Глава 12. Кировский завод Ленинграда

       С той поры перестали ходить вечером на бульвар, или же, прогуливались только по самым людным местам, чтобы не финансировать любимую советскую милицию. О какой-либо справедливости, по отношению к нам, говорить не приходилось.

Мы уже приучены, что её нет, соответственно и вели себя, с сильными — трусливо, со слабыми — нагло. В какой-то степени и милиционеров можно было понять: им хотелось хорошо жить. Но, добывать приварок таким способом! — это верх падения нравственности.

Впрочем, если этой самой, нравственности, не было в самом верхнем эшелоне власти, которая насиловала свой народ, как ей было угодно, что можно было ожидать от нижнего звена чиновников?

 Наши отношения не развивались, что мне не нравилось, и я решил познакомить Вику с Сергеем, думая, что они могут друг другу понравиться, и я вновь стану свободным. Мы втроем пошли в клуб Моряков, посмотрели глупейший кубинский фильм, содержание которого вылетело сразу же после просмотра.

Сергей был не против продолжения знакомства с Викой, но она догадалась, что я хочу от неё избавиться, и прямо сказала мне. Было неловко, но всё вернулось на свои места.

Сергей даже стал приходить домой к Вике, играл в карты с Марией Семеновной, что я никогда не делал, и понравился ей больше, чем я, который не делал попытки, хоть как-то прийтись по нраву. Женщины быстро это усекают.

Отец Вики погиб в январе 1945 года в Литве, хотя у него была бронь, работал сварщиком на цинковом заводе. Чтобы жена не прогоняла, курить на улице, приучил и её курить в постели. До сих пор смолит папиросы. Но, однажды, отпросился на день по случаю приезда родственника, и в пьяном угаре не вышел на работу в назначенное время, и его в ноябре отправили на фронт, где он вскорости и погиб. Человек сам себе делает судьбу.

Мать родом из Ростова, шила рубашки и продавала на рынке, этим и кормились, не голодали. Потом познакомилась с Алёхиным. Двадцать лет прожили в гражданском браке, но стоило зарегистрироваться, как через три месяца разошлись.

Бабушка со стороны отца — дворянка, вышла замуж за денщика мужа, погибшего белым офицером.

Средняя сестра Света хорошо играла в шахматы, даже с самой Нонной Гаприндашвили. Сразу после школы вышла замуж за офицера Владимира Копылова и уехала с ним в Германию, родила девочку Иру и мальчика Володю.

Мы продолжали встречаться, ездили в Зеленый мыс. Однажды зашли к её старшей сестре Лиде 38 лет, жившей между Барцханой и БНЗ в одноэтажных домах барачного типа. У них две проходные комнаты, кухня. У Лиды три дочери: Таня — 17 лет, Алла — 15, Катя — 12 лет.

Муж Николай с ними не живёт, горький пьяница — золотые руки. Как-то он нам встретился на улице — худой, как все алкаши, которые тратят деньга на водку, а не на еду. Наверное, поэтому у Лиды холерический темперамент. Как-то, рассердившись на семилетнюю Таню, схватила со стола графин с водой и обрушила его на голову дочери. Что не добавило у той любви к своей матери.

Телевизор показывал чемпионат мира по фигурному катанию. Впервые вижу. Интересно следить, какие оценки ставят судьи, и по каким критериям? Смогу ли понять, хорошо катаются, или не очень?

Минут через десять я уже мог почти точно предсказывать, какие оценки сейчас появятся, и вслух начал предсказывать. Девчонки тактично молчали, давая мне возможность проявить свою сообразительность.

Как-то моя мать сказала, что в Ленинграде принимают иногородних, и прописывают в общежитии. Жаль, не знал этого раньше, поехал бы не в Челябинск, а в Ленинград.

 Мать не хочет, чтобы  я женился на Вике, спрятала паспорт. Каким-то образом узнала её адрес. На обложке журнала «Юности», который я взял у неё, для прочтения, проставлен адрес карандашом, она и прочитала, пришла к ней домой и на весь двор принялась кричать:

— Отстань от моего сына! Не раздвигай ноги!

 И всё в таком духе. Мне не привыкать к подобным поступкам. Но не могу понять, чего она добивается? Чтобы всю жизнь я просидел под её юбкой, не смея посмотреть ни на одну девушку? В свои планы и намерения, она меня не посвящает.

Чтобы выманить свой паспорт, попросил Яшу прислать мне какую-нибудь книгу. Так он и сделал.

Прислал книгу Николая Носова «Незнайка на Луне». Пробовал читать, и не смог, то ли возраст не тот, то ли написана плохо хотя критики писали, что по этой книге дети могут проходить политэкономику, непонятно, зачем им она им нужна.

В ответ я отправил «Лезвие бритвы» Ивана Ефремова, которую когда-то читал с удовольствием, а сейчас нет желания читать второй раз — это говорит о том, что книга не нужна.

В июне рассчитался с завода «Электроприбор». Памятуя Челябинск, выписал паспорт, купил два билета. Вика взяла отпуск и решила прокатиться со мной. Мать пришла провожать на вокзал, чтобы убедиться, что еду один.

Вике пришлось выждать в соседнем вагоне до отхода состава от перрона. С нами в купе мужчина средних лет. На следующий день, видя наше влюбленное состояние, ушел в соседнее купе, оставив нас одних.

В Москве к вечеру нашли общежитие Зои, бывшей одноклассницы Вики, которая училась в институте. Комната на шесть коек. Но девчонки прониклись и разместились у подружек, предоставив нам комнату. Мы всю ночь не спали, миловались, но я не мог воспользоваться ситуацией, грешить на койках девушек, пусть и женщин.

Днем мы целый день бродили по городу и безостановочно смеялись над пустяками,  то я нечаянно футбольнул сумку встречной тетки, то еще какие-то смешные нелепости. Зашли в ЦПКиО, но аттракционами не воспользовались, нам и без них весело. Вероятно, сказывалась бессонная ночь.

В Ленинград уехали к вечеру, в общем вагоне места только сидячие. Я быстро уснул и сильно храпел. Вика смущенно толкала меня.

 Утром были в Ленинграде. Вика надеялась, что мы сможем остановиться у её отчима Анохина, но его дома не застали, и нам ничего не оставалось, как искать место в гостинице. Я понимал тщетность этой затеи, да и денег у нас обоих нет, чтобы оплатить хотя бы неделю проживания. По карте разыскивал очередную ближайшую гостиницу, чтобы, доехав, услышать: Мест нет.

 Мы сильно устали, но продолжали искать, не оставаться же на улице?

На Невском проспекте мужчина средних лет посулил комнату. Мы были готовы заплатить любую сумму, лишь бы немного отдохнуть. Он повел в соседний двор на второй этаж. Дверь открыла женщина и отказалась сдавать комнату по какой-то причине. Я же, понял, что нам надо искать не гостиницу, а частную комнату.

Поехали дальше от центра в Петроградскую сторону, пошли по улице братьев Васильевых, недалеко от Ленфильма. Увидел симпатичную арку в уютный дворик, и вошли. Возле детской площадки на скамейке сидели старушки. Я вежливо обратился к ним, и они посоветовали постучать в первую комнату дома, окна выходили во двор на газон.

Не веря в удачу, так как приготовился не к менее длительным поискам, чем гостиницы, постучал в дверь. Открыла худощавая женщина лет 50. Согласилась сдать комнату на 10 дней. Цену попросила назначить свою. Я набрался нахальства и спросил:

— Пятнадцать рублей вас устроит?

Она кивнула, но попросила деньги вперед. С готовностью отсчитал десятку и пятерку. Я был готов и на большие траты.

Она спросила, женаты ли мы? Я, не колеблясь, предложил посмотреть наши паспорта, и даже было полез рукой в карман, интуитивно догадываясь, что наша хозяйка хорошо воспитана и не проявит сильного недоверия. Так оно и случилось.

Она остановила жестом, и я не стал вынимать паспорта. У меня хватило сил съездить на метро в камеру хранения Московского вокзала за оставленными чемоданами. Мы расстелили свои простыни и уснули, как убитые.

           Хозяйка жила с сыном, который чуть моложе меня, работал на заводе. Уже на следующий день я стал оформляться на работу на Кировский завод, понимая, что за десять дней я должен успеть получить общежитие.

Три дня ждал изготовления фотокарточек на пропуск. Прописка в общежитие затягивалась на несколько дней. Работу не выбирал. Согласился на ту, которую предложили – правильщиком. Люди работают, значит, и я смогу.

В свободное время гуляли с Викой по Ленинграду. Во многих киосках продавались апельсины. Покупал Вике по две штуки. Однажды купил ананас. Их продавали прямо на улице, без всякой очереди. Вика нарезала ананас тонкими ломтиками и наслаждалась. Мне не очень понравился, и почти весь, она доела, потом показывала красный язык, натерла ананасом.

Питались в столовых. Однажды нашли очень дешевую – диетическую. Там впервые попробовали макароны с сыром. Самое дешевое блюдо за 13 копеек.

В последние дни Вика подружилась с хозяйкой, и та предложила готовить дома. Так что пока я устраивался на работу, Вика готовила еду, разговаривала с хозяйкой, та расспрашивала о нашей молодой семье, и, вероятно, догадалась, что мы её обманули, но было уже поздно, срок подходил к концу. Мне уже дали общежитие, и можно было спать там.

Я получил одеяло, постельное белье и сказал ребятам, что перееду завтра. Наша поездка в Петергоф не удалась. Почему-то ворота заперты. Пока добирались, сильно устали, и сразу же вернулись в Ленинград.

В другой день повел Вику в Эрмитаж. Народу много. Чтобы не потерять друг друга, обнял Вику за плечи, и так ходили по залам. У картины Рембрандта, Вика отошла в сторону и присела на скамью.

Я, посмотрев картину, решил уходить, привычно обнял за плечи подошедшую женщину. Недоразумение сразу выяснилось, вызвав у всех улыбку. Потом долго смеялись, вспоминая, как я обнял чужую женщину, вместо Вики.

Проводил Вику домой, а сам остался обживать Ленинград. Денег оставалось совсем немного. Но надо купить чайник, таз для стирки. Сдружился с соседом по койке – Володя из Карелии. Вместе устраивались на работу, и решили поровну тратить деньги на покупки. В магазине покупали шоколадный маргарин, который вкусен с белым хлебом и чаем. За один раз съедал по половине пачки.

Чтобы чай лучше заваривался, клали полный чайник под подушку. Но постоянно забывали, то он, то я опрокидывали чайник, задевали и смахивали рукой, что вызывало смех. Вся заварка выливалась на простыню, пачкалась и подушка.

Правильщиками работали двое. Один старше, другой чуть моложе меня. Возможно, они не были заинтересованы в лишнем конкуренте, поэтому наскоро объяснили приемы работы, и ушли делать свою норму.

Я же, ничего не понял. Любая моя работа превращалась в бессмыслицу. Я переспросил ещё раз, и снова ничего не понял. Видя, что у меня ничего не получается, поставили выпрямлять дорогостоящие барабаны под прессом. При мне они перегнули несколько барабанов, которые треснули. И, правильщики, воровато озираясь, бросили барабаны в контейнер с мусором. Если у них так идет работа, то мне  здесь делать нечего.

Я пошел к начальнику цеха и попросил дать другую работу. Его секретарша Дина проявила ко мне участие и посоветовала перейти термистом. Я согласился. В первый день был на подхвате у чужих печей: обливаясь потом, вытаскивал детали из раскаленной печи. Было трудно, но здесь хоть понимал, что я делаю.

Конечно, если бы мне толково объяснили работу правильщика, я бы справился и работал намного добросовестнее, чем те, двое. Они это понимали, поэтому и отделывались от предлагаемых учеников. Там было впечатление, что нет ни мастера, ни бригадира, никто не подошел ко мне, не посоветовал, как работать.

На другой день меня определили к соляным печам. Здесь закаливали тракторные карданы. За смену три часа физической работы, а в ночную смену, и того меньше. Загрузить печи и выгрузить, проверить на твердость. Остальное время можно спать. Пробовал пойти в раздевалку, забрался на шкафы, но довольно скоро уборщицы прогнали. Приходилось, дремать сидя за столом.

Все напарники приезжие, или из пригородной зоны. Многие работали по три, пять лет. Несколько раз наведывался молодой парень, который лечился уже несколько месяцев, получив сильные ожоги.


Он, в нарушение инструкции, забрался на соляную ванну с ломом, пытаясь пробить затвердевшую корку уже остывшей печи, но внутри соль в расплавленном состоянии. Произошел выброс прямо на тело.

Я начал задумываться: не может ли такое и со мной случиться? Заставят чистить ванны, и куда денешься? Часто от неловкого движения карданы срывались и падали на дно соляной ванны в раствор. Не всегда была возможность выловить упавшее. Старший махал рукой, мол, оставь, не возись, продолжай работу. Постепенно за неделю ванна забивалась, и её надо было чистить.

Если бы не опасность ожога, а от соляного раствора раны долго не заживали, работать можно, не тяжелая физически, и много свободного времени. Настолько много, что не знаешь, куда его деть? И я начал ходить по заводу, знакомиться. Забрел на окраину, где, как в порту стояли военные корабли. Территория завода огромная. Не везде побывал, не знал, можно ли здесь находиться, а то еще пришьют шпионаж в пользу Японии.

В этом году только начали выпускать мощные «Кировцы». С уважением смотрел на громадину. Поражался, как при полнейшей анархии, завод умудряется что-то выпускать. Нет учета деталей. На последующих операциях много деталей запарывают в брак, выбрасывают в мусор, но никто наказания не несет. Контролировать некому. Никто никого не заставлял. Мастеров и контролеров не видно. Все, словно сами знали, что делать. Приходили на работу и работали. Как? Это никого не волновало.

Минута в минуту окончания смены выдавали пропуска. В этом порядок. Главная формальность выполнена. Но и её обходили, стоило заиметь знакомство с нормировщицей, она давала ключ, ты забирал свой пропуск и спокойно шел домой, никто не вправе тебя остановить. Несколько раз Дина, зная, что у меня нет работы, сама предлагала пропуск, и я уходил с завода.

Первые дни после работы садился в трамвай  и ехал до конечной остановки, узнавая город. Потом начал лениться: впереди года, ещё успею узнать город, оставался дома, где скукота. Правда, однажды пригласили на лекцию о Маяковском.

В зал пришло не более десяти человек. Пожилой, полноватый мужчина, похожий на бывшего артиста, начал интересно рассказывать о Маяковском, который просил не сплетничать после его смерти. Но получилось так, что сплетничать не переставали. Он намекал на известную публикацию в «Огоньке», где были нападки на Маяковского, с чем он был не согласен. Никто из нас статью не читал.

Я годами не брал это журнал в руки, там нечего читать. Если и попадался,  то просматривал красочные иллюстрации – единственное достоинство скучнейшего журнала. Лекция мне понравилась, был поклонником Маяковского. Попросил задавать вопросы, но я, как всегда, в страшном зажиме, постеснялся отнимать у него время.

Продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/26/602