Наследники Эдема. Глава 11

   11. Быть человеком...
   
   Близко подходить к местным жителям я не рискнул. Луна уже скрылась, мир вновь погрузился во тьму, и я искренне надеялся остаться незамеченным. Неясные силуэты в отблесках огня казались похожими на неуклюжих медведей, лениво передвигавшихся на задних лапах. Речь, если таковая и присутствовала в их общении, была не слышна. Только пламя костра изредка потрескивало, нарушая тишину и выплевывая вверх снопы вьющихся искр. Пахло жареным мясом. На некотором расстоянии горели еще костры, но различить сидящих вокруг них я уже не мог. Слишком далеко.
   Когда небо начало светлеть, пришлось вернуться к валунам. На открытой местности меня бы легко заметили, и об исходе нашего неожиданного контакта можно было только гадать. Я не понаслышке знал, что такие встречи в семи случаях из десяти оборачиваются кровопролитием. К первому контакту нужно тщательно готовиться, по крупицам собирая информацию, при этом оставаясь незамеченным. На это могут уйти недели, а то и месяцы. И чем больше будет информации, тем выше процент успеха. Экстренные же контакты случались редко, когда на кону стояла чья-либо жизнь. Этот риск был оправдан.
   Оказавшись в укрытии, я бросил на землю сумку, положил рядом АК и в изнеможении упал сам. От камней веяло теплом, и в практически замкнутом пространстве образованного ими треугольника становилось трудно дышать. Но выбора у меня не было. Усталость все-таки взяла свое. Спустя несколько минут я провалился в глубокий сон.
   Проснулся, когда совсем рассвело. Небо, еще вчера безоблачное, было затянуто мутной рыжей пеленой, сквозь которую проступало размытое пятно солнца. Температура воздуха держалась на вполне комфортном уровне, чему я искренне порадовался. Вряд ли бы валуны защитили от жары. Скорее, наоборот. До ущелья добраться я бы не успел - слишком далеко. Палящее солнце убивает медленно и безжалостно, выжигая из организма последние капли влаги. Смерть, которую не пожелаешь и злейшему врагу.
   Я осторожно высунулся из своего укрытия, огляделся. Вокруг все та же бескрайняя степь, даже глазу не за что зацепиться. Редкие чахлые кустики и сухие стебли травы - это все, чем была богата земля. И так до самого горизонта.
  Определившись с направлением, двинулся в ту сторону, где ночью горели костры.
   Я побывал во многих мирах. Некоторые из них мне очень нравились, как удивительной красоты природой, так и доброжелательным нравом местных жителей. Да и трудно быть другими, когда вокруг такая умиротворяющая атмосфера. Они любили свою прекрасную родину, заботились об окружающей среде, и я честно уважал их за это. А еще завидовал умению сохранять вокруг себя гармонию мира. Они мало походили на нас, но были гораздо ближе к тому идеалу Человека, который я представлял с самого детства. Пусть и внешне некоторые из этих существ были настолько омерзительны, что не могли вызывать ничего, кроме отвращения. Облик действительно бывает обманчив.
   Я посещал и такие миры, где всегда шла война. Нет, это нельзя было назвать войной в том смысле, в каком понимаем мы. Их войны походили на детские разборки в песочнице. Благородные и, порой умиляющие своей наивностью. И как бы ни сложился бой, они всегда за собой убирали. Всегда. Вместе. И с такой тщательностью, что после них не оставалось ни одной сломанной ветки. Они ненавидели друг друга, но слишком любили свою общую Родину, чтобы проявлять к ней неуважение. А как же иначе? Дом - это святое.
   Когда за спиной уже сотни планет со всем разнообразием жизни и чужих культур, все чаще начинаешь оглядываться назад, и искать несовершенства собственного дома. Какой могла быть Земля, если бы мы к ней относились также бережно? Откуда в нас это пренебрежение? Откуда? Суицидальные наклонности человеческого общества в целом - это уже патология. Странная, необъяснимая, чудовищная.
   Иногда я очень хотел, чтобы Ледник исчез из нашего мира навсегда. Чтобы зараза под названием "человек разумный" не вырвалась на свободу, и не стала убивать. Я боялся, что рано или поздно люди начнут экспансию, захватывая все новые и новые планеты. Во время ночных кошмаров видел вырубленные леса Саммоса, затянутые нефтяными пятнами голубые озера Лепъяру, а вместо воздушных замков Мокксса - уходящие ввысь небоскребы из стекла и бетона. Я просыпался в холодном поту, понимая, что это был всего лишь страшный сон. Но осадок в душе оставался надолго. Его не растворишь в алкоголе или дурмане. С этим придется жить до конца. Пусть мне с пеной у рта доказывают, будто Ледник не каждого пропускает. Чушь это все. Ерунда. Любой из "кротов" способен провести троих людей, а может, и больше. Несколько часов работы, и небольшая колония уже переброшена в нужное место. Только вот пока "кроты" этим не занимались. Однако времена меняются...
   Я с тревогой смотрел на отпечатки человеческих ступней на рыхлой почве, и сердце сжималось в ледяной комок. Это были следы людей, без сомнения. Правильные ступни, не изуродованные плохой обувью. С характерной незначительной деформацией, какая обычно появляется после многих лет путешествий босяком.
   Люди...
   Я почувствовал неладное еще ночью, когда попытался подобраться поближе к кострам. Уж больно тянуло меня на огонь. Как глупого мотылька. Чужаки тоже жгут костры, но они так не притягивают. Чужаки и есть чужаки. И огонь у них другой. А здесь манили тепло и уют, сравниться с которыми мог лишь старый камин в доме отца. Это было странное чувство. Будто стоишь на пороге собственного дома, где тебя любят и ждут. Где накрыт стол, исходит ароматными запахами горячий обед, и трепетно бьется маленький язычок пламени стоящей посреди стола керосиновой лампы. А причудливые тени на стенах подергиваются в таинственном танце, как плясали тысячи лет назад...
   Люди...
   Иногда нужно остаться в абсолютном одиночестве, чтобы заглянуть в душу и найти там ответы на те вопросы, которые раньше боялся себе задать. Или просто не мог их правильно сформулировать. Одиночество помогает порой лучше, чем самый искусный психолог. Мы беззащитны перед ним, и не смеем спорить. Просто ищем правду.
   Я понял, что никогда не любил людей. Был человеком, и презирал свой род. Презирал свое государство со всеми комитетами, службами, комиссиями. Ненавидел жизнь гражданина Союза Республик России, которая обычно начинается в серых обшарпанных стенах захолустного роддома, насквозь пропитанного запахами хлорки и спирта. Безразличные взгляды вокруг, грубые руки в желтых застиранных перчатках. Они первые, и оттого самые страшные. Кто говорит, что младенцы не эмпаты? Неправда это. Дети чувствуют безнадегу, чужую боль, и брезгливость. И в подсознании остается отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Малыши даже не знают, что где-то далеко, в других мирах, таких как они воспитывают родные матери. С любовью и лаской. С заботой и нежностью. С первых дней жизни и до тех пор, пока мать еще может дышать.
   Наши дети первый раз встречают своих родителей только в день своего совершеннолетия. Уже обладающие общим пакетом знаний, начальной подготовкой к основной профессии, но совершенно не способные любить. Первая любовь - она ведь самая важная. Их лишили ее, сделав инвалидами.
   Да, я жил в обществе калек, и сам был калекой. Неполноценным гражданином могучей страны, имеющей право за меня все решать. Страны, которой принадлежало триста пятьдесят миллионов выращенных ею рабов.
   В какой-то степени мне повезло. Я сбежал, прихватив с собой неприязнь к себе подобным. Не к отдельным людям, а к обществу в целом. Поэтому следы, которые обнаружил вокруг кострища, меня совсем не обрадовали.
   Люди... Откуда они здесь? Убогие, скатившиеся до первобытного состояния. Сколько времени должно было пройти, чтобы так деградировать? Если предположить, что они ушли из нашего мира еще в сорок третьем... Нет, недостаточно. Семьдесят лет - слишком малый срок для подобного процесса. Неужели Ледник появлялся на Земле раньше? Но чтобы пройти через него, нужно как минимум понимать то, что делаешь. Мыслить, чувствовать и иметь субмар. Или же им помогли?
   Я присел на корточки возле одного из кострищ, взял горсть еще теплой золы и растер между пальцев. Обычный серый порошок без каких-либо инородных вкраплений. Дрова хорошо прогорели...
   Дрова? Но откуда? Мне не попалось здесь еще ни одного полноценного дерева. Неужели местные жители обходятся мелким кустарником и травой? Быстрое топливо, на котором даже еду толком не приготовить. Хотя, ночью я четко слышал, как стреляли поленья. Значит, деревья все-таки где-то растут.
   Я несколько раз обошел вокруг кострища, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы ночной стоянки людей, и к своему великому удивлению, так и остался ни с чем. Не обнаружил даже экскрементов, чего просто быть не могло. Ну, не закапывают же они, в самом деле. Это уже слишком для дикарей в звериных шкурах...
   В течение часа я осматривал остальные места стоянок, и везде присутствовала такая чуждая сущности человека чистота. Это уже было за гранью моего понимания. Как? Как может целое племя переночевать, и не оставить после себя не единого клочка шкуры? Так не бывает. Или они все-таки не люди? Нет, многочисленные следы голых человеческих ступней я не мог ни с чем спутать.
   Особый интерес у меня вызвало кострище, расположенное на почтительном расстоянии от остальных. В обрамлении серого пепла, чернело продолговатое пятно, состоявшее из мелких углей. Они были жирные на ощупь, и имели странный сладковатый запах. И лишь когда в моей руке оказалась чудом не сгоревшая кость, а вернее фрагмент нижней челюсти, я осознал, что копался в погребальном костре. Значит, ночью здесь сожгли труп, и аромат жареного мяса был всего лишь обманом.
   Я поспешил отойти подальше. К горлу начал подступать комок, и глоток воды из бутылки принес некоторое облегчение. Затем я сел на землю, снял ботинки, носки. Уставшие ноги приятно зарылись в рыхлую сухую почву. Безумно захотелось лечь на спину, воткнуть в зубы сочную зеленую травинку и уставиться в раскинувшуюся над головой бездну. Только не было здесь ничего этого. Ни травинки, ни голубого неба. Чужая земля могла предложить лишь пучок сухой жесткой растительности, да мутную пелену облаков, - сомнительные удовольствия для человека.
   Собравшись с силами, я тяжело вздохнул, и снова натянул обувь. В голову вдруг пришла неожиданная мысль оставить свой личный след рядом со стоянкой, где аборигены так тщательно соблюдали чистоту и порядок. Как знак протеста, как дань всему человечеству. Наверное, подобные чувства испытывают все непризнанные уличные художники, когда видят на стене дома свободное от надписей место. Но здравый смысл все же одержал верх над заложенной в генах тяги к самовыражению, и я оставил свою затею не исполненной. Зачем нести сюда ту грязь, что была отвратительна мне самому? Я уже не гражданин свой страны, а просто путник. А путник обязан уважать традиции других.
   Идти следом за местными жителями оказалось не так-то легко. Несколько раз попадались широкие овраги, перепрыгнуть через которые я физически не мог, и приходилось двигаться вдоль, ища узкое место. Как перебирались дикари, было для меня загадкой. Я видел обрывавшиеся возле края оврага их следы, а затем четкие отпечатки уже на противоположной стороне. Сколько же силы нужно, чтобы совершить подобный прыжок? Или у них есть крылья? О каком-либо снаряжении речи быть не могло, поскольку их уровень быта напрочь отрицал возможность использования такового.
   Когда начало смеркаться, я стал искать подходящее место для ночлега. Завтрашний день мог оказаться вовсе не таким пасмурным, и встретить утро на солнцепеке очень не хотелось. Поэтому, любая глубокая расщелина вполне годилась на эту роль.
   Но мои поиски не увенчались успехом. Перестали попадаться даже овраги, и только торчащие из земли валуны выглядели уродливыми бородавками. Я осмотрел несколько из них на предмет обработки человеком, но никаких следов от инструментов не было. Только задуманный природой естественный облик.
   Тогда я решил идти всю ночь. Достал компас, определил направление, куда тянулись вереницы отпечатков босых ног. В темноте их будет не видно в отличие от стрелки компаса, а использовать фонарь очень не хотелось. Я вспомнил неизвестного зверя, что шел за мной прошлой ночью, и по спине пробежал холодок. На свет он мог отреагировать совсем по-другому. Главное, чтобы аборигены вдруг резко не свернули с намеченного пути. Иначе я уже вряд ли их найду.
   Я долго двигался на юго-запад, четко следуя крохотному фосфоресцирующему треугольнику стрелки. Спотыкался о камни, падал, но не выпускал из рук компаса. Затем взошла луна, и идти стало гораздо легче.
   Желтые огоньки костров я увидел еще до того, как снова наступила темнота. Это было даже хорошо, так как оказаться замеченным вовсе не входило в мои планы. Осторожно ступая, я начал медленно продвигаться вперед. Шаг, еще один... Нащупал острый камень, и обогнул его. Затем еще несколько шагов. И снова камень...
   Неожиданно рука уперлась во что-то мягкое и теплое. Пальцы непроизвольно сжались, сгребая клок свалявшейся шерсти. Я перестал дышать. Только сердце готово было выскочить из груди, прямо в лапы неведомого зверя. Или человека?
   Какая-то неведомая сила оторвала меня от земли. Нет, мое тело никто не держал, но, тем не менее, я парил в воздухе. Будто в один миг потерял вес. От страха пересохло во рту, руки судорожно вцепились в сумку. Свернувшись в позу эмбриона, вдруг ткнулся лбом в каким-то образом оказавшийся передо мной автомат. Еще миг, и я уже щелкнул предохранителем. Палец лег на спусковой крючок.
   Тишина взорвалась оглушительными раскатами выстрелов. Темноту расчертили яркие штрихи пуль. Я стрелял в никуда. Но в следующий момент удерживающая меня сила исчезла, и мощный удар о землю едва не сломал позвоночник. Боль была такой сильной, что я едва не закричал. Хотя, что бы изменилось? После очереди из АК это уже не важно. Следующий ход принадлежал уже не мне.