялась колокольчиком. Мне снова захотелось слиться с ней воедино, но только на травке и под сенью кустов.
         Марина почувствовала это. Прервав свой смех, она, игриво, поднесла поднятый к верху пальчик к своим, а затем к моим губам. Она всё же услыхала: «Адам, где ты?»  Не исключено, что наше пребывание вне Времени, сорвало план организованного выезда домой, и теперь нас ищут по всей округе. Мне показалось, что мы с ней отсутствовали целую Вечность! В мире столько загадочного, что нельзя исключать ничего.
         Я поднял возлежащую на моих руках богиню Любви повыше, чтобы она могла стать на ноги на святой земле; вода, так та, любые грехи с себя смоет и скроет тайну в своих недоступных глубинах. На то она и вода!
         Омытая святой водою Марина, осмотрела почву под ногами и тут же перепрыгнула на травяную дорожку, тянувшуюся в метре от потрескавшегося чернозёма, вдоль кустов. Порхнула, как птица! Переметнулась в пространстве!
          Оценив подставку под ногами, Марина крутанулась на правой ножке   в мою сторону, левую она чуть поджала, будто стояла на изумруде, величиной с её стопу. В положении рук ощущалось присутствие на её теле, длинных и прозрачных  тканей, которые она, как бы подхватила, чтобы  вода не намочила подол. Мокрые пряди волос, выскользнувшие из закрутки на затылке, абстрактно прилипли к её лицу, шее и плечам.
          Я замер перед  ожившим подлинником грации и гармонии.    
          Античным творцам мешало дотошное  изучение анатомии человека и культ сотен богов. «Возрождение» сгубило роскошь натуры  и обилие средств выражения своих способностей; шик и мнимая возрождаемость, ожирели до барокко. Инквизиция всё ещё довлела над их творчеством.
          В нескончаемом списке художников я искал того, кому бы заказал портрет первой женщины Вселенной. Мой выбор, не обиду остальным, завис между Сандро Боттичелли и Альфонсом Муха, да и то, с правом своего постоянного присутствия в качестве научного консультанта. Так я лично наблюдал бы зарождение оригинала.  Сам бы я сейчас не осилил такую Высоту мастерства рук и глаз; одного виденья и вдохновения маловато, требуются многолетние навыки.
          С пейзажистами, как ни странно, дело обстоит намного сложнее. Вспоминая их произведения,  сразу охватывает чувство, что до конца ;І; – века, живописцы писали пейзажи либо по памяти, либо друг у друга сдирали, добавляя своё, а то, честно, выдумывали его на свой лад, с использованием гербария или комнатной растительности.
          Импрессионистские пленэрщики, так те просто впали в детство и наглую халтуру. Их, бедняг, в прямом смысле слова, обманула нарождающаяся буржуазия. Она наладила промышленный выпуск красок, холстов, кистей, этюдников и прочих инструментов творческого выражения, а для ажиотажного спроса на свою продукцию, устроила на свои деньги несколько рекламных вернисажей с покупкой мнимых шедевров и тысячи маниакальных «художников»  превратились в их рабов. Надо признать, что из-за своей безграмотности, лени и спешки, им удалось смыть канонические, восковые налёты на своих полотнах и открыть подлинные цвета Флоры.
         Я остановил свой выбор на представителей «Югендстиля», - не акцентируя своё внимание на конкретном художнике.
         Моя благодарная натурщица терпеливо ждала, когда же я освобожусь от художественного гипноза и вылезу из воды на  землю обетованную. Ей, явно, не терпелось увидеть своего Адама после её грехополётов без пелены на своих глазах и без фикусовых латок на моём теле. У меня не было причин, чтобы стесняться своей наготы. Моя фигура была среднестатистической, - без положительных и отрицательных изъянов, - удачная для конвейера продукция, по ГОСТу самого Создателя.
         Я  уцепился за торчащие корневища ближайшей ольхи и выбрался на сушу. Марина, не шелохнувшись, следила за моими движениями. Моя  изящная скульптура, как  бы  тренировалась на обещанную ей роль натурщицы. Меня удивило в ней то, что она не стала пялиться на мою нижнюю часть туловища, а, с не скрываемым интересом,  осматривала меня всего, будто ей впервые представился этот вид Фауны или, быть может, я кого-то напомнил ей. Она даже забыла про свой импортный купальник, который, тёмным пятном растёкшейся крови, лежал в шаге от неё. Если бы она стояла на нём, то можно было подумать, что её, только что родила Нимфа или Дриада, и она с любопытством разглядывает, вроде бы родственную фигуру себе подобного, как бы в мистическом  зеркале.
         При виде нас, рубенсовской Татьяне было бы не до веселья… Она бы, утопила нас обоих и долго втаптывала бы в ил.  Потратить столько усилий и фантазии на приманку, натерпеться смертельного страха в подземелье, наконец, обнажиться телом и духом перед своим избранником, и за всё, за это, быть отвергнутой им. Целая ночь грёз, мечтаний и надежд превратились в усталость, пот, грязь и разочарования. А тут, какая-то пигалица, пальцем не пошевелила, слово не обронила, а сумела за час охмурить её мечту и насладиться  краденой  любовью. Такова диалектическая  природа зависти и ненависти!      Хорошо, что Татьяна не поехала с нами, иначе бы я сейчас подвёл жирную черту под выходным и, сев в автобус, навсегда забыл бы о нём.
         Стряхивая с себя воду, я направился к Марине. Она, неожиданно, вздрогнула, не то от слабого ветерка, коснувшегося её мокрого тела, не то от своих, неведомых мне, размышлений и мечтаний.
         Она сделала знак рукой: «Остановись!»
         Я послушно стал в трёх шагах от неё.
         На мраморную ладошку, с тыльной стороны, упал солнечный лучик, проскользнувший сквозь густую крону на несколько секунд. Средний палец у самого основания вспыхнул матовым светом, словно Марине на палец одели перстень из опала или белого янтаря.
         Прости меня Татьяна, но на твоих пухлых пальцах, я ничего подобного не узрел, хотя, я не в меру наблюдательный.
         Марина опустила руку, и колечко на её пальце, сказочным образом, исчезло.  Возможно, что у солнечного дня больше возможностей для подобных чудес. В этом случае, Татьяне повезло меньше.
         Я невольно улыбнулся. Наблюдательный-то ты, наблюдательный! А вот то, что на ней не было никаких ювелирных украшений, только сейчас узрел, и то, благодаря солнечному лучу.
         Я посмотрел на её уши. В мочках виднелись следы от серёжек, видимо, она оставила драгоценности и бижутерию дома. Предусмотрительная!
         Марина сделала шаг к купальнику и подняла его. Она осмотрела его, стряхнула пару раз от нежелательных насекомых, а затем, с кокетливой  улыбкой, крутанула в воздухе свободной рукой, давая знать, чтобы я отвернулся. Я послушался и пошёл к своим плавкам. Девушке  не хотелось, чтобы  я  видел, как  она  облачается в купальный комбинезон, как замок молнии норовит защемить несколько курчавых волосков на лобке, вызывая некрасивую гримасу на её лице.
         Не знаю, как другие мужчины, но я не люблю следить за тем, как прихорашиваются женщины. Я знаю, что они это делают не ради того, чтобы понравиться нам, а чтобы досадить своей лучшей подруге, которая является её первой соперницей в борьбе за, приглянувшемуся ей, мужчину. Диалектика природы соперничества за самца! Против не попрёшь! Я слышал за спиной  тихое дыхание Марины и шелест её юбки.
         Я решил не одевать пока спортивные штаны, не хотелось мелькать мокрой задницей перед любопытными взорами: «Где и с кем купался?» У Марины  юбка была свободного покроя, к нижней части купальника прилегал лишь пояс, да и он был из синтетического шёлка, и цвет его от влаги почти не изменялся.
Выждав время приличия, я повернулся к ней. Марина заканчивала укладку мокрых волос в скрутку под шпильки. До возвращения они успеют высохнуть или испарить влагу на самой поверхности причёски. Разобравшись с волосами, она стала обувать босоножки. Я же сунул ноги в сандалии, перекинул через плечо спортивку и футболку и стал терпеливо ожидать, когда Марина намотает ремешки выше косточки и застегнёт их, тонкие пальчики ловко плели красную решётку в нижней части голени, как бы рисуя магические заклинания против ползучих гадов и прочей кусачей живности, прячущейся в траве.
        Приготовившись к выходу на сцену привычной жизни, я окинул взглядом наш Рай. Кто-то успел незаметно снять экзотические декорации, подменить тонкие запахи, мелодичные звучания, погасить софиты. Осталось только включить свет в зале и указать зрителям на выход: «Спектакль закончен!  Спасибо за внимание!» Жаль!!!
         Я увидел самую обычную, ничем не примечательную от остальных, затоку реки.
         Когда Марина распрямилась, я обнял её за талию. Она нежно улыбнулась, затем прильнула, на несколько секунд, к моим губам и, отстранившись от меня, убрала мою руку со своей талии. Спектакль и впрямь закончился, и мы находились вне стен театра, где  соблюдаются иные правила игры.
          Я усмехнулся: «Сколько загадок таят в себе женщины? Инопланетяне!»
          Я пошёл вперёд, Марина последовала за мной. Выбравшись из зарослей, мы ощутили на себе настоящий жар конца августа – конца лета. Мне не хотелось, чтобы она шла за моей спиной. Я приостановился и мы поравнялись.  Марина улыбнулась и взяла меня за руку. В этот раз я не почувствовал дрожи в теле от контакта с ней. Это тоже была диалектика привыкания, которая сказки превращает в длинные и скучные романы прозаической жизни. Мы вышли на её дорогу.
         Я огляделся. Мы не  знали, сколько времени подарил нам Случай, но, судя по положению солнца, нашу Вечность, стрелки часов втиснули в 1,5, от силы 2часа. Если верить интуиции, то мы вовсе не опоздали, а лишь малость задержались к обеду.
         Как всё относительно в мире. Сколько раз бывало, что в ожидании, секунды растягивались до бесконечности.
         Тропинка вывела нас на открытую поляну. По, неведомым мне причинам, саженные повсеместно дубы, здесь отсутствовали, не видать было в округе и эндемиков. Поляна слепила глаза белым песком и выгоревшей до прозрачности редкой травой. С неё открывался вид на меловый хребет с тёмной порослью низкорослых деревьев.
          Перейдя   поляну,  я  остановился  и  оглянулся,   чтобы проститься с заповедным краем и, конечно, с пламенным революционером лично; пал-то он за моё счастье – за этот уникальный, Седьмой день!
         Я уже было, помахал  ему в мыслях рукой, как вдруг,- да-да,- вдруг замер. Марина возможно знала по разговорам, что я родом из этих мест. Она, молча, держала меня за руку. Я невольно вздрогнул слегка.
         Издали мне показалось, что памятник машет мне кулаком. Кулачищем!
         Марина не догадывалось о том, что могло быть общего у меня с памятником, ей так же  было невдомёк, что и к ней от памятника протянулась связующая нить, даже не нить, а настоящий канат.
         Я узнал его в камне. Это был бессменный сотрудник апостола Павла, неусыпный Артёма. Стою  высоко, гляжу далеко! О случившемся докладываю ещё Выше!
         Марина потянула меня за руку. Она не подозревала о том, что Артёма к утру донесёт на нас апостолу Павлу и не видать нам больше Рая, хоть весь лоб расшиби в молитвах.
         Может всё обойдётся. Артема уже невообразимо стар и наверняка, подслеповат. Он, как сторож в саду, постращал для порядка,  издалека кулаком, и дальше дрыхать. Годы берут своё!
         «Если бы дали титул «святого», сразу ушёл на заслуженный отдых. – думал  Артёма, - а уважаемый Начальник найдёт себе сотрудника помоложе. Ну, хотя бы, вон того, что вышел из райских кущей с распутной девицей. Вот, чертовское отродье, никак не угомонят свою греховную похоть! Из-за таких вот распутниц, я до сих пор в Рай попасть не могу!»
         Я посмотрел на Марину. Она уловила мой взгляд и повернула голову в мою сторону. Щёки от палящих лучей зарумянились, глаза сощурились, на губах выступила белесая сеточка жажды; страстные поцелуи так просто не проходят.
         «Да, а засос её на моей шее проявился?» - вспомнил я, как моя, возбуждённая вампирка присосалась в районе сонной артерии.
         Я невольно потёр левой рукой по тому месту. Марина улыбнулась. Это можно было расценить, как: «Ты со мною по-человечески и я с тобою с пониманием и любовью!» Я поверил её улыбке.
         Вскоре, со стороны нашего лагеря, послышалась музыка, это значило, что мы успели вернуться из спонтанной, эксклюзивной экскурсии в прошлое до общих сборов.
         Марина остановилась. Я тоже. Она прислушалась.
         Мне стало интересно, что у неё сейчас твориться в мыслях. Это не просто чужие мысли – а Женские! Равносильно заглянуть в глубины Солнца.
         Прозондировав эфир, наполненный, помимо музыки, ещё и голосами, Марина повернулась ко мне, затем обняла меня вокруг шеи и, совсем неожиданно для меня, прильнула сухими и шершавыми губами к моим губам.
         Я оторопел от внезапной вспышки моего земного Светила. Марина взяла мою голову в свои руки  и принялась целовать моё лицо почти в засос, будто решила вернуться в недоступное прошлое, и заманить меня, последовать за нею. Это было столь неожиданно, что мой мозг, улетевший к орбите космического светила, просто тормознулся на полпути. Если у лодочной станции, я, едва коснувшись своей рукой её руки,  почувствовал лёгкое возбуждение, то сейчас, почти голый  в её объятиях, я никак не реагировал на выбросы её энергии.     Возможно, она уловила информацию, которая позволяла ей отдаться любви прямо сейчас, в ближайших кустах, для чего взяла инициативу в свои руки?
          Пока я соображал, подхватить ли девушку на руки и отнести в новый шалаш любви или всё же, сначала раздеть её здесь, а затем уже… По ходу обстоятельств…  Марина так же, непредсказуемо, прервала свои поцелуи. Она повернулась в сторону звуков и, походкой балерины, пошла прочь, от сбитого с толку посланника иной цивилизации. Отойдя метров на пятнадцать, она на ходу повернулась в мою сторону, с улыбкой помахала мне рукой и исчезла за ближайшими кустами. Мираж! Мистика!
                «…И вдруг погасло две звезды.
                И мы могли понять теперь,
                Что это были, я и ты!.. »
         Это было первое, что пришло на ум после исчезновения Марины.
         Мне нравилась эта песня. Она связывала меня с Нелкой, но никак не с Мариной. Ячейка в моей памяти с пометкой «Марина – Рай» откроется только с помощью «Долида», да и то с выходом на одну единственную песню, названия которой мне неведомо, как неведомо и, о чём в ней поётся.
         Я неспешна оделся. Плавки на такой жаре высохли и не могли вызвать подозрения у обывательского глазка.
         Оглядевшись вокруг, как бы боясь слежки за собой, ну, к примеру, со стороны старого служаки Артёмы, я медленно пошёл в направлении звуков.     Подойдя к ближайшим к лагерю кустам, я остановился.
         У костров кипела работа. Кто-то готовил, кто-то накрывал «столы» на расстеленных на песке одеялах. Кое-кто продолжал возлежать со вчерашнего обеда, изредка отлучаясь по надобностям в ближайшие заросли. Марины, среди хлопочущих и отдыхающих не было. На пляже и в речке её так же не видать. Я предположил, что она могла скрыться в своей палатке, хотя бы для того, чтобы скрупулезно осмотреть себя в зеркальце: « Свет мой, зеркальце! Скажи, да всю правду доложи:..» 
         Я надел маску  «турист СССР» и не спеша направился к автобусу. Я не знал, сколько времени прошло, как Юрка с девчонками возвратился в лагерь. За себя я не волновался. Любитель прекрасного вернулся вовремя! А вот Марину могли засыпать коммунальненькими вопросиками. Не исключено, что в палатке уже идёт «допрос» одной из подруг или коллег по работе, как бы из любопытства или желания посудачить.
         Я обошёл автобус и, по дуге, направился к костру. Мне казалось, что едва я проникну через магическое кольцо из натянутых верёвок, то все бросятся ко мне с расспросами и, даже с упрёками.
         Поразительно, но никто не заметил возвращения блудного сына.  Местному Рембрандту, явно не повезло с темой! Летний сезон действительно закончился!
         Иван и Юрка, во главе с начальником лагеря, сумели растянуть Седьмой день – день Всемирного Отдыха до самого отъезда. Если Иван с начальником вели светскую беседу на вечные темы уважения к себе, то Юрка, выпав из троицы хмельных демагогов, лежал на спине с подогнутыми коленями и, торчащими  кверху, локтевыми суставами, с загнутыми круто кистями рук.  Дохлый жук на спинке. Грубо и неуважительно! Уснувший младенец – акселерат! 
Всем было безразлично на моё прибытие. Все отдыхали по полной программе личностей, а не коллектива! Меня это устраивало. Вездесущая Татьяна Николаевна, и та, устало разговаривала с медсестрой, которую взяли с собой согласно инструкции по безопасности и из жизненного опыта; водка, солнце, расслабление!
         Я бы так и дошёл до костра, если бы не увидел Марину.
Она переоделась в белую футболку с коротким рукавом и со средним вырезом горловины. Сквозь тонкий материал просвечивался белый бюстгальтер. Клетчатая юбка сменилась на серую с белым, кожаным ремешком. На ногах были белые шлёпки или босоножки с отрезанными задниками.
         Белое ей шло гораздо лучше.
         Мне вдруг захотелось увидеть, какого цвета на ней трусики или плавки.
         Марина плавно плыла по противоположной дуге лагеря от большой палатки, где она перевоплощалась, именно для моих глаз. Когда она  проплыла мимо первых персонажей, выполнявших роли статистов массовки, у меня перехватило дыхание: «Рафаэль. «Афинская школа»!  Полсотни  скучающих  болтунов  бродят вслепую,  среди  себе подобных, и ищут умного ротозея.   Никто никого не слушает, и слышать не желает… Скопище гениальных глупцов! И среди них одна лишь Муза, - вдохновение или озарение, - молча и пристально, смотрит в глаза художнику. Потрясающая картина, Марина! Рафаэлю, я бы доверил  портрет своей Музы».
         В уши пытается проникнуть голосистый азербайджанец, но его глушит «Аве Мария»  Шуберта, исходящая из глубин моей памяти.
         Марина уловила моё восхищённое удивление и, польщённая вниманием, улыбнулась. Она плыла по кругу времён, а я стоял, как заколдованный.
         «Если бы ты знала, как ты богата и, в тоже время, щедра!» - подумал я о своей Музе. Она, как бы явилась из иного мира лишь на миг, и через мгновение исчезнет, оставив на память райские воспоминания, недоумения и грусть.
         Марина плавно и гармонично перешла из идиллии моего созерцания и воображения в суетливый остаток выходного дня. Шуберт  возвратился в своё время. Эстрадники от радости прибавили в децибелах. Я тоже захлопнул за собою дверь в иное измерение; надо было снять прозаический котёл с огня и перенести его к «столу».
         За обедом начальник поднял очередной тост за всё хорошее. Я налил себе в стакан немного вина, поднял его и посмотрел на Марину, сидевшую на другой стороне «стола». У неё, в поднятом стакане, пузырился лимонад. Мы с ней сделали символическое чоканье и выпили за всё, сказочно – хорошее, что подарил нам отдых в Славяногорске.
         В автобусе все  заняли свои места. Палящее солнце оказалось с нашей стороны. После переклички, автобус тронулся в обратный путь. Я задёрнул тёмно-зелёные шторы на окне.
         Несмотря на то, что мы с ней, как бы вернулись к исходной точке нашего знакомства, я продолжал пребывать в райском наваждении и никак не желал с ним расставаться. Мне очень хотелось увидеть на Марине именно белые трусики или плавки. Я имел на это право. Полумрак в салоне, воцарившийся от задёрнутых штор по нашей стороне, провоцировал моё желание.
         Я положил свою левую руку ей на ногу у самого края юбки. Марина плавно взяла нахала двумя руками и перенесла его на мою ногу, при этом, она не убрала свои руки назад, а, одарив меня весёлым взглядом, положила свою голову мне на грудь, чего я никак не ожидал. Её ничуть не волновали присутствующие. Она разомлела от сытного обеда и духоты, и хотела подремать в удобной для себя позе. Она так же имела на это право.
        Я развернулся немного к ней, чтобы её голова с таинственными мыслями не соскальзывала во сне вниз и, прислонившись половиной спины к горячему стеклу, закрыл глаза.
        Спала ли Марина, когда мы ехали в Славяногорск или нет, не знаю.  Сейчас же она уснула сразу. Я услышал её ровное дыхание и почувствовал хаотичное подрагивание её пальцев на своей руке.
        «Неужели  это был лишь первый этап  в её  планах на будущее?» - подумал я.
        Нет, райская, моя Ева! Теперь тебя зовут Марина, а меня Николай. И наш Рай навсегда затерялся в тени простёршегося вдоль реки леса. Старый служака Артёма, наверняка, перекопал все тропы к нему и засадил непроходимым терновником, крапивой и бурьяном.
        Провожая взглядом заповедные для себя  места, невольно, я  вспомнил, чьё-то четверостишие:
                «… Этот пыл не называй Судьбою,
                Легкодумна вспыльчивая связь, -
                Как случайно встретился с тобою,
                Улыбнусь, спокойно разойдясь…»
 
         Где-то в конце октября, Марина заставила меня вспомнить о себе. 
         Как-то Нелка спросила меня, прямо в лоб: - Давно ты видел Марину?
         Я подумал, что она имеет ввиду свою рыжеволосую подругу-однокурсницу, и ответил, что не помню.
         Я действительно успел подзабыть события одного дня из 365 дней целого года. Своим же ревнивым вопросом, Нелка всколыхнула запылившийся  слой моей памяти и воскресила его на белый свет в виде вот такой  исповеди.  Я благодарен им обеим!