Пятидясятилетие Из второй части Если Любишь

Хорошие вести передаются быстрее телефона: у Владимира Лапина юбилей!
– Праздник – это хорошо! Это удовольствие! – торжествовал он.
– Да! – все уживается в наших застольях, – с грустью добавила я. – Бог знает, для чего и почему у нас принято: чем больше спиртного на столе, тем лучше.
– Скажешь тоже: не нами заведено, не нам и менять, – возразил Володя.
Я промолчала, лишь посмотрела с укоризной…
– То есть, конечно, мы бы не прочь упразднить эти вековые традиции, но куда нам деться от этого, – несколько обреченно уточнил муж.
– Да, уж доупразднялись – дальше некуда! Попробуй-ка на поминках налить кисель вместо водки, тебя же потом ославят на весь белый свет.
– Такая широкая особенность русской традиции замечательная разрядка для разговора откровенного, – добавил он.
– Начинается то, как всегда, хорошо наша традиция! Можно сказать, даже чинно! А заканчивается… иногда и до драки дойдет.
– Ох, а так хотелось бы по-хорошему, чтобы душа пела! Скажешь – нет!?
– Вот тебе и карты в руки, ты первый и воздержись на своем празднике, – предложила я.
– Сказано – сделано! – подмигнул Володя, откровенно посмеиваясь над моим предложением.

Хозяйничал и руководил приготовлениями Володя сам. Муж собирался отметить день рождения в мастерской. Тут тебе и выставка картин, тут тебе и зала для танцев. В углу комнаты стояла электропечь с двумя конфорками и кухонный стол. Здесь приглашенные гости, изрядно испачкавшиеся в муке, лепили пельмени. Я замесила тесто заранее. Фарш Володя приготовил сам, смешивая разные сорта мяса: индейку, свинину и говядину. Пельменей уже было неимоверное количество. Они разномастными комочками красовались на белых фанерных листах. Шкафы, холодильник и три подоконника были уставлены пельменями. Все «стряпухи» были в муке, но, Володя, как ни странно, был чист. Гости были почти все в сборе.
Еще поднимаясь по ступенькам подъезда, я почувствовала запах праздника. Я с тортом и пирожными, рулетами и конфетами – вошла, совершенно не ожидая такого скопления народа, и была несколько удивлена. В большой комнате, до потолка набитой картинами и книгами, гулял ветер, окна были открыты настежь. Володя стоял у письменного стола, наблюдал за происходящим. Одет был прямо-таки изысканно! Совершенно безукоризненный костюм из тяжелого черного шелка сидел на нем идеально. Модные черные туфли, голубая тонкого шелка рубашка и прекрасно подобранный галстук. Гости рассматривали картины, как на вернисаже, собирались кучками, вели беседы. Молодые люди пришли тоже чинно одетые, праздничные. Катюшка всем открывала дверь и принимала подарки. Она была несказанно рада. Двери открывались поминутно, гости все подходили и подходили…
– Вы, господа художники, зря здесь не толпитесь, давайте-ка столы сдвигать! – предложил хозяин. И друзья во главе с Володей из трех обычных столиков и досок стали сооружать стол для гостей и лавки. Все это сооружение было заслано грубыми холстами. Получилось очень даже здорово. На широкой поверхности стола уместилось большое количество керамических тарелок, со всевозможными закусками. В большой кастрюле варились пельмени. Запах готовых пельменей вызывал аппетит, и все ждали только приглашения…
– Прошу всех к столу! – торжественно пригласил именинник.
Все уселись за импровизированный стол. Выпили за здоровье виновника торжества и хвалебные речи поплыли в восторженных струях радуги слов. Все неутомимо выслушивали бесконечные поздравления, веселые тосты, ни секунды не сомневаясь, что так и должно быть, так и надо веселиться.
Ольга Полоротова – бывшая студентка Владимира Ивановича, влюбленная в него еще с незапамятных времен, Нина – жена Сергея Переносенко и я не успевали резать батоны и фрукты, которые горками лежали на столе в пластиковых тарелках. Посуды катастрофически не хватало. Между тарелок возвышались стаканы и какие-то плошки. Все это помещалось на огромном пространстве импровизированного стола. Ольга все подносила и подносила тарелки с горячими пельменями. Водки было больше, чем закуски. Самые выносливые гости соревновались: кто кого перепьет, потом, кто кого пересилит. Устанавливали локти на стол и тягались в ловкости и силе. Закружился праздник в хмельном веселье.
Потом немного стихло. Пришел Владимир Тетенькин! Он вошел, принаряженный и бравый в белом костюме. Вошел и огляделся:
– Я извиняюсь, это я куда-то не туда зашел?
– Опаздываете, Владимир Владимирович! Опоздавшему – штрафную кричали со всех сторон.
Все потянулись поздороваться со старейшим художником. Всеобщий любимец и весельчак, как рыцарь искусства, прибыл с картиной к имениннику. Володя весело и с достоинством принимал поздравления. Меня представлял всем гостям своей женой, Катю – дочкой.
– Вы обо мне то не заботьтесь. Успевает всюду тот, кто никуда не торопится. Я человек таинственный и крайне богатый, хочу подарить вам тысячу долларов, если присутствующие сейчас мне пожертвуют эту незначительную сумму за концерт, – объявил Тетенькин.
– Если хотите послушаться доброго совета, пейте одну водку, не смешивайте с вином и пивом, – высказался знаток Анатолий Байбородин.
– Бог с тобой! – отозвался хозяин.
– Мы ее смешиваем со спиртом и с водкой. Будь спокоен. Успеваем всюду, потому, как никуда не торопимся! – подсказывали гости.
– Да уж, ваш совет дорогого стоит, – улыбался Владимир Кузьмин.
– И я того же мнения, – подмигнул Анатолий Костовский.
А, Тетенькин, после штрафной показывал пантомиму безрукого музыканта-флейтиста, которую он изобразил с помощью продюсера-художника Казанцева. Номер произвел настоящий фурор. Как они делали обход, собирая кровно заработанные в шляпу, можно было показывать на большой сцене.
– Господа, подайте, кто, сколько может, инвалиду Бородинского сражения, истинному музыканту земли русской! – произнес серьезно Сергей Казанцев, и все гости покатились со смеху. Приглашенные художники, поэты и творцы прозы, работники радио и телевидения жертвовали, кто сколько может.
Были поздравительные шутки, песни и пляски. Я расплясалась так, что потеряла накладные волосы с прически, но, находясь во власти танца, ничуть не смущаясь, нацепила их вновь. Танцевали вальс под гармошку игравшего именинника.
– Умоляю вас, если вы сейчас выпьете за здоровье моей жены и дочки, я вам сыграю барыню, – выкрикнул подвыпивший музыкант.
Все дружно подняли свои кубки, выпили и пошли танцевать.

– Пить и есть, надо уметь, и не надо за едой говорить, – сказал писатель.
– А мы и так не разговариваем, пьем тосты за здравие и профессионализм, – заметил художник.
И присутствующие, как по команде заговорили о картинах, о художниках, об искусстве. Потом на другом конце стола уже кто-то запел «шумел камыш …» и понеслась песня, без которой не обходится ни одно застолье. Где звучит и русская плясовая и тревожно-задушевная, объединяющая всех грустная песня. Много было спето и сказано, а выпито еще больше...
Атмосфера праздника увлекала, затягивая всех, если бы соседи снизу не пообещали вызвать милицию, веселье могло бы продолжаться до утра. Нас никто не мог остановить на пол пути к заветной цели. Да мы и не думали о том, чтобы напиться и затеять что-нибудь хорошее, чтобы всем было плохо. Наоборот, мы думали, что все пьют из благих намерений – во славу и за здравие юбиляра. Потом вспоминали Володиных родителей, выпили за упокой их душ. Причем никто и не думал и не мерил, каждый выпил столько, сколько мог и уже не отдавал себе отчета и не помнил себя.
Володя не просто напился, а набрался до чертиков. Как я его ни стерегла, не смогла спасти от перепития…
Откуда-то донеслось:
– Володя, сыграй отходную. Но Володя уже не мог играть.
– Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева, – спросила я, тоже порядком захмелевшая, думая о себе, как бы ни начался «бой без правил». Потому как
хозяин уже кричал:
– Где моя жена? – заметив, что я пою песни с его друзьями.
– Да, что с тобой? – спрашивала я.
– Верушка, что все это значит? – И без перехода, – Где моя жена?

Я уже уносила груду тарелок со стола. Гости постепенно разошлись. Мы легли спать, а Володя, засыпая, все спрашивал:
– Где моя жена?
Уснули мы не сразу. Он все «воевал» во сне.
Утром я ушла на работу.
 
К вечеру я вернулась и обомлела: два друга, два художника – Десяткин и Лапин – спали вповалку на полу. Я в растерянности смотрела на эту непотребную картину. Что я могла сделать? Только растащить их по разные стороны. Я растормошила Бориса и увела его домой. А Володя в это время напился по полной программе. Водки осталось столько, что он бы из этого дьявольского искушения живым не вышел. Надо было что-то делать. Спасать от змея искусителя. Это был приступ продолжительного веселья. Он последнее время много смеялся. Но был это тот самый смех – сквозь слезы.
Потом начались срывы. Вскоре он понял, что попал в зависимость от алкоголя, и сторонился друзей. Его спокойствие было кажущимся. А великая чувствительность отражалась печалью на его лице...