Еще о военных годах, жизнь эвакуированных

- Машенька, покажи нам  попку, - обращались мы к девочке, нашей подружке, в далеком детстве.

Машенька юлой начинала вертеться на одном месте, быстро перебирая босыми ножками по земле. Платье девочки вздувалось прозрачным колоколом, обнажая худенькое тельце. И голую попку. И другое. Далекие детские воспоминания. Нет, мне и сейчас не стыдно за такую просьбу, к девочке. Хотя, как не стыдно! Но, ни о чем плохом мы тогда не думали. И девочку обидеть не хотели. Просто – детское баловство.

И, наверно, мы что-то тогда не понимали. Не понимали, что так баловаться нельзя.

В годы войны в нашем северном поселке жило много семей эвакуированных. Некоторым семьям государство дало жилье, - многосемейным, семьям с детьми, со стариками. Но многие семьи, я думаю, эту проблему решали сами. Кто-то – снимал жилье, у местных жителей, кто-то – построили себе  времянки. Строить было из чего, лес кругом, и доски можно было достать. Делали опалубку из досок, засыпали шлак вовнутрь, пол, потолок, печку…. Вот тебе и нехитрое жилье. Но куда деваться, война! И не под немцами, главное!

Помню одну такую избушку. Не ошибусь, если скажу – как «на курьих ножках». Наверно, хозяева любили природу, и построили домик на опушке леса, недалеко от нашего дома. Но, скорее всего, жильцам там было удобнее жить, и дрова для печки рядом, и в лес, по грибы, по ягоды было удобно ходить. Время было голодное.

Вот там и жила та девочка Маша, наша подружка. Относились мы к ней как к приезжей, несколько свысока. Но не обижали, кроме вот этой просьбы, показать нам свою попку. Людского добра, в войну, было больше.

Ходила Маша всегда без трусиков. Наверно, у родителей не хватало денежек на такую «мелочь», других забот было «полон рот». И уж очень добрая была девочка Маша. Всегда была готова выполнить любую нашу просьбу. Говорили взрослые, при эвакуации семья Маши попала под бомбежку. И Маша так напугалась, что у нее что-то случилось с головкой.

Так же, что-то случилось с головкой у моего детского друга Вовки Петрова. Они, с бабушками, эвакуировались, убегали от немцев из Ленинграда. И тоже попали под бомбежку. Отец у Вовки был офицер, и воевал. А мать – была медсестрой в госпитале.

Иногда мне кажется, Господь Бог так задумал – если с человеком случаются тяжелые испытания, тяжелые невзгоды, - все наслоения, уже человеческие, в душе людей как-то стираются. И остается только Божье. Остается доброта.

Наверно, мы, люди – человечки, это не всегда понимаем. И говорим – «что-то случилось с головкой». И девочка Маша, и Вовка Петров – остались в моей памяти как самые добрые друзья, в моем детстве.

Другая избушка на «курьих ножках» была построена, тоже эвакуированной семьей, возле поселкового железнодорожного вокзала. Только не с главной его стороны. Мой путь в школу был по тропинке, мимо этого домика. Время было военное, голодное, всегда хотелось есть. У моей детской семьи был огород, рядом с домом. Но, почему-то, овощи там росли плохо. Наверно, маме было некогда хорошо ухаживать, трое детей, отец на войне.

И вот, шагая в школу, младшие классы, я «кошусь» на грядки, возле того домика. Хозяев не видно. Есть хочется, наверно, в животе урчит. Подготовка в моей душе, рывок, и я выдергиваю с грядки несколько морковин. Из домика выскакивает мальчик, наверно, мой ровесник, и за мной. Время – уже заморозки, мальчик босой. Я удираю, страх увеличивает мои силы. Наверно, мама мальчика запрещает сыночку выходить на улицу. Он не догоняет меня. Прекращает погоню. Я - то, хоть и в плохоньких, но все же – в ботиночках. Ноги у меня не мерзнут, в отличие от моего преследователя.

Наверно, в следующие дни я обхожу тот домик стороной.

Конечно, дОлжно стыдиться прошлых таких моих поступков. Но, наверно, Господь уже простил меня. И мне приятны эти воспоминания. Но… грешен я, трудно отрицать это.