Последний старец по страницам 74

Идиот, подумал Вильгельми, передавая эбонитовую трубку в руки унтер-офицеру Бау.
   -  …Мои панцеры – пар с горячей картошки, по сравнению с их бронированными монстрами, - полушутя-полусерьездно заметил Дитер.  Он обливался охлажденной (старуха явно переусердствовала)  водой из железного таза, в который обер-ефрейтор  пехотного батальона Гетц (из Вены) вытряхнул снег из брезентового ведра. Поначалу Дитер поливал себя из армейской кружки с тавро орла и свастики, но затем взял деревянную посудину, что лежала на лавке. – Что это за корыто, мой друг? Старуха! Черт возьми, эта глупая баба наслушалась бредней от своих иудейских комиссаров. Chaise… О, эти русские панцеры, дружище! Мои Pz-I есть обычные консервные жестянки, по которым упражняются из «Вальтера». Даже Pz-VI со своей 75-мм пушкой не в состоянии пробить их лобовую броню. С их легкими панцерами мы еще как-то управляемся. Ты видел 26-тонный «Кристи»? – Дитер поднял светлые брови, в одной из которых запуталась жирная вошь. – Прекрасные ходовые данные, дизельный мотор, пушка 45-мм. Нашим панцерам не везет со «слабым противником»… Эти здоровенные сверхтяжелые КВ с вытянутыми, как у линкора, башнями! Их можно пробить только из тяжелых пушек или гаубиц. Нам приходилось давать команду «задний ход», чтобы уцелеть от их снарядов. У них крупные калибры! Если не обеспечено прикрытие люфтваффе… Представь, что большевики бросят на нашу панцерную армию несколько сот таких боевых машин – от нас останутся лишь объедки! Доблестные герои будут делать драп в пешем строю. Привязав себя к хвостам русских коров…

    - Деревянная посуда, которую ты взял, называется лохань, - Вильгельми скользил по коже бритвой, купленной в Берлине. Отточенное лезвие щекотало его намыленные, обожженные морозом щеки. – Не понимаю! У тебя, Гельмут, странная логика. Наши войска – в двух переходах от русской столицы. Панцирные дивизии Гепнера могут раньше нас войти в Москву. Под Волоколамском им противостоят одиночные очаги сопротивления… Что за слезы, дружище? Мы бабы или пасторы? Или ты объелся морожеными консервами? Ах, эти русские холода всему виной. Правда, меня Генерал-Мороз не заставляет печалиться.

   - Причин печалиться у нас много, - Дитер светился голым залом в облаках пара как первый человек в Эдемском саду. -  Больше, чем ты думаешь, старина. Сегодня, подремав на марше в своей бронемашине, я обдумывал нашу диспозицию. Выдвижение на Коломну и Каширу после захвата Тулы… К чертям свинячьим! В OKV сидят идиоты или трусы. Они окопались подле великого фюрера. С тем, чтобы свести нас всех в могилу. На ней эти янки, Томми и русские Иваны спляшут еврейский  «Интернационал» от удовольствия. Правильно? – видя замешательство Вильгельми, он засуетился. - Я сказал чушь? По-моему, все верно… - он уселся поближе к Вильгельми. -  Дружище! Штурмуя Тулу, мы подставляем русским свои оперативные тылы и коммуникации. Мало того, мы их необдуманно растягиваем. Что до флангов… Любой спланированный удар отрежет нас от основных сил. Мы не знаем, что у красных на флангах и впереди, по ходу продвижения наших войск. Разведка несет, как яйца, еще с пограничных боев, будто «все боеспособные части противника уничтожены». Наглая ложь! Я готов плюнуть в рожи этим мерзавцам Канариса. Мы уничтожали красных трижды, а они все воскресают. Точно заговоренные… - Дитер наконец поймал вошь и, зажав ногтями, с хрустом прикончил мерзкое насекомое. – Они прячут от нас свои истинные силы, Вильгельми. Вот, что я думаю, дружище! С самого начала они играют с нами в старую игру под названием «скифский обман». Нам с самой границы внушали, что красные слабы. Их танки и пушки ничто, по сравнению с мощью вермахта. Что же до авиации… Какая чушь, Вильгельми! Варвары-красные по приказу своего Сталина оставили на произвол судьбы массы войск под Киевом и Вязьмой. Это верх цинизма и изуверства! Фюрер никогда бы не отдал ни капли германской крови, намеренно оставляя своих солдат в «котле». Это доказывает, что они выродки и недочеловеки – эти большевистские свиньи! Правда, нас может постигнуть та же участь, Вильгельми. Если, конечно, фюрер не остановит это наступление – губительный охват Москвы и зимнее продвижение в глубину России. Заговор… - нахмурился Дитер, открывая свой бритвенный станок. – В глубинах «тысячелетнего рейха» зреет заговор. Думаю, среди наших генералов есть злой гений Фауста. И не один, дружище. Они, эти свиньи, снюхались с большевиками. Хотят с их помощью сокрушить наш славный фатерлянд. Долг каждого честного офицера вермахта…

   Заговор высших чинов вермахта… Я уже где-то слышал об этом, отметил про себя Вильгельми. Он и виду не подал, слушая ненавязчивую болтовню Дитера. Сделал последний штрих отточенной полоской стали. Затем осторожно ополоснул лезвие. Вытер его синим вафельным полотенцем с тавро из орла и свастики. В подтаявшем от тепла окне сквозь замысловатые, ставшие нелепыми, ледяные узоры виднелся белый холм. Поросший, словно щетиной, черным редким кустарником. На его вершине точено возвышалась колокольня из красного кирпича.  Увенчанная куполом с крестом, в котором угадывался полумесяц и солнце. Ближе к ним лепились, как в муравьиной куче, черные, со снежными шапками, избы в наличниках на заиндевевших окнах. С деревянными палками-«журавлями» над выложенными из бревен колодцами. Возле заснеженного заборчика расположился обоз пехотного батальона. Пароконные повозки с высокими бортами, на высоких колесах. С белыми литерами G. Это свидетельствовало об их принадлежности к 2-ой панцирной армии Гейнца Гудериана. Тяжеловесные бельгийские першероны с пышными гривами и хвостами, что искрились от сосулек, напоминали сказочных существ. Солдаты-форейторы были и того лучше. С опущенными отворотами пилоток, с наброшенными на плечи одеялами они были смешны. Кое-кто обвязал себе голову полотенцем или обернул ноги мешковиной, что красноречиво свидетельствовало о позорных результатах зимней кампании. Большинство Grenadiers его батальона до сих пор носили легкие хлопчатобумажные брюки. Заговор… Хорошо бы умников, окруживших фюрера, прислать сюда. На двадцати семиградусный мороз. Предатели…
   
    Прямо под окном, едва не задев стекло отточенным штыком-тесаком, приткнутым к карабину, прошел германский часовой. Голова поверх стального шлема была укутана шарфом, на плечи было наброшено шерстяное одеяло. Урча, набирая ход непрогретыми моторами (зимнее топливо тоже приходилось «заимствовать» у русских), прошли два однотонных полугусеничных тягача Sd. Kfz. 10. Они волокли за собой на прицепах почти бесполезные, короткостволые «армейские колотушки». В кузовах, на холодных железных скамьях жались друг к другу Desche Grenadiers, подняв воротники к каскам. На верхушке белого холма возникло движение. Урча и завывая в снегу, на него заполз транспортер Sd. Kf .27 \1 (на шасси «Бюссинг»). Оснащенный 20-мм четырех ствольным зенитным пулеметом фирмы «Бофорс» за стальным щитком. Над пришедшей как нельзя, кстати, зениткой тут же принялись натягивать маскировочный тент. Не одна простыня на него ушла, с усмешкой подумал Вильгельми. Ему доставляло удовольствие ощущать горячий пот на своем хрустящем, розовом теле. Ощупывать гладкий, красный подбородок. Смотреть на жизнь за окошком этой русской хаты. Будто все, что происходило на полях кровавых и страшных сражений, было бредом неугомонной фантазии. Сюжетом из Дантовского ада, воспетого этим веронцем в «Божественной комедии». Божественна ли эта трагедия, с легкой укоризной прошептал Вильгельми, проведя пальцем по носу.

   …Только бы нас не побеспокоили Russische Partizanen, с тревогой подумал он. И не налетело Russische Luftwaffe. У «русских коллег» достаточно авиации. Особенно, тяжелых, многомоторных бомбардировщиков. Небо, хотя и свинцовое, но до изумления чистое.  Ему надо было выполнить одно деликатное поручение, которое исходило из зондеркоманды SD, что подчинялась оперативной группе «Центр». В нагрудном кармане зеленовато-синего френча с белым орлом и белых с зеленым кантом армейских петлицах (flangers) находилась «весточка», которая предназначалась одной из жительниц этой деревни. Вильгельми (поручение исходило от штандартенфюрера SD Макса фон Вильнера, переведенного ближе к Энску) надлежало найти эту девушку и, произнеся код-пароль, передать ей коробку запечатанных сигарет «Befehl». В одной из них находится «тайник с сюрпризом». Была ли данная особа агентом RSHA или, всего лишь, оставаясь в неведении, служила курьером– передаточным звеном, Вильгельме знать не полагалось. Он не имел право знать о содержимом тайника. Любая попытка проникнуть в его суть, могла плохо закончиться. Равно, как и саботаж… Это он знал прекрасно. Поэтому, улучшив момент, Вильгельми собирался отправиться на поиски по адресу, который заучил наизусть…

   - Ты прав, дружище, в одном, - напустив на себя излишнюю серьезность, заметил он. – Наш фюрер знает что делает. Мы с тобой – солдаты фюрера и Германии. Наш долг оставаться ими всегда. Фантазии и недомолвки оставим для политиков, - внутренне Вильгельми рассмеялся, закрыв щепотью пальцев подбородок. Ему вспомнился рейхсминистр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, сходящий с трапа «Дорнье» на московский аэродром. Какое умильное, исполненное достоинства и понимания момента лицо было у этого «шарлатана от политики» (так шепнул ему приятель из SS), когда его снимали кинокамеры советских и германских хроникеров в 1939 году. - Старина, я слышал, что большевистский вождь Ленин додумался поставить кухарку во главе государства. Большевики сняли кинокартину на эту тему. Разумеется, я ее не видел, - он усмехнулся про себя вторично. Весь рейх смотрел советские кинокартины после заключения пакта о ненападении. Удивительная схожесть жизни двух «социалистических» держав потрясла тогда многих германцев. – Нам, германцам и войнам великого фюрера, не могут быть близки подобные лживые химеры. Недаром наши доблестные армии прошли всю Европу. Стоят у ворот большевистской столицы. Нам, истинным арийцам…

   - Ты читал вчерашний номер «Volkicher Beobaxter»? В нем был описан бой панцирной армии Гепнера под Волоколамском, - сухо возразил ему Дитер. – «Русские фанатики прекрасно сражались, несмотря на свое явное поражение… Солдатам фюрера необходимо заимствовать боевой опыт и брать пример со своих врагов, проявляющих героизм…» В статье было немало лестных эпитетов в адрес красных. Только идиот не смог бы рассмотреть их. Даже без лупы…

   - Зачем ты говоришь мне об этом? – Отто поднял брови, как будто вглядывался поверх головы «баварского друга». – Убеждаешь меня, что наша пресса правдиво пишет о наших подвигах на подступах к Москве? Согласен, дружище. С тобой готово согласиться большинство солдат и офицеров вермахта.

   - Не сомневаюсь в этом, - Дитер будто ожег свой голый зад о деревянную скамью. Так его подбросило наверх. – Мне важно знать мнение боевого товарища, Отто. Твое мнение, дружище. И ты его высказал. Слава Всевышнему Богу… - Дитер осенил свою широкую, безволосую грудь с жетоном оцинкованной стали двуперстным католическим крестом. – В твоей верности фатерлянду лично у меня, Отто, никогда не было сомнений.

   …Ага, значит у кого-то они «были» или все еще есть, с облегчением подумал Вильгельми.

  Дитер же сделал вид, что думает о своем. На самом деле, ему было не до этого. Поручение начальника группы GFP (тайная полевая полиция) зондерфюрера SS Манфреда Кройса было исполнено. «Дружище» был проверен. Вернее, достойно прошел проверку на благонадежность. К тому же Дитер, считавший себя от рождения смышленым, спинным нервом чуял нечто большее за стандартной процедурой данного оперативного мероприятия. Что-то более важное… Эта неясность немного тяготила его. Кавалера Железного креста 1-ого класса за летнюю кампанию в России. Этот черно-серебрянный, с широкими, мальтийскими крыльями крест.  Тем более, что к Вильгельми он не испытывал никаких дурных чувств. Отто был ему симпатичен своей истинно-германской скромностью, дружелюбием и прямотой. Последнее качество проявлялось «до известных пределов», но… Служба есть служба, тем более, если служишь делу тысячелетнего рейха. Воюешь в снегах России против иудейских прислужников, каковыми стали, в сознании Дитера, большинство жителей этой необъятной страны. Тем более, что Кройс, в ходе последнего инструктажа, дал знать: русских, по указанию Сталина, подвергли специальной психо-химической обработке. Все защитники Москвы «заряжены этим ядом», поэтому без колебаний готовы броситься под танки и самоходки, таранить боевыми самолетами колонны вермахта. Жители сел и деревень… От них, по словам зондерфюрера SS, если были подвергнуты обработке, тоже следовало ожидать «неприятностей». По указанию местных, скрытых или явных коммунистических активистов, а также агентов «огэпэу» они создают вооруженные банды. Нападают на одиночных, отбившихся от сослуживцев, солдат и офицеров фюрера. Зверски расправляются с ними. Опасности подвергаются одиночные легковушки и мотоциклы с фельдкурьерами. Но не только они. Сельские фанатики жгут свои избы, полные солдатами фюрера. Обстреливают автоколонны, взрывают цистерны с горючим… Были зафиксированы случаи, когда пленников, совершенно раздетых, оставляли голыми на морозе подле разбитых и сожженных автомашин. Вешали на грудь таблички с бранными словами в адрес фюрера и великой Германии. Варвары и большевистские ублюдки. Русские свиньи… Вот и эта старуха ему чем-то не нравится. Еще подсыплет нам в тарелки мышьяку или  иголок, старая ведьма. Надо поручить солдатам (особенно, из числа членов NSDAP) приглядывать за этой гарпией. Может быть, у нее сын погиб в боях с вермахтом. Тогда добра от нее не жди. Как косится сквозь щель в плащ-палатке. Не видела, русская дура, голых гренадеров фюрера? Можешь смотреть на нас вдоволь, с усмешкой подумал он, не задергивая открывшийся край камуфляжной брезентовой материи.  Но… Преимущество русских (тайное или явное) было для Дитера налицо. В ходе Московской кампании. Вермахту похвастаться было нечем. В гениальности «великого фюрера» Гельмут давно уже усомнился. Либо его держат в неведении подлецы в витых из золота погонах, либо он сам желает быть таковым. Тем более, что в беседе с Кройсом ему показалось, что куратор из SS явно склоняется в сторону этого же мнения. Склоняется, но боится окончательно наклониться. Чтобы не сломаться, как ветка под тяжестью снега, снисходительно подумал Дитер. Хотя иные ветви, склоняясь, не ломаются.

   Он внимательно осмотрел свое бугристое, покрытое мускулами тело. С багровой, обмороженной кожей на лодыжках и ступнях. Руки, особенно ладони и кисти, были багрово-красного цвета. Изрядно шелушились. Равно как нос, щеки и уши… С нас лоскутами снимают кожу, с усмешкой подумал Дитер. Он внутренне рассмеялся, довольный своей шуткой. Как со свиней на бойне… Скромность и богобоязнь (отец и мать Гельмута были католиками) не позволяла ему раздевать мертвых русских солдат. Он вздохнул, понимая, что суровые правила военной жизни давно уже отодвинули его представления о Боге. С недавних пор в сознание розовощекого баварца стала вкрадываться мысль: почему Всевышний, если Он так всемогущ, попускает тяготы и лишения германских солдат под Москвой? Бог свидетель, мы незаслуженно мучаемся в этой варварской стране. Солдаты фюрера не жалеют себя, добывая все новые и новые победы. Бог же обрушивает на них все новые «чаши» мук и страданий. Сосуды гнева…Когда же придет конец? Сколько погибло в боях под Киевом, Смоленском, Вязьмой и Тулой моих боевых товарищей? Прекрасных германских парней, которым следовало жить. Прославлять тысячелетний рейх. Любить своих верных жен и растить детей. Штиммельбах и Хальб сгорели живьем в своем панцире. Вернер Крембль-Хершнер, мой земляк, житель Мюнхена, погиб от случайной пули. Высунул голову из башни, когда уже не стреляли. Какая несправедливость… Они сгинули на этих бескрайних пространствах, подумал он. Эта звенящая пустота, которой он с некоторых пор стал называть Россию, забрала их верные фюреру и Германии души. Тела же покоятся на двух метрах в чужой, мягкой, как хлеб, земле. Я же, Гельмут Дитер, жив и даже поправился. На пайках вермахта не особенно похудеешь – вон, какое брюхо выступает… Кормят как свиней, перед бойней. Он осторожно прикоснулся к двум пышным складкам внизу живота. Спешно одернул руку… Не о том думаете, майор Дитер. Шнапс и бабы ждут солдат фюрера, как древних ландскнехтов герцога Баварского, в каждом покоренном городе. Германия страдала вплоть до ХХ века. Право жить в единой империи храбрые германцы завоевали в кровопролитных сражениях. Прежде всего с этими проклятыми лягушатниками-французами. Пока эти русские нам помогали, они были наши друзья. Теперь… Он осторожно прикоснулся к качнувшемуся, на железной цепочке, круглому оцинкованному жетону с личным номером и номером части. Мне не хочется верить, что Эльза Дитер получит такую посылочку по почте. Вернее открытку с траурным венцом и скорбным текстом с цитатой из Библии. Надо остаться в живых в этом аду. Главное, сохранить свою бессмертную душу. Не потерять честь, война и человека. Просто честь…

   - Старуха! – сказал Дитер, уже вымывшийся и выбрившийся. Одетый в черный короткий китель с Железным крестом, с розовым кантом на серо-серебряных ветвистых петлицах. – Возьми… - он отсчитал, вынув из портмоне, сто рейхсмарок. – Солдаты фюрера благосклонны к тебе. Не думай о нас плохо. Это и это, - он, не церемонясь, указал белым пальцем на овчинный тулуп Матрены Тимофеевны и заячью шапку. – Переведи ей, Отто: я покупаю. Это военная необходимость! Еще столько же… - он указал глазами на портмоне со своим месячным содержанием офицера вермахта. – Ты понимаешь меня, русская баба?

   - Ведь она не понимает тебя, Гельмут? – Отто пошевелил кончиком носа (Дитер обратил на эту способность внимание только сейчас), напоминая «баварскому другу» его же слова.